Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXXVI. (старая орфография)

ГЛАВА XXXVI.

Я по опыту уже изведал, какое тяжелое, скучное и медленное дело было копать, чтобы достичь недр земли, где находилась желаемая руда, а теперь я узнал, что копать была только одна сторона этого дела, а что извлекать серебро из руды, была другая; работа тоже трудная и утомительная. Мы должны были вставать в 6 часов утра и находиться при деле до поздней ночи. Мельница эта была о шести толчеях и приводилась в движение силою пара. Шесть длинных, прямых, железных прутьев, толщиною в человеческую ногу, были в нижней части своей утолщены большим количеством железа и стали и скреплены вместе, напоминая род калитки; эти пруты были постоянно в движении, то поднимались, то спускались, каждый отдельно, один за другим, тяжеловесно танцуя таким образом в железном ящике, называемым "батареей". Каждый такой прут или толчея имел шестьсот фунтов весу. Один из нас обязан был стоять около батареи в продолжение всего дня, ломать молотом куски скалы, заключавшие в себе серебро, и сгребать их лопатой в батарею. Безконечный танец толчеи превращал куски эти в порошек, а струя воды, которая по одной капле попадала в батарею, соединенная с этим порошком, составляла белую смесь, напоминающую тесто. Все мельчайшия частицы были пропущены сквозь проволочное решето, которое плотно прилегало и окружало батарею, потом их промывали в чанах, согретых парами, чаны эти называются сортучными чашами. Всю эту массу месива надо было постоянно мешать и шевелить. В батарее находилось всегда большое количество ртути, которая схватывала освобожденные частицы золота и серебра и прилипала к ним; ртуть клали также в большом размере и в чаны, через каждые полчаса. Множество простой соли и серно-кислой меди прибавлялось время от времени, чтобы содействовать амальгамации, уничтожая таким образом низкие металлы, которые покрывали золото и серебро и не допускали их соединения с ртутью. Вся эта скучная работа лежала на нас. Целые потоки грязной воды постоянно вытекали из чанов, их увозили в широких деревянных корытах и выливали в овраг. Трудно предположить, чтобы частицы золота и серебра могли плавать на поверхности воды, глубиною в шесть дюймов, однако же, оно было так, чтобы изловить их, клали в корыто грубые покрывала и разбрасывали поперек корыта маленькие riffles, наполненью ртутью. Эти riffles надо было каждый вечер вычищать, покрывала вымывать, чтобы собрать с них драгоценные частички, но, несмотря на эту предосторожность, одна треть золота и серебра с одной тонны скалы всегда спускалась на дно корыта и выливалась в овраг, чтобы со временем снова быть подобранной для вторичной промывки. Ничто так не раздражает, как молоние серебра. Свободного времени никогда не находилось на этой мельнице, всегда что-нибудь да надо было работать. Жаль, что Адаму, выходя из рая, не пришлось идти тотчас же на кварцевую мельницу, чтобы вполне понять всю силу своего наказания "добывать пропитание потом лица".

Ежеминутно приходилось нам в продолжение дня вычерпывать месиво из чана и продолжительное время промывать его в роговой ложке и делать это до тех пор, пока на дне ничего не останется, кроме тяжелых шариков ртути.

отпечаток пальцев, то значит были нагружены золотом и серебром настолько, насколько способны были захватить того и другого, тогда в чаны клали новый прием ртути. Когда, бывало, другого дела не находилось, то одно никогда не прекращалось, и всегда требовало работы, а именно: "просевать остатки". Одним словом, это означало лопатой сгребать высохший песок, который выливался вместе с грязной водой из корыт в овраг, и бросать его на проволочное решето, стоящее вертикально, чтоб очистить песок от булыжника и приготовить его к новой промывке. Способ амальгамации был не одинаков на всех мельницах, разница состояла в устройстве чанов и в другом механизме и потому мнения были весьма разнообразны, который из способов можно было считать лучшим, но все системы одинаково признавали необходимость в "просевании остатков". Это "просевание" в жаркий, летний день с длинной лопатой в руках, есть развлечение, весьма не заманчивое.

К концу недели останавливали весь механизм завода и начиналась "чистка", т. е. вынимали мягкую массу из чанов и из батарей и прилежно смывали всю грязь, пока ничего не оставалось, кроме давно накопившейся массы ртути, содержащей в себе сокровища; этой массе мы давали вид снежного кома, тяжелого и компактного, складывали ее для осмотра в блестящия и роскошные груды. Скатывать комы из этого мягкого месива стоило мне дорого, я лишился прелестного, золотого кольца, конечно, вследствие моего невежества, потому что ртуть, как губка, которая впитывает в себя воду, так ртуть постепенно действует на золото и, кончилось тем, что, разъединив между собою частички, кольцо распалось на куски.

Мы клали нашу груду ртутных шаров в железную реторту, которая имела трубку, вдернутую прямо в ведро, и накаляли ее. Ртуть в виде паров проходила через трубку в ведро, где в воде обращалась снова в хорошую, чистую ртуть. Ртуть очень дорога и потому ее даром не расходовали. Открывая реторту, мы находили в ней нашу недельную работу - кусок чисто-белого, как бы инеем покрытого серебра, величиною, в два раза взятую человеческую голову. Может быть, пятая часть этой массы была золото, но цвет не выказывал этого и не выкажет даже тогда, если две трети этой массы, чистое золото. Мы ее расплавляли, вливали в железную форму в виде кирпича и она обращалась в твердое массивное тело.

Вот каким трудным и утомительным способом добывались серебряные кирпичи. Эта мельница была одна из многих действующих в то время. Первая мельница была в Неваде, построенная у Игэн-Кэньон и вела маленькия, незначительные дела, в сравнении с позднейшими, громадными заведениями, устроенными в Виргинии-Сити и в других местах.

Обыкновенно откалывали небольшой кусочек этих кирпичей, испытывали его "через огонь", и этим узнавали, сколько эта масса заключала в себе золота, серебра и простого металла. Этот опыт весьма любопытен. Осколок расплющивают молотком до тонкости писчей бумаги и взвешивают на легких, чувствительных весах, до того чувствительных, что если вы свесите на них двух-дюймовый клочек бумаги и потом напишите на нем грубым, мягким карандашем и снова свесите клочек, то найдете прибавление в весе.

в стальной форме. Простой металл окисляется и всасывается вместе со свинцом в скважины капелины и остается пуговка или шарик чистейшого золота и серебра, когда пробирщик взвешивает его, то замечает убыль и узнает пропорцию простого металла, находящагося в кирпиче. Теперь ему надо отделить золото от серебра. Пуговка эта расплющивается молотком совершенно плоско и тонко и кладется в горнило, где держут ее до сих пор, пока не накалится до-красна; потом охлаждают, свертывают в шпульку и согревают в стеклянном сосуде, содержащем азотную кислоту; кислота растворяет серебро, но не действует на золото, которое, таким образом, отделяется и, в свою очередь, взвешивается. Затем наливают соленой воды в сосуд с растворенным серебром; серебро принимает осязаемую форму и падает на дно. Теперь больше ничего не остается, как только и это свесить, тогда пропорции всех металлов, состоящих в кирпиче известны, и пробирщик накладывает клеймо на поверхность кирпича.

Теперь проницательный читатель поймет без всяких объяснений, что спекулянт-промышленник не имел привычки приносить для испытания худший осколок скалы от своей руды (чтоб легче продать ее), а делал совершенно наоборот. Я видел многих разсматривающих и разыскивающих целыми часами в груде почти ничего нестоящого кварца, и под конец, находящих маленький кусочек, величиною в лесной орех, который обладал большим количеством золота и серебра, этот-то кусочек и сберегался для испытания! Конечно, испытание доказывало, что тонна такой скалы будет давать сотни долларов, и вот на основании испытаний таких-то осколков много нечего нестоющих руд было продано.

Искусство отделять металлы было дело весьма выгодное и потому многие шли на эту должность, не имея особенных научных знаний или способностей. Один пробирщик давал всегда такой результат от всех образчиков, ему приносимых, что одно время приобрел как бы монополию в этом деле. Но как все люди, которые пользуются успехом, он сделался предметом зависти и подозрения. Другие пробирщики составили заговор против него, посвятили в эту тайну некоторых важных граждан, желая доказать им честные их намерения, откололи кусок точильного камня и попросили отнести его популярному ученому, чтоб подвернуть этот кусок испытанию через огонь. Спустя час времени, результат стал известен, оказалось, что тонна этой скалы будет давать 1.284,40 ф. серебра и 366,36 ф. золота!

Немедленно в газетах появилась вся история, и популярный пробирщик покинул город через два дня.

Надо упомянуть, между прочим, что я всего на всего пробыл неделю на мельнице, к концу которой объявил моему хозяину, что не могу более оставаться, если не прибавит жалованья; что хотя я и полюбил это дело и пристрастился к нему, что никогда еще другое занятие в такое короткое время не приобретало моего расположения, более чем это, и что хотя, по моему мнению, ничего не давало такого большого простора умственному развитию, как наполнение батарей и просевание остатков, и ничего так не возбуждало нравственные качества, как промывание слитков золота и серебра и вымывание покрывал, но, несмотря на все, я всетаки принужден просить прибавки жалованья.

Я сказал, что четыреста тысяч долларов в месяц, при готовых харчах и что это еще умеренно сказано, в виду тяжелого времени.

Я был немедленно уволен. Однако, и теперь, когда вспоминаю те дни и всю необычайно тяжелую работу, сделанную мною на этой мельнице, я только сожалею, что не просил у него семисот тысяч жалованья.

Скоро после этого я помешался, как и многие другие, на таинственной и чудесной "цементной руде" и готов был воспользоваться каким бы то ни было случаем, чтоб только отыскать ее.