Простодушные у себя дома и за границею.
Часть первая. Простодушные у себя дома.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть первая. Простодушные у себя дома. Глава XXIII. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII. 

Погребальное шествие особы королевской крови. - Порядок процессии. - Роскошная церемония. - Поразительный контраст. - Болезнь монарха. - Человеческия жертвоприношения но случаю его кончины. - Поминальные оргии.

В бытность свою в Гонолулу я был свидетелем торжественного погребения сестры короля, её королевского высочества принцессы Виктории.

Согласно обычаю, в качестве особы королевской крови, её останки должны были пролежать тридцать дней на выставку и при них должен был днем и ночью состоять почетный караул. И за все это время великое множество народа, съехавшееся с нескольких островов, непрерывно толпилось у дворца и каждый вечер превращало его в бесовский концерт своим ревом и визгом, ударами в там-там и пляской "хула-хула", которая в прочее время строго воспрещена, танцуют ее полунагия девушки под звуки песен не совсем благопристойного содержания, которые пелись "в честь" умершей. Печатная программа погребального шествия тогда очень меня заинтересовала; а после всего того, что я сказал о гавайской пышности и великолепии в смысле "игры в государство" я уверен, что читателю будет интересно познакомиться с нею.

Прочитав длинный лист почетных представителей и тому подобных и припоминая, как скудно население гавайских островов, почувствуешь почти что удивление при мысли: откуда у них могли взяться материалы для той части погребального шествия, которая была отведена "гавайскому народу, вообще".

Церемониймейстер.
Школа королевская. Школа Кавонахао. Школа римско-католическая. Школа Миамэ.
Пожарная команда города Гонолулу.
Благотворительное общество машинистов.
Лейб-медики.
Конохики (главноуправляющие) казенных владений. Конохики частных владений его королевского величества. Конохики частных владений её королевского высочества, покойной принцессы.
Губернатор О-уа-ху и его штаб.
"Хулуману" (военное общество).
Внутренняя охрана (войско).
Собственный полк его высочества, принца (военное общество).
Придворный штат короля.
Придворный штат её высочества почившей принцессы.
Протестантское духовенство. Римско-католическое духовенство.
Его преподобие Луи-Мэгрэ, лорд-епископ Арафейский.
Викарий наместник Гавайских островов.
Духовенство гавайской реформатской католической церкви.
Его преподобие лорд-епископ Гонолулу.

*) "Кахили" - украшение, специально присвоенное "королевским церемониям" и состоящее из пестрых и ярких перьев, насаженных в виде швабры на длинную рукоятку. Их втыкают в землю вокруг могилы и оставляют там стоять.

Состав консулов.
Окружные судьи.
Статс-секретари отдельных провинций.
Члены суда.
Генеральный сборщик податей. Таможенные служащие и Таможенное начальство.
Маршал и шерифы различных островов.
Телохранители короля.
Иностранные представители.
Ахахуа Каахуману.
Население Гавайских островов, вместе взятое.
Гавайская кавалерия.
Полицейския власти.

Продолжаю свой дневник с того места, когда погребальное шествие прибыло к королевскому мавзолею (усыпальнице).

В то время, как шествие проходило в ворота, военные силы красиво развернулись и стали справа и слева от него, образуя посредине дорогу, по которой вереница участвующих в печальной церемонии и прошла к могиле. Гроб внесли в двери мавзолея; за ним следовали король и его военачальники, главные представители королевского государственного управления, иностранные консулы и посланники, и почетные гости: Бермстэм и генерал Ван-Валькенбургь.

Многие из "кахилей" были прикреплены к срубу впереди могилы, для того, чтобы там и оставаться, пока не истлеют и не распадутся окончательно в прах или пока не умрет другой представитель королевской крови.

Солдаты дали прекрасный залп из мушкетов, но предварительно толпе было приказано замолчать, чтобы можно было разслышать грохот ружей. Его высочество принц Вильям, в блестящей военной форме, стоял на карауле у гроба и шагал за порогом мавзолея взад и вперед. (В народе его назвали "настоящим" принцем, столпом королевского дома, низвергнутого царствующей династией. Он был некогда женихом принцессы, но его не допустили до брака с нею).

Немногие избранные, допущенные в самый мавзолей, оставались там некоторое время; но король вскоре вышел оттуда и стал сбоку, снаружи у дверей. Иностранец мог бы угадать его сан (несмотря на его простой и скромный наряд), судя но тому почтению, с каким к нему относились все, близ стоящие; по смиренной позе высших сановников, которые принимали его спокойные приказания и предложения, наклонив голову и сняв предварительно шляпу; еще и по тому, как предупредительно старались лица, выходившия из мавзолея, не "тесниться" около него, хотя в дверях было настолько просторно, что в них свободно въехал бы целый фургон; наконец, по тому, как почтительно они протискивались боком, спиною обтирая стены и, становясь все время лишь передом к его королевскому величеству, не осмеливались надеть шляпы, пока находились в его присутствии.

Он был одет во все черное: в парадный фрак и шелковую шляпу и вообще был порядочно похож на демократа среди блестящих мундиров, которые его окружали. На груди у него, прямо на сердце, горела золотая звезда, которая была наполовину закрыта отворотом от сюртука. Он с полчаса еще простоял у дверей усыпальницы, по временам отдавая приказания людям, которые воздвигали "кахили" у гробницы. У него оказалось настолько вкуса, чтобы заменить полосами черного крепа те простые веревки, которыми до сих пор прикреплялись эти украшения к срубу.

Наконец, король сел в коляску и уехал; народ также потянулся по его следам. В то время, как он еще не совсем исчез из вида, кроме него еще один только человек приковал к себе всеобщее внимание: то был янки-Гаррис, первый министр Гавайи.

Этот легкомысленный господин намотал себе вокруг шляпы столько крепу, что его хватило бы на выражения горя всего населения Сандвичевых островов; по обыкновению, он не пропустил случая броситься в глаза и возбудить лишний раз восхищение простодушных "канаков". О, что за благородное честолюбие было у этого современного Ришелье!..

Весьма интересно, какую противоположность представляют собою похоронные шествия принцессы Виктории и её известного предка, Камехамехи-Завоевателя, который умер около пятидесяти лет тому назад, в 1819 году, то есть за год до того, как явились сюда первые миссионеры.

8-го мая 1819 года, на шестьдесят седьмом году от роду, скончался Камехамеха I, как и жил, верным слугою своего, отечества. Его несчастие в том только и состояло, что ему не пришлось войти в сношения с людьми, которые могли правильной стезей направить его религиозные стремления.

Если судить о нем по его достоинствам и по сравнению с самыми замечательными из его соотечественников, он по справедливости может быть назван не только великим, но и добрым. До сего дня память о нем еще горячо отзывается в сердцах и возвышает душу гавайцев. Они гордятся своим старым военачальником и королем; они любят самое его имя, его подвиги для них - историческия эры; и повсеместно преобладающее место занимает восторженное чувство, которое разделяют даже иностранцы, знавшие ему цену, а это ведь и составляет самый прочный "краеугольный" столп, на который опирается власть его династии.

Вместо человеческих жертв (хоть это и было в обычае в те времена) его погребение сопровождалось принесением в жертву трехсот собак, а такой дар богам не шутка, если принять во внимание их настоящую ценность и тот почет, в котором их держали. Некоторое время кости Камехамеха еще сохранялись, но затем их спрятали так ловко и усердно, это всяческия сведения о месте их дальнейшого пребывания теперь утеряны. Среди простолюдинов Гавайи в то время ходила поговорка, что кости жестокого и несправедливого царя не могут никуда укрыться; из них люди делали крючки для рыбной ловли и стрелы, на которых и вымещали, посредством непрерывного их употребления, свою ненависть к покойнику.

Отчет в обстоятельствах, сопровождавших его смерть и записанных туземными историками, полон мельчайших подробностей, но нет почти ни строки, в которой не упоминалось или не иллюстрировался бы какой-нибудь древний обычай той страны. В этом отношении, это самый точный документ, какой я когда-либо видел. Я привожу его ниже целиком.

Когда Камехамеха был опасно болен и жрецы не могли его исцелить, они сказали так:

- Ободрись и сооруди здание для бога (его собственного бога или кумира), чтобы тебе дано было выздороветь.

Военачальники содействовали успеху совета жрецов и для поклонения Кукаилимоку было сооружено здание и в тот же вечер освящено. Они предложили еще королю, с целью продлить жизнь, принести в жертву богу человеческия существа. После этого большинство жителей скрылись из города, опасаясь, что их предадут смерти, и попрятались в укромных местах до того времени, пока не пройдет срок "табу" {"Tabu" (читай: "табу") буквально означает: "запрещенное" или "святое", то-есть "неприкосновенное". Иногда "табу" налагается на срок, иногда оно бывает постоянное. Человек или вещь, которая считается "табу", на все это время делается неотъемлемою принадлежностью того назначения, ради которого табу налагается. В вышеприведенном случае люди, предназначенные на заклание, были неприкосновенной принадлежностью будущого жертвоприношения.}, которое угрожало смертью.

Еще вопрос, одобрял ли Камехамеха план военачальников и жрецов, - принести в жертву людей, потому что у него было в привычке повторять:

- Люди в глазах короля неприкосновенны.

Он говорил это в том смысле, что люди будут нужны для услуг его преемнику, как это выяснил его сын Лихо-Лихо.

"Хейяо", король сказал своему сыну Лихо-Лихо:

- Пойди, и принеси моления твои богу твоему. Я не могу самь идти и потому буду молиться дома.

Когда его мольба к главному его богу, Куколалолоку, была окончена, один религиозно-настроенный человек, у которого был свой пернатый бог (бог-птица), подал царю мысль, что, благодаря его влиянию, он, король, может избавиться от болезни. Имя этого бога было Пуа, а вся фигура была не что иное, как туловище птицы, которую теперь употребляют в кушанье гавайцы и которая называется на их языке "алаэ".

Камехамеха был не прочь сделать такой опыт и с этой целью должны были построить два дома для большого удобства и содействия его успеху. Но в то время, как он в них еще находился, король до того ослабел, что даже не в состоянии был принимать пищи. Так пролежал он целых три дня, после чего его жены и дети, и военачальники, видя, что он совсем плох, перенесли его обратно в его собственное жилище. Вечером его снесли в дом-столовую {Считалось, что тот, который ест в том же здании (доме или хижине), где спал хоть один человек, осквернился. Даже если он был болен или при смерти, строжайший этикет все равно полагалось соблюдать.}, где он и принял немного пищи, которую, однако, не проглотил, также как и чашку воды. Военачальники просили его преподать им свои советы, но он не дал им ответа. Его опять отнесли обратно; когда время подошло к полночи (так, часов в десять) его снова отнесли в "обеденный дом", чтобы накормить; но, как и прежде, он едва отведал того, что ему дали. Тогда Кайкиова обратился к нему в таких выражениях:

- Вот мы все собрались сюда, все твои меньшие братья, твой сын Лихо-Лихо и твой "иностранец" (переводчик, толмач). Так поведай же нам твою предсмертную волю, чтобы Лихо-Лихо и Каахуману могли бы ее слышать.

- Что вы говорите?

- Просим твоих советов!

И тогда он сказал:

"иностранец" (толмач) подошел и, обнимая, поцеловал его. Хоапили также его поцеловал и обнял, шепча ему что-то на ухо; после чего его опять унесли обратно в "жилой" дом.

Приблизительно в двенадцать часов его еще раз понесли в "обеденный" дом, причем в него вошла только его голова, а туловище осталось в "жилом" доме, который плотно прилегал к нему. Надо заметить, что такое частое перенесение больного вождя из одного дома в другой прямо вытекало из порядков "табу", которые в то время были в полной силе. В те времена было до шести домов-хижин, которые соединены были с одним общим жилищем: один для поклонения кумиру, один для принятия пищи; один для женщин, которым полагалось есть отдельно от мужчин, один для того, чтобы спать; один для выделки в нем туземного сукна "капа" и один для того, чтобы в определенные сроки в нем могли жить женщины, как в заточении.

Больного еще раз отнесли к нему в дом, где он и вздохнул в последний раз. Случилось это событие в два часа и отсюда получило свое имя Лелейохаку. Когда король испустил дух, Калоймоку явился в обеденный дом, чтобы приказать выйти оттуда тем, которые еще там были. Таким образом, оказалось, что приказ удалиться получили двое почтенных, престарелых людей. Один из них ушел, но другой остался из любви к своему королю, который его, бывало, благосклонно поддерживал. Детей также прогнали прочь! Тогда Калоймоку вернулся в дом и вожди держали совет и один из них сказал так:

- Быть может, тело его не в нашем распоряжении; быть может, оно скорее во власти его преемника? Та доля в нем, которая принадлежала нам, ужь отлетела: это его дух. Но останками его может располагать его сын и преемник, Лихо-Лихо.

После этого разговора тело перенесли в "священный" дом-кумирню для того, чтобы над ним могли исполнить священные обряды жрец и новый король Лихо-Лихо. Эта церемония называется "Уко". Когда же священного кабана уже изжарили и жрец принес его в дар бездыханному трупу, он тоже сделался "богоподобным". А король в то же время повторял установленные молитвы.

- Теперь я вам поведаю, каким правилам должны подчиняться лица, которых принесут в жертву на погребение королевского тела. Если вы достанете на жертвоприношение хоть одного человека, прежде чем унесут из дому тело, - этого одного и будет довольно, если же его вынесут из дома, их нужно будет уже четверо. Если вы запоздаете до тех пор, пока тело донесут уже до могилы, нужно будет десять, а после того, как его опустят в могилу, уже понадобятся целых пятнадцать. Завтра же по утру будет объявлено "табу" и, если жертвоприношение будет отложено до этой минуты, сорок человек падут его жертвой.

Тогда верховный жрец Юва-Юва спросил у вождей:

- А где должно быть местопребывание короля Лихо-Лихо?

И они отвечали:

И жрец заметил:

- Есть на это две подходящия местности: одна из них - Коу, а другая - Кохала.

И вожди остановили свое внимание на этом последнем, так как оно было густо заселено. Верховный жрец прибавил:

- Это, конечно, самые подходящия места для того, чтобы в них жил король; но в Коу ему нельзя оставаться, ибо оно осквернено.

Уже стало разсветать.

В то время, как тело короля понесли хоронить, народ увидал, что его владыка мертв, и заревел, жалобно застонал, завыл. Когда же тело понесли из дома к могиле и отошли уже на разстоянии одной цепи, погребальное шеетвие было встречено некиим человеком, который был горячо привязан к своему покойному властелину. Он набросился на вождей, которые несли тело короля, он хотел непременно умереть вместе с ним, из любви к нему. Вожди оттолкнули его; но он продолжал неоднократно делать еще тщетные попытки, которые не приводили ни к чему. Калоймока тоже имел в душе желание умереть вместе с ним; но ему помешал Хуукио.

На следующий же день после смерти Камехамеха, Лихо-Лихо и его свита уехали в Кохалу согласно предложению жрецов, дабы избежать осквернения, которое влечет за собою смерть и присутствие трупа. В те времена вся страна, в которой умирал её властелин, считалась оскверненной, а наследники его искали себе иного местопребывания в другой части страны, пока труп не разорвут на части и не увяжут кости его в мешок; когда это было сделано, время осквернения считалось оконченным. Если же умирал не вождь, а простой смертный, то оскверненным считался только его дом и то лишь до той минуты, пока не состоялось погребение.

Таковы были законы на этот случай.

описать.

Когда заклинатели были разставлены у своих жертвенных огней, над которыми на шесте развевался лоскуток их туземного сукна, "капа", вождь Киомоку, брат Ваахумону (королевы), пришел туда в нетрезвом состоянии и поломал шест с флагом, у которого стояли заклинатели, из чего и вывели заключение, будто бы сама Каахумону и её друзья были причиною смерти короля. Поэтому их подвергли позорным оскорблениям.

Но всему вышесказанному является также удивительный и странный контраст в лице самой великой королевы Каахумону, которую подвергли оскорблениям во время ужаснейших оргий, сопровождавших поминки короля, согласно с древним туземным обычаем. Эта Каахумону впоследствии сделалась христианкой и самым могущественным, самым непоколебимым другом христианских миссионеров.

Как прежде, так еще и по сейчас собак разводят и откармливают и оне здесь весьма ценятся для исполнения тех целей, о которых говорилось в одном из вышеприведенных параграфов.

Сорок лет тому назад на этих островах был обычай приостанавливать действие законов на несколько дней после кончины особы королевской крови; а вслед затем начинались сатурналии, которые можно себе представить лишь до некоторой степени, но не во всей их ужасной наготе. Люди брили себе голову, выбивали друг другу по одному или по два зуба, вырывали иной раз глаз, резали, ломали, калечили, поджаривали друг друга, напивались пьяны, поджигали друг у друга хижины, уродовали или убивали друг друга сообразно с прихотью минутного порыва, и оба пола обходились друг с другом в высшей степени грубо, необузданно и непристойно. А за всем этим наступало глубокое оцепенение, из которого народ выходит постепенно, медленно приходя в себя после состояния совершенного ошеломления и ослепления, как после отвратительного, уже полузабытого кошмара.

"дети солнца" отнюдь не могли бы считаться "солью земли".

До сей минуты среди туземцев Гавайских островов еще сохранился один старый обычай, который весьма неутешителен для людей больных или умирающих. Если друзья и знакомые предполагают, что их друг должен умереть, десятка два соседей окружают его хижину и поднимают неустанный вой, который не прекращается ни днем, ни ночью до тех пор, пока больной не выздоровеет или не умрет. Нет сомнения, что такого рода приспособление помогало неоднократно многим из гавайских граждан облечься в преждевременный саван.

Гавайцы окружают также хижину своего друга и воют таким же душураздирающим образом, когда её хозяин возвращается, например, из путешествия. Таково их не совсем приятное представление о радушном привете. Подобные приемы отчасти встречаются и у нас.