Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXX. (старая орфография)

ГЛАВА XXX.

Я часто встречал людей, которые владели от одного до тридцати тысяч "футов" в неразработанных рудах и которые твердо верили, что в короткое время каждый фут возвысится от пятидесяти до тысячи долларов, а сами в то время не имели даже и двадцати пяти долларов в кармане. Каждый, кто встречался с нами, непременно нес с собою образчики и восхвалял свою руду и если только подвертывался удобный случай, он непременно затащит вас куда-нибудь в угол и начнет предлагать, как бы делая вам одолжение, купить у него несколько "футов" в "Голден Эдже" или в "Сарра Джэне" или где-нибудь еще в другом месте, и все это для того, чтобы добыть немного на пропитание, как это вы догадываетесь потом по ходу разговора. Он вас упрашивает не выдавать его и никому не сообщать, что предлагал такую разорительную для него продажу, и если он это делает, то собственно из одной симпатии к вам. Тут же вынимался из кармана кусок скалы и, оглядываясь таинственно по сторонам, как будто боясь, чтобы кто-нибудь не выхватил из рук такое сокровище, он намочил осколок об язык, начинал разглядывать его через лупу и говорил:

- Посмотрите, нет, сюда, прямо в эту красную грязь, посмотрите, видите, крапинки золота! А эту серебряную нить? Это из руд "Онкель Эб". О таких точно более сотни тысяч' тонн, все обнаружены, заметьте! Когда мы дойдем до самой твердой почвы слоя, то это несметные богатства! Взгляните на пробу! Не доверяйте лично мне, если не хотите, но поверьте пробе!

После того он вынимал жирный лист бумаги, на котором сделан был разсчет, сколько содержалось серебра и золота в этой руде и сколько сотен или тысяч долларов можно было разсчитывать получить с тонны. Я совсем не подозревал тогда, на какую хитрость шли люди, они приносили на испытание лучшую и богатейшую часть руды, и часто случалось, что этот кусок, величиною иногда в орех, был единственным богатством какой-нибудь жилы, а между тем проба заставляла предполагать, что это средний вывод содержимых в ней металлов.

Вот по такой-то именно системе проб все общество и лишилось разсудка о Гумбольдте. Газетные корреспонденты тоже на этом основании делали свои громадные счета и разсчеты. И если читатель не поленится, то вспомнит богатые вычисления некоторого газетного репортера о том, как выгодно отправлять за кораблях в Англию концентрированную руду и что при отделении металлов, золото и серебро остаются чистою прибылью промышленнику, а медь и сурьма, и еще другия вещества шли на уплаты всех издержек. У каждого голова была набита вот такими-то сумасбродными и нелепыми вычислениями. Немногие думали о серьезном труде или необходимых денежных затратах; все разсчитывали на труд ина затраты других.

Мы никогда больше не прикасались ни к тоннелю, ни к шахте. Отчего? Очень просто, потому что опыт научил, что секрет настоящого успеха в серебряном деле был - "не" добывать потом лица и трудами рук своих богатства, а продажею слоев людям, исполняющим тяжелые работы, рабам труда!

Перед тем, как выехать из Карсона, секретарь и я купили "футы" на Эсмеральде от разного рода людей. Мы ожидали иметь большую и немедленную прибыль от слитков серебра, взамен того нам приходилось постоянно платить все возрастающия пошлины и получать требования о высылке денег, необходимых для разработки руды. Эти пошлины сделались, наконец, так обременительны, что необходимо было самому поближе разсмотреть это дело; я решил совершит поездку в Карсон, а оттуда съездить и на Эсмеральду. Я купил лошадь и двинулся в путь, сопутствуемый м-ром Баллу и одним джентльмэном, под именем Олендорф, который был пруссак, но не тот, который составил иностранную грамматику с разными бесконечными разговорами в вопросах и ответах, и от которой многим пришлось плохо на этом свете, тем более что эти вопросы и ответы никогда потом не встречались на разговорном языке, по крайней мере, между людьми. Дня два, три мы все ехали, перенесли сильную снежную мятель и, наконец, остановились в "Ханей-Лэк-Смит", род харчевни, стоящей на берегу реки Карсон. Строение это было бревенчатое, в два этажа, и стояло на холмике, среди обширной степи, в которой ничтожная Карсон уныло протекала. Близ дома были оверлэндския почтовые конюшни, выстроенные из необожженных кирпичей. Других строений не было вблизи. При заходе солнца приехали около двадцати фур с сеном и расположились вокруг дома, а погонщики вошли внутрь, чтобы поужинать; люди эти были замечательно грубые и неотесанные. Между ними виднелись один или два оверлэндских почтовых кучеров, а остальные были все бродяги и праздношатающийся люд; следовательно, дом был набит битком.

После ужина мы пошли гулять и зашли посмотреть на небольшой лагерь индейцев, расположившийся по соседству. Индейцы были все чем-то озабочены, спешили укладывать свои вещи, чтобы скорее покинуть место. Трудно было понять, что они говорили на ломаном английском языке, но, наконец, с помощью разных жестов мы сообразили, что, по их мнению, в скором времени надо ожидать большого наводнения. Погода стояла великолепная и время года было не дождливое. Глубина этой ничтожной реченки была не более одного фута, ну, может быть, два, ширина ручья походила на ширину какого-нибудь задняго переулка в селении, а берега были едва выше человеческой головы. Спрашивается, откуда надо было ожидать наводнения. Поговорив немного об этом, мы решили, что это была какая-нибудь хитрость со стороны индейцев и что, вероятно, у них была более веская причина, чтобы так спешить, а не боязнь наводнения, особенно в такое замечательно сухое время.

еще не хватало места для всех приезжих. Через час времени мы были разбужены какою-то тревогою; соскочив с постели, мы проворно прошли между рядами спящих и храпевших на полу погонщиков и подошли к передним окнам этой длинной комнаты. Нашим глазам представилось странное зрелище, освещенное луною.

месте, обозначающее прежнее русло реки, быстро наполнялось и в нескольких местах вода начинала выступать из берегов. Люди суетились и бегали взад и вперед, подводя скот и пододвигая фуры близко к дому, так как возвышенное место, на котором он находился, простиралось спереди не более как на тридцать футов, а за домом - на сто. Около самого русла реки стояла маленькая досчатая конюшня и в ней находились наши лошади. Пока мы смотрели у этого места, на наших глазах вода прибывала так быстро, что в несколько минут образовался целый поток, шумящий и мало-по-малу захватывающий все строение. Тут мы поняли, что это не шутка, а действительно опасное наводнение и не только вода затопляла маленькую досчатую конюшню, но и угрожала оверлэндским постройкам, стоящим около реки; вода выступила из берегов и волнами подмывала фундаменты и подходила к ближайшему большому сеновалу. Мы выбежали и присоединились к взволнованной толпе и к испуганным животным. Вошли по колено в воде в досчатую конюшню, отвязали лошадей и когда отводили их, вода подступила нам уже по пояс, так быстро возвышалась она. Толпа вся кинулась к сеновалу и начала валить громадные тюки прессованного сена и катить их вверх по возвышению, направляя их к дому. Между тем люди заметили, что нигде не находили Ойэнс, почтового кучера; человек, ищущий его, отправился в брод к большим конюшням, где, разыскав его спящим на кровати, разбудил и почти вплавь вернулся обратно. Ойэнс был пьян и продолжал спать, но это не длилось долго, минуты через две, когда он повернулся в кровати, рука его повисла и коснулась холодной воды! Она дошла уже до самого матраца! Ойэнс вскочил, стоя в воде выше пояса и не прошло и четверти часа, как все каменное здание из необожженных кирпичей растаяло, как сахар, и под конец рухнуло и в миг было смыто.

В одиннадцать часов ночи от маленькой конюшни виднелась только крыша, а наша гостинница стояла на острове, посреди океана. Все видимое пространство было залито водою и красиво освещалось лунным светом. Мы вспомнили об индейцах, они оказались настоящими пророками, но как могли они это предвидеть, осталось для меня тайной.

Нам пришлось закупоренными просидеть в обществе этой странной шайки людей восемь дней и восемь ночей. Весь день они пьянствовали, ругались и играли в карты, а иногда для разнообразия поднимали и драку. Грязь и скверность, но лучше забыть об этом, потому что наклонности и вкус этого люда нам непостижимы - тем и лучше.

Там было два человека... - впрочем, глава эта уже и так длинна.