Принц и нищий.
Глава XX. Король и отшельник.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава XX. Король и отшельник. (старая орфография)

ГЛАВА XX.
Король и отшельник.

Убедившись, что высокая изгородь скрывает его от взоров, так что из дому никто не видит, мальчик, побуждаемый смертельным страхом, побежал во всю прыть по направлению к лесу, находившемуся в некотором разстоянии оттуда. Он не оглядывался до тех пор, пока не добежал почти до самого леса. Тогда только он обернулся и заметил вдали две какие-то человеческия фигуры. Это показалось ему совершенно достаточным. Он не стал терять времени, чтобы хорошенько в них всмотреться, но пустился опять бежать и не останавливался до тех пор, пока не забрался далеко в глубь леса, - в такую чащу, где его со всех сторон окутывал полумрак. Там он остановился, убежденный, что находится приблизительно в безопасности. Он внимательно прислушивался, но кругом стояла грозная, торжественная тишина, производившая тяжелое, подавляющее впечатление на душу. Напрягая все свое внимание, он по временам, как будто различал среди этой тишины звуки, но такие отдаленные, глухие и таинственные, что они как будто не принадлежали в миру действительности, а напоминали скорее жалобы и стоны видений, вернувшихся с того света. Звуки эти были сами по себе еще страшнее тишины, которую они прерывали.

Маленький король намеревался сперва провести остаток дня в том месте, где спрятался. Пока он бежал, тело его разгорячилось и покрылось испариной, но вскоре потом начало сильно зябнуть и он был вынужден идти дальше уже для того, чтобы согреться. Он пробирался все прямо через лес, разсчитывая вскоре выйти на какую нибудь дорогу, но эти разсчеты не оправдались. Мальчик шел довольно уже долго, но чем дальше забирался он в лес, тем гуще и дремучее лес становился. Тем временем мрак все более сгущался, и король убедился, что ночь приближается быстрыми шагами. Он вздрогнул при мысли, что ее придется провести в глухом дремучем лесу и пытался ускорить шаги, чтобы выбраться как можно скорее оттуда, но при всем желании подавался вперед лишь очень медленно. Стемнело уже так, что он не мог явственно различать препятствий, попадавшихся на пути, а потому безперерывно спотыкался о корни дерев, запутывался в плющи и терновники.

Можно представить себе, как он обрадовался, увидев, наконец, мерцавший вдали огонек. Его величество осторожно подкрался к этому огоньку, зачастую останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться. Огонек светил из окна маленькой ветхой хижины, в котором не было даже стекол. Вместе с тем король услышал раздававшийся из хижины голос и почувствовал в ту же минуту стремление убежать куда-нибудь подальше, но вслед за тем, убедившись, что этот голос читает молитвы, счел совершенно излишним искать спасения в бегстве. Подойдя к одному из окон хижины, он стал на цыпочки и заглянул туда украдкой. Комната была маленькая, с земляным полом, крепко утоптанным от долгого употребления. В углу виднелась постель из тростника, покрытая одним или двумя рваными одеялами; по соседству стояло деревянное ведро, чаша, лоханка, два или три горшка и несколько сковородок. Тут же находились небольшая скамья и стул на трех ножках. В печи, топившейся хворостом, тлел еще огонь, перед киотом, озаренным всего лишь одною свечей, стоял на коленях старик. Возле него, на ветхом деревянном столике, лежали раскрытая книга и человеческий череп. Широкоплечий костлявый старик казался, несмотря на свои преклонные годы, еще сильным и бодрым. Волосы, усы и бакенбарды были у него длинные и белые, как снег. Одежда состояла из рясы на овечьем меху, доходившей до самых пят.

- Это, очевидно, святой отшельник! - сказал король себе самому. - Какое счастье, что я к нему попал!

Отшельник закончил свою молитву и встал. Король постучался тогда в двери. Глухой голос ответил ему изнутри:

- Войди, но отрешись от всех грехов твоих, так как место, на котором ты будешь стоять, свято есть!

Король вошел, но в первую минуту не решился заговорить. Отшельник, устремив на него безпокойно бегавшие и как-то странно сверкавшие глаза, спросил:

- Кто ты такой?

- Король - отвечал добродушно спокойным тоном мальчик.

- Добро пожаловать, король! - вскричал с восторженным порывом отшельник.

Затем он принялся хозяйничать с лихорадочной деятельностью и, безпрерывно повторяя: "Добро пожаловать". "Милости просим", придвинул скамью к печи, усадил на нее короля, подбросил в печь сухого хворосту и, наконец, принялся нервно ходить взад и вперед по комнате.

- Добро пожаловать сюда ко мне, - добавил он после непродолжительного молчания. - Многие приходили уже сюда спасаться, но оказывались недостойными и потому изгонялись. Иное дело король, отрекшийся от царственного своего венца и суетного блеска придворной роскоши, - король, облекший свое тело в лохмотья, дабы посвятить жизнь молитве и умерщвлению собственной плоти. Он достоин спасаться вместе со мною и найдет здесь радушный прием. Я встречу его с распростертыми объятиями и предоставлю ему жить в моей келье, пока не постигнет его желанная смерть.

Король поспешил прервать этот монолог и объясниться, но отшельник не обращал на его слова ни малейшого внимания и, повидимому, даже их не слышал, а продолжал говорить, возвысив голос, все с большею энергией:

- Здесь ты найдешь мир и спокойствие. Никто не отыщет твоего убежища и не станет тревожить тебя мольбами вернуться к безумной пустой жизни, которую Господь сподобил тебя покинуть. Здесь ты будешь молиться, изучать Священное Писание, размышлять о безумии и обманах мира сего, представлять себе неизреченное блаженство праведников и страшные муки грешников в загробной жизни, питаться черствым хлебом и травами, пить одну только воду и для очищения души нещадно бичевать каждый день свое тело. Ты будешь носить под рубашкою власяницу и ощутишь, как снизойдет на тебя мир, которого никто здесь не потревожит. Если бы и забрел сюда случайно кто-нибудь тебя разыскивать, он всетаки ушел бы, не достигнув своей цели. Я позабочусь уже о том, чтобы тебя не могли здесь найти и обезпокоить!

Старик, все еще продолжая ходить взад и вперед по комнате, перестал громко говорить и начал вместо того бормотать что-то такое себе под нос. Маленький король воспользовался этим случаем, чтобы рассказать ему свое положение. Он говорил очень красноречиво под влиянием возбуждения, весьма естественного при таких обстоятельствах. Отшельник, тем не менее, попрежнему бормотал и, повидимому, вовсе его не слушал. Продолжая бормотать, он подошел к королю и сказал внушительным тоном:

- Тс, я сообщу тебе тайну!

С этими словами он нагнулся к мальчику, но вдруг остановился и начал как будто прислушиваться. Через минуту или две он подошел к отверстию, служившему вместо окна, высунул голову и начал всматриваться во мрак, а затем вернулся опять на цыпочках, прильнул лицом к самому уху короля и прошептал:

- Я ведь архангел.

- Лучше было бы уж мне оставаться с бродягами и мошенниками, чем очутиться теперь во власти сумасшедшого.

Опасения, терзавшия бедного мальчика, явственно изобразились на его лице. Тем временем отшельник продолжал вполголоса, возбужденным тоном:

- Вижу, что ты чувствуешь обаяние окружающей меня атмосферы. На лице твоем отражается благоговейный страх! Никто не в силах избежать обаяния этой атмосферы, так как она во-истину небесная. Я возношусь на небо и возвращаюсь оттуда в одно мгновение ока. Я был возведен в архангелы, на этом самом месте, пять лет тому назад, ангелами, присланными с неба именно для того, чтобы возложить на меня высокий небесный чин. Присутствие их наполнило всю мою келью нестерпимо ярким сиянием. И знаешь ли, король, что они преклонили передо мною колени, да, преклонили, так как я стал тогда выше их рангом? Я странствовал по небесным сеням и кущам, где беседовал с патриархами. Прикоснись к моей руке, не бойся, дотронись до нея! Ну, вот так. Теперь ты можешь сказать, что касался руки, которую пожимали Авраам, Исаак и Иаков. Я странствовал в золотых заоблачных высях в престолу Всевышняго, воздвигнутому над твердью небесной и видел Бога лицом к лицу!

- Да, я архангел, всего только архангел, тогда как мне следовало быть папой! Устами моими глаголет истина. Уже двадцать лет тому назад ниспослан был мне с неба сон, в котором было обещано, что меня изберут в папы. Всенепременно и случилось бы, как предопределено было небом, но король Генрих VIII упразднил мой монастырь. Я оказался тогда заброшенным сюда, в эту лесную глушь, и влачу здесь жизнь простого, неведомого отшельника. Понятно, что теперь никому и в голову не может придти мысль об избрании меня на папский престол!

Он снова принялся что-то бормотать себе под нос и с бешенством бить себя кулаком по лбу, то проклиная, на чем свет стоит, Генриха VIII, то повторяя обиженным тоном: "Из-за него я теперь только архангел, тогда как мне следовало быть папой!"

Он сумасбродствовал таким образом в течение целого часа, а бедняжка маленький король тем временем сидел на скамье и терпел тяжкую душевную муку. После того припадок сумасшествия у старика прошел, отшельник сделался тогда кротким и ласковым, голос его смягчился. Он вернулся из заоблачных высей и принялся разговаривать так простодушно и человечно, что вскоре завоевал себе сердце мальчика. Усадив маленького короля ближе к огню и по возможности уютнее, старый отшельник ловкой и нежной рукою залечил ему ушибы и царапины на ногах, а затем начал приготовлять ужин. Все время при этом он вел с мальчиком веселую беседу, при чем иногда так ласково гладил маленького короля по головке и по розовым щечкам, что страх и отвращение, внушенные самозванным архангелом, быстро сменились любовью и почтением в человеку.

Это счастливое положение дел длилось до самого конца ужина. Тогда, помолившись перед киотом, отшельник уложил мальчика спать в маленькой соседней комнатке, укутав его также тщательно и с такою же любовью, как могла бы сделать лишь самая нежная мать. Благословив его на прощанье, он ушел, сел перед печью и принялся как-то инстинктивно и словно безсознательно мешать там кочергою. Прервав это занятие, он постучал несколько раз себе пальцами по лбу, словно пытаясь припомнить какую-то мысль, выскользнувшую из головы. Все его попытки оказывались, повидимому, тщетными. Тогда он проворно встал со скамьи и, войдя в комнату своего посетителя, спросил:

- Да, - отвечал ему сквозь сон мальчик.

- Какой именно?

- Английский.

- Английский? Значит Генрих умер?

Лицо отшельника приняло зловещее выражение, и он с мстительной энергией стиснул громадные костлявые свои кулаки. Так он простоял несколько мгновений, чуть не задыхаясь от волнения и постоянно глотая слюну, а потом осведомился подавленным голосом:

- Знал ли ты, что он упразднил наш монастырь и заставил нас безприютно скитаться по свету?

Ответа на этот вопрос не последовало. Старик, нагнувшись к мальчику, всматривался в спокойное выражение его личика и вслушивался в ровное его дыхание.

- Он спит, крепко спит, - проворчал сквозь зубы отшельник. Хмурое выражение его лица сменилось усмешкой злобного удовольствия. Как раз в это мгновение лицо спавшого мальчика озарилось улыбкой. Отшельник проворчал сквозь зубы:

По временам он останавливался и прислушивался, при чем внезапно оборачивался и пристально взглядывал на постель, не переставая бормотать себе под нос. Под конец он нашел то, чего так долго искал, а именно старый заржавевший мясницкий нож и брусок. Тогда он вернулся на цыпочках в другую комнату, сел возле печки и принялся потихоньку точить нож на бруске, продолжая попрежнему ворчать, бормотать и пересыпать свой монолог невероятными восклицаниями. Ветер завывал вокруг уединенной хижины и таинственные ночные голоса проносились издалека мимо нея. Блестящие глазки дерзких мышей и крыс глядели на старика из многочисленных щелей и отверстий, но он продолжал заниматься своей работой, всецело поглощенный каким-то адским восторгом и не обращал на все это ни малейшого внимания. От времени до времени он проводил большим пальцем по острию ножа и с довольным видом кивал головою. "Он становится теперь острее, значительно острее!" говорил старик самому себе.

Время шло, но старик не обращал на это внимания и спокойно продолжал точить нож, погрузившись в думы, которые иногда высказывал вслух: "Его отец сделал нам много зла! Он уничтожил наши монастыри и за это томится теперь, после смерти, в преисподней, где огнь вечный и скрежет зубов. Он ускользнул от нашего мщения здесь на земле, но такова была воля Божия, - так угодно было Господу, и мы не в праве на это сетовать. Ему не довелось зато ускользнуть от адского пламени, от всепожирающого огня, вечного, безжалостного и безпощадного!" Он не отрывался ни на мгновение от работы и продолжал усердно точить нож, ворча себе под нос и по временам разражаясь хриплым, едва слышным хихиканьем. Затем он заговорил снова сам с собою вслух:

Король пошевелился во сне. Отшельник неслышным прыжком дикой кошки подскочил к его постели, стал возле нея на колени и нагнулся над мальчиком, занеся уже нож для удара. Мальчик снова пошевелился. Глаза его на мгновение раскрылись, но это было сделано совершенно безсознательно. Они ничего не увидели и в следующее затем мгновение спокойное дыхание молодого короля свидетельствовало уже, что он опять крепко спит. Отшельник, все еще нагнувшись над мальчиком, прислушивался в течение некоторого времени, едва осмеливаясь дышать. Затем он потихоньку опустил занесенный над мальчиком нож и вышел на цыпочках из комнаты, заметив себе самому:

- Полночь давно уже миновала, а, чего доброго, он еще вскрикнет, и крик этот будет услышан каким-нибудь случайным прохожим.

маленький король даже не проснулся. После того надлежало связать еще и руки. Отшельник несколько раз пытался сложить их одну на другую, но маленький король постоянно отдергивал которую-нибудь из рук в то самое мгновение, когда старик пытался обхватить их обе вместе веревкой. Под конец,когда архангел почти уже отчаявался в успехе, мальчик случайно сам сдвинул обе свои руки и в следующее мгновение оне оказались уже крепко связанными. Затем, охватив широкой тесьмой нижнюю челюсть мальчика, старик крепко связал концы тесьмы у него на голове. Это было сделано так ловко и с такой осторожной постепенностью, что мальчик продолжал мирно спать и даже не пошелохнулся.