Похождения Гекльберри Финна.
Глава XIV. Приятное препровождение времени - Книги, - Французский язык.

Глава XIV
Приятное препровождение времени - Книги, - Французский язык.

Проснувшись, мы занялись разборкой добычи, похищенной мошенниками на разбитом пароходе. Мы нашли сапоги, одеяла, платье и еще много всякого добра - кипу книг, подзорную трубу и целых три ящика сигар. За всю свою жизнь мы никогда не были такими богачами! Сигары оказались - первый сорт. Все время после обеда мы провалялись в лесу, болтая и покуривая; я почитывал книги, и вообще мы провели время очень приятно. Я рассказал Джиму все, что произошло на катере и на разбитом судне. "Вот так интересные приключения!" - заметил я, но он отвечал, что бог с ними и с приключениями... надоели ему тревоги! Он признался, что, когда я залез в каюту, а он пополз назад к плоту и не нашел его - он чуть не умер со страху: он уже подумал, что пропал, погиб! В самом деле, как ни верти, все плохо: останется на пароходе - утонет, а не останется, так его препроводят тотчас же домой, чтобы получить награду, и уж тогда мисс Уотсон непременно продаст его на Юг. И в самом деле он был прав; Джим почти всегда был прав - удивительно умная голова для негра.

Я очень много прочитал Джиму про королей, герцогов, графов, и как великолепно они одеваются, и какие они важные; и как они величают друг друга - ваше величество, ваше сиятельство и тому подобными прозвищами - вместо мистера. Джим таращил глаза от изумления; все это очень интересовало его.

- Я не знал, что их такая уйма. Я слыхал только про старого царя Соллермуна [Соломона. (Примеч. авт.)], если не считать королей, которые водятся в карточных колодах. Сколько жалованья получает король?

- Сколько получает? - говорю я. - Они могут брать себе хоть по тысяче долларов в месяц, если им понадобится. Они могут брать сколько угодно. Все принадлежит им.

- Ну и весело же им живется! А что они должны за это делать, Гек?

- Они ничего не делают! Они только заседают.

- Неужто?

- Право, так! Они только заседают. Не считая, быть может, тех случаев, когда бывает война. Тогда они отправляются на войну. Но остальное время бездельничают. Плюют себе в потолок.. Тсс! Слышишь шум?

Мы выскочили из чащи и поглядели. Но это был только шум пароходного колеса. Какой-то пароход огибал мыс. Поэтому мы вернулись обратно.

- Да, - говорю я, - в остальное время, когда им бывает скучно, они ссорятся с парламентами. А если кто-нибудь им не потрафит, они велят отрубить ему голову. Но по большей части они проводят время в гареме.

- В чем?

- В гареме.

- Что такое гарем?

- Это такое место, где они держат своих жен. Разве ты никогда не слыхивал о гаремах? Соломон тоже имел гарем. У него было больше миллиона жен.

- Нуда, конечно. Я... я позабыл об этом. Гарем - это бабий дом. Воображаю, какой шум и крик был у них в детской. Женщины, должно быть, все время ссорились между собой. А еще говорят, что Соллермун был мудрейший из всех людей. Я не верю этому. Потому что захочет ли мудрый человек вечно жить среди такого гама? Нет, конечно, не захочет. Мудрый человек вместо этого построил бы себе, ну скажем, котельный завод. Завод все-таки можно остановить, когда захочется отдохнуть от шума.

- И однако Соломон действительно был мудрейший из людей. Потому что вдова Дуглас сама мне говорила об этом.

- Что бы там ни говорила вдова, он не был мудрым человеком, никогда! Он иногда выкидывал совсем сумасбродные шутки. Слыхали вы о ребенке, которого он велел разрубить пополам?

- Да, вдова рассказывала мне и об этом.

- Отлично! Подождите минутку. Вот этот пень - первая женщина, а вы вторая. Я - Соллермун, а этот бумажный доллар - ребенок. Каждый из вас желает получить его себе. Что я должен сделать? Я обойду соседей и выспрошу по-хорошему, кому принадлежит доллар, и затем отдам его кому следует. Так поступил бы всякий, у кого есть хоть капля смысла в голове. Но нет: я разрываю доллар на две части и отдаю одну половинку вам, а вторую - другой женщине. Совершенно таким же образом Соллермун велел разрубить ребенка. Теперь я спрашиваю вас: какая польза от половинки доллара? На нее ничего нельзя купить. И какая польза от половины ребенка? Я не дал бы ни гроша за целый миллион таких половинок

- Довольно, Джим, ты не понял здесь самой сути. Ты дал маху в сторону на целую тысячу миль.

- Кто? Я? Когда в чем-нибудь есть человеческий смысл, я тотчас же вижу это. Но здесь нет никакого смысла. Спор шел не о половинке, а о целом ребенке. И если человек думает разрешить спор о целом ребенке при помощи половинки, он ничего не понимает. Не говорите о Соллермуне, Гек, я знаю его как облупленного.

- Но повторяю тебе, ты не понял самой сути.

- Будь она проклята, ваша суть! Что я знаю, то знаю. По-моему, истинная суть лежит гораздо глубже. Все объясняется тем, как Соллермун был воспитан. Возьмите, к примеру, человека, у которого всего один или два ребенка. Станет такой человек расходовать детей задаром? Нет, он знает им цену. Но возьмите человека, у которого около пяти миллионов детей бегает взад и вперед по дому. С ним другое дело. Ему так же легко разрубить пополам ребенка, как кошку. Одним ребенком больше или двумя меньше, это не составляет разницы для Соллермуна.

Никогда я не видывал такого негра. Уж если он вобьет себе что-нибудь в голову, нет никакой возможности вышибить это оттуда. Вряд ли какой-нибудь другой негр был такого невыгодного мнения о царе Соломоне. Поэтому я начал говорить о других королях, а Соломона оставил в покое. Я рассказал про Людовика Шестнадцатого, которому когда-то отрубили голову во Франции, и про его сынишку, дофина*, который тоже должен был бы стать королем, а вместо этого его взяли и заперли в тюрьму, где он и помер.

- Бедный малыш!

- Вот это здорово! Только он должен был чувствовать себя ужасно одиноким. Ведь здесь нет королей, Гек?

- Ведь у него не было бы здесь никакого положения в обществе. Что бы он здесь делал?

- Не знаю, право. Иные из них поступают на службу в полицию, а другие учат людей говорить по-французски.

- Что вы, Гек! Да разве французы не говорят, как все прочие люди?

- Нет, Джим, ты не понял бы у них ни словечка, как есть ни единого.

- Не знаю, но это так. Я немножко научился по-ихнему из книжки. Представь себе: приходит к тебе человек и говорит: "Пулли ву фрэнзи" - ты что на это скажешь, а?

- Ничего не скажу, а возьму и тресну его по башке... разумеется, если он не белый. Ни за что не позволю я негру обзывать меня так...

- Эх ты, голова! Ведь это не брань. Это он спрашивает тебя: говоришь ли ты по-французски?

- Чего ж прямо не спросить, по-человечески?..

- Вот уморительно! Я и слушать-то не хочу! Смысла тут нет никакого.

- Ах, какой ты, Джим, рассуди: что, кошка говорит по-нашему?

- Нет, не говорит.

- Ну а корова?

- А кошка говорит по-коровьи, или корова по-кошачьи?

- Нет... а что?

- Естественно и понятно, что обе говорят иначе, всякая по-своему, не так ли?

- Разумеется.

- Что об этом спорить, конечно.

- Хорошо, почему же неестественно и непонятно, чтобы француз говорил иначе, чем мы? Скажи-ка мне это...

- Да разве кошка - человек, Гек?

- Нет.

- Ну, так нечего им соваться не в свое дело и говорить на чужом языке. А француз - человек?

- Да.

- Ладно, так почему же он, черт его дери, не говорит по-человечески? Ответь-ка мне на это!

Я убедился, что нечего тратить слова попусту: невозможно научить негра рассуждать правильно. На том я и остановился.