Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XLIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XLIII. (старая орфография)

ГЛАВА XLIII.

Со временем, однако, когда я лучше понял и постиг свое дело, то меньше давал ходу своему воображению и исписывал столбцы, не особенно уклоняясь от фактов.

Я завел дружбу с репортерами других газет и мы обменивались новостями, что значительно облегчало нам труд. Мы имели под рукой постоянные источники новостей, как-то: суд, дела золота и серебра, "чистка" кварцевых мельниц и разные следствия. Так как все ходили с оружием, то мы тщательно подвергали день исследованию. В то время газеты были интересны. Мой большой конкуррент между репортерами был Боггс, из газеты "Союз". Он был талантливый репортер. Раз в три или в четыре месяца он непременно напивался пьян, но в общем был скромный и осторожный пьяница, хотя всегда готовый идти на бой с своим неприятелем. Он пользовался одним преимуществом, которым я не мог пользоваться: он получал ежемесячные известия о публичной школе, а я нет, потому что принципал ненавидел "Предприятие".

В один зимний вечер, когда надо было взять школьные отчеты, я вышел погулять, придумывая способ завладеть ими. Пройдя несколько шагов дальше, почти совсем в пустынной улице я наткнулся на Боггса и спросил его, куда направляет шаги.

- Иду за школьным отчетом.

- И я пойду с вами.

- Нет, сэр. Извините.

- Как желаете.

Прошел мимо нас мальчишка из гостинницы с дымящимся кувшином горячого пунша; Боггс с наслаждением вдохнул в себя запах. Он нежно посмотрел вслед мальчишке и видел, как тот поднялся по лестнице "Предприятия". Я сказал:

- Мне очень хотелось бы с вашею помощью достать этот школьный отчет, но раз вам нельзя этого сделать, мне нужно тогда поспешить в контору "Союза" и посмотреть, не достану ли я от них корректуры, в чем, впрочем, сильно сомневаюсь, они, пожалуй, не дадут! Покойной ночи!

- Подождите одну минуту. Мне ничего не стоит взять отчет и дать вам его списать, я посижу пока с учениками, если вы согласны идти со мною к начальнику.

- Ну, вот теперь вы разсуждаете, как разумное существо. Пойдемте.

Мы с трудом прошли по снегу, взяли отчет и вернулись в нашу контору. Документ был коротенький и я его скоро списал, Боггс тем временем сидел и попивал пунш. Я передал ему рукопись и мы вышли на улицу, так как услыхали пистолетные выстрелы. Мы скоро, не теряя времени, разузнали в чем дело, и так как случай этот представлял мало интереса, чтобы о нем сообщить публике, мы с Боггсом разстались. В три часа ночи, когда мы отправились печатать, а многие из нас занялись, по обыкновению, музыкой для развлечения - между нами, некоторые пели, другие играли на гитаре и на этом противном аккордеоне - хозяин газеты "Союз" вошел и спросил, не знает ли кто, что сталось с Боггсом и со школьным отчетом. Мы объяснили, как все было и все вместе вышли, чтобы разыскать виновного. Нашли его в трактире, стоящим на столе с жестяным фонарем в одной руке и со школьным отчетом в другой; он говорил речь пьяным рудокопам о безразсудной трате общественных денег на образование, когда целые сотни честных и трудящихся людей положительно пропадают от желания выпить виски. (Шумное рукоплескание). Оказалось, он несколько часов под-ряд кутил с этими людьми. Мы вытащили его оттуда и уложили в постель.

Понятно, после этого в "Союзе" не появился школьный отчет, и Боггс обвинял в том меня, хотя я был невинен и никогда не замышлял, чтобы отчет не вышел у них в газете; я весьма сожалел обо всем случившемся.

съездить к нему и написать что-нибудь о его работах, - просьба весьма обыкновенная и которая всегда с удовольствием исполнялась нами, особенно когда снабжали экипажем, потому что мы, как и другие, любили увеселительные поездки. В известное время приехали мы на руду и не нашли ничего, кроме ямы, глубиною в девяносто футов, и никаких приспособлений, чтобы спуститься вниз; для того надо было держаться за веревку и быть спущенным брашпилем. Рабочие только-что ушли обедать. У меня не хватало сил спустить толстого Боггса и я решил сам идти на это дело, взял в зубы незажженную свечу, сделал петлю на конце веревки для ноги и, попросив Боггса быть внимательным и не засыпать, перевалился в шахту. Я достиг дна, весь выпачкавшись и получив некоторые ушибы, но в общем остался цел.

Я зажег свечу, сделал осмотр скалы, собрал несколько образчиков и крикнул Боггсу вытащить меня. Ответа не последовало. Через несколько времени, в отверстии шахты, показалась голова и я услыхал:

- Что, кончили все?

- Кончил, вытаскивайте.

- Вам не плохо там?

- Согласны ли вы немного подождать?

- Конечно, особенно не тороплюсь.

- Итак, до свиданья.

- Да куда вы идете?

И он ушел. Я более часа оставался там, и рабочие были очень поражены, когда вытащили человека на место ожидаемой кадки с осколками скалы. Пришлось и домой идти пешком, сделать пять миль, все время поднимаясь вверх на гору. На другой день в нашей газете не появился школьный отчет, а в газете "Союз" он находился.

Шесть месяцев после моего вступления в журналистику началось это горячечное время быстрого притока денег, и длилось оно, нисколько не ослабевая, около трех лет.

Виргиния сделалась одним из населеннейших и оживленных городов в Америке. Панель в городе была запружена народом до такой степени, что не легко было идти против течения. Улицы были не менее переполнены фурами с кварцем, телегами с кладью и другими повозками; вереница их тянулась нескончаемая. Движение было настолько большое, что одноконным кабриолетам часто приходилось стоять около полчаса, чтобы ждать удобного случая переехать через главную улицу. Радость была написана на всех лицах, и в глазах каждого виднелось какое-то почти хищное выражение, которое ясно говорило о денежных операциях, гнездившихся в мозгу человека, и о надеждах, царивших в сердце его. Денег было столько, сколько было пыли; каждая личность считала себя богатою и совсем нельзя было встретить унылых физиономий. Были военные кружки, пожарная команда, хоры музыкантов, банки, гостинницы, театры, шарманщики, органщики, открытые игорные дома, политическия шумные сборища, гражданския процессии, уличные драки, убийства, следствия, мятежи, через каждые пятнадцать шагов кабаки, был совет городского управления, мэр, городской досмотрщик, городской инженер, начальник пожарного департамента с первым, вторым и третьим ассистентами, начальник полиции, городской судья и большой состав полицейских чинов, два совета рудокопных маклеров, одна дюжина пивоваренных заводов, полдюжины тюрем и полицейских частей, постоянно переполненных, и едва слышный намек о том, что необходимо выстроить церковь. Горячечное время было в полном разгаре! Громадные здания из обоженного кирпича строились на главной улице, а окрестности и деревянные постройки их расширялись во все стороны. Городские участки поднялись в цене до невероятности. Большая рудная жила "Комсток" проходила прямо поперек всего города, с севера на юг, и каждая в ней руда деятельно разрабатывалась. На одной из этих руд работало шестьсот семьдесят пять человек, и во время выборов общая поговорка была: "Как идут дела "Гульд и Каррей", так идут и городския".

Жалованье рабочий получал от четырех до шести долларов в день, и работали безустанно три смены или три артели; работа кипела, не останавливаясь, день и ночь.

Жителей было от пятнадцати до восемнадцати тысяч, и целый Божий день одна половина этого населения суетилась по улицам, как пчелы, а другая кишела в штольнях и тоннелях "Комстока", находясь на сто футов внизу под землею, как раз под этими самыми улицами. Часто, сидя в нашей конторе, мы чувствовали, что стулья наши дрожали, и слышали легкий шум ветра, исходящий из недр земли.

Склон горы был такой крутой, что весь город казался в наклонном положении. Каждая улица изображала из себя террасу, и спуск на следующую имел сорок или пятьдесят футов. Фасад домов был одинаковой вышины с напротив лежащими улицами, но сзади дома стояли на высоких сваях; человек, смотревший из окна в нижнем этаже задней части дома, положим, улицы С., видел, опустив глаза, все трубы целого ряда домов, стоящих напротив улицы Д. Подниматься с улицы Д. на улицу А. был не легкий труд - в этом разряженном воздухе, вы задыхались и едва переводили дух, когда приходили туда; но стоило повернуться и начать спускаться, как вы невольно летели вниз с быстротою молнии, так сказать. Воздух был настолько прозрачен и легок вследствие высоты, что кровь выступала снаружи при малейшей царапине, и редко обходилось, чтобы не кончалась эта царапина рожей или антоновым огнем. Между тем тот же самый воздух способствовал вылечиванию ружейных ран, и потому прострелить врагу своему оба легкия не давало вам долговременного удовольствия, вы могли быть уверены, что месяц спустя, враг ваш непременно будет разыскивать вас повсюду. С воздушного местоположения Виргинии видно было обширную даль, виднелись цепи гор и степи; был ли день ясный или пасмурный, восходило ли или заходило солнце, или стояло высоко над зенитом, была ли ночь и лунный свет, картина всегда была поразительна и великолепна. Над вашею головою возвышался почтенный Моунт Дэвидсон, а перед вами и внизу - неровные тростниковые долины разсекали зубчатые горы, образуя мрачные ворота, через которые виднелась нежно-очерченная степь с серебристою рекою посреди, как лента, извивающаяся по ней; деревья окружали берега и дальность разстояния давала им вид легкой бахромы; а там, вдали, снеговые горы поднимались и простирались далеко по обширному горизонту, еще дальше виднелось озеро, которое горело в степи, как упавшее солнце, хотя солнце садилось далеко на небосклоне. Куда ни взглянете, везде восхитительная картина. Редко, весьма редко показывались тучи на нашем небе, и тогда солнце, при заходе своем, ярко сияя, горело и обливало блеском этот прелестный вид, который приковывал глаз и действовал особенно гармонически на душу.