Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава X. (старая орфография)

ГЛАВА X.

Поистине две трети разговора наших кучеров и кондукторов до прибытия в Жюлесбург касались Слэда. Для того, чтобы иностранцы имели ясное понятие о том, что значит в Скалистых Горах отчаянный удалец, я предоставлю читателю всю местную болтовню в виде рассказа.

Слэд родился в штате Иллинойс от хороших родителей. Двадцати шести лет он в ссоре убил человека и скрылся. В Сент-Жозефе в Миссури он присоединился к одной из первых партий переселенцев в Калифорнию и был выбран главой её. Однажды в степи он сильно поспорил с одним из обозных извощиков, так что они оба схватились за револьверы; извозчик оказался ловчее и первый успел зарядить оружие; видя это, Слэд сказал, что стыдно рисковать жизнью из-за такого пустяка, предложил бросить пистолеты и вступить в кулачный бой. Извозчик, ничего не подозревая, согласился и положил свой револьвер на землю; Слэд, радостно улыбнувшись над его простотою, убил его наповал!

Слэд снова бежал и повел необузданный образ жизни, то нападал на индейцев, то скрывался от иллинойского шерифа, который обязан был его задержать за первое убийство. Разсказывали, что в одной стычке с индейцами, он собственноручно убил трех из них и, отрезав им уши, послал эти трофеи начальнику племени.

раз перед этим толпа бродяг воровала у общества лошадей, останавливала дилижансы и радовалась мысли, что не найдется такого смелого человека, который бы решился отмстить им за их проделки. Слэд отмстил им скоро. Бродяги тогда пришли к тому заключению, что новый надзиратель неустрашим. Он живо справлялся со всеми виновными. В результате оказалось, что нападения прекратились, имущество общества оставалось целым и дилижансы округа Слэда всегда проезжали в безопасности! Правда, чтобы достигнуть этих благих последствий, Слэд убил несколько человек, кто говорит трех, кто - четырех, а некоторые говорят и шесть человек, во всяком случае мир ничего не потерял от этого. Первая крупная ссора произошла у него с бывшим надзирателем Юльюсом, который также был известен своим безразсудным и бешеным характером. Юльюс ненавидел Слэда за то, что он заместил его, и только ждал случая, чтобы с ним сцепиться. Слэд имел неосторожность вновь взять в услужение человека, которого Юльюс когда-то прогнал. Потом Слэду удалось перехватить упряжку лошадей, в укрывательстве которых он обвинял Юльюса, говоря, что он приберегал их для себя. Война была объявлена, и в течение одного или двух дней они осмотрительно ходили по улицам, ища друг друга: Юльюс, вооруженный двуствольным ружьем, а Слэд со своим сослужившим уже ему службу револьвером. Однажды, когда Слэд входил в лавку, Юльюс пустил в него заряд из-за двери; Слэд был ранен, но и Юльюс получил в отместку несколько тяжелых ран. Оба упали и были снесены домой, и оба клялись, что в следующий раз прицел будет вернее и они не дадут промаха. Долго пролежали они в постели; Юльюс встал первый, собрал свои пожитки, навьючил ими пару мулов и ушел в Скалистые Горы понабраться сил, чтобы быть готовым ко дню разсчета. В течение нескольких месяцев о нем не было ни слуху ни духу, все успели забыть его, исключая самого Слэда; не в характере этого человела было забывать врага, напротив, общий говор был, что Слэд назначил награду тому, кто доставит ему Юльюса живым или мертвым.

Через несколько времени общество, видя умелое и энергичное управление Слэда, возстановленный им порядок и тишину в одном из самых плохих округов, перевело его в Скалистые Вершины, округ, находящийся в Скалистых Горах, для того, чтобы и там водворить порядок. Это было самое гнездо бродяг и негодяев, там не было и признака уважения к законам, царствовали насилие и кулачная расправа. Самые простые недоразумения разрешались тут на месте ножем или револьвером. Убийства совершались среди бела дня и частое повторение их никого не возмущало и никто не вмешивался в эти дела; полагали, что убийцы, вероятно, имели на то свои причины, и вмешательство посторонних сочлось бы неприличным. После убийства все, что требовал этикет Скалистых Гор, это было, чтобы свидетель помог убийце похоронить свою дичь, в противном случае при первом убийстве с его стороны, когда ему понадобится такая же услуга, ему непременно припомнят его грубость.

Слэд поселился тихо и смирно среди конокрадов и убийц, и в самый первый раз, как один из них осмелился в его присутствии дерзко прихвастнуть, он тут же его и пристрелил. Он начал усиленно преследовать бродяг и в весьма короткое время совершенно прекратил их грабежи и нападения на почтовые табуны, вернул большое количество краденых лошадей, убил несколько самых отчаянных мошенников округа и навел такой ужас на остальных, что они прониклись к нему особым уважением, восхищением, боязнью и слушались его! Он так же великолепно повел дело тут, как и в Оверлэнд-Сити. Поймал двух человек, загнавших стадо, и собственноручно повесил их. Он изображал в своем участке верховного судью, присяжного заседателя и взял на себя и роль палача, и не только защищал от обид своих служащих, но и проходящих переселенцев. Однажды у нескольких переселенцев украдено было их имущество, они пожаловались Слэду, который случайно зашел в их стан, и он с одним спутником-товарищем отправился в известный ему притон, хозяев которого он подозревал; отворив дверь, он начал стрелять направо и налево, и убил трех, а четвертого ранил.

Извлекаю следующую статью из маленькой интересной книжки {"Бдительные в Монтане" проф. Т. Ж. Димсдэль.} из Монтана:

Во время своих разъездов Слэд вел себя полным властелином; бывало, приедет на станцию, заведет там ссору, перевернет весь дом вверх дном и жестоко обойдется с жильцами. Несчастные не имели возможности отомстить за себя и были принуждены покоряться. Однажды, в одно из таких нашествий, убил он отца красивого, маленького воспитанника своего, Джемма, которого призрел и который после казни Слэда остался жить с его вдовой. Разсказы о неистовых поступках Слэда так многочисленны и разнообразны, что по почтовому тракту составилась целая легенда об этой личности; он вешал, нападал, убивал, закалывал и бил людей, сколько мог и хотел. Что касается мелких и незначительных ссор и стреляний, то можно утвердительно сказать, что подробное описание жизни Слэда было бы наполнено такими развлечениями с его стороны.

человека, который когда-то ему не угодил - заметьте, какою памятью обладал этот человек на такого рода дела. - "Джентльмэны, - сказал Слад, вынимая пистолет, - это будет выстрел на хорошие двадцать ярдов - я ему сниму третью пуговицу на сюртуке!", что он и сделал. Окружающие восхищались такою меткостью и приняли участие в похоронах.

Был также случай такого рода: один человек, торговавший вином на станции, чем-то разгневал Слэда, и тотчас же пошел и сделал духовную. Дня через два Слэд вошел к нему и потребовал водки, человек этот нагнулся под прилавок (очевидно, чтобы достать бутылку, может быть, и что-нибудь другое), но Слэд улыбнулся той давно известной всем кроткой, лицемерной и самодовольной улыбкой, означающей смертный приговор и сказал ему: "Нет, не ту, а дайте самого высшого сорта". Таким образом несчастному торговцу пришлось повернуть спину Слэду, чтобы с полки достать дорогую водку, и когда он обернулся к нему лицом, то встретил дуло пистолета Слэда. "И в одну минуту, - прибавил мой рассказчик многозначительно, - этот человек был из мертвых самый мертвый".

Почтовые кондуктора и кучера говорили нам, что иногда Слэд оставлял без внимания, не безпокоя и не упоминая даже имени ненавистного врага своего, в продолжение нескольких недель, по крайней мере, так случилось раза два. Одни говорили, что это была хитрость с его стороны, чтобы убаюкать подозрение жертвы и тем впоследствии воспользоваться, другие же уверяли, что он приберегал врага, как школьник прячет пирожное, чтобы продлить как можно долее чувство предвкушения мести. Один из таких случаев был с французом, который оскорбил Слэда. Ко всеобщему удивлению Слэд не убил его на месте, а оставил в покое на довольно продолжительное время, кончив, однако, тем, что раз поздно ночью отправился к французу, и когда этот последний отворил ему дверь, он его застрелил, втолкнул ногою труп во внутрь жилья, и поджег дом, где, кроме убитого, сгорели его вдова и трое детей! Разсказ этот слышал я от многих, и видно было, что рассказчики убеждены были в истине своих слов. Он, может быть, и верен, а может быть, и нет. "Худая слава бежит" и т. д.

Однажды Слэд попался в плен людям, которые решили предать его суду Линча; они обезоружили его, заперли крепко на-крепко в дровяном сарае и поставили стражу. Он убедил своих врагов послать за его женою, с которой хотел иметь последнее, свидание. Жена оказалась смелая, любящая и умная женщина, она вскочила на лошадь и поскакала на видимую опасность. Когда она явилась, ее впустили, не сделав предварительно обыска и, прежде чем дверь успела затвориться за ней, она проворно вытащила пару револьверов и вдвоем с мужем пошла смело против врагов; под частыми и усиленными выстрелами вскочили они вместе на коня и скрылись невредимыми.

Слэд подкупил негодяев, чтобы захватить давнишняго врага своего Юльюса, которого они нашли в хорошем убежище, в самых отдаленных местах гор, поддерживавшого свое существование охотой. Негодяи привезли его с завязанными ногами и руками в Скалистые Вершины, внесли его и положили на середину скотного двора, прислонив спиною к столбу. Говорили, что радость, озарившая лицо Слэда, когда он об этом узнал, была положительно страшна. Он пошел удостовериться, крепко ли связан его враг, потом лег спать в ожидании следующого утра, чтобы, продлив удовольствие, покончить с ним. Юльюс провел ночь на скотном дворе, а в местности этой не бывает теплых ночей. Утром Слэд забавлялся истязанием врага: то прицелится на него из револьвера, то щипнет и уколит его, то отрежет палец, несмотря на мольбы Юльюса, скорее покончить его страдания. Наконец, Слэд снова зарядил револьвер и, подойдя к своей жертве, сделал ей некоторые характеристическия замечания и выстрелил в упор. Тело лежало целые полдня на том же месте, никто не решался дотронуться до него, не получив на то приказания; наконец, Слэд нарядил несколько человек и сам принял участие в похоронах, предварительно отрезав у покойника уши и положив их к себе в жилетный карман, где он их и носил некоторое время с большим удовольствием. Так мне рассказывали про эту историю и в таком виде я читал ее в калифорнских газетах. Едва ли она верна во всех своих подробностях.

порядочный, самый спокойный человек, каких мы еще не встречали между служащими в оверлэндском обществе, сидел во главе стола, рядом со мною. Никогда еще юноша не был так поражен и удивлен, как я, когда услыхал, что его зовут Слэдом.

не всякому путешественнику, изучавшему чужия страны и новые нравы, удавалось лицезреть, слышать и разговаривать с таким сказочным злодеем!

Он был так мил и так любезен, что я невольно смягчился к нему, несмотря на все ужасы, рассказанные о нем. Едва можно было верить, что этот милый человек был безжалостный каратель бродяг и что именем его матери жители гор пугали детей своих. И до сих пор, когда вспоминаю о Слэде, ничего особенного не заметил я в нем, разве только, что он имел широкое лицо, плоския скулы и весьма тонкия и прямые губы. Но на мое молодое воображение подействовали и эти приметы; с тех пор, когда я встречаюсь с человеком с подходящими чертами, я не могу избавиться от мысли, что обладатель их человек опасный.

Подали кофе, и когда его осталось уже немного, Слэд протянул руку, чтоб налить себе вторично, но заметил, что моя чашка пуста. Весьма учтиво предложил он мне кофе, но я, хотя и желал еще, также учтиво отказался. Я боялся, полагая, что он сегодня, еще никого не убив, мог нуждаться в этом развлечении. Слэд, хотя любезно, но всетаки принудил меня выпить вторую чашку, сказав, что я в ней более нуждаюсь, чем он, так как всю ночь проездил; говоря это, он налил мне весь кофе, до последней капли. Я поблагодарил его и выпил, но не чувствовал себя спокойным, потому что не был уверен, что через несколько минут он не пожалеет о сделанном и не пожелает убить меня, чтоб вознаградить себя за потерянное. Но ничего подобного не случилось. Мы уехали, оставив его с двадцатью шестью жертвами на душе, и я почувствовал некоторое облегчение при мысли, что, так основательно оберегая No 1 во время завтрака, я счастливо отделался, не сделавшись No 27. Слэд вышел посмотреть дилижанс и видел, как мы отъехали, предварительно велев положить аккуратно почтовые сумки для большого нашего удобства; мы с ним простились, убежденные услышать снова что-нибудь о нем и полные желанием узнать, при каких обстоятельствах это случится.