Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXI. (старая орфография)

ГЛАВА XXI.

Утром на двадцатый день мы приближались к концу нашего путешествия. После полудня мы должны были приехать в Карсон-Сити, столицу территории Невады. Мы этому не радовались, а, напротив, жалели. Поездка эта была такая приятная и веселая; мы ежедневно делали новые наблюдения и обогащались новыми познаниями и успели привыкнуть к жизни в почтовой карете, она нам нравилась, так что мысль о спокойствии и о скучной оседлости в селении не улыбалась, а, наоборот, удручала нас.

Видимо наше новое местожительство походило на пустыню, окруженную стеною снеговых гор. Кругом не было ни одного дерева, никакой растительности, исключая бесконечного шалфейного куста и гриз-вуда (grease-wood). Вся природа казалась серой, мы снова тащились по глубокой щелочной пыли, которая поднималась густыми облаками и расходилась по степи, как дым от пожара. Мы покрыты ею были, как мельники, а также и кучер, карета, мулы и почтовые сумки - все, мы, шалфейные кусты и природа вокруг, все было однообразного цвета. Вдали длинные обозы с грузом поднимали такия облака пыли, что, казалось, виднеется степной пожар. Эти обозы и их хозяева были единственные живые существа, видимые нами, так как мы двигались в тиши, в одиночестве по пустыне.

Каждые двадцать шагов нам попадались скелеты вьючных животных, кожа которых, обтягивая выдающияся ребра, была покрыта слоем пыли. Часто ворон, важно сидя на черепе, провожал проезжий экипаж с задумчивым взором.

Понемногу Карсон-Сити стал показываться, он скромно приютился на окраине большой степи, но был еще настолько далек от нас, что издали дома виднелись белыми точками в тени целого ряда гор, вершины которых терялись в облаках.

Мы приехали, разложились, а дилижанс отправился дальше. Это был "деревянный" город с двумя тысячами жителей. Главная улица состояла из четырех или пяти маленьких беленьких домиков с лавками, которые все сгруппировались близко друг к другу, бок о-бок, как будто в этой огромной степи было мало места. Боковая дорожка для пешеходов была из досок, худо скрепленных и которые ежеминутно грозили провалиться. Посреди города, против лавок, была площадь, непременная принадлежность всех городов за Скалистыми Горами, большое неогороженное пустое место, очень удобное для публичных аукционов, продажи лошадей, больших сборищ и также необходимое погонщикам, чтоб расположиться станом. Напротив площади, с двух других сторон её, были магазины, конюшни и конторы. Остальная часть города была разбросана довольно живописно.

Мы познакомились с некоторыми гражданами еще в почтовой конторе, а по дороге к губернатору из гостинницы, между другими, и с м-ром Гаррисом, который был верхом; он начал что-то говорить, но вдруг прервал себя и сказал:

- Придется мне извиниться перед вами; вон там стоит человек, который клялся, что я помогал обокрасть калифорнский дилижанс - страшная дерзость, сэр, я даже не знаком с этою личностью.

Он поехал и стал угрожать незнакомцу шестиствольным револьвером, на что тот ответил ему тем же. После нескольких пистолетных выстрелов незнакомец отошел и возобновил свою работу (починял кончик кнута), а м-р Гаррис проехал мимо, возвращаясь домой, учтиво раскланялся, имея простреленное легкое и раненую ногу; из них струилась кровь, которая бежала по лошади и придавала ей совсем оригинальный вид. После того каждый раз, когда Гаррис убивал человека, я всегда вспоминал этот первый день в Карсоне.

Вот все, что на этот день нам пришлось увидеть до двух часов, так как в это время дня обыкновенно дул ветер "Уашу-зефир" (Washoe-Zephyr), который с собою приносил огромных объемов облака пыли, и столица Невады пропадала из виду; впрочем, кое-когда можно было что-нибудь и разглядеть, весьма интересное для новоприезжих; ветер по пути поднимал вверх все, что встречал, и в облаках пыли виднелись порхающия вещи, которые то покажутся, то исчезнут за тучею пыли: шляпы, цыплята, зонтики летали высоко под небом; покрывала, булыжник, шалфейные кусты - немного ниже; цыновки, шкуры буйволов - еще ниже, потом шли лопаты и угольные ящики; зеркальные двери, кошки и маленькия дети следовали за ними, также и разорванный и разломанный хлам, легкие экипажи и тачки; а на тридцать или на сорок футов над землею буря раскрывала дома и поднимала крыши.

И было на что смотреть. Я мог бы лучше и больше увидеть, если бы не эта скверная пыль в моих глазах.

Серьезно говоря, ветер этот не безделица. Он легко уносит непрочные строения, а гонтовые крыши - безпрестанно, свертывает жесть в трубку и сдувает иногда почтовые кареты и выдувает оттуда пассажиров; есть предание, которое гласит, что оттого там такое множество лысых, что ветер сдувает волосы с головы в то время, как все смотрят наверх, на улетающия свои шляпы. Летом, после полудня, редко не видать движения на улицах в Карише, ежеминутно видишь прыгающих людей, хватающихся за свои непокорные шляпы и напоминающих горничных, которые стараются поймать паука.

"Уашу-зефир" ("Washoe" есть ласкательное прозвище в Неваде) есть особенный ветер, о котором упоминается в Св. Писании, "и не знаеши, откуда он идет". Это значит, откуда он происходит.

В продолжение всего лета этот приятный ветерок дует аккуратно в одно и то же время: он начинает свою службу ровно в два часа пополудни и кончает в два часа ночи; и если кто рискнет во время этих двенадцати часов выйти, то должен покориться ветру, который легко может снести его мили на две от места направления. А между тем первая жалоба приезжого в Сан-Франциско, из стран этого ветра, та, что тут очень силен морской ветер! Вот вам человеческая натура!

Губернаторский дворец в территории Невады состоял из беленького одноэтажного домика с двумя маленькими комнатами, с крытым подъездом снаружи, для большого величия; вид его возбуждал уважение граждан, а индейцев поражал до благоговения. Новоприезжая администрация, с начальниками и с членами её, помещалась не с такою пышностью. Они должны были квартироваться где хотели, и канцелярию обыкновенно устраивали в своих спальнях.

Наш секретарь и я поместились у одной почтенной француженки, под названием Бригитты О'Фланниган, верной подруги его превосходительства г-на губернатора. Она знавала его прежде, в лучшия времена его жизни, когда он был начальником столичной полиции в Нью-Иорке; теперь, в тяжелую минуту жизни губернатора Невады, она не желала покидать его. Наша комната была внизу, окнами на площадь, и когда поставили кровати, маленький стол, два стула и несгораемый шкап, куда сунули Пространный Словарь, оставалось всетаки еще места для одного, а может быть, и для двух посетителей, но не без того, чтоб слегка не отодвинуть стены. Впрочем, стены этому поддавались без труда, по крайней мере, перегородки, так как оне были сделаны из плотной местной бумажной ткани, протянутой от одного конца комнаты до другого. В Карсоне других перегородок почти и не существовало, и если вы стояли в темной комнате, а у вашего соседа был огонь, тень на ткани предательски выдавала разные забавные картины. Очень часто эти перегородки делались из старых мешков из под муки, сметанных вместе; но разница между простыми смертными и аристократией была та, что мешки у простых смертных были без всяких украшений, между тем как у аристократии они были украшены самыми первобытными фресками, т. е. красными и синими клеймами на мешках. Кроме того, эти последние убирали перегородки, наклеивая на них картинки из еженедельного иллюстрированного журнала. Те, которые были побогаче, позволяли себе разные предметы роскоши, в том числе и плевательницы {Жители Карсона плохо понимают шутку, и потому я предупреждаю, что вышеописанное мною было общепринятым обычаем, но были исключения, и у многих в домах потолки были из лепной работы, мебели и разных украшений было в изобилии.}. У нас был ковер и хороший фаянсовый умывальник. Вследствие этого другие жильцы мистрисс О'Фланниган нас ненавидели и без стеснения это выказывали; но когда мы повесили разрисованную клеенчатую стору к окну, то положительно подверглись опасности, и потому, чтоб предупредить кровопролитие, я переехал наверх и поместился с нетитулованным людом, на одной из четырнадцати белой сосновой кровати, которые стояли в два длинные ряда в единственной комнате верхняго этажа.

Это была веселая компания, эти четырнадцать человек. Они добровольно покинули Нью-Иорк и последовали за губернатором в Сан-Франциско, зная, что этим ничего не потеряют, а может быть и выиграют. Они были известны под названием "Ирландской бригады", хотя между ними было всего четыре или пять ирландцев. Добродушный его превосходительство был очень недоволен пересудами своих подчиненных, особенно когда прошел слух, что они подкупленные им убийцы, привезенные сюда для того, чтобы без шуму укрощать, когда нужно, выборных из демократии!

Они имели стол и квартиру у мистрисс О'Фланниган, по десяти долларов в неделю каждый, не отказывались подписывать свои счета и были весьма довольны, но Бригитта находила, что с неоплаченными счетами она далеко не пойдет и не в силах будет содержать пансион, так что она решилась надоедать губернатору, чтоб он дал какое-нибудь дело "бригаде". Приставание её и этих четырнадцати вывели его, наконец, из терпения и он, собрав бригаду, сказал им:

чтоб вы сделали осмотр железному пути от Карсон-Сити на запад до известного пункта. Когда законодательная власть будет в сборе, то я проведу билль о вашем вознаграждении.

- Как, железный путь через Сиерра-Невадския горы?

- Ну, так тогда сделайте осмотр на восток до известного пункта!

Он превратил их в надзирателей, в землемеров и т. п. и отправил в степь. Это было "развлечение", но в некотором роде и мщение! Развлечение это состояло в том, что они должны были идти пешком, тащить цепи через пески, через шалфейные кусты под зноем солнца, проходить между скелетами, кайотами и тарантулами. Дальше "романическия приключения" не могли идти. Наблюдения свои они производили не спеша, свободно и осторожно. В течение первой недели они каждый вечер возвращались домой, пыльные, усталые, голодные, хромые, но веселые. Каждый раз приносили с собою большое количество пауков-тарантулов и прятали их в стаканах наверху. Через неделю они должны были расположиться лагерем в поле, так как далеко подвинулись на восток. Они несколько раз справлялись об определении границ этого "известного пункта", но не получали никаких указаний. Наконец, послав настоятельный вопрос о том, "как далеко на восток?" губернатор Най телеграфировал в отчете:

"К Атлантическому океану, а потом, перекинув мост, идите дальше!"

он намеревался потешиться над молодыми людьми, и сказал, подмигнув глазом по своей старой привычке, что пошлет их обозревать штат Утах и даст телеграмму Бриггэму, чтоб он их повесил за нарушение границ!

Надзиратели привезли с собою тарантулов, так что у нас в комнате, на полке,образовался целый зверинец. Некоторые из этих пауков могли ползти с трудом по блюдцу своими волосатыми, мускулистыми лапами и если нечаянно обидишь их или раздразнишь, они делались самыми злейшими созданиями, которые только существовали на свете. Едва только дотронешься слегка до стакана, они тотчас же были на-стороже и готовы на драку.

В первую ночь по возвращении домой бригады, как всегда, дул со страшной силой ветер, и в полночь соседнюю крышу с конюшни снесло и угол её ударился в наш дом. Мгновенно все нроснулись, в бригаде произошла суматоха, в темноте сталкиваясь в проходах между кроватями, они друг на друга падали, и в самый разгар этой сумятицы Боб X., проснувшись, спросонья вскочил и головой вышиб полку. Тут же он закричал:

- Уходите, друзья, - тарантулы разбежались!

Никакое другое предостережение не могло звучать так страшно. Все боялись двинуться с места, чтоб не наступить на тарантулов. Каждый ощупывал, где кровать, где сундук, чтоб вскочить на него, потом последовала странная тишина, тишина полного недоуменья, также ожидания, упования, страха. Темнота была глубокая, и надо было себе представить лица этих едва одетых людей, сидящих на сундуках, на кроватях, как на насестах. Иногда тишина прерывалась и тогда по голосу слышно было, где кто находится, куда ощупью направлялся или менял свое положение. Голоса эти были отрывочны, никто не рисковал разговаривать едва слышный возглас вроде "ай!" и затем следовало тяжелое падение чего-то, и вы сейчас же понимали, что джентльмэн, ощупав нечаянно шерстяное одеяло, спрыгнул с кровати на пол. Опять тишина. Скоро потом слышится взволнованный голос:

По временам слышалось легкое движение и глухой голос "ох, Создатель!", и тогда снова вы понимали, что кто-нибудь от чего-нибудь удалялся и что это что-нибудь было принято им за тарантула. И вдруг из угла послышался отчаянный и дикий крик:

- Вот он, вот он! (тишина, и вероятно, перемена положений). Я схватил его!

Фонарь показался как раз в ту минуту и с ним явилась и мистрисс О'Фланниган, которая безпокоилась и желала знать повреждения, нанесенные крышей; не дожидаясь более удобного времени, она встала с постели, зажгла фонарь, чтоб посмотреть, стих ли ветер, и

Когда фонарь осветил комнату, картина в ней была замечательно живописна и могла бы многим показаться смешною, но только не нам, хотя мы все презабавно сидели на сундуках, на чемоданах, на кроватях и к тому же в таких странных одеяниях, но были так серьезно напуганы и так несчастны, что в этом не видели ничего смешного и ни у кого не виднелась насмешливая улыбка. Я знаю, что я не в силах был бы испытать мучения больше, нежели тогда, в эти несколько минут, в темноте и недоумении, окруженный этими ползущими кровожадными тарантулами. Я прыгал с кровати на кровать, с сундука на сундук, обливаясь холодным потом, и каждый раз, как что-нибудь попадалось мне под руку, я воображал ощупывать их клешни. Я предпочел бы сейчас идти на войну, чем вторично пережить это происшествие. Все остались, однако жь, невредимы. Тот, кто кричал, что тарантул "схватил его", ошибся - он пальцем попал в щель одного из сундуков. Тарантулы пропали и ни одного из них никогда не было видно; их было от десяти до двенадцати штук. Мы взяли свечки и стали делать осмотр, смотрели и вверху и внизу, но все напрасно. Никто из нас, конечно, не решился лечь в постель, нет, никакия деньги и те не убедили бы нас это сделать. Мы провели остаток ночи, играя в карты, и вместе с тем зорко наблюдали за появлением неприятеля.