Простодушные у себя дома и за границею.
Часть вторая. Простодушные за границею.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть вторая. Простодушные за границею. Глава XI. (старая орфография)

ГЛАВА XI. 

Мы "привыкаем". - Мыла нет! - Столовая карта и "табль-д'от". - "Я, сударь, американец"! - Любопытное открытие. - Птица- Паломник". - Странное товарищество - Могила живых. - Долголетнее заточение. - Несколько героев Дюма. - Темница знаменитой "Железной Маски".

Мы быстро и весьма легко "офранцузиваемся".

Мы понемногу примиряемся с большими сенями, залами и комнатами, вообще с неуютными каменными полами и с полным отсутствием ковров. Эти полы стучат под каблуками так резко и звонко, что для людей сентиментальных и склонных к мечтательности - это просто смерть! Мы привыкаем к опрятным слугам, которые без малейшого шума скользят туда и сюда, порхают, как бабочки у вас под локтями или на спиною и с изумительной быстротой понимают приказания и исполняют их. Они благодарны за всякую подачку, не взирая на её размеры; они всегда вежливы и никогда не бывают иначе, как совершенно вежливы. До сих пор вежливый слуга был и есть самая замечательнная изо всех редкостей на свете.

Привыкаем к тому, чтобы выезжать прямо на главный двор отеля, в самую середину большой круглой площадки, окаймленной душистыми цветами и виноградом, посреди целого общества мужчин, которые тут же спокойно себе курят и читают газеты. Мы привыкаем к мороженому, замороженному искуственным способом в обыкновенных бутылках, это единственный род мороженого, какое здесь можно достать. Ко всему этому мы уже привыкаем, только не можем все еще привыкнуть, что надо при себе иметь свое собственное мыло. Мы ужь настолько образованный народ, что носим с собой свои собственные гребенки и зубные щетки; но необходимость звонить и требовать себе кусок мыла каждый раз, как нам надобно умыться, для нас совершенная новость и даже вовсе неприятная! Мы вспоминаем об этом, когда уже совершенно намочим себе лицо и голову или как раз в ту минуту, когда нам ужь пора бы выходить из ванны и, таким образом, получается значительная и досадная задержка.

Женщины-марсельки придумывают марсельезы, марсельския песни, марсельския куртки и марсильское мыло для всей вселенной; но марсельцы никогда сами не поют своих собственных гимнов, не носят своих курток, не моются своим мылом.

Мы превзошли науку терпеливо и с невозмутимым спокойствием выносить докучную томительную обрядность табль-д'отов и даже чувствовать себя при этом довольным. Сначала подают нам суп, который мы съедаем, и затем ожидаем несколько минут, чтобы нам подали рыбу. Еще несколько минут, и нам меняют тарелки, после чего появляется ростбиф. Еще перемена - и мы кушаем горошек. Опять перемена - и на сцену является чечевица. Перемена и пирожки из улиток (по моему, ужь лучше бы из кузнечников!), еще перемена и жареные цыплята с салатом. Потом земляничный пирог и сливочное мороженое; зеленые винные ягоды, груши, апельсины, зеленый (в скорлупе) миндаль и т. п. В заключение кофе. С каждым блюдом и за каждым блюдом, конечно, вина и, конечно, французския.

Когда так солидно нагрузишься, пищеварение и не может быть иначе, как очень медлительно. Поневоле приходится долго после этого сидеть в прохладной комнате и курить, читая французския газеты, которые следуют совершенно своеобразному приему передавать какой-нибудь простой факт просто и ясно пока дело не дойдет, так оказать, до самой сути, а там вдруг и выскочит такое какое-нибудь словечко, которое никому не перевести... Ну, и вся история пиши пропало!

Например, накануне свалилась насыпь и при этом пострадало несколько человек французов; но выше сил моих было бы понять, убиты ли, ранены, изувечены или только слегка оцарапаны эти злополучные страдальцы. А между тем, я дорого бы дал за то, чтоб узнать это поточнее.

Этот господин потребовал вина с чисто королевской важностью и прибавил:

- Я никогда не сажусь за обед без вина (это была сущая ложь!)

Затем он окинул глазами все общество, дабы насладиться всеобщим восхищением, которое он разсчитывал увидеть на лицах окружающих. И вся-то эта важность была тем более неуместна, что в этой стране вино считается такою же необходимой принадлежностью обеда, как и суп; в стране, где вино употребляется почти так же повсеместно, как и вода. Мало того, этот американец так прямо и сказал:

- Я сам себе господин; я свободный член американской республики и хочу чтобы об этом знали "все и каждый"!

Он позабыл упомянуть о том, что он, по прямой линии, потомок Валаамовой ослицы; но это и без него было известно "всем и каждому".

показали миниатюрное кладбище, по всей вероятности, снимок с того, которое было сперва устроено в Марсели. Хрупкие скелетики лежали в обломанных нишах и при них же еще находились их кухонные принадлежности.

Оригинал этого кладбища был отрыт на главной улице Марселя несколько лет тому назад и следовательно просуществовал под землею, на глубине лишь двенадцати футов от земной поверхности, двадцать пять сотен лет или около того. Здесь побывал сам Ромул перед тем, как начать строить Рим, и хотел было заложить здесь город, на месте Марселя, но почему-то раздумал. Может быть, он даже лично был знаком с теми финикиянами, скелеты которых мы только-что осматривали.

В зоологическом саду мы нашли представителей всех животных, какие только есть на свете (или так, по крайней мере, мне показалось), в том числе дромадера и обезьяну, украшенную пучками синих и ярко-малиновых волос. И в самом деле, это была роскошь что за обезьяна! Был и гиппопотам с нильских берегов, и какая-то высокая, длинноногая птица с клювом в виде порохового рога и с плотно прилегавшими крыльями, вроде фалдочек фрака. Она с важностью стояла прямо на своих длинных ногах, но с закрытыми глазами; плечи её были несколько выгнуты на перед и своим видом она вообще напоминала господина, который заложил руки назад, под фалды фрака. Подобного спокойствия и глупости, невыразимого самодовольства и сознания своей непогрешимости мы нигде еще не встречали в такой сильной степени, как в осанке и в наружности этой серой, темнокрылой, гологоловой и преждевременно подурневшей птицы. Голова и вокруг нея шея были так некрасивы и шероховаты, словно покрыты прыщами, а ноги так жидки, что можно было только удивляться, как она могла быть такой спокойной и несказанно самодовольной. Это было положительно самое смешное создание, какое только мыслимо себе представить.

Отрадно было слышать громкий смех доктора и Дана: такого естественного и чистосердечного веселого смеха еще ни разу не бывало слышно в кругу наших спутников с самого отплытия нашего из Америки. Эта птица была для нас настоящим развлечением, ниспосланным свыше, и я счел бы себя неблагодарным, если бы не упомянул о ней на этих страницах. Наша прогулка была исключительно увеселительного свойства, поэтому мы и постарались как можно больше воспользоваться случаем, который представляла для нас эта птица, и провели около нея целый час. Мы изредка нарочно пытались ее расшевелить; но она открывала только один глаз и медленно закрывала его, не понижая ни на иоту своей торжественности и благоговейного или безгранично-серьезного настроения. Она как бы говорила без слов:

- Не оскверняйте моей особы своими неосвященными руками.

"паломником", причем Дан присовокупил: - Ей только одного теперь и не хватает: "Плимутского сборника гимнов"!

Товарищем игр слона колоссальных размеров оказалась простая кошка, которая имела обыкновение карабкаться к нему на спину вверх по задним ногам и гнездиться у него на спине. Усевшись там поудобнее и поджав себе под грудь свои передния лапки, кошечка мирно засыпала на солнышке и спала чуть не пол-дня под-ряд. Сперва это надоедало слону и он хоботом своим снимал ее вниз со своей спины, но она снова взбиралась туда, потом еще и еще. Наконец, её терпеливое упорство победило все предубеждения слона, так что теперь они давно ужь стали неразлучными друзьями. Кошка постоянно играет у передних ног своего товарища-гиганта или у его хобота, пока не приблизятся её враги - собаки. Тогда она быстро взбирается наверх, к нему на спину, спасаясь от неминуемой беды. Еще недавно этот слон уничтожил нескольких собак, которые ужь слишком преследовали его друга и товарища.

Мы взяли парусную лодку с проводником и отправились, в виде прогулки, в замок Иф (Château d'If), история которого особенно печальна. Он целых двести или триста лет служил местом заточения для политических преступников и мрачные стены с каждой из его темниц испещрены поныне грубо высеченными именами множества заключенных, которые в тоске и в горе проводили тут жизнь свою. Никакой памяти по себе не мог здесь оставить заключенный, кроме этих грустных надгробных надписей, исполненных его собственными руками. И как же толпились на стене все эти имена!.. Их ужь давно исчезнувшие обладатели, казалось, еще наполняли, в виде безплотных призраков, мрачные темницы и темные корридоры. Мы бродили от одной кельи к другой, спускаясь в глубину утеса, который, казалось, лежал ниже уровня моря. Везде и повсюду все имена и еще имена! Одни простые, другия дворянския и даже княжеския. Простые смертные, дворяне и князья - все были одержимы одинаковым желанием: не быть забытыми! Они еще могли примириться с одиночеством, с бездействием и даже с ужасами тишины, не прерываемой ни малейшим звуком; но для них слишком ужь была невыносима мысль, что свет может совершенно позабыть о их существовании. Вот вам и причина появления на стенах высеченных имен заключенных.

В одной из темниц, в которые еще хоть чуть проникал дневной свет, прожил узник в течение двадцати семи лет, не видав в лицо ни единого живого существа. Он жил среди грязи и в глубокой нищете, один, без друзей, которых ему должны были заменять его собственные мысли, а ужь, кажется, оне ли не были безнадежны и унылы? Все, что, по мнению тюремного начальства, считалось для него необходимым, доставляли ему через слуховое окно. Этот несчастный высекал на стенах изображения животных и людей, соединенных в нескончаемые рисунки. Из года в год трудился он над ними, над этою работой, которую сам возложил на себя; а в это время дети переходили в юношеский возраст, юноши обращались в сильных молодых людей, проскучавших определенный срок за школьною и гимназической скамьей. Эти люди успели избрать себе определенную профессию, сделаться взрослыми мужчинами, жениться; они уже привыкли смотреть на свое детство, как на нечто очень давнее и лишь смутно сохранившееся в памяти... Но кто скажет, сколькими веками показались эти годы заключенному? Для тех, свободных людей, время иногда словно летело; для него никогда! Оно ползло, оно двигалось мучительно тихо! Для тех ночь, проведенная в танцах, казалась состоявшею не из часов, а из минут; для него та же ночь медленно шла (как и все остальные, проведенные в темнице), словно составленная не из часов и минут, а из долгих-долгих недель.

которому рвался неутомимо его угнетенный дух. Этим святилищем была его семья: в ней воплотились все его кумиры... Но он не дожил, чтобы их вновь увидеть!

"Монте-Кристо". Здесь доблестный аббат написал целую книгу своей собственной кровью и не пером, а обломком железного крюка. Он писал при свете светильника, сделанного из обрывков холста, пропитанного жиром, который он добывал из своей же собственной скудной пищи. Затем он пробуравил насквозь толстую стену каким-то самым незатейливым инструментом, который сделал также своими руками из какого-то завалящого куска железа или столового ножа, и, наконец, освободил Дантеса от его уз. Жаль только, что так много недель унылого и тяжкого труда все-таки не привели ни к чему.

Нам показали зловонную камеру, в которой был заточен на несколько месяцев знаменитый узник, известный под именем "Железной Маски", если верить легенде, это был брат жестокосердого короля Франции, родившийся под зловещей звездой; а затем он был препровожден в тюрьму св. Маргариты, где окончательно погребена тайна его происхождения. Для нас же именно теперь было интереснее побывать в месте его временного заточения, нежели если бы мы знали, вне всякого сомнения, кто именно был этот "Железная Маска" и в чем собственно заключалась история его жизни, и почему именно на него было возложено такое необычайное наказание. "Таинственность" - вот в чем все обаянье! Язык безмолвия, скрытые черты, сердце, обремененное невысказанною тревогой, грудь, подавленная своей жалкою тайной - все это обитало здесь. Эти сырые, заплесневелые стены знавали некогда того, чья страдальческая жизнь навеки останется запечатанною книгою... {Слова автора относятся к 1879 году. В настоящее время вопрос о "Железной Маске", повидимому, окончательно выяснен во французской исторической литературе. Известный историк этой эпохи, г-н Функ-Брентано, в своем исследовании об архивах Бастилии, напечатанном в 1897 г. в журнале "Revue Hebdomadaire", категорически доказывает, что таинственный узник был граф Маттиоли, государственный секретарь герцога Мантуанского. Ред.}

Даже в самой камере этого узника было своего рода обаяние.