Принц и нищий.
Глава V. Том в роли принца.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава V. Том в роли принца. (старая орфография)

ГЛАВА V.
Том в роли принца.

Том Канти, оставшись один в кабинете принца, спешил воспользоваться выпавшим на его долю нежданным счастием. Довольно долго стоял он перед зеркалом, поворачиваясь из стороны в сторону и восхищаясь собственною своею особою в роскошном костюме. Затем он начал прохаживаться взад и вперед опять-таки перед зеркалом, подражая величественной и вместе с тем грациозной походке принца. Обнажив великолепно изукрашенный меч, он поклонился, поцеловал клинок и приложил его к своей груди. Том видел собственными глазами, за пять или шесть недель перед тем, как проделывал эту штуку благородный рыцарь, передавая с рук на руки коменданту Лондонской башни арестованных знатных лордов: Норфолька и Сюррея. Играя висевшим у него на бедре кинжалом, осыпанным драгоценными каменьями, Тол осматривал роскошное убранство в кабинете наследного принца. Он садился поочередно на каждый стул и каждое кресло, и думал, как возгордился бы он, если бы мальчики с Мусорного двора могли заглянуть хоть одним глазком в этот кабинет и увидеть своего принца на высоте такого величия. Он спрашивал себя, поверят ли они диковинным его рассказам по возвращении домой, или покачают головами и объявят, что он просто напросто помешался и принял мечты своего воображения за действительность.

По истечении приблизительно получаса,Тому пришло в голову, что принц давненько таки ушел. Вместе с тем он начал томиться одиночеством, а вскоре после того стал прислушиваться к каждому шуму и с нетерпением ждать возвращения принца. Том перестал играть окружавшими его хорошенькими вещицами и почувствовал себя как будто не в своей тарелке. У него возникли тревожные опасения, которые, постоянно усиливаясь, привели его, наконец, в отчаяние. Что если вдруг кто-нибудь войдет и увидать его в костюме принца, а между тем принц не успеет еще вернуться и объяснить это переодевание. Том считал довольно правдоподобным, что его безотлагательно повесят, а затем уже примутся разбирать его дело по существу. Он слышал, что знатные английские лорды не имели привычки особенно церемониться с простонародьем. Опасения эти все возрастая, превращались в настоящий панический страх. Том, дрожа всем телом, потихоньку отпер дверь в прихожую. Ему хотелось незаметно убежать и разыскать принца, чтобы с его помощью высвободиться из дворца и вернуться здравым и невредимым на свой Мусорный двор. Шесть нарядных камер-юнкеров и два молодых пажа знатного происхождения, разодетые словно бабочки, проворно встали на ноги и отвесили ему низкие поклоны. Том поспешно отшатнулся назад и запер за собою дверь. - Они смеются надо мною, - сказал он самому себе. - Они наверное пойдут и разскажут, что видели меня, переодетого принцем! Зачем принесла меня сюда нелегкая!.. Вижу, что мне суждено здесь погибнуть!..

Он ходил взад и вперед по кабинету и, объятый невыразимым ужасом, вздрагивал при каждом шуме. Внезапно дверь распахнулась настежь, и паж, разодетый в шелк и атлас, доложил: - Леди Анна Грэй!

Дверь затворилась и очаровательная девочка-подросток, в великолепном платьице, бросилась к Тому, как будто собиралась его обнять, но внезапно остановилась и спросила печальным голосом:

- Что с тобою, милорд? Отчего ты так разстроен?

Язык Тома прильнул к гортани, но, сделав над собою отчаянное усилие, мальчик всетаки проговорил:

- Пощади меня, ради Бога! Пойми, что я не принц и не лорд, а просто на-просто бедняга Том Канти с Мусорного двора в лондонском Сити. Пожалуйста, дай мне случай повидаться с принцем! Пусть он благоволит вернуть мне мои лохмотья и отпустить отсюда с миром. Будь же милосерда и спаси меня!

Мальчик упал на колени и с пламенной мольбой протягивал руки к Анне Трэй. Девочка в свою очередь словно оцепенела от ужаса. Наконец, она воскликнула:

- Как, милорд, ты, на коленях передо мною?..

Она до того перепугалась, что убежала, а Том, сраженный отчаянием, повадился на пол, бормоча вполголоса:

- Нет никакой надежды! Я погиб! Теперь сейчас придут и схватят меня!

Пока Том лежал на полу кабинета, не помня себя от ужаса, страшная весть быстро облетела весь дворец. Тогда, как и теперь, подобные вести всегда передавались шепотом. Лакей сообщил эту весть на ушко своему товарищу, а благородный лорд - столь же благородной лэди, так что в одно мгновенье она пробежала по всем корридорам и залам решительно всех этажей дворца. Всюду твердили: "Принц помешался, принц сошел с ума!" В каждой зале и прихожей, облицованной мрамором, образовались группы высокоблагородных лордов и лэди в блестящих нарядах и кружки менее знатных и не столь богато одетых особ, серьезно перешептывавшихся друг с другом, при чем на каждом лице выражалась глубокая скорбь. Но вот роскошно одетый вельможа прошел мимо этих групп, громогласно объявляя: "Именем его величества короля воспрещается под страхом смертной казни слушать лживые и нелепые розсказни, обсуждать их или же пересказывать кому-нибудь. Такова воля его величества!" Шепот прекратился столь же неожиданно, как будто шептавшиеся внезапно онемели.

Вскоре затем, в дворцовых корридорах обнаружилось движение, и раздались вполголоса восклицания: "Принц! Принц идет!" Бедняга Том медленно шел мимо придворных, отвешивавших ему низкие поклоны. Он пытался и сам отвечать на эти поклоны, робко глядя на необычайную, окружавшую его обстановку. В глазах у бедняги одновременно выражались изумление, недоумение и смертельный испуг. Знатные вельможи шли по обе стороны Тома, поддерживая мальчика, чтобы нельзя было заметить неуверенных его шагов; позади следовали придворные врачи и несколько камергеров.

Том не замедлил очутиться в большой великолепной комнате и услышал, как затворилась за ним дверь. Мальчика окружали придворные, которые его туда привели, а в небольшом разстоянии полулежал перед ним на парадном диване чрезвычайно рослый и дородный мужчина с широким и обрюзглым лицом, имевшим необычайно строгое и суровое выражение. Ни усов ни бороды у этого мужчины не было, а большая голова и бакенбарды, обрамлявшия лицо, совершенно поседели. Одежда на нем была из дорогой ткани, но казалась сильно поношенной и местами потертой. Одна из распухших его ног, окутанная фланелью, лежала на подушке. Водворилось глубокое молчание, и головы всех, за исключением одного человека, почтительно преклонились. Этот человек с суровым лицом был грозный Генрих VIII. Впрочем, минуту спустя, лицо его приняло ласковое выражение, когда он проговорил:

- Ну, как поживаешь, милый сын мой, милорд Эдуард? Чего ради пришло тебе в голову подшутить надо мною, любящим тебя королем-отцом, и смутить меня за мою доброту такой печальной шуткой?

Бедняга Том слушал начало этой речи настолько внимательно, насколько это было возможно для отуманенных его умственных способностей. Когда слова, "меня короля-отца" зазвучали в его ушах, он побледнел, как смерть, и упал на колени так мгновенно, как будто его сразило пушечное ядро. Подняв руки вверх, он воскликнул:

- Ты значит король? Тогда я погиб, погиб безповоротно!

Слова эти, повидимому, поразили короля: глаза его величества безцельно перебегали от одного лица к другому, а затем с недоумением остановились на мальчике, стоявшем перед ним на коленях. Помолчав немного, король сказал тоном глубокого разочарования:

Тома подняли на ноги, и он, дрожа всем телом, смиренно подошел к его величеству английскому королю. Обхватив обеими руками испуганное лицо мальчика, король пристально и нежно глядел на него в течение некоторого времени, как бы стараясь отыскать какой-нибудь симптом возвращающагося разума, а затем прижал к своей груди курчавую его головку и ласково ее погладил.

- Неужели ты не узнаешь своего отца, дитя мое? Не разрывай стариковского моего сердца! Скажи, что ты меня знаешь! Разумеется, знаешь? - спрашивал король.

- Да, знаю! Ты грозный мой лорд король, которого да сохранит Господь Бог!

- Верно, совершенно верно! Это очень хорошо. Только успокойся и не дрожи так. Никто тебя здесь не обидит. Все здесь любят тебя. Тебе стало лучше. Твой дурной сон миновал. Так ведь? Ты, без сомнения, узнаешь ведь теперь себя самого и не станешь больше называть себя чужим именем, как делал это еще недавно.

- Прошу тебя всемилостивейше мне верить, могущественнейший грозный государь. Я говорил чистую правду. Я действительно ничтожнейший из твоих подданных, так как родился и рос до сих пор в нищете. Теперь я оказываюсь здесь лишь вследствие злополучной странной случайности, в которой я сам не при чем. Я ничего дурного не сделал и к тому же я, ведь, так молод. Зачем же мне умирать, когда ты можешь спасти меня всего лишь одним словечком? Скажи зто словечко, государь!

- Зачем ты говоришь о смерти? Нет, милый мой принц, не упоминай о ней! Да снизойдет мир на твое взволнованное сердце. Смерть тебя не постигнет!

Том упал на колени с радостным возгласом:

- Да вознаградит Господь Бог тебя, государь, за твое милосердие и да ниспошлет Он тебе долгие дни ко благу нашей отчизны!

Затем, проворно поднявшись, он обернулся с радостным лицом к сопровождавшим его двум лордам-камергерам и воскликнул:

- Вы слышали? Смерть меня не постигнет! Сам король объявил это.

Слова его не вызвали среди присутствовавших ни малейшого волнения. Все наклонили головы с серьезным, почтительным видом, но никто ничего не возразил. Том, несколько смутившись, постоял с минутку в недоумении, а затем робко обратился к королю с вопросом:

- Можно теперь уйти?

- Уйти? Разумеется, можно, если ты хочешь! Отчего, однако, тебе не побыть здесь еще немножко? Куда ты хотел уйти?

Потупив глаза, Том смиренно ответил:

- Без сомнения, я ошибался, но мне казалось, что я еще не лишен свободы. Я хотел, поэтому, разыскать снова конуру, где родился и вырос в бедности, но где живут моя мать и сестры. Там настоящий мой дом, а не здесь, среди роскоши и великолепия, к которому я не привык. Прошу вас, государь, отпустить меня домой!

Король несколько времени молчал и погрузился в глубокую задумчивость, при чем его лицо приняло грустное выражение, становившееся все более безотрадным. Вдруг на лице этом мелькнул луч надежды.

- Быть может, он помешался только на одном пункте! - воскликнул король. - В таком случае разсудок у него во всех других отношениях мог сохраниться. Дай Бог, чтобы это так и случилось! Подвергнем его маленькому испытанию.

Он обратился с вопросом на латинском языке к Тому, который ответил на этот вопрос хотя и не особенно бойко, но тоже по-латыни. Король не скрывал своего восхищения. Присутствовавшие знатные вельможи и доктора тоже до чрезвычайности обрадовались. Король заметил:

- Положим, что он, при своем образовании и знаниях, мог бы ответить и лучше, но всетаки отсюда уже можно заключить, что душевная его болезнь не безнадежна и не вызвала в его уме рокового помрачения. А вы, сударь, как думаете?

Врач, к которому обратился король, низко поклонился и объявил:

Поощрение со стороны такого авторитетного лица, очевидно, доставило королю удовольствие. Он продолжал сравнительно уже веселым тоном:

- Мы сделаем ему еще испытание. Слушайте все внимательно!

Он обратился к Тому с вопросом на французском языке. Мальчик, смущенный устремленными на него взорами всех присутствовавших, с минуту молчал, а затем неуверенным голосом ответил:

- С соизволения вашего величества, я этого языка совсем не знаю.

Король упал назад на свое ложе. Придворные устремились к нему на помощь, но он отстранил их жестом руки и сказал:

- Не безпокойте меня! Это мгновенный упадок сил, который тотчас пройдет. Поднимите меня! Вот так, довольно! Подойди ко мне, дитя мое. Пусть бедная больная твоя головка успокоится и отдохнет на груди у твоего отца! Ты скоро выздоровеешь. Мечта, омрачившая твой ум, не замедлит разсеяться. Не бойся, ты поправишься!

Затем он обратился к присутствовавшим придворным, но ласковое выражение его лица при этом мгновенно исчезло и в глазах начали сверкать зловещие огоньки. Он сказал:

- Слушайте. Мой сын помешался, но это у него пройдет! Он слишком прилежно учился и черезчур много сидел в четырех стенах. Смотрите теперь за тем, чтобы он не возился больше, до поры до времени, с книгами и учителями! Забавляйте его разными играми на открытом воздухе. Старайтесь всячески его развлекать, чтобы он выздоровел как можно скорее!

Приняв сидячее положение, Генрих VIII продолжал энергическим тоном:

- Он сумасшедший, но всетаки сын мой и наследник английского престола! В здравом уме, или же помешанный, а все же он будет царствовать. Слушайте также и объявите во всеобщее сведение: тот, кто вздумает говорить о болезни наследного принца, будет безотлагательно повешен, как нарушитель мира и спокойствия наших королевств!.. Дайте-ка мне выпить! Все нутро у меня горит. Это горе подрывает мои силы... Довольно! Возьмите прочь чашу... Поддержите меня! Ну, вот так хорошо. Он, значит, сумасшедший? Ну и пусть себе будет хоть тысячу крат сумасшедший, а всетаки он принц Уэльский, и я, король, утверждаю его в этом сане! Пусть он сегодня же будет утвержден с соблюдением всех установленных обычаем формальностей в звании принца Уэльского. Лорд Гертфорд, безотлагательно изготовьте соответствующий указ.

Один из вельмож преклонил колено перед ложем короля и сказал:

- Вашему величеству известно, что наследственный английский великий маршал содержится теперь в Лондонской башне по обвинению в государственном преступлении. Не приличествует лицу, над которым тяготеет такое обвинение...

в должности за отсутствием у меня в королевстве великого маршала, неподозревавшого в государственной измене и, следовательно, способного участвовать в церемониале? Нет, клянусь Богом Всемогущим, я этого не попущу! Объяви моему парламенту, чтобы он еще до восхода солнца постановил над Норфольком приговор и прислал мне его на утверждение. В противном случае члены парламента жестоко поплатятся за свою нерадивость.

- Воля короля - закон! - отвечал лорд Гертфорд и, поднявшись с колен, вернулся на прежнее место.

Гневное выражение постепенно исчезло с лица короля, когда он вернулся в Тому и сказал:

- Поцелуй меня, дорогой принц. Ну, вот так, чего же ты боишься? Разве я для тебя не любящий отец?

- Я и в самом деле знаю, могущественный всемилостивейший государь, что ты добр ко мне недостойному. Всетаки, государь, мне тяжело и прискорбно думать о человеке, который осужден тобою на смерть и...

этот раз, однако, герцог Норфольк стоит между тобой и подобающими тебе почестями. Я решил назначить на его место вельможу, который ничем не запятнает своего высокого поста. Успокойся же, милый принц, и не смущай больше бедной твоей головки такими мыслями.

- Но ведь ты, государь, ускоряешь из-за меня его смерть. Если бы не я, то он мог бы, пожалуй, прожить еще долго!

- Не думай о нем, милый принц, он этого не стоит. Поцелуй меня еще раз и иди в твои аппартаменты играть и забавляться. Болезнь всетаки подорвала мои силы. Я чувствую себя усталым и хотел бы отдохнуть. Иди же с твоим дядей Гертфордом и твоею свитой. Когда отдых меня освежит, приходи опять ко мне.

раз он услышал раздававшияся в корридоре вполголоса восклицания: "Принц, принц идет!"

Мальчик все более падал духом по мере того, как шел между блестевшими золотым и серебряным шитьем рядами кланявшихся ему придворных. Он сознавал себя теперь в плену и боялся остаться навеки запертым в вызолоченной клетке, в качестве злополучного одинокого принца, не имеющого ни друзей, ни товарищей. Только один милосердый Бог мог сжалиться еще над ним и возвратить ему свободу.

глазами. Лицо герцога врезалось в памяти у мальчика, видевшого, как этого вельможу везли под конвоем в Лондонскую башню.

Прежния мечты Тома были такими чарующими и увлекательными, но осуществлявшая их действительность казалась ему невыносимо ужасной.