Простодушные у себя дома и за границею.
Часть первая. Простодушные у себя дома.
Глава XXIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть первая. Простодушные у себя дома. Глава XXIX. (старая орфография)

ГЛАВА XXIX.
Посещение вулкана. - Кратер. - Огненный столб. - Роскошный вид.--Море огня.

Своевременно вернувшись на свою шкуну, мы отплыли в Кау, где высадились и окончательно распростились с этим судном. На следующий же день мы купили себе лошадей и по горным террасам, одетым в свой летний наряд, двинулись по направлению в большому вулкану Кедоувейя.

Лениво подвигаясь вперед, мы бродили почти целых два дня. К концу второго, при заходе солнца, мы достигли возвышенности в четыре тысячи футов над уровнем моря, осторожно пробираясь по волнистой, голой поверхности лавы. Много поколений тому назад она была задержана и охлаждена в своем бешеном порыве, и мы заметили, что нам стали попадаться признаки близости вулкана в виде трещин и разселин, из глубины которых поднимались сернистые испарения, горячия, как расплавленные морския волны, если бы оне протекали в недрах горы.

Я видел впоследствии Везувий, но он мне показался небольшим вулканчиком, детскою игрушкой, суповою миской в сравнении с огнедышащей горой Келоувейя.

Везувий не что иное, как пропорциональный конус, вышиною в три тысячи шестьсот футов. Его кратер, похожий на конус, обращенный вниз, имеет не более трехсот футов в глубину и не свыше тысячи футов в диаметре, если даже не меньше; извержения его незначительны и по своей силе и по числу своему.

Здесь же, перед нами, был большой прямолинейный погреб, окруженный стенами и местами достигающий в глубину до девятисот футов в однех, и тринадцати - в других стенах. Дно у него было ровное, плоское, простправшееся на десять миль в окружности. Это была гигантская, зияющая пропасть, в которой могла бы расположиться лагерем вся русская армия; но и тогда еще осталось бы свободное место.

На противоположной стороне, на самом краю кратера, стоял маленький павильон, на разстоянии миль около трех от нас. Но сравнению с ним, нам было легче усвоить себе и оценить громадную глубину бассейна: издали он походил на крохотное гнездо стрижа, которое ютится под карнизом собора. Отдохнув немного, насмотревшись вдоволь, и подведя свои итоги, мы поспешили обратно, к себе в гостинницу, которая находится от кратера на разстоянии полумили от павильона, если идти туда по тропинке. Плотно поужинав и дождавшись вечерней темноты, мы опять отправились на кратер.

нами, пожалуй, мили на две в длину и на одну милю в вышину, горела целая иллюминация. Чтобы получить о ней более определенное представление, постарайтесь себе вообразить свет от тридцати до сорока больших зданий, одновременно охваченных полымем, которое отражается в облаках, нависших над ними.

Громадная туча стояла высоко в воздухе, непосредственно над кратером, и каждая выпуклость её крупных складок была окрашена в малиновый цвет, который в впадинах смягчался, принимая бледно-розовый оттенок. Она пылала, как заслоненный факел и, поднималась на головокружительную высоту, по направлению к горизонту. Мне невольно пришло в голову предположение, что верно никогда еще ничего подобного не видано с тех пор, как дети Израиля, много веков тому назад, долго-долго бродили в пустыне, пока не попали, наконец, на путь, освещенный огненным столбом. Теперь я мог быть совершенно уверен, что получил представление о том величественном "огненном столбе", похожим на знамение небесное.

Дойдя до небольшой беседки, крытой тростником, мы облокотились на передния перила и устремили взоры вдаль, поверх широкого кратера; смотрели и вниз, но отвесному обрыву, на огни, непрерывно пылавшие под нами. Своею красотою это зрелище превосходило даже ту картину, которую я видел днем. Я оглянулся, желая проверить, под каким впечатлением находились мои товарищи, и увидел такую вереницу красных лиц, какую мне никогда еще в жизни не случалось видеть. При сильном освещении, лицо каждого горело, как раскаленное железо, плечо каждого было покрыто алой краской на мрачном фоне неопределенного безформенного мрака. Казалось, внизу был настоящий ад, а люди походили на чертей, наполовину ужь окоченевших и взобравшихся сюда по форменному пропуску.

Затем я снова оглянулся на вулкан. "Погреб" был довольно хорошо освещен. На разстоянии полуторы мили перед нами и полумили с каждой стороны, дно пропасти было роскошно иллюминовано; но за его пределами спускалась легкая завеса туманов, покрывая все каким-то смутным мраком, вследствие чего огоньки, мерцавшие в дальних углах кратера, казались отодвинутыми на безчисленное множество лиг и походили на огни далекого военного лагеря.

Тут можно было воображению разгуляться на просторе.

все дальше и дальше, по направлению к огонькам и далеко за ними! Обнять ее взором было невозможно; глядя на нее, у вас являлась мысль о вечности: пред вами было самое широкое пространство, какое только может человек окинуть невооруженным взглядом. Значительная часть обширного дна этой пустынной местности, разстилавшейся у наших ног, была черна, как чернила, и, повидимому, с ровной и гладкой поверхностью, но каждая из квадратных миль этого дна была окружена и изрезана тысячью ветвистых жидких потоков огня, которые сверкали великолепно! Эта картина напоминала собою как бы огромную карту железнодорожных путей Массачузета, если бы их изобразили в виде электрических змеек молнии на фоне полуночного небосвода. Нет, вы только себе представьте! Представьте себе небо - черное, как уголь, перерезанное сетью разъяренного огня!

расходились многочисленные ярко-сверкавшие потоки, как будто спицы одного большого колеса; сперва они держались прямого направления, образуя потом большие радужные дуги или же длинный ряд как бы червоточин, совершенно похожих на извилистые змейки молнии. Эти потоки, встречая на пути своем другие, сливаются с ними или пересекают их безчисленное множество раз по всевозможным направлениям, как следы коньков на общественном катке. В иных местах потоки в двадцать или тридцать футов ширины, вытекая из разных отверстий, продолжали течь довольно долго не дробясь, и мы могли проследить в бинокль, как они стекали с небольших, крутых возвышений, превращаясь в настоящие огненные водопады, совсем белые у своего истока; но затем вскоре, охладевая, они принимали роскошную красную окраску с чередующимися черными и золотыми полосами.

Куски темной коры то-и-дело срывались и медленно неслись вниз по этим потокам, как плоты по реке. Случалось, что расплавленная лава, которая текла под корой, служившей ей покровом, пробивалась наружу, образуя ослепительную, как блеск молнии, разселину от пятисот до тысячи футов длины; тогда участки остывшей лавы разбивались один за другим и, перевернувшись ребром вверх, как это бывает с льдиною во время вскрытия реки, погружались и исчезали в алом, пламенеющем котле. Тогда широкое поле "ледохода" сохраняло еще на время свой багровый блеск, после чего лава охлаждалась и опять оно становилось ровным и черным. Во время такого "ледохода" каждый оторвавшийся осколок коры, подобно льдине, выделялся своей белою каймой, оттененный с внутренней стороны лучами северного сияния. Эти лучи были ярко-желтого цвета в тех местах, где они касались белого края, а оттуда постепенно переходили от ярко-алого цвета в роскошный светлокарминовый и, наконец, принимали оттенок нежного румянца, который, тускнея, переходил в черный цвет. Некоторые из этих потоков фантастически переплетались между собою и тогда отчасти походили на канаты, которые спутаны и брошены на палубе корабля, когда спускают паруса или бросают якорь, но при том условии (если можно это себе представить), что эти канаты свиты из огня.

Маленькие фонтаны, разсеянные повсюду, если смотреть на них сквозь бинокль, имеют роскошный вид. Они клокочут, шумят и выбрасывают на 10--15 футов в вышину струи смолистого красного огня, плотные, как маисовая каша; а на придачу, словно дождь, сыплются блестящия белые искры и все это вместе взятое производило впечатление страшного сочетания крови и снежинок.

Перед нами были круги, змейки и полосы молнии, которые сплелись и связались между собою без перерыва на пространстве свыше одной квадратной мили. И в самом деле, узкой сетью, хоть и не в форме правильного квадрата, было покрыто такое именно пространство. Нами овладело чувство тихого восторга при мысли, что много-много лет прошло с тех пор, как вообще кто-либо имел возможность наслаждаться этим великолепным зрелищем или видеть нечто более замечательное, нежели незначительные и ныне преданные поруганию озера: "Северное" и "Южное", когда они еще существовали.

"Справочную книгу" в гостиннице "Вулкан" и, следовательно, были хорошо осведомлены.

Я мог разглядеть "Северное озеро" на черном фоне дальних границ панорамы, которая открывалась перед нами; оно соединялось с нею посредством целой сети потоков лавы. Взятое же само по себе, оно было по виду не внушительнее скромного здания школы, объятого полымем пожара. Правда, это самое озеро было длиной в девятьсот футов и шириной от двух до трех сот; но при данных условиях, оно должно было казаться совсем ничтожным, тем более, что оно было далеко от нас.

Я забыл упомянуть еще о том, что шум клокотавшей лавы невелик, по крайней мере, если он слышен с той высоты, на которой мы находились. В нем можно было ясно различить три отдельных звука: порывистый, шипящий и пыхтящий. Стоя с закрытыми глазами на самом краю кратера, совсем нетрудно себе представить, что несешься вниз по реке на большом пароходе, движущемся неспешно, прислушиваешься к шипенью паровых котлов, к пыхтенью грубы, выпускающей излишнюю воду, и к порывистому шуму воды, клокочущей вокруг колес. Сернистый запах здесь хоть и силен, но для грешников не особенно неприятен.

Мы распростились с павильоном в десять часов вечера, чуть-чуть что не сварившись за-живо от жары и от печей Пияя, и вернулись в гостинницу, укутанные в одеяло, потому что ночь стояла холодная.