Принц и нищий.
Глава VI. Том получает должные инструкции.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава VI. Том получает должные инструкции. (старая орфография)

ГЛАВА VI.
Том получает должные инструкции.

Тома отвели в лучшую залу великолепных аппартаментов наследного принца и заставили там усесться на кресло. Ему это казалось особенно неловким в виду того, что туг же находились несравненно более пожилые и знатные люди, продолжавшие стоять. Он просил их тоже сесть, но они, выражая словами и поклонами, свою благодарность за это приглашение не решались им воспользоваться. Том собирался было настаивать, но его "дядя", граф Гертфорд, шепнул ему на ухо:

- Пожалуйста не настаивай, милорд! Не принято, чтобы они сидели в твоем присутствии.

Дежурный паж доложил, что лорд Сент-Джон просит аудиенции у принца. Низко поклонившись Тому, лорд объявил:

- Я пришел по приказанию короля говорить о деле, требующем соблюдения величайшей тайны. Не соблаговолите ли, ваше королевское величество, выслать из залы всех своих приближенных, за исключением графа Гертфорда?

Заметив, что Том, повидимому, не знает, каким образом следует отдать соответственное приказание, Гертфорд шепнул ему сделать жест рукою, пожалуй, даже не говоря ни слова. Когда придворные удалились, лорд Сент-Джон продолжал:

- Его величество король повелевает, чтобы его высочество принц, в виду важных и необходимых государственных соображений, скрывал всеми зависящими от него средствами и способами свою болезнь до тех пор, пока она не пройдет и он не станет опять совершенно таким же, как прежде. Иными словами его высочеству предписывается ни под каким видом более не отрицать, что он настоящий принц и наследник английского престола. Соблюдая августейшее свое достоинство, он должен принимать без всякого протеста словами, или жестами, знаки почтения и уважения, подобающие его сану и установленные законом и обычаем. Он не должен более говорить кому бы то ни было о мнимом своем низком происхождении и предшествовавшей жизни, так как эти болезненные мечты вызваны лишь воображением, разстроенным вследствие чрезмерных занятий науками. Он обязан как можно скорее воскресить в своей памяти лица всех своих приближенных. В случаях, когда это ему не будет удаваться, он должен молчать, не обнаруживая своей забывчивости удивлением, или же иными признаками. При выходах и парадных приемах, если у его высочества встретится какое-либо недоразумение относительно того, что именно следует сказать, или сделать, он не должен обнаруживать безпокойства, которое могло бы быть подмечено кем-нибудь со стороны, а посоветоваться с лордом Гертфордом, или же с моей ничтожной особой. Король предоставил меня именно с этою целью в распоряжение вашего высочества и приказал мне находиться при вас до тех пор, пока он не отменит этого распоряжения. Такова воля его величества короля, который посылает поклон вашему королевскому высочеству и молит Бога, чтобы Он, по своему великому милосердию, послал вам скорое исцеление и сохранил вас теперь и во веки веков под святым Своим покровом.

Высказав все это, лорд Сент-Джон поклонился и отошел в сторону. Том смиренно ответил:

- Такова воля его величества короля! Нельзя шутить с его приказаниями, или уклоняться от выполнения их под какими бы то ни было предлогами. Я буду повиноваться.

Лорд Гертфорд заметил тогда, в свою очередь:

- Его величество король изволил также отдать предписание относительно отмены на несколько дней учебных и других серьезных занятий, а потому не соблаговолите ли, ваше высочество, провести время в каких-нибудь приятных забавах? Желательно, чтобы вы, принц, отдохнули и собрались с силами для банкета, так как в противном случае вы можете утомиться и разстроить ваше августейшее здоровье.

На лице Тома выразилось изумление и недоумение. Заметив грустный взор, устремленный на него лордом Сент-Джоном, мальчик покраснел. Благородный лорд ласково ему сказал:

- Память все еще тебе изменяет, и ты как будто удивляешься, но пусть это тебя не смущает. Без сомнения, она у тебя возстановится с течением времени, когда твоя болезнь начнет проходить. Милорд Гертфорд говорит о банкете у лорда-мэра, на котором будет присутствовать ваше высочество во исполнение обещания, данного два месяца тому назад его величеством королем. Припоминаешь ты это теперь?

- Мне очень жаль, что я должен ответить отрицательно, - сказал неуверенным голосом Том и снова покраснел.

В это мгновенье доложили о прибытии лэди Елизаветы и лэди Анны Грей. Оба лорда обменялись друг с другом многозначительными взглядами, и Гертфорд поспешно подошел к дверям. Когда молодые девушки проходили мимо, он, понизив голос, предупредил их:

- Прошу вас, лэди, сделать вид, будто не замечаете разстроенного состояния принца. Не выказывайте также удивления, если память ему станет изменять. Вы с прискорбием убедитесь, что это будет случаться на каждом шагу!

Тем временем лорд Сент-Джон говорил Тому на ухо:

- Пожалуйста, принц, сообразуйся как можно строже с желанием его величества короля. Вспомни то, что для тебя возможно, и делай вид, будто помнишь все остальное. Не позволяй им заметить в тебе сколько-нибудь серьезной перемены. Ты знаешь ведь, как нежно тебя любят твоя сестра и кузина, и как сильно опечалила бы их эта перемена. Угодно вашему высочеству, чтобы я и ваш дядя остались здесь?

Том изъявил свое согласие жестом и словами, которые пролепетал вполголоса, неуверенным тоном. Он учился уже выполнять роль, навязанную ему судьбою и, в простоте сердца, решился играть ее настолько хорошо, насколько это для него возможно, сообразуясь во всей строгости с приказаниями короля.

Несмотря на все меры предосторожностей, беседа с принцессами по временам у него не вязалась. Том неоднократно готов был уже придти в отчаяние и отказаться от выполнения непосильной роли, но каждый раз его спасал замечательный такт принцессы Елизаветы, или же какое-нибудь словцо, как будто невзначай брошенное тем или другим из благородных лордов, бдительно следивших за разговором. Лэди Анна Грей совсем казалось сбила с толку Тома вопросом:

- Был ты сегодня, милорд, с визитом у её величества королевы?

Мальчик замялся и, очевидно, не зная, что ответить, собирался сказать что-нибудь наугад, но лорд Джон, с непринужденной ловкостью придворного, привыкшого выпутываться из затруднительных положений, поспешил ответить вместо принца:

- Точно так, милэди. Её величество соизволили успокоить принца благоприятными известиями о состоянии здоровья его величества короля. Так ведь, ваше высочество?

Том пробормотал что-то такое в утвердительном смысле. но чувствовал, как почва у него под ногами начинает колебаться. Несколько позже упомянуто было в разговоре, что Тому предписано прекратить на время учебные занятия. Маленькая лэди тотчас воскликнула:

- Жаль, очень жаль, ты ведь так хорошо учился! Впрочем, потерпи немного. Тебе наверное позволят опять приняться за книги. Ты, дорогой мой принц, наверное будешь таким же ученым, как достопочтенный твой отец и станешь говорить на стольких же языках, как он!

- Стоит разве говорить про моего достопочтенного отца! - вскричал Том, забывшись на мгновенье. - Думаю, что он и на родном-то своем языке может выражаться понятно разве лишь для свиней, которые живут в хлеву на Мусорном его дворе. Что же касается до научных сведений, то...

- Меня опять охватила болезнь, отуманивающая ум странною мечтою. Я вовсе не имел в виду непочтительно отзываться об его величестве короле.

- Мы это знаем, принц, - подтвердила принцесса Елизавета, почтительно и ласково сжимая руку своего "брата" между ладонями своих ручек. - Пожалуйста не безпокойся об этом. Вина тут не твоя, а твоего нездоровья.

- Ты очень милая утешительница, очаровательная моя лэди, - отвечал ей Том. - Сердце заставляет меня высказать тебе за это пламенную благодарность и я беру на себя смелость это сделать.

Недогадливая юная лэди Анна позволила себе сказать Тому что-то по-гречески. Внимательный взор принцессы Елизаветы тотчас подметил по благодушному недоумению, выразившемуся на лице Тома, что стрела его кузины пролетела над целью. Она совершенно спокойно ответила поэтому лэди Анне целым залпом шуток на греческом языке и тотчас же перевела разговор на другую тему.

Время шло, благодаря всему этому, очень приятно для Тома, который плыл под чужим флагом, сравнительно, довольно удачно. Он все реже и реже садился на мель, или же натыкался на подводные камни. Видя, что все с ним так ласковы, стараются ему помочь и снисходительно относятся к его промахам, Том стал чувствовать себя значительно лучше. Когда выяснилось, что обе девочки будут с ним вместе вечером, на банкете у лорда-мэра, сердце Тома забилось от радости. Ему казалось, что теперь он всетаки не окажется одиноким на этом банкете среди множества посторонних, незнакомых лиц. Между тем, часом раньше, мысль о том, что обе принцессы будут вместе с ним на банкете, без сомнения, привела бы его в невообразимый ужас.

Ангелам-хранителям Тома, в образе двух благородных лордов, надо полагать, было не особенно легко выполнять возложенные на них обязанности. В продолжение всего свиданья они чувствовали себя словно на горячих угольях. Действительно, они находились в положении лоцманов, которым надлежит вести большой корабль по узкому извилистому и чрезвычайно опасному фарватеру. Они все время держались настороже и порядком таки утомились. Когда поэтому, к концу посещения обеих принцесс, доложили, что лорд Гильфорд Дудлей желал бы навестить его высочество, они не только нашли, что принц совершил на первый раз достаточные подвиги, но вместе с тем пришли к заключению, что им самим было бы очень трудно взяться сызнова за выполнение тяжелой своей лоцманской задачи. Они почтительно посоветовали Тому извиниться, что он и сделал с величайшим удовольствием. Напротив того, на хорошеньком личике лэди Анны мелькнула легкая тень разочарования, когда она услышала о решении не допускать такого блестящого юношу, как лорд Гильфорд, перед светлые очи его, высочества.

Наступила пауза выжидательного молчания, остававшагося непонятным для Тома. Он взглянул на лорда Гертфорда, ответившого многозначительным знаком, смысл которого также ускользнул от мальчика. Догадливая принцесса Елизавета, с обычной своей непринужденной грацией, явилась к нему на выручку. Сделав реверанс, она спросила: - Его высочество принц, мой брат, разрешает нам удалиться?

Том отвечал:

- Вы, милэди, разумеется, можете быть уверены в моем согласии на все ваши желания, но я предпочел бы, чтобы они заключались в чем-нибудь ином, а не в разрешении удалить отсюда светлую радость вашего присутствия! Желаю вам доброго дня и молю Бога, да осенит Он вас Своей милостью! - При этом он невольно улыбнулся, добавляя: - Я всетаки не даром беседовал мысленно с сказочными принцами и принцессами и прилежно читал про них в книжках. Я малую толику приучился к вежливым их речам, расшитым и изукрашенным комплиментами.

По уходе обеих принцесс Том обратился с утомленным видом к своим гувернерам и сказал:

- Не соблаговолите ли вы, благородные лорды, дозволить мне уйти в какой-нибудь уголок и отдохнуть немножко?

Лорд Гертфорд возразил:

- Осмелюсь заметить вашему высочеству, что ваше дело повелевать, а наше повиноваться! Тебе, принц, и в самом деле не мешает отдохнуть прежде, чем отправиться в Сити.

Он позвонил в колокольчик, и тотчас явился паж, которому было приказано сообщить сэру Уильяму Герберту, что присутствие этого джентльмэна желательно. Сэр Уильям немедленно явился в залу и отвел Тола в великолепную опочивальню. Придя туда, Том прежде всего хотел выпить воды и протянул уже руку к бокалу, стоявшему возле графина, но камер-юнкер, одетый в шелк и бархата, выхватил чуть не из рук у него этот бокал, поставил его на золотой поднос и подал Тому, опустившись сам на одно колено.

Усталый пленник сел и собирался снять с себя полусапожки, робко спрашивая взором разрешения это сделать, но тотчас другой камер-юнкер, одетый тоже в шелк и бархат, упал перед ним на колени и выполнил за него это дело. Том сделал две или три других попытки раздеваться, но, видя, что его каждый раз поспешно предупреждают, вздохнул и покорился своей участи, проговорив сквозь зубы:

- Чорт бы их всех побрал! Удивляюсь, как это они еще не требуют, чтобы я дозволил им дышать за меня?

Очутившись в туфлях и в роскошном халате, он лег, наконец, отдохнуть. О сне не могло быть и речи, так как голова Тома была слишком полна мыслями, а его опочивальня - народом. Он не в состоянии был удалить свои мысли, а потому оне остались терзать его своим присутствием. Он не знал, как удалить своих прислужников, а потому они тоже остались в опочивальне, к величайшему сожалению как Тома, так и их самих.

С уходом Тома в опочивальню остались в зале лишь оба сиятельные его гувернеры. В продолжение некоторого времени они молча расхаживали по ней взад и вперед и в глубокой задумчивости покачивали головами. Наконец, лорд Септь-Джон спросил:

- Ну, что ты обо всем этом думаешь?

- Что я думаю? Вот что: король теперь при смерти, племянник мой сумасшедший, вступит в сумасшествии на престол, да и после того останется сумасшедшим. Говорят, что Господь Бог покровительствует Англии. Во всяком случае, она будет теперь очень нуждаться в таком покровительстве.

- Оно и в самом деле на это похоже. Однако же... Нет ли у тебя каких-нибудь недоразумений насчет... то есть именно насчет...

лицо и сказал:

- Говори смело, никто, кроме меня, тебя не услышит. Какие тут могут быт недоразумения?

- Мне очень тяжело высказать мысль, возникшую в моем уме, особенно же перед тобою, милорд, который состоит с ним в таком близком родстве. Умоляю о прощении, если в моих словах найдется что-нибудь оскорбительное, но я всетаки позволяю себе спросить: разве не странно, что умопомешательство могло так изменить всю его манеру держаться и говорить? Правда, что он и теперь в своих речах и обращении настоящий принц, но, всетаки, в них обнаруживается там и сям маленькое различие, сравнительно с тем, как он держал себя прежде. Не странно разве, что умопомешательство истребило из его памяти даже самые лица его отца, равно как придворные формы и обычаи, соблюдавшиеся в ежедневном обиходе? Как могло случиться также, что он, продолжая еще владеть латинским языком, совершенно позабыл греческий и французский? Пожалуйста не оскорбляйтесь, милорд, но облегчите мне сердце от тревожных опасений, которые теперь его мучат. Я буду вам за это неизреченно благодарен. Меня неотвязно преследует мысль о том, как настоятельно он сам утверждал, что не принц и что...

- Замолчи, милорд! Это, ведь, государственная измена! Разве ты забыл приказание короля? Вспомни, что, если я стану тебя слушать, то, уже вследствие этого самого, сделаюсь соучастником преступления.

Сент-Джон побледнел и поспешно возразил:

вы меня извините. В противном случае я погиб!

не говорил. Впрочем, и подозрения твои сами по себе совершенно неосновательны. Он несомненно сын моей сестры. Ведь его голос, лицо и все телосложение как нельзя лучше знакомы мне с самой колыбели. Умопомешательство может вызывать не только замеченные тобою, но иногда еще гораздо худшия странности. Разве ты запамятовал, как наш общий знакомый, барон Марлей, сойдя с ума, забыл свое собственное лицо, которое знал в течение целых шестидесяти лет и принялся утверждать, будто ему навязали чужую физиономию. Он называл себя также сыном Марии Магдалины и говорил, будто его голова сделана из самого хрупкого испанского хрусталя. Он не дозволял даже никому до нея прикоснуться, опасаясь, чтобы, по неосторожности, ее как-нибудь не разбили вдребезги. Нет, мой добрейший лорд, не тревожь себя безцельными опасениями и подозрениями! Это и в самом деле наследный принц, а вскоре он будет королем. Вспомни, что я, как родной дядя принца, не могу ошибиться в его личности. Советую тебе хорошенько обдумать мои слова и держать их в памяти!

Поговорив еще с Сент-Джоном, при чем благородный лорд пытался, по возможности, загладить свой промах многократными уверениями в том, что теперь совершенно уже убедился представленными ему доводами и не станет питать на будущее время ни малейших сомнений, граф Гертфорд простился с своим товарищем по наблюдению над принцем. Лорд Гертфорд, оставшись один дежурить в зале, погрузился в глубокия размышления. Очевидно, что, чем больше он думал, тем в большее смущение приходил. Граф сперва было уселся в кресло, а затем вскочил и принялся ходить взад и вперед из угла в угол, бормоча сквозь зубы:

- Нет, это, наверное, принц! Разве осмелится кто-нибудь утверждать, чтобы могли найтись два мальчика, не состоящих в кровном родстве друг с другом, но в то же время похожих, как две капли воды? Впрочем, даже и тогда было бы положительно чудом, если бы случай свел вместе таких двойников и поставил одного из них на место другого. Самая мысль о возможности такого случая является просто-на-просто сумасбродством.

Помолчав немного, он добавил:

и удобопонятное. В данном случае, однако, не может быть и речи о самозванстве. Мальчик, которого король, весь двор и все приближенные называют принцем, упорно отрицает августейший свой сан. Понятное дело, он не самозванец! Нет, клянусь душой св. Стефана, что это настоящий принц, который только спятил с ума.