Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XVII. (старая орфография)

ГЛАВА XVII.

По истечении двух дней счастливого, сытого и во всех отношениях приятного пребывания нашего в Большом-Соленом-Озере-Сити мы покинули его, не приобретя, однако же, большого знания в мормонском вопросе, чем с каким туда приехали. Мы собрали хотя и много "сведений", но не знали, которые из них были верны и которые нет, так как собраны они были от людей мало знакомых, совершенно чужих. Нам говорили, например, что ужасное "избиение на Горных Лугах" было вполне дело рук индейцев, и что джентили только предательски старались обвинить в этом мормонов; также говорили, что индейцы столь же виновны в этом деле, как и мормоны; слышали тоже достоверно, что мормоны почти одни виноваты в этой страшной, безжалостной резне.

Только через несколько лет узнали мы истину из книги "Мормонский пророк" мистрисс Уэтт, где находилось описание разбирательства этого дела судьею Крадельбо; оказалось, что последнее сведение, данное нам, было самое верное, и что мормоны именно и были убийцами. Все наши сведения исходили из трех источников, и потому я благоразумно отказался от мысли разрешить "мормонский вопрос" в два дня, хотя знал некоторых газетных корреспондентов, решающих вопросы и в один день.

Я оставил Большое-Соленое-Озеро-Сити с не совсем ясным понятием о тамошнем положении дел, да, впрочем, было ли там и какое-нибудь положение дел вообще. Но потом я успокоился, вспомнив, что мы там узнали две или три истины, и таким образом два дня не пропали даром. Например, мы узнали и убедились, что положительно находились в земле пионеров. Дороговизна самых пустяшных вещей зависела от высокого тарифа и от дальности перевозки. В то время на востоке денежной единицей была пенни, на западе от Цинцинати единицей была серебряная монета в 5 центов и ничего нельзя было купить дешевле 5 центов, в Оверлэнд-Сити было 10 центов; тут же в Соленом-Озере единицей была 25-центовая монета и ничего нельзя было приобресть дешевле этой суммы. Мы привыкли к употреблению ¹/₂₀ мозоли или укрепить желудок, или предупредить зубную боль - всему отдельно цена 25 центов. Когда мы по временам подсчитывали наши деньги, то можно было думать, что ведем расточительную жизнь, но когда мы просматривали счеты, то оказывалось, что ничего подобного не было. Но люди легко свыкаются с большими денежными единицами и с высокими ценами и даже любят и гордятся этим; переход на малую единицу и на низкия цены гораздо труднее и не скоро к нему привыкаешь. Больше половины людей, привыкнув в течение месяца к 25 центам, готовы краснеть всякий раз, когда вспомнят о своей презренной 5-центовой монете. Как сильно краснел я, в пышной и блестящей Неваде каждый раз, когда вспоминал о финансовом уроке, данном мне в Соленом-Озере. Это было таким образом (любимая фраза великих авторов и очень красивая, но я никогда не слыхал, чтобы ее кто-нибудь употреблял в разговоре). Молодой малый из метисов, с лицом желтым, как лимон, спросил меня, не желаю ли я почистить сапоги, это было в гостиннице Соленого-Озера, на другой день нашего приезда. Я сказал "да", и он мне их почистил, я подал ему серебряную монету в 5 цент. с благосклонным видом человека, который благодетельствует бедным и страждущим. Желто-образный малый взял ее, как мне показалось, со сдержанным волнением, положил ее на свою широкую ладонь и стал ее осматривать, как философ осматривает ухо мошки через микроскоп. Несколько человек горцев, конюхов, почтовых кучеров и т. п. подошли и тоже стали смотреть на монету с тем равнодушием к приличию, которым отличаются эти дерзкие пионеры. Тогда желтый малый подал мне монету обратно, сказав, что я лучше бы держал свои деньги в бумажнике, чем в моей душе, тогда оне не были бы такими маленькими и ничтожными. Все кругом разразились громким, непристойным смехом! Я тут же уничтожил эту гадину добродушной улыбкой на его злое замечание, которое походило на скальпирование.

высшими созданиями, презирали "эмигрантов". Мы не позволяли в нашем присутствии никаких лишних разговоров; мы желали лучше пройти за пионеров, за мормонов, за почтовых кучеров, за погонщиков, за убийц на Горных Лугах, за все, что хотите и что в степях и в штате Утахе уважалось и чем восхищались, но нам совестно было быть "эмигрантами" и мы стыдились нашего белого белья и жалели, что не можем браниться и ругаться в присутствии дам.

И много раз потом в Неваде бывали случаи, когда нам приходилось понимать унизительное положение "эмигранта", существа низкого и жалкого. Может быть, читатель и был в Утахе, в Неваде или в Калифорнии и, может быть, даже и недавно, и когда он с грустью и с снисхождением смотрел на все эти страны, сравнивая их в своем уме с тем, что для него действительно составляет настоящий "мир", то скоро приходил в убеждению, что тут он жалкий и ничтожный и что каждый старается дать ему это почувствовать. Бедняга, они смеются над его шляпой, над покроем его сюртука, сшитого в Нью-Иорке, над его выговором, над его забавным невежеством о рудах, о шахтах, о тоннелях и других вещах, которых он прежде не видел и о которых мало читал. И все время, пока он думает о грустной судьбе находиться в изгнании в этой далекой стране и одинокой пустынной местности, жители тамошние смотрят на него свысока, с презрительным сожалением, потому что он "эмигрант", а не то превосходное и благословенное существо, "Сорок Девятый".

Снова началась привычная жизнь в дилижансе, и в ночи нам почти казалось, что мы никогда не выходили из нашего уютного помещения между почтовыми сумками. Впрочем, мы сделали одно изменение: мы накупили себе провизии, хлеба, ветчины, вареных крупных яиц в двойном количестве, чтобы не голодать в продолжение оставшихся нам еще шестисот миль пути.

И последующие дни действительно было одно наслаждение сидеть и любоваться величественной панорамой гор и долин, лежащих под нами, и есть ветчину и крутые яйца, между тем как духом и глазами восхищаться то радугой, то грозным и безподобным закатом солнца. Ничего так не придает любви к прелестному виду, как ветчина и яйца. Ветчина и яйца, а потом трубка, старая, первого разряда, прелестная трубка, ветчина, яйца и вид, быстро несущаяся карета, ароматичная трубка и довольное сердце - это есть счастье. Счастье, о котором мечтает и за которое борется все человечество и во всех возрастах.