Выдержал, или Попривык и вынес.
Глава XLIV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Твен М., год: 1872
Категории:Повесть, Юмор и сатира

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава XLIV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XLIV.

Жалованье мое увеличилось до сорока долларов в неделю, но я редко брал его. У меня было множество других доходов, и что значили две монеты, по двадцати долларов каждая, человеку, у которого карманы были набиты ими и еще другими тяжеловесными деньгами (бумажные деньги не были в употреблении на прибрежье Тихого океава). Быть репортером было дело весьма выгодное, каждый в городе старался наделить его деньгами и "футами". Сам город и все склоны высоких гор были изрыты шахтами. Руд было больше, чем рудокопов. Поистине сказать, между этим количеством не нашлось бы и десяти руд стоящих волочения на мельницах, но каждый говорил: "Подождите, пока не дойдем до основательного слоя и тогда увидите!" Одним словом, никто не унывал. Все эти руды были большею частью необработанные и совсем ничего не стоящия, но никто этому не верил. Офир, Гульд и Каррей, Мексиканския и другия богатые руды на Комстокской жиле в Виргинии и на Золотой Горе ежедневно выворачивали целые груды богатейших скал и каждый надеялся найти то же самое в своей маленькой и ничтожной руде, ожидая больших богатств, раз дойдет до "основательного слоя". Бедняк слепо верил тому, что никогда не могло осуществиться!

Итак, эти тысячи ничтожных шахт углублялись в землю все ниже и ниже, люди были полны надежд и чувствовали себя счастливыми. Боже, как они работали, пророчили, ликовали! Едва ли что подобное было когда-нибудь с тех пор, как свет стоит! Каждая такая ничтожная руда, нет не руда, а яма в земле над воображаемой рудой, была признана и красиво гласила "имущество", и имущество это было продажное. Оно ежедневно покупалось и продавалось в советах с лихорадочною жадностью. Вы могли подняться на склон горы, поцарапать немного вокруг и найти залежь (в них недостатка не было), прибить "заявление", дать высокопарное прозвище, устроить шахту, напечатать о своем имуществе и, не имея никакого доказательства стоимости вашей руды, вы смело могли ставить ваше имущество на продажу и получить сотни и тысячи долларов. Разбогатеть, и разбогатеть скоро было так же легко, как вкусно пообедать. Не было человека, который не обладал бы "футами" в разных ничтожных рудах и не считал бы себя будущим богачем. Вообразите себе город, где нет ни одного бедняка! Можно было ожидать, что, спустя несколько месяцев безуспешного труда на ничтожных рудах (ничтожными рудами я называю те, которые не помещались на главной жиле, т. е. на "Комстоке"), которые не давали и одной тонны стоющей скалы, люди могли отрезвиться и начать сомневаться в существовании ожидаемых богатств; ничуть не бывало, никто не думал об этом. Они продолжали рыть, покупали и продавали и были счастливы.

"требования" предъявлялись каждый день, и это был самый любезный способ прибежать в контору газет, дать репортеру сорок или пятьдесят футов, попросить его съездить и разсмотреть руду и потом написать о ней заметку. Им было совсем безразлично, что бы вы ни сказали об их имуществе, лишь бы упомянули о нем. Следовательно, мы обыкновенно что-нибудь да писали, говорили, что "признаки" хороши или что залежь была "шесть футов ширины", или что скала "походила" на Комсток (и так оно и было в общем, но сходство было недостаточно велико, чтобы сшибить вас с ног). Если скала мало-мальски подавала надежды, мы, следуя здешнему обычаю, употребляли сильно выражающия имена прилагательные и с пеной у рта кричали, как о чуде, об этом новом серебряном открытии. Если руда была уже разработанная и не обладала ничем (что, конечно, и было), мы хвалили тоннель, говорили, что он один из замечательнейших в местности, врали, несли всякую чепуху об этом тоннеле, пока сами не доходили до одурения, но о скале ни слова. Мы, бывало, испишем полстолбца одобрительных отзывов о шахте или о новой проволочной веревке, или о сосновом брашпиле, или о прелестном нагнетательном насосе, и потом заключаем статью восторженными похвалами о достойном и энергичном надзирателе руды, но никогда не пророним ни слово о скале. И люди эти были всегда довольны, всегда удовлетворены. Изредка приходилось нам заглаживать и прихорашивать нашу репутацию за суровую, неуклонную правдивость, когда, бывало, протрубим о каком-нибудь старом заброшенном "требовании" и когда кто-нибудь, схватив это, продает его за всеобщую известность.

"футы". Если мы нуждались в сотне долларов, то мы продавали часть их, в противном же случае мы сохраняли и копили их, довольные тем, что когда-нибудь придет время и футы эти будут стоить по 1000 долларов каждый. У меня был чемодан, весь нагруженный этим имуществом.

"требование" пускалось на продажу и цена на него поднималась и стояла высокая, я сейчас же смотрел в своем имуществе, нет ли такого у меня, и почти всегда находил.

желающими, чтобы я написал что-нибудь об их "требовании", нет, многие давали так, не прося взамен ничего, и получали одно "спасибо". Оно делалось совсем просто: вообразите, вы идете по улице и несете корзину яблок, встречаете знакомого и, конечно, предлагайте ему воспользоваться некоторыми. Это сравнение дает вам понятие о тогдашних делах в Виргинии в разгар "горячечного времени". У каждого карманы были набиты этим имуществом, и при встрече с приятелем обыкновение было предложить ему некоторую часть вашей собственности. Когда вам подносили такого рода подарок, надо было безотлагательно принимать его, чем связывали предложившого, в противном же случае, когда это имущество возвышалось в цене, вам часто приходилось сожалеть о неумелом распоряжении вашем не воспользоваться во-время подношением. Однажды м-р Стюуат (ныне сенатор Невады) предложил мне в подарок двадцать футов его имущества на Джастисе и звал меня идти с ним сейчас же в его контору. Цена за один фут стояла пять или десять долларов. Я просил его подождать до завтрашняго дня, так как шел на обед, но он мне ответил, что завтра его не будет в городе; несмотря на это, я предпочел идти обедать. Через неделю цена возвысилась до семидесяти долларов, а потом и до ста пятидесяти, но ничего уже не могло заставить его уступить мне часть. Конечно, он продал предложенное мне имущество и излишек этот положил себе в карман. Я встретил трех приятелей в один прекрасный день, которые сообщили мне о покупке ими на аукционе Овермэна по восемь долларов за фут. Один из них звал меня в себе в контору, предложив пятнадцать футов в подарок, другой сказал, что прибавит своих пятнадцать, а третий обещал дать столько же. Но я торопился на следствие и не мог идти. Через несколько недель они продали весь Овермэн по шестисот долларов за фут и зашли ко мне, чтобы сообщить об этом, а также, чтобы убедить меня принять предлагаемые мне другими личностями сорок пять футов в подарок. Я описываю действительно бывшие факты и мог бы исписать длинный лист таких подобных, все время не отклоняясь ни на иоту от правды. Много раз случалось, что приятели дарили по двадцать пять футов ценою в двадцать пять долларов и так же мало придавали значения этому подарку, как если бы гостю предложили сигару. Это было поистине действительно "горячечное время". Я предполагал, что ему никогда конца не будет, но, впрочем, я всегда был плохим пророком.

"требования" предъявлялись даже на подвальные ямы; где только заступ обнаруживал что-нибудь напоминающее кварцевую жилу и подвальные ямы эти находились в окрестностях или предместьях города, а, наоборот, в самом центре его, такое имущество сейчас же определялось в продажу. Никто не обращал внимания и не спрашивал, кому принадлежала подвальная яма, лишь бы найти залежь, а она всегда принадлежала открывателю, разве только если правительство Соединенных Штатов вмешалось бы в это дело (насколько оно вмешалось и приобрело себе преимущество на своих рудах в Неваде, по крайней мере, тогда было так), но до тех пор находили, что разработка была привилегия открывателя. Вообразите себе незнакомца, который в вашем роскошном цветнике, разбитом перед домом, преспокойно начинает копать и выгребать лопатой землю и иногда даже пускать в дело и разрывной порох! Такие случаи нередко происходили в Калифорнии. Посередине одной главной торговой улицы в Виргинии один человек предъявил "требование" на руду и начал рыть шахту. Он преподнес мне сто футов этого имущества, которое я поспешил продать за новую пару платья, потому что боялся, что кто-нибудь провалится в шахту и предъявит иск за увечье. Мне принадлежало еще в другом "требовании", стоящем по середине улицы, несколько футов и, чтобы доказать читателю увлечение людей в ту пору, эта "Восточная Индия" (так называлось это имущество) продалась весьма скоро, хотя под нею находился прежний тоннель, в который можно было пойти и увидеть, что он совсем не пересекал никакой кварцевой залежи, ни что-либо подобное.

"посолить руду", он практиковался таким образом: предъявлялось "требование" на какую-нибудь ничтожную руду, устраивали шахту, покупали полную фуру драгоценного груза на богатом "Комстоке"; часть этого груза сваливали вниз в шахту, а другую разбрасывали снаружи, по сторонам её. Показывалось это имущество какому-нибудь простячку и продавалось ему за весьма высокую цену. Понятно, жертва и находила только одну фуру драгоценного вещества. Весьма оригинально было соление "Северного Офира". Было предъявлено заявление, что жила эта есть отдаленное продолжение настоящого "Офира", богатая руда на Комстоке. Несколько дней под-ряд только и говорили, что о новом открытии в Северном Офире. Говорили, что он давал целыми самородками чистое серебро. Я полюбопытствовал и пошел взглянуть вместе с владельцами, нашел шахту в шесть или в восемь футов глубины, на дне которой находилась дурно разбитая жила, тусклой, желтоватой, ничего не стоющей скалы. После этого можно было ожидать найти серебро и в жерновых камнях. Мы вытащили ведро этой дряни, промыли ее в луже и нашли в подонках, около полдюжины черных, круглых шариков, безспорно самородного серебра. Никто никогда не слыхал о такой странности, наука не в силах была растолковать такое явление. Имущество это поднялось в цене до шестидесяти пяти долларов за фут, и за эту цену знаменитый трагик м-р Кин Букэнэн купил большую часть его и собирался покинуть сцену, он постоянно порывался это сделать. Вдруг оказалось, что руда была "посолена" и не простым обыкновенным способом, а каким-то замечательно плутовским, наглым и особенно оригинальным и возмутительным. На одном куске самородка открыли чеканку, и тогда весьма просто поняли, что руда была посолена расплавленной монетой. Куски эти были зачернены, пока не получили сходства с самородком, потом их швырнули на дно шахты и смешали вместе с разбитыми осколками скалы. Все, что пишу, неопровержимая истина. Цена на это имущество, понятно сразу упала и трагик наш был разорен. Если бы не этот случай, мы лишились бы навсегда талантливого и известного м-ра Кина Букэнэна.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница