Принц и нищий.
Глава VIII. Вопрос о государственной печати.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава VIII. Вопрос о государственной печати. (старая орфография)

ГЛАВА VIII.
Вопрос о государственной печати.

Часов в пять пополудни Генрих VIII, пробудившись от сна, который не принес ему никакого успокоения, пробормотал сквозь зубы:

- Какие дурные, тревожные сны! Они служат предвестниками того, что мой конец близок. Это же подтверждает и все большая слабость моего пульса.

Глаза монарха внезапно вспыхнули зловещими огоньками, и он добавил:

- А всетаки я перед смертью отправлю его еще на тот свет!

Дежурившие при короле придворные заметили, что он проснулся. Один из них осведомился, каковы будут приказания его величества относительно лорда-канцлера, который ждет у дверей опочивальни.

- Впустить его сюда, впустить сейчас же! - с горячностью воскликнул король.

Лорд канцлер вошел и, преклонив колена пред королевским ложем, сказал:

- Я отдал необходимые распоряжения, чтоб выполнить повеления вашего величества. Пэры королевства, в парадных своих облачениях, стоят теперь в палате общин перед решеткой и, утвердив приговор, постановленный над герцогом Норфольком, смиренно ожидают там дальнейшого благоусмотрения вашего величества.

Лицо Генриха VIII вспыхнуло свирепой радостью, и он сказал:

- Поднимите меня! Я хочу лично предстать пред моим парламентом и собственноручно скрепить приговор, освобождающий меня от...

Голос ему изменил. Румянец, которым вспыхнули было щеки, сменился какой-то землисто-серой бледностью. Дежурные камергеры, уложив короля на подушки, поспешно подали ему подкрепляющия лекарства. Приняв их, он грустно проговорил:

- Как долго ждал я этого сладостного часа и, увы, он наступает для меня слитком поздно! Судьба похитила от меня счастье, которое я себе сулил. Спешите же, по крайней мере, вы. Не теряйте времени. Пусть хоть другие выполнят то, что не удалось свершить мне. Передаю большую мою печать коммиссии. Назначь сам лордов, которые должны войти в её состав, и безотлагательно примись вместе с ними за дело. Смотри только поторопись. Прежде чем солнце успеет встать и снова закатиться, принеси мне его голову, чтобы я мог еще на нее поглядеть.

- Повеление вашего величества будет исполнено. Не благоугодно ли вашему величеству приказать, чтобы печать была возвращена мне, дабы я мог немедленно же употребить ее в дело.

- Печать? Да ведь она должна храниться у тебя!

- Ваше величество изволили взять ее от меня сами, два дня тому назад, объявив, что она не должна быть в употреблении до тех пор, пока собственная ваша августейшая рука не приложит ее к смертному приговору герцога Норфолькского.

- Да, я и в самом деле ее взял. Я теперь это припоминаю... Что же я с нею сделал?.. Право, не упомню. За последние дни память мне стала что-то ужь очень изменять... Странно, очень странно!

Король принялся бормотать что-то такое, чего нельзя было хорошенько разслышать, покачивая от времени до времени потихоньку седой своей головой и, очевидно, стараясь припомнить, что именно он сделал с печатью. Под конец граф Гертфорд взял на себя смелость преклонить перед ним колени и объявить:

- Ваше величество, я и многие другие из присутствующих здесь лордов, с позволения вашего, явственно припоминаем, что вы передали большую государственную печать в руки его высочества принца Уэльского, дабы хранить ее до тех пор, пока...

- Верно, совершенно верно! Принеси же ее. Спеши, время уходит!

Лорд Гертфорд бегом устремился в аппартаменты Тома, но, вскоре вернувшись к королю, смущенный и с пустыми руками, объяснил:

- Мне очень прискорбно, милорд-король, сообщать столь грустные и тяжелые вести, по Богу угодно, чтобы болезнь принца все еще длилась. Он не может припомнить себе факт получения от вас государственной печати. Я поспешил доложить об этом, так как нахожу, что было бы совершенно безцельной и ни к чему не ведущей тратой времени производит теперь обыск в длинном ряду комнат и зал, принадлежащих к аппартаментам его королевского высочества...

Стон, вырвавшийся из груди короля, заставил графа Гертфорда замолчать. Минуту спустя Генрих VIII проговорил с глубокою грустью:

годами и заботами. С какою радостью вернул бы я ему мир и спокойствие!

Король закрыл глаза, принялся опять что-то бормотать и, наконец, замолчал. По прошествии некоторого времени он снова раскрыл глаза и с недоумением осматривался кругом до тех пор, пока взор его не остановился на лорде-канцлере, все еще продолжавшем стоять на коленях. Лицо Генриха VIII тотчас же вспыхнуло гневом:

- Как, ты все еще здесь? Клянусь Всемогущим Богом, что, если ты не займешься сейчас же делом об этом изменнике, твоя шапка останется завтра без употребления, за отсутствием головы, на которую ее можно было бы надоедать.

- Всемилостивейший государь, прошу пощады и помилования у вашего величества! Я до сих пор ждал печати.

употребить в дело малую. Удивительно, как ты не мог этого сообразить! Уходи же теперь скорее, да смотри, не смей во мне возвращаться без его головы!

Злополучный государственный канцлер, разумеется, поспешил удалиться из такого опасного соседства. Назначенная им коммиссия, не теряя времени, скрепила королевским утверждением приговор, постановленный раболепным парламентом, и назначила следующий же день для совершения казни отрублением головы над старшим из английских пэров, злополучным герцогом Норфольком.