Простодушные у себя дома и за границею.
Часть первая. Простодушные у себя дома.
Глава XXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть первая. Простодушные у себя дома. Глава XXII. (старая орфография)

ГЛАВА XXII. 

Главное управление островом. - Что видел председатель. - Молитва за врага. - Права женщин. - Романическия привычки. - Поклонение акуле. - Желание иметь одежду. - Парадная форма. - Стиль не-парижский. - Игра в государственное управление. - Сановники и иностранные послы. - Подавляющая роскошь.

Привожу нижеследующую запись опять из своего дневника. Как я узнал, народное управление страною состоит здесь человек из шести "белых", и от тридцати до сорока туземцев. В мое время, это был подбор довольно мрачного вида субъектов; министр и сановники (их было почти с дюжину) занимали крайнюю левую сторону зала; во главе их стоял Давид Валакауа (королевский канцлер) и принц Уилльям. Председатель собрания, его королевское высочество М. Векуаноа (ныне уже почивший) и вице-председатель (последний из "белых" людей) сидели за... кафедрой, если можно так, сказать.

Председатель - отец короля. Это высокий, статный, крепко сложенный, седовласый, смуглолицый джентльмэн с крупными чертами лица; ему восемьдесят или около восьмидесяти лет. Он был одет просто, но хорошо; на нем был синий сюртук при белом жилете, белые брюки без намека на пятнышко, пыль или на какой бы то ни было недостаток. Он держится спокойно, с внушительным, величавым достоинством; его осанка и наружность полны благородства. В царствование грозного воителя Камехамеха I, более полустолетия тому назад, он был еще совсем молодым человеком. Тот, кто знал историю его жизненной карьеры, мог напасть на такия размышления:

"Этот самый человек, нагой, как в минуту своего появления на свет Божий, с дубинкой и копьем в руках ходил в атаку во главе целой орды дикарей против орды таких же дикарей более, чем на полтора поколения тому назад и даже чувствовал наслаждение в грабежах и убийствах. Благоговейно преклонив колени, он боготворил своих деревянных кумиров; он был свидетелем того, как людей его племени целыми сотнями приносили в жертву деревянным божкам в языческих капищах еще в те времена, когда на один миссионер не касался стопами своими его родной земли, когда он - Кекуаноа еще не слыхал про Бога "белых" людей; чистосердечно верил, что своими мольбами враг мог наслать на него смерть. Он жил еще в те дни, когда для мужа считалось преступлением, достойным смертной казни, есть вместе со своей женой или для плебея-простолюдина - таким-то преступлением дать своей тени упасть на тень короля...

Теперь - взгляните на него! Он образован; он христианин, он одет чисто и красиво; он высокого ума, развитой джентльмэн. Он до известной степени может считаться путешественником, потому что побывал в Европе и был почетным гостем иностранных владык и государей. Он, человек опытный в том, как надлежит держать бразды правления в просвещенном государстве, и весьма сведущий в политике своего отечества и вообще в практических делах. Взгляните за него. Вон он сидит в качестве председательствующого на заседаниях законодательного корпуса и главного управления, в числе которого ость и "белые": Кекуаноа - особа важная, сановная, государственная, и, повидимому, настолько естественно и кстати занимает свое место, как если бы для того только родился и вырос, и никогда из него не выходил за всю свою жизнь. Да, жизненный опыт этого старика и его приключения, пристыдят и затмят собою слабые фантазии романистов!

Кекуаноа не царской крови. Свой королевский-княжеский сан он получил вместе с женой своей от Камехамехи Великого, которому она приходилась дочерью. В других монархических династиях мужская линия имеет преимущество перед женской в генеалогических таблицах; здесь же, наоборот, женская линия берет перевес. Причина такого порядка чрезвычайно простая и я мог бы посоветовать европейским аристократам ввести этот порядок у себя. Туземцы острова Гавайи говорят, что весьма легко узнать, кто был матерью известного лица, тогда как, наоборот, отца... и т. д. и т. д.

Обращение туземцев в христианскую веру едва ли ослабило, хотя бы некоторые из варварских, языческих предразсудков, а разрушить их не могло и подавно. Я только-что упомянул об одном из них, а именно - о народном веровании, что если ваш враг сумел добыть какую-нибудь вещь, которая вам принадлежит, он может стать перед нею на колени и своей "молитвой наслать на вас смерть". Поэтому, многие из туземцев, зная это, приходят в отчаяние и умирают только от воображения, что какой-нибудь враг в это самое время наносит ему смертельный вред своей молитвой.

Эта "смертоносная" молитва одного человека во вред другому на первый взгляд кажется довольно нелепой, но если мы припомним усилия некоторых из наших проповедников с кафедры повлиять на слушателей, - и эту нелепость является возможным допустить.

В прежния времена среди островитян было обычаем иметь не только многих жен, но и многих мужей. Некоторые из наиболее зажиточных туземных женщин благородного происхождения имели до шести мужей. Та женщина, у которой был такой большой запас мужей, не была обязана жить с ними всеми за-раз, но поочередно меняла их через несколько месяцев. Условленный знак висел у их общей жены над дверями; когда же он был снят, это означало, что наступила очередь "следующого" мужа.

В те дни женщин учили строго "знать свое место". А её место означало: исполнять все работы, принимать все пинки, доставлять и приготовлять пищу на всех, а самой довольствоваться тем, что соблаговолит ей оставить её господин по окончании обеда. Женщине не только запрещалось постановлением древняго закона и под страхом смертной казни есть вместе с её мужем и повелителем или войти в лодку вместе с ним, но, под угрозой тех же наказаний, из её употребления должны были быть изъяты бананы, ананасы, апельсины и прочие изысканные фрукты где бы и когда бы то ни было. Ей, почти без изъятия, приходилось строго ограничиваться в пище одним только тестом "мои", а в работе - самым тяжелым трудом. Эти бедные, невежественные дикари, повидимому, ощупью подходят к понятию о том, что произошло с женщиной, когда она вкусила от запрещенного плода в саду Эдема, и не хотели больше подвергаться риску, еслиб этот эпизод повторился. Но миссионеры прекратили такое отрадное положение дел: они освободили женщину из под ярма и сделали равноправной с мужчиной.

Был еще у туземцев романический обычай погребать заживо своих детей, если их оказывалось слишком много. Но и в этом случае вмешались миссионеры, и этот обычай прекратился.

До сего дня туземец еще способен "лечь и умереть, когда ему вздумается", безразлично: здоров он или болен в это время. Если канак задумал умереть, тут ему и конец! Никто не может его убедит, чтобы он от этого воздержался; никакие доктора в мире не в состоянии его спасти.

Более, чем что-либо другое, неотразима в их глазах обаятельная сила роскошных похорон. Если кому нужно избавиться от туземца, который почему-либо служит помехой, стоит только пообещать ему, что ему устроят богатые похороны, да назвать еще на придачу день и час, и он будет готов, к этому торжеству - минута в минуту!.. то есть, по крайней мере, если не он сам, так его собственное тело.

"Великую Акулу", когда их постигают временные неудачи. Извержения великого вулкана Вилауэ или землетрясение всегда вызывают наружные проявления довольно большого запаса прежней верности "Великой Акуле". Ходит вообще молва, что даже сам король Сандвичевых островов, какой он ни есть безспорно образованный, благовоспитанный и изящный христианин и джентльмэн, все-таки прибегает к помощи богов своих отцов, когда ему угрожает беда.

Как-то раз один плантатор поймал акулу, а кто-то из его крещеных туземцев доказал свою передовую образованность тем, что, освободившись от ига древних предразсудков, помогал потрошить акулу таким порядком, который был запрещен правилами его старой веры. Но вскоре укоры совести начали его мучить. Он стал впадать в мрачную задумчивость и искал уединения; он все думал и думал о своем грехе, отказывался принимать пищу и, наконец, объявил, что он должен умереть и умрет непременно, потому что согрешил против бога "Великой Акулы" и больше никогда не будет ужь ему покоя. Он был неуязвим как для всяческих убеждений, так и для насмешек; в какие-нибудь один или два дня он слег в постель и умер, не выказав и признака какой бы то ни было болезни. Его молодая дочь пошла по его следам; её судьба сложилась также точно и она скончалась в течение недели.

Суеверие вошло уже в плоть и в кровь туземного населения, и весьма естественно, что в минуту невзгод оно прорывается наружу. Куда бы вы ни пошли на Сандвичевых островах, вы повсюду найдете небольшие кучки камней при дороге, покрытые принесенными в дар ветвями и зеленью в виде приношений; их кладут туда туземцы для того, чтобы умилостивить злых духов или почтить местных богов, которые принадлежат к сонму мифологических божеств древности.

В сельских округах любого из этих островов путешественник ежечасно может встретить группы девушек-смуглянок, которые купаются в ручьях, потоках или в море, без какой бы то ни было одежды, но при этом не выказывают чрезмерного усердия скрыть свою наготу.

Когда миссионеры еще только начали селиться в Гонолулу, туземные женщины часто и радушно навещали их жен и детей, изо-дня-в-день являясь в голом виде. Оказалось делом весьма не легким убедить их в том, что это довольно таки неделикатно. Наконец, миссионеры снабдили их длинными, свободными платьями из коленкора и это положило предел недоразумению. Тогда все женщины шли по городу в совершенно голом виде, но зато со свернутым под мышкой своим новым нарядом, до самого жилища пастора; и только там уже принимались одеваться! Впрочем, туземцы вскоре проявили большое стремление быть одетыми; но вскоре уже выяснилось, что им это нужно лишь "для пущей важности". Миссионеры привезли с собой многое-множество шляп, фуражек, и других мужских и женских принадлежностей наряда; устроили для них всеобщую раздачу и попросили народ не приходить в церковь в голом виде, как это бывало до сих пор.

с трудом могли удержаться от смеха при виде своей многочисленной паствы. Как раз посреди гимна, во время чтения, какая-нибудь величавая дама, самодовольно улыбаясь, плыла через всю церковь, без признака одежды, за исключением... шляпы-цилиндра и пары дешевеньких перчаток. Другая дама следовала за нею по пятам, вырядившись в мужскую рубашку и больше ничего! Третья с шумом являлась в своем новом коленкоровом платье, рукава которого была обвязаны вокруг талии, а все остальное волочилось за нею, как длинный хвост отставного красавца-павлина. Статный "канак" (мужчина), например, выступал вперед в женской шляпе и... ни в чем больше, да и та была надета задом на перед, позади - его приятель, с повязанными на шее панталонами, а во всех остальных частях тела - голый; а за этим последним еще один, попросту украшенный огненно-красным галстухом и в полосатом жилете. Несчастные создания сияли самодовольством и совершенно не сознавали нелепости, которою отличался их внешний вид. Они смотрели друг на друга с чувством восхищения и полного блаженства; а девушки, очевидно сравнивали и примечали, что у которой надето, так же естественно и привычно, как если бы оне всю свою жизнь прожили в общении с Библией и знают, для чего существует Божий Храм.

Это был уже слабый проблеск зари цивилизации!..

Вид, который представляло собой в эту минуту собрание верующих, был такой необычайный и вместе с тем такой умилительный, что миссионеры нашли весьма трудным придерживаться текста проповеди и продолжать богослужение. А затем по мере того, как эти "дети солнца" начали все вообще тут же, всенародно меняться своими нарядами и, сменяя их, прокидывать смешные штуки, единственное, что оставалось делать миссионерам - это было прекратить богослужение, ускорив "отпуск" и отпустить по домам фантастически-наряженную толпу.

В наших краях, на родине, дети играют в "свое хозяйство"; в той же, громкой по названию, но ничтожной на деле, обстановке, здешний взрослый народ, при таких жалких материальных условиях, как ограниченность владений и многочисленность населения, играет в "государство". Здесь есть "его величество, король", с годовым окладом в тридцать пять тысяч долларов, что у нас в Нью-Иорке равняется жалованью простого сыщика; но годовой оклад "короля" Сандвичевых островов получается по королевской "государственной росписи" из королевских же "владений и доходов". Живет он в двух-этажном деревянном "дворце".

Есть здесь и "особы королевской крови", то есть обычный сонм королевских братцев и сестриц, кузенов и кузин и прочих благородных трутней, которые составляют обычную принадлежность государства; у каждого из них есть своя ложка, с которой они и лезут в общественную кастрюлю; и каждый-то носит наименование "его" или "ея королевского высочества" или "принца", или "принцессы такой-то". Впрочем, лишь весьма немногие из них в состоянии довести роскошь своей обстановки до того, чтобы ездить в экипажах. Для спорта они пользуются экономическими, туземными лошадьми или же едут себе "на своих - на двоих", наравне с плебеями.

"обер-камергер" королевского двора; но это звание просто синекура, так как его величество одевается сам своими руками, за исключением того времени, которое он проводит на лоне природы в Уэкики, а тогда ему вовсе не требуется никакой одежды.

Затем, есть у нас здесь его превосходительство главнокомандующий внутреннею армией, силы которой по числу солдат приблизительно равняются силам такого отряда, какой в других странах бывает под начальством у капитана.

Затем идет королевский "управляющий двором" и "главный конюший" короля; все это особы с большим саном и почти без дела.

Затем, есть у нас его превосходительство "главный королевский постельничий"; эта служба настолько же легка, насколько и почетна.

Затем, мы назовем его превосходительство г-на "первого министра", американского ренегата из Нью-Гэмпшира; весь он олицетворенная алчность, тщеславие, заносчивость и невежество; он нотариус трусливого десятка, плут от природы и в то же время смиренный поклонник власти, которая выше его собственной; он червь, он пресмыкающееся, которое никогда не устанет относиться с презрительной насмешкой к той стране, где он вырос и родился и восхвалять десяти-акровое королевство, которое его усыновило. Содержания - 4.000 долларов в год; чрезвычайно важный пост, но без побочных доходов.

свой ежегодный "бюджет", с напыщенностью повествует о "финансах" и предлагает грандиозные проекты, имеющие целью погасить "национальный заем" в 150.000 долларов. Все это он проделывает за какие-нибудь 4.000 долларов в год, желая стяжать недосягаемую славу.

Следующий, "военный министр", держит в руках своих бразды правления во всем, что касается королевской армии, которая состоит из двухсот тридцати канаков в военных мундирах; по большей части, это все "начальники бригад" и если когда-либо в этой стране что-нибудь да случится, мы, вероятно, что-нибудь про них услышим. Я знавал даже одного американца, у которого на визитной карточке и на дверях на жестянке стояло: "подполковник королевской пехоты". Если сказать, что он гордился таким отличием, это будет лишь слабое определение того, что он испытывал на самом деле. В распоряжении военного министра было также несколько почтенных старых фальконетов (орудий) на холме "Пуншевая Чаша", из которых салютуют с королевскими почестями чужеземные суда, когда те входят в гавань.

Затем идет его превосходительство "морской министр" тоже набаб, командующий королевским флотом, - паровым буксиром и шестидесятитонной шкуной.

Затем идет его святейшество лорд епископ Гонолулу главный, верховный представитель "Англиканской Церкви". Когда американские миссионеры-пресвитерианцы привели к концу дело ограничения численности туземного населения в видах увеличения численности христиан, в это вмешалась туземная королевская власть и воздвигла над ними верховное учреждение "англиканской церкви" (епископальной) и вывезла из Англии готовенького, новоиспеченного епископа для того, чтобы охранять ее. Причина, огорчения миссионеров до сей поры осталась еще невыясненной, так как невежество и языческия убеждения здесь не допускаются.

Затем идет министр народного просвещения.

Затем, здесь есть еще их превосходительство чрезвычайный посол и полномочный министр его величества императора французов; министр её британского величества, королевы Виктории, министр-резидент Соединенных Штатов; и от шести до восьми представителей других иностранных держав, все с громкими титулами, с внушительными названиями и многочисленным штатом при скудном содержании.

Представьте же себе все это великолепие в игрушечном королевстве, население которого насчитывает едва-едва шестьдесят тысяч душ!

"колоссальным" вельможам, что появление иноземного принца производит в Гонолулу почти так же мало впечатления, как и появление представителя западных интересов на конгрессе в Нью-Иорке.

И надо еще не забывать, что есть здесь строго-определенная "придворная форма", такого поразительного образца, что наряд клоуна из цирка казался бы простым и скромным в сравнении с нею. У каждого представителя гавайского государственного управления есть свой особый мундир, исключительно его должности присвоенный. Двух одинаковых мундиров не найдется, и трудно сказать, который из них наиболее "кричащий". У короля бывают здесь свои "рауты" в определенные сроки, как и у других монархов; когда же там, на рауте, сходятся разнообразные формы и мундиры, люди, у которых слабо зрение, вынуждены любоваться этим блестящим зрелищем не иначе, как сквозь закопченое стекло.

после раздачи платья.

Видите, каких чудес может натворить образованность и христианство!