Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXXV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Твен М., год: 1872
Категории:Повесть, Юмор и сатира

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXXV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXXV.

Когда мы верхами окончательно собрались на Эсмерадьду, к нашему обществу присоединилась еще одна личность, брат губернатора, капитан Джон Най. Он обладал отличною памятью и замечательным красноречием. Эти два качества придавали большую прелесть его разговору. В продолжение всего пути, т. е. ста двадцати миль, он ни разу не давал умолкать разговору. Вдобавок к этим способностям он обладал еще двумя другими природными дарованиями замечательного свойства. Одно состояло в ловкости и проворстве сделать и устроить все, что хотите, начиная с проведения железной дороги, устройства политического кружка, до умения пришить пуговицы, подковать лошадь, вправить вывихнутую ногу или посадить курицу на яйца. Другое было - сговорчивость характера и уменье приноравливаться ко всем обстоятельствам, он легко брал на себя все затруднения и заботы каждого и каждых всегда и во всякое время и располагал ими весело и проворно; например, он всегда умел разыскать свободную постель в гостиннице, наполненной посетителями, и всегда найти что поесть, даже в самых пустых кладовых. Встречал ли он мужчину, женщину или ребенка в дороге, в гостиннице или в степи, он или знал их лично, или был знаком с родственниками их. Такого второго попутчика едва ли можно найти. Я не могу воздержаться, чтобы не привести примера, каким способом он преодолевал все затруднения. На второй день нашей поездки, мы, усталые и голодные, подъехали к одной маленькой гостиннице в степи; нам объявили, что дом полон, что обеда не найдем, так как нет никаких провизий, ни сена, ни овса для лошадей и что мы должны продолжать свой путь. Мы хотели поспешить и двинуться в дорогу, пока было еще светло, но капитан Джон настоял на том, чтобы немного подождать. Мы сошли с лошадей, и вошли в гостинницу, но никто не обрадовался нашему приходу. Капитан Джон пустил в ход все свои любезности и в двадцать минут совершил следующее: нашел старых знакомых трех погонщиков, узнал, что когда-то ходил в школу с матерью хозяина, в жене его признал даму, которой в Калифорнии однажды спас жизнь, остановив сбесившуюся лошадь, на которой она ехала; ребенку проезжей семьи починил игрушку и тем приобрел расположение матери; помог конюху пустить кровь лошади и назначил другой средства против запала; угостил три раза всю компанию, вынул из кармана газету, хотя старую, но для многих присутствующих новейшую, и стал читать вслух, сильно заинтересовав всю публику. Результат всего этого был тот, что конюх нашел корм для лошадей, нам дали прелестный ужин, после которого приятно провели время в обществе всех, дали отличные постели и на другой день превосходный утренний завтрак. Когда мы уезжали, то все нас сожалели! Капитан Джон хотя и имел некоторые черты в характере не совсем похвальные, но он обладал такими достоинствами, что их легко ему прощали.

Эсмеральда во многом походила на Гумбольдта, но только дела её шли успешнее. Собственность наша, за которую мы платили пошлины, была совершенно ничего не стоющая и мы решили ее бросить. Главная жила обнаруживалась на верхушке холма, вышиною в четырнадцать футов, и вдохновленный совет директоров проводил тоннель сквозь него, чтобы напасть прямо на залежь. Тоннель предполагали сделать длиною в семьдесят футов, тогда как при устройстве шахты, глубиною в двадцать футов, можно было достичь того же результата. Совет жил и существовал сборами пошлин. (NB. Этот намек немного запоздал, так как теперь промышленники серебряных руд в Нью-Иорке по опыту разведали все эти проделки). Совет вовсе и не желал достичь до залежи, так как знал, что в ней столько же серебра, как в мостовой тумбе. Это навело меня на мысль о тоннеле Джим Тунсенда. Он платил пошлины на одной руде, под названием "Далей", до тех пор, пока не остался без гроша. Наконец, с него снова потребовали плату для прорытия тоннеля в двести пятьдесят футов длины. Тогда Тоунсенд сам отправился на горы, чтобы вникнуть в дело. Он увидал, что залежь обнаруживалась на верхушке весьма остроконечной горы, и там же увидел двух людей, стоящих у проектированного тоннеля. Тоунсенд, сделав быстро исчисление, спросил этих людей:

- Да, сэр.

- Так вы верно знаете, что взяли на себя одно из самых дорогих и трудных предприятий, когда-либо задуманных человеком?

- Как так?

- Очень просто, потому что гора эта имеет всего на всего двадцать пять футов поперек, так что остальные двести двадцать пять футов вам придется устраивать на столбах и покрывать землею!

Мы предъявляли требования на разные права, и на заявленных местах начинали шахты и тоннели, но никогда не приводили в концу ни того, ни другого. Мы принуждены были делать на них некоторую работу, чтобы удержать их за собою, иначе через десять дней другия компании могли завладеть ими. Мы постоянно искали повсюду новые права, предъявляли свои претензии, немного поработаем на них и потом ждем покупателя, который никогда не являлся. Мы ни разу не натыкались на руду, из которой можно было извлечь более пятидесяти долларов с тонны, и так как мельницы брали пятьдесят долларов за тонну работающей руды и за извлечение серебра, то наши карманные деньги быстро исчезали, а другия пока не прибывали.

Наконец, когда мука возвысилась до одного доллара за фунт, и денег нельзя было достать, даже под самое верное обезпечение, не иначе, как по 8% в месяц (у меня, к тому же никакого обезпечения не было), я покинул рудокопную часть и отправился заняться мельничной. Другими словами, я нанялся простым работником на кварцевом заводе, по десяти долларов в неделю, на готовых харчах.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница