Принц и нищий.
Глава XXVI. Непризнанный.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принц и нищий. Глава XXVI. Непризнанный. (старая орфография)

ГЛАВА XXVI.
Непризнанный.

Король сидел несколько мгновений в глубокой задумчивости, а затем, взглянув на Мильса, сказал:

- Странно, очень странно... Я этого положительно не понимаю.

- Тут нет ничего странного, государь. Я его знаю и нахожу его поведение совершенно естественным. Он был с самой колыбели подлецом и лицемером!

- Я говорю вовсе не о нем, сэр Мильс.

- Не о нем? Так о ком же? Что именно представляется странным вашему величеству?

- То, что отсутствия короля как будто даже и не замечают.

- Как, что такое? Я

- Быть не может! Неужели вас самих не поражает своею странностью то обстоятельство, что меня даже и не думают разыскивать. Следовало бы, кажется, ожидать, что всюду разошлют курьеров с прокламациями о безвестной моей пропаже и обстоятельным описанием моих примет. Я ведь глава государства, и раз что я исчез, все королевство оказывается в положении обезглавленного трупа. Во всяком случае мое исчезновение должно было повергнуть всю Англию в величайшее горе и смятение. Между тем ничего подобного незаметно. Неправда ли, как все это странно и удивительно?

- Точно так, ваше величество! У меня с горя все это вышло из головы, - ответил со вздохом Гендон, добавив про себя: "Бедный помешавшийся мальчик, он все еще носится с безумными своими грезами!"

- Я придумал, однако, план, который вернет нам обоим законные наши права, - продолжал король. - Я напишу собственноручный указ на трех языках: латинском, греческом и английском, а ты, не теряя времени, поедешь с ним завтра утром в Лондон. Передай его моему дяде лорду Гертфорду. Он тотчас же узнает мою руку, поймет, что я сам написал этот указ, и безотлагательно пошлет за мною.

- Не лучше ли будет, государь, обождать здесь, пока я докажу свою личность и звание и вступлю законным образом во владение наследственными моими поместьями? Тогда мне будет гораздо легче выполнить...

- Молчи! Что такое несчастные твои поместья и мелочные личные интересы по сравнению с делами, касающимися благосостояния всего народа и неприкосновенности королевского престола?

Затем, как бы желая смягчить этот строгий выговор, мальчик ласково присовокупил:

- Повинуйся и не тревожься ни о чем. Я не дам тебя в обиду. Все твое будет возвращено тебе с лихвою. Можешь положиться на королевское мое правосудие. Знай также, что я не забываю оказанных мне услуг.

С этими словами он сел к столу, взял перо и бумагу и принялся писать.

- Если бы я не знал, что это мой мальчик, я мог бы, пожалуй, вообразить, что со мной говорит настоящий король. Нельзя отрицать, что когда на него найдет такой стих, он мечет громами и молниями, как если бы впрямь родился на престоле. Удивительно, откуда у него явилось такое умение? Вот тоже и теперь. С каким спокойным самодовольным видом выводит он разные каракули, воображая, будто пишет по-латыни и по-гречески. Между тем если мне не удастся придумать чего-нибудь такого, что заставило бы его отказаться от своего намерения, то я должен буду, пожалуй, прятаться в течение нескольких дней, уверив моего мальчика, будто уехал выполнять данное им мне сумасбродное поручение.

В следующее затем мгновение мысли сэра Мильса вернулись к его собственным делам. Барон до такой степени погрузился в свои размышления, что когда король передал ему собственноручный указ, он как-то безсознательно принял эту бумагу и положил ее в карман.

"Как странно она себя держала, - думал в это мгновение Мильс. - Я убежден, что она меня узнала, но в то же время мне кажется это немыслимым. Я совершенно ясно понимаю, что из двух противоположных мнений только одно может быть верным. Примирить их я не могу. Точно также я не в состоянии окончательно опровергнуть одно из них разумными доводами или хотя бы даже выяснить себе, которое именно должно считаться более правдоподобным. Суть дела в том, что она непременно должна была узнать мое лицо, фигуру и голос. Я не в состоянии представить себе, чтобы у нея могли иметься на этот счет хоть какие-либо сомнения. Между тем она сказала, что меня не знает. Отсюда непосредственно следует, что она меня не узнала. Она ведь никогда не лгала и неспособна ко лжи. Однако же... Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Быть может, она подчинялась его влиянию. Он приказал ей и принудил ее солгать. Да, это единственное правдоподобное решение. Загадка теперь разъяснилась. Эдифь казалась полумертвой от страха... Понятно, что она действовала по принуждению. Надо сейчас же ее разыскать. Теперь, когда его нет, она выскажется передо мною совершенно искренно и откровенно. Она вспомнит прежния времена, когда мы росли и играли вместе. Это смягчит её сердце. Она не станет больше от меня отрекаться и признает меня. Сердце у нея всегда было честное, искреннее, чуждавшееся измены и лжи. Она ведь любила меня в былые дни, и эта прежняя любовь служит мне за нее порукой. Эдифь не отречется от человека, которого любила!"

Он поспешно направился к дверям, но в это самое мгновение оне растворились, и вошла лэди Эдифь. Она была очень бледна, но шла твердой поступью. Вся её осанка дышала нежной женственной грацией и сознанием собственного достоинства. Лицо молодой женщины носило, однако, прежний безотрадный отпечаток грусти.

его тоже сесть. Таким образом Эдифи сразу удалось вытеснить у него сознание прежних товарищеских с нею отношений и превратить его в гостя и незнакомца. Эта подавляющая неожиданность повергла Мильса в такое удивление, что он, казалось, готов был задать себе вопрос: "действительно ли он то самое лицо, за которое себя выдает?" Лэди Эдифь сказала:

- Я, сударь, пришла вас предостеречь. Быть может, что человека, помешавшагося на чем-нибудь, нельзя разубедить, но во всяком случае ему можно указать на существование опасности, и он сам постарается тогда её избегнуть. Думаю, что вы убеждены в истине своей грезы, а потому не считаю ее преступной. Прошу вас только немедленно же удалиться отсюда, так как пребывание здесь грозит вам опасностью.

Пристально поглядев прямо в лицо Мильсу, она добавила внушительным тоном: - Опасность эта тем серьезнее, это вы и в самом деле очень похожи на то, чем сделался бы теперь мой кузен, если бы он не был убит в сражении.

- Клянусь Богом, сударыня, что я этот самый кузен.

- Я нимало не сомневаюсь, что вы убеждены в этом, сударь. О вашей недобросовестности для меня не может быть и речи. Я считаю долгом единственно только вас предостеречь, мой муж в здешнем крае полный властелин. Могущество его почти безпредельно. Благосостояние всех и каждого зависит здесь от него. Еслиб вы не походили на человека, за которого себя выдаете, мой муж, вероятно, дозволил бы вам мирно забавляться вашею грезою, но теперь он поступить совершенно иначе. Я его хорошо знаю, а потому вы можете мне поверить, когда я вам скажу, каким именно образом он поступит. Он будет объявлять всем и каждому, что вы обманщик и сумасшедший, и все станут тотчас же повторять это с его слов.

- Еслиб вы были в самом деле Мильс Гендон и еслиб это было как нельзя лучше известно моему мужу и всем окружающим, то вам от этого не стало бы легче. Прошу вас обдумать и взвесить хорошенько мои слова. Я говорю, что вы и тогда оказались бы в такой же опасности, в какой находитесь теперь. Гибель ваша была бы столь же неизбежна. Он и тогда отрекся бы от вас и обвинил вас в самозванстве, а ни у кого не хватило бы смелости оказать вам поддержку.

- Да, я этому верю! - с горечью подтвердил Мильс. - Человек, который может потребовать, чтоб изменили и отреклись от дружбы, длившейся целую жизнь, и знает, что требование это будет выполнено, в праве с уверенностью разсчитывать на повиновение там, где ставится на карту жизнь и кусов хлеба и где нет даже таких ничтожных задержек, какими должны представляться в его глазах узы чести и совести.

Легкий румянец окрасил на мгновение щечки Эдифи, и она потупила глазки, но продолжала без малейшого волнения в голосе:

- Я вас предостерегала и предостерегаю снова немедленно же удалиться отсюда. В противном случае он вас погубит. Это тиран, которому сострадание совершенно неведомо. Я вековечная его раба, и мне это известно как нельзя лучше. Бедняга Мильс Артур и дорогой мой опекун, сэр Ричард, освободились от него и теперь, по крайней мере, вкушают вечный покой. Для вас тоже лучше умереть, чем остаться здесь в когтях этого изверга. Ваши притязания являются угрозой для его титула и достояния. Вы нанесли ему оскорбление в собственном его доме. Он непременно погубит вас, если вы не спасетесь своевременно бегством. Бегите и не медлите ни минуты. Если у вас нет денег, возьмите, умоляю вас, этот кошелек и подкупите слуг, которые тогда, без сомнения, вас пропустят. Прошу вас обратить внимание на мои слова, принять к сердцу мое предостережение и бежать, пока это еще возможно.

- Исполните одну мою просьбу, - сказал он. - Смотрите мне прямо в глаза, дабы я мог иметь полную уверенность, что вы на меня глядите. Ну, вот так. Теперь отвечайте: ведь я Мильс Гендон?

- Нет, я вас не знаю!

- Поклянитесь в этом.

Она ответила тихим, но явственным голосом:

- Это положительно невероятно.

- Бегите, не теряйте драгоценного времени! Бегите и спасайтесь, пока можно!..

Как раз в это мгновение полицейская стража ворвалась в комнату. Гендона,несмотря на энергическое его сопротивление, свалили с ног и утащили в сени. Король был тоже схвачен. Обоих их связали и отвели в тюрьму.