Принц и нищий.
Глава XXIV. Побег арестованного.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава XXIV. Побег арестованного. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV.
Побег арестованного.

Короткий зимний день приходил уже к концу. На опустевших улицах деревни встречались лишь немногие случайные прохожие. Они поспешно шли прямо вперед, не оглядываясь по сторонам, и производили впечатление людей, думающих лишь о том, как бы скорее добраться домой и благополучно укрыться там от стужи, ветра и начинавшого уже сгущаться сумрака. Никто не обращал внимания на констебля и его спутников. Их, кажется, даже и не замечали. Эдуард VI с изумлением задавал себе вопрос: неужели зрелище короля, которого ведут в тюрьму, вызывало когда-либо перед тем такое диковинное равнодушие? Тем временем констебль дошел до опустевшей базарной площади, через которую лежал путь. Приблизительно на середине этой площади Гендон, положил руку на плечо полицейского стража и сказал, понизив голос:

- Постой-ка минутку, почтеннейший! Здесь нас никто не услышит, а мне надо перекинуться с тобой словечком.

- Долг воспрещает мне вступать в какие бы то ни было разговоры при исполнении служебных обязанностей. Пожалуйста не задерживайте меня, сударь, ночь уже приближается.

- И всетаки тебе надо будет обождать, так как дело касается непосредственно тебя самого. Советую тебе на минутку отвернуться и сделать вид, будто ничего не замечаешь. Тем временем этот бедняга мальчик убежит.

- Как вы смеете говорить это мне, сударь? Арестую вас именем...

- Пожалуйста, не торопись, голубчик! Советую тебе быть поосторожнее и не делать глупостей, а не то, поросенок, которого ты купил за восемь пенсов приведет тебя, пожалуй, на виселицу, - добавил он шепотом, нагнувшись в самому уху полицейского стража.

Бедняга констебль, захваченный врасплох, в первое мгновенье совсем оторопел, но затем, несколько оправившись принялся отпираться и грозить Гендону. Сэр Мильс слушал его совершенно спокойно и терпеливо ждал, пока он не замолчал, наконец, от утомления. Тогда лишь Гендон сказал:

- Не знаю, почему именно, но только ты, приятель, пришелся мне по душе и мне бы не хотелось видеть, как ты болтаешься на виселице. Напрасно ты отпираешься: ведь я слышал все от первого до последняго слова и сейчас же тебе это докажу. - Дословно повторив весь разговор, происходивший между констеблем и бабой в сенях судебной камеры, он присовокупил:

- Неправда ли, ведь я хорошо запомнил? Как ты думаешь, буду ли я в состоянии пересказать все это в случае надобности под присягой самому судье?

Констебль, на минуту онемел от страха и огорчения, но, тотчас же спохватившись, сказал с притворной небрежностью:

- Это значило бы делать из мухи слона. Я хотел только позабавиться и шутки ради попугать немножко глупую бабу!

- Ну, а поросенка ты от нея взял тоже ради шутки?

- Ну, разумеется! Смею вас уверить, сударь, что с моей стороны все ограничилось простою шуткой!

- Знаешь, что, любезнейший, ведь я начинаю тебе верить! - сказал Гендон убежденным тоном, в котором звучала, однако, нотка насмешливого недоумения. - Обожди здесь минутку, пока я сбегаю и осведомлюсь у его чести, какого он мнения на счет этой шутки. Он ведь, человек очень сведущий по части законов и...

С этими словами Гендон повернул назад и пошел быстрыми шагами, продолжая говорить себе что-то под нос. Полицейский страж, очевидно, терзавшийся сомнениями и опасениями самого серьезного свойства, с нерешительностью глядел ему вслед, облегчил свою душу двумя или тремя проклятиями, произнесенными вполголоса, и наконец закричал:

- Стойте же, сударь! Стойте!!! Пожалуйста обождите минутку! Зачем вам идти к судье? Он вообще шуток не любит или, лучше сказать, питает к ним такое же отвращение, как в мертвому телу. Поговоримте с вами толком. Странно и непонятно. Я, кажется, и в самом деле влопался, а все только из-за необдуманной и совершенно невинной шутки. Между тем я человек семейный, у меня жена, дети... Простите меня великодушно, ваше сиятельство, и объясните ради Бога, чего именно вы от меня хотите?

- Чтобы ты изображал из себя слепого, немого и разбитого параличем калеку в продолжение того времени, какое потребуется для того, чтобы сосчитать не торопясь до ста тысяч, - сказал Гендон с выражением человека, готового удовлетвориться самым ничтожным вознаграждением за оказанную им важную услугу.

- Да ведь я в таком случае погиб безповоротно! - с отчаянием возразил констебль. - Будьте же разсудительны и потрудитесь разсмотреть дело всесторонне; вы убедитесь тогда, до какой степени ясно и очевидно покажется оно вам самим простою шуткой. Допустив даже, что начальство не признает его шуткой, всетаки оно увидит лишь в нем ничтожную провинность, так что в самом худшем случае, я рискую получить от судьи разве лишь словесный выговор и предостережение.

Гендон возразил таким торжественным тоном, от которого, казалось, застыл вокруг, весь воздух:

- Твоя шутка, любезнейший, предусмотрена английскими законами. Она имеет определенное юридическое наименование, и знаешь какое?

- Нет, не знаю! Пожалуй, я и в самом деле поступил неосторожно. Мне, признаться, в голову не приходило, что эта шутка предусмотрена в законах и даже, прости Господи, имеет там наименование. Я думал, что это просто-на-просто пустячки!

- Ошибаешься, приятель! Закон признает твою шутку важным преступлением, которое имеет совершенно определенное имя и прозвище: в своде уголовных постановлений оно значится под рубрикой: "Non compos mentis lex talionis sic transit gloria mundi".

- За это преступление полагается по законам смертная казнь!

- Боже, помилуй меня грешного!

- Воспользовавшись тем, что человек провинился против буквы закона, ты уверил бедную женщину, что можешь ее погубить, и таким образом коварно отнял от нея имущество, стоящее более тринадцати с половиною пенсов, заплатив за него всего лишь восемь пенсов. Такого рода поступок цо точному смыслу законов является кляузным взяточничеством, соединенным с государственною изменой и соединенным с преступлением по должности "ad hominem ex pnrgatis in statu quo", за что полагается смерть на виселице без выкупа и смягчения, хотя бы даже духовенство и пожелало взять тебя, как грамотного, в монастырь.

ничего, что вам заблагоразсудится сделать с этим мальчиком.

- Непременно верну и ни за что не докоснусь до какого-нибудь другого, если бы даже его мне принесли с неба сами ангелы. Уходите, сударь! Я согласен для вас временно утратить зрение. Впрочем, я доложу судье, что кто-то вломился в тюрьму и вывел оттуда арестанта. Дверь тюрьмы кстати совсем уже ветхая. Я сам, так и быть, разломаю ее в промежуток между полуночью и разсветом.

- Лучше ничего и придумать нельзя. Будь уверен, голубчик, что тебе за это не сделают ничего дурного. Судья отнесся с таким любящим состраданием к моему бедному мальчику, что не станет особенно сокрушаться его побегом и сокрушать из-за него твои кости.