Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXXIII. (старая орфография)

ГЛАВА XXXIII.

Не помню, долго ли я находился в состоянии забвения, но оно показалось мне вечностью. Понемногу я стал смутно сознавать себя и почувствовал боль во всех членах и по всему телу. Я вздрогнул. "Смерть, - мелькнуло в голове, - вот она, смерть!"

Около себя увидал я что-то белое, поднимающееся, и услыхал голос, полный горечи, сказавший:

- Не будет ли кто из вас, джентльмэны, настолько любезным, ударить меня сзади?

Я встал и тут, при неясном еще разсвете увидел в пятнадцати шагах от нас постройки и здание почтовой станции и наших оседланных лошадей, стоящих под навесом!

Недалеко от меня поднялся дугообразный снежный сугроб и Олендорф показался; мы все трое уселись и смотрели на дома, не решаясь промолвить слово. Правда, нам нечего было сказать. Положение наше было настолько глупо-смешное и унизительное, что слова теряли смысл, и мы не знали, с чего начать.

Чувство радости освобождения было отравлено, не только отравлено, оно почти совсем не ощущалось. Не проронив ни слова, мы сделались почему-то сердиты, раздражительны, злы друг на друга, злы на себя, злы на всех вообще; угрюмо стряхнули нависший снег с одежды и смущенно поплелись один за другим к лошадям, разседлали их и вошли на станцию. Я едва ли что-нибудь преувеличил, рассказав это курьезное и глупое происшествие. Оно было именно точь-в-точь, как я его описал... Не дурно, действительно, просидеть в степи, ночью во время мятели, быть почти занесенными снегом, чувствовать себя одинокими, безпомощными, когда в пятнадцати шагах стоит уютная гостинница.

В продолжение двух часов мы сидели на станции в стороне от всех и мысленно вспоминали с отвращением все происшедшее. Поняли, почему лошади нас покинули. Оне, почуяв свободу ушли и, вероятно, через четверть часа стояли уже под навесом и слышали и потешались над нашими исповедями и жалобами.

странное безпокойство, которое росло, мучило меня, не переставая. Увы, мое преобразование было далеко несовершенно - я хотел курить! Я воздерживался, сколько силы дозволяли, но плоть немощна. Я вышел один побродить и боролся сам с собою целый час, напоминал себе свои обещания переобразовать себя, усовещевал себя, убеждал; упрекал, но все было тщетно; я вскоре изловил себя, роющимся в снегу, разыскивая трубку. После продолжительных поисков я нашел ее, тихо ушел и спрятался, чтобы вдоволь насладиться. Я просидел за гумном довольно долго и спрашивал себя, что буду чувствовать, если товарищи мои, которые мужественнее, устойчивее и честнее меня, поймают меня врасплох. Наконец, я закурил, затянулся и при этом сознавал всю свою подлость и низость; я просто совестился сидеть в своем собственном обществе. Боясь быть пойманным, я по думал, что лучше сделаю, если пойду дальше на край гумна, где, вероятно, буду безопаснее, и повернул за угол. Едва только я это сделал, как из-за другого угла показался Олендорф, держа бутылку у самого рта, а между нами сидел, ничего не подозревая Баллу, играя в карты, в старые истрепанные карты!

Пошлость нашего положения дошла до крайности. Мы протянули друг другу руки и согласились никогда больше не упоминать ни о нашем "переобразовании", ни о "полезном примере для юношества".

Станция, на которой мы находились, стояла на самом краю двацать шестой мили степи. Еслиб мы подошли к ней на полчаса ранее, то услыхали бы крики людей и выстрелы их, так как в то время ожидали гуртовщиков со стадами овец и, зная, что в такую ночь легко сбиться и пропасть, намеренно кричали и стреляли, чтобы этим направить их на правильный путь. Пока мы были на станции, трое из гуртовщиков явились, падая с ног от изнеможения и усталости, а двое так и пропали и никогда о них никто уже не слыхал.

Мы приехали в Карсон в должное время и решили тут отдохнуть. Этот отдых вместе со сборами в поездку на Эсмеральду продержал нас целую неделю и дал нам случай присутствовать при разбирательстве одного дела, "о большом земляном обвале", дело между Гейдом и Морганом, обстоятельство, известное и по сей день, не забытое в Неваде. После нескольких слов необходимого разъяснения я опишу весь ход дела этой странной истории.