Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XXXVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XXXVII. (старая орфография)

ГЛАВА XXXVII.

Предполагалось, что где-то в окрестностях Моно озера или Моно Лэка находилась чудесная цементная руда Уайтмэна. По временам распространялся слух, что Уайтмэн, переодетый, тайно проехал в глухую ночь через Эсмеральду, - это известие всех волновало до крайности, предполагали, что он, вероятно, направился к своей секретной руде, и находили, что теперь именно время, когда можно было проследить его. Несколько часов после разсвета все лошади, мулы и ослы в окрестности были куплены, наняты или украдены, и половина населения отправлялась в горы, чтоб не пропустить следов Уайтмэна. Но Уайтмэн, как бы без цели, бродил по горам и ущельям несколько дней под-ряд, а тем временем истощалась провизия и необходимо было вернуться домой. Я помню, однажды при мне в одиннадцать часов ночи прошел слух, что Уайтмэн только-что проехал; через два часа улицы, до тех пор почти пустынные, наполнились народом и животными. Каждый желал удержать секрет и только позволял себе на ухо передавать соседу, что Уайтмэн проехал и, гораздо раньше разсвета - заметьте, в середине зимы - стан покидался и все население уходило в погоню за Уайтмэном.

Предание гласило, что когда-то, в самом начале эмиграции, более двадцати лет тому назад, трое братьев, молодых немцев, спаслись от нападения индейцев в степях и бродили в пустыне, избегая все тропинки и дороги, а шли просто по направлению к западу, в надежде дойти до Калифорнии прежде, чем умереть с голоду или от изнеможения. Однажды, в одном ущелье горы, сели они отдохнуть, один из них заметил жилу цемента, пробегавшую вдоль почвы и наполоненную кусками тусклого желтого металла. Они поняли, что это было золото и что тут достаточно одного дня, чтоб приобресть целое состояние. Жила была в окружности в мостовую тумбу и две трети её были чистое золото. Каждый фунт этого замечательного цемента стоил не менее двухсот фунтов. Братья как могли, так и нагрузились этим цементом, каждый взял по двадцати пяти фунтов, потом замели всякий след к жиле, сделали грубый план местности и отметили главные межи в окрестности и снова направили свой путь к западу. Но с тех пор невзгоды посыпались на них. Во время пути один из братьев упал и сломал себе ногу, остальные, присужденные продолжать свой путь, оставили его умирать в пустыне. Второй изнемог от голода и усталости, отказался от всего и прилег ожидании смерти, и только через две или три недели третий, после разных испытаний и невероятных лишений, достиг поселения Калифорнии, но, изнуренный и больной, потерял разсудок от всех страданий. Он побросал весь свой цемент, исключая нескольких кусков, но и этих было достаточно, чтобы свести с ума все общество. Ничего не могло убедить его указать дорогу в эту местность, очевидно, страна цемента ему была невыносима. Он считал себя счастливейшим человеком, что мог работать из-за жалованья в одной ферме; однако, он передал Уайтмэну свой план, описал место, как мог, и этим перенес проклятие на этого джентльмэна, потому что, когда я случайно увидал мистера Уайтмэна на Эсмеральде, он уже двенадцать или тринадцать лет разыскивал цементную руду и при этом испытал многое: и голод, и жажду, нищету и болезнь. Одни говорили, что он давно нашел руду, другие же говорили обратное. Я видел кусок этого цемента, он был величиною с мой кулак и был весьма соблазнителен, цемент этот был дан Уайтмэну молодым немцем. Куски самородного золота были в нем, как виноград в сладком фруктовом кэксе. Пользоваться такою рудою, им на нее привилегию, достаточно было бы одной недели человеку с благоразумными желаниями.

Новый товарищ наш, мистер Хигбай, знал Уайтмэна хорошо с виду, а один приятель наш, мистер Вэн Дорн, был очень хорошо с ним знаком и имел обещание от Уайтмэна в следующую экспедицию тайно получить от него известие об этом, чтобы успеть во-время присоединиться к нему. Вэн Дорн условился сообщить нам о времени экспедиции. Однажды вечером зашел к нам Хигбай, сильно возбужденный, и сказал, что видел Уайтмэна в городе, переодетым и представляющимся пьяным. Через несколько времени вошел Вэн Дорн и подтвердил его предположение; тогда мы собрались все в нашей хижине и, сидя тесно друг около друга, внушительным шепотом излагали наши намерения.

Решено было выехать из города тихо, после полуночи, и разделиться на две или на три маленькия партии, чтобы не привлечь ничье внимание, и встретиться на разсвете, на месте, называемом "Разделение", открывающим вид на Моно-Лэк; всего восемь или девять миль пути. Мы должны были без шума двинуться в дорогу и ни под каким видом не разговаривать, разве только шепотом. Предполагалось, что на этот раз появление Уайтмэна было неизвестно в городе и что никто не подозревал о проектируемой экспедиции. Наш конклав разошелся в 9 часов и мы принялись за приготовления к отъезду, усердно и тайно. В одиннадцать часов мы оседлали лошадей, привязали их на длинные повода и потом стали выносить провизию, взяли окорок свинины, мешок бобов, небольшой мешок кофе, сахару, сто фунтов муки в разных мешках, несколько оловянных чашек, кофейник, сковороду и еще некоторые необходимые предметы. Все эти вещи были уложены и сложены на спину вьючной лошади, и если кто не был обучен испанским адептом вьючить лошадь, пусть никогда не надеется суметь это сделать, разсчитывая на соображение и ловкость. Оно немыслимо. Хигбай хотя и был опытен в этом деле, но далек до совершенства. Он взвалил грудою на вьючное седло все взятое нами имущество и стал связывать его, а потом привязывать все вместе вдоль и поперек лошади, туго подтягивая, так что бока животного стянулись и оно вздохнуло, с трудом переводя дух; но, несмотря на все старания, ремни, подтянутые в одном месте, непременно ослабевали в другом. Мы так и не могли достигнуть туго привязать нашу поклажу; сладили, наконец, как умели, и двинулись в путь молча, каждый отдельно. Ночь была темна. Мы держались середины дороги, прошли ряд хижин и каждый раз, как какой-нибудь рудокоп подходил к своей двери, я дрожал от волнения, боясь, что свет выдаст нас и возбудит в нем любопытство. К счастью, ничего такого не случилось. Постепенно мы стали подниматься в гору, направляясь к "Разделению", селения стали попадаться реже и разстояние между ними делалось длиннее, тогда только я легко вздохнул и освободился от тяжелого состояния чувствовать себя вором или разбойником. Я вел вьючную лошадь и ехал сзади последним. По мере того, как подъем горы возвышался, лошадь делалась более безпокойна и недовольна своим грузом, тянула назад и этим замедляла ход. Вскоре, благодаря темноте, я потерял товарищей из виду и начал безпокоиться. Сначала лаской, а потом и плеткой, я, наконец, достиг, что лошадь побежала рысью, но тут зазвенели кастрюли и чашки, она испугалась этого звука и понесла. Длинный повод её был привязан к моему седлу и когда она понесла, то сдернула меня поводом с седла и оба животные быстро удалились, оставив меня одного. Впрочем, я не был один, развязавшийся вьюк упал с лошади и лежал около меня. Это случилось как раз около последней хижины, жилья. Рудокоп, вышедший из домика, крикнул:

- Эй, кто там?

Я был в тридцати шагах от него, и знал, что он не может видеть меня в темноте, и потому лежал спокойно. Вскоре другая голова показалась в дверях освещенной хижины и оба человека направились в мою сторону, они остановились в десяти шагах и один из них сказал:

- Тс!.. Слушайте.

Я думаю, я не мог бы себя чувствовать более в прискорбном положении даже тогда, если бы действительно был преступником и бежал от правосудия. Рудокопы уселись на камень, хотя трудно было различить, что они делают. Один из них сказал:

Брошенный камень пролетел над моею головою. Я плотнее прилег к земле и думал себе: "если бы ты лучше метил, то услыхал бы снова шум". В душе я проклинал все тайные экспедиции и дал себе слово, что эта будет моя последняя, хотя бы все Сиерры были покрыты жилами цемента. Опять один из рудокопов сказал:

Они ушли и я обрадовался, мне совершенно безразлично было, куда они пошли, лишь бы ушли, пусть идут к Уэлчу, чем скорее, тем лучше. Как только они заперли за собою двери в хижину, мои товарищи выступили из мрака; оказывается, они лошадей поймали и ждали удобной минуты, чтобы показаться. Мы опять взвалили поклажу на лошадь и вышли на дорогу, к разсвету достигли "Разделения" и присоединились к Вэн Дорну. Затем спустились в долину Лэк и, чувствуя себя тут вне всякой опасности, остановились, чтобы закусить, так как были страшно голодны, утомлены и нуждались в отдыхе. Тремя часами позднее все население длинной вереницей потянулось мимо "Разделения" и исчезло с глаз наших, направляясь к Лэку. Что дало повод ему подняться в горы, мой ли несчастный случай или что другое, осталось нам неизвестным, одно только было достоверно, что секрет обнаружен, и Уайтмэн решил не идти этот раз на поиски руды. Мы были этим обстоятельством сильно огорчены.

Советом, однако, решено было не предаваться горю, а воспользоваться случаем и отдохнуть с неделю около этого замечательного озера, которого иногда зовут Моно, а иногда "Мертвым морем Калифорнии". Озеро это есть одно из странных причуд природы; оно, к сожалению, мало известно и редко бывает посещаемо, так как лежит далеко в стороне от всех и особенное местечко, где ручей свежей и, как лед, холодной воды втекал в озеро, спускаясь с горы. Мы наняли большую лодку, взяли напрокат два ружья у одного одинокого фермера, который жил в десяти милях, и предались созерцанию и отдохновению. Мы скоро хорошо ознакомились с этою местностью и узнали все особенности и прелести озера.