Простодушные у себя дома и за границею.
Часть третья. Простодушные за границею.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть третья. Простодушные за границею. Глава VII. (старая орфография)

ГЛАВА VII. 

Смирнский "конек". - Св. мученик Поликарп. - "Седьмь церквей". - Останки шести Смирн. - Таинственная устричная руда. - Обстановка при добывании устриц. - Предание о "Судном дне" в Малой Азии (по Миллеру). - Железная дорога не у места.

Мы навели справки и узнали, что "конек" Смирны - развалины древней цитадели (городской башни); её разрушенные, но еще внушительные по своим размерам укрепления, нахмурясь, глядят вниз, на город, с высоты холма, на самой городской окраине (гора Пагус, по Библии, если не ошибаюсь). Замечательны еще: место, где находилась одна из "Седьми церквей" Апокалипсиса в первом веке по Рождестве Христове, и могила и место страданий св. преподобного мученика Поликарпа, который пострадал в Смирне за святую веру христианскую восемнадцать веков тому назад.

Мы наняли себе ослов и отправились прежде всего на его могилу, а затем поспешили дальше. Теперь очередь была за "Семью церквами", как здесь говорится, краткости ради.

Туда-то мы и направились и сделали с этой целью добрую милю или полторы под палящими лучами солнца, пока добрались до маленькой греческой церкви, построенной будто бы на том самом месте, где некогда в древности стояла первая. Мы заплатили за осмотр немного, а все-таки священнослужитель дал нам каждому по миниатюрной восковой свече в память посещения этого достопамятного места. Я положил свою на голову, в фуражку; но солнце палило и растопило ее, воск потек у меня с затылка на шею и, таким образом, у меня не осталось на память ничего, кроме фитиля, и даже фитиля, довольно жалкого на вид!

Многие из нас доказывали как только могли убедительнее, что слово "церковь" в том смысле, в котором оно упоминается в Библии, означает христианскую общину, а не самое здание храма Божия, что эти христиане, как даже и в Библии сказано про них, были очень бедны...

Так бедны (думал я про себя), что, во-первых, они не имели бы средств соорудить собственную церковь, а, во-вторых, не посмели бы возвести ее под открытым небом, даже если бы и имели возможность. Наконец, самый простой здравый смысл говорит, что если бы им даже было предоставлено право строить храмы, они, конечно, строили бы их ближе к городу.

Но наши "старшие" (т. е. старейшие из всей нашей корабельной семьи) нас разбили своими доказательствами и подняли на смех. Впрочем, возмездие за такой проступок с их стороны не заставило себя ждать: они скоро пришли к убеждению, что ошиблись и попали не туда, куда разсчитывали попасть; настоящее местонахождение древне-христианской церкви оказалось действительно в самом городе.

Местами холмы и утесы дали глубокия трещины или совсем разселись; в глубокия и широкия отверстия скал виднеются большие обломки каменных глыб, остатков древних построек, а современные домишки жителей Смирны испещрены, словно белыми пятнами, частями разбитых колонн, капителей, обломков скульптурных мраморных украшений, которыми некогда были украшены дворцы смирнских вельмож, составлявшие славу и гордость этого города в древния времена.

Взбираться на холм, где стоит городская башня, очень трудно: он так крут, что приходится идти крайне медленно. В одном месте высота его достигает около пятисот футов над поверхностью моря, а перпендикулярный берег в верхней части дороги высится на десять-пятнадцать футов от нея. В разрезе этого холма ясно можно было различить три жилы устричной руды, такой же точно, как у нас является кварцевая руда в разселине дорог в Неваду или в Монтану. Эти устричные жилы имели до восемнадцати вершков в толщину и шли на разстоянии двух-трех футов одна от другой и тянулись, по направлению книзу, футов тридцать, пока их не перерезала дорога, где оне вдруг исчезали вместе с разселиной. Бог весть, как далеко можно было людям проследить за этой страшною рудою, если бы в нее "окунуться". Устрицы, из которых состояли эти жилы, были чистые, крупные и красивые устричные раковины, ну, как всякия другия. Оне лежали, словно сваленные плотно в кучу, и ни одной не было отброшенной в сторону выше или ниже самой "жилы". Каждая жила шла вполне определенно и отдельно от других, без перерыва.

Моим первым побуждением естественным образом было прибить здесь объявление:

Объявление.

Мы, нижеподписавшиесяя, предъявляем права на пять участков (долей по двести футов в каждом (сверх того, на один для разведки) в этой руде или залежи устричных раковин, вместе со всеми углублениями, ветками, углами, видоизменениями и извилинами на пятьдесят футов по обе стороны жилы, - с целью раскопки и обработки её и т. д.. и т. д. согласно с инженерными законами, действующими в городе Смирне.!

"испробовать" ее. Среди раковин попадалось иного черепков старинной битой посуды. Но каким образом могли сюда попасть устричные раковины? Этого я никак не могу сказать определенно. Битая фарфоровая посуда и устрицы как бы указывают на то, что здесь были когда-то рестораны; но им положительно не могло быть удобно ютиться на этом склоне горы в наши дни, потому что там никто и никогда не жил. И, наконец, ресторан не принес бы никакого дохода на такой каменистой, безлюдной и мрачной крутизне. Вдобавок, нигде по близости в куче раковин не было видно пробок от шампанского. Если когда-нибудь и был здесь ресторан, то верно только во времена процветания города Смирны, когда его холмы были покрыты дворцами; при таких условиях я еще могу допустить существование одного ресторана; но к чему же тогда! их здесь целых три? Или у них там были рестораны в три различных периода существования вселенной? Ведь между руслом одной и другой жилы идут толстые пласты твердой земли. Очевидно, и этого рода толкование ресторанного вопроса не годится!

Этот холм мог некогда быть дном морским и впоследствии, благодаря землетрясению, очутиться на поверхности земли, вместе со своими устричными залежами; но, в таком случае, чем же объясняется присутствие битой посуды? И, вдобавок, откуда взялись целых три устричных жилы, одна над другою, а между ними толстые слои настоящей твердой земли?

Нет, и это разсуждение не годится! Может быть, этот самый холм и есть знаменитая гора Арарат? Может быть, на ней остановился Ноев ковчег и сам Ной ел здесь устрицы, а их раковинки бросал за борт? Но нет, и это объяснение не годится: ведь тут же на-лицо три слоя устричных жил и между ними плотные пласты земли. И, наконец, всех членов семьи у Ноя было только восемь, не могли же они съесть всю эту массу устриц в какие-нибудь два-три месяца, которые они провели здесь, на вершине горы? Звери или скот вообще... Впрочем, слишком ужь было бы нелепо допустить, что Ной не нашел ничего лучшого, как кормить свое стадо ужинами из устриц.

Как это мне ни больно, как ни стыдно, но мне остается только один единственный исход - это допустить, что сюда, наверх, устрицы влезли по своей воле, по своему собственному побуждению. Но какая у них могла быть при этом цель? Что им тут было нужно? И вообще, к чему могло понадобиться какой-нибудь устрице карабкаться наверх? Карабкаться наверх для устрицы должно быть особенно тяжело и медлительно, и надоедливо. Самым естественным было бы предположить, что устрицы взобрались туда, чтобы полюбоваться на живописный вид; но стоит только начать обсуждать вопрос об естественных свойствах устрицы, как тотчас же станет очевидным, что устрице нет никакого дела до живописных видов. Устрица в этих делах ничего не смыслит; она равнодушна ко всему прекрасному. Устрица скорее расположена к отдохновению, к бездействию; она не отличается веселостью, ни даже живостью характера и вообще не предприимчива. Главное, устрица не чувствует никакого влечения любоваться картинами природы; она относится к ним с полным пренебрежением.

Итак, к какому заключению я, наконец, пришел? Просто-на-просто вернулся к тому же, с чего начал, а именно, что эти самые устричные раковины тут действительно есть, что лежать правильными рядами на высоте пятисот футов над уровнем моря, и никто, ни одна живая душа не знает, каким образом оне туда попали. Я изследовал вдоль и поперек все путеводители и из всего, что в них говорится, вывел заключение, что они сходятся все на одном: действительно, залежи раковин там есть; но как оне туда попали - это тайна!

в вечность по первому звуку трубы второго пришествия. Но ангел Господень не протрубил; день воскрешения, назначенный Миллером, не удался. Я не подозревал, конечно, что и в Малой Азии есть своего рода Миллеры; но один господин рассказал мне, что в один прекрасный день, года три тому назад, у них, в Смирне, все уже было приготовлено к ожиданию кончины мира. Приготовлений к этому великому событию было много еще задолго до наступления его; и вся эта возня окончилась в назначенное время лишь безумным, безграничным возбуждением. Целые толпы народа взобрались на городскую башню рано поутру, чтобы их не коснулось всеобщее разрушение, и многие из наиболее убежденных в то утро закрыли свои лавки, чтобы покончить с земными заботами. Но что всего страннее в этой истории, так это то, что часа в три пополудни, в то самое время, когда рассказчик сидел в отеле за обедом со своими друзьями, вдруг разразилась страшнейшая буря с проливным дождем, громом и молнией и продолжалась с неослабевающею яростью часа два или три. Это было дело неслыханное в Смирне - буря с грозой в такое время года! Это поколебало даже тех, которые больше всех сомневались.

По улицам текли целые реки воды, пол в отеле весь был залит водою, наш обед пришлось прервать.

"вознесенцы" спустились с "небеси горе" сухими, как... как проповедь с благотворительною целью! Они себе смотрели с высоты своего величия на страшнейшую бурю, бушевавшую внизу, и были убеждены чистосердечно, что теперь-то ужь наверно их выдумка про светопреставление имеет большой-"пребольшой" успех.

Как-то странно себе представить железную дорогу здесь, в Азии, в царстве восточной неги и сказочных грез, на родине арабских сказок! А между тем здесь уже есть одна дорога и строится другая. Уже существующая хорошо построена и хорошо организована; ею ведает английская компания, но больших барышей от нея не получает. Первый год, когда эта дорога только-что была открыта, она много возила пассажиров, но в графе прихода стояло лишь... восемьсот фунтов винных ягод!

Железнодорожный путь подходит к самым воротам города Ефеса, города, знаменитого во все времена, с тех пор, как свет стоит, города, хорошо известного всем, кто читает Библию, города, который был так же стар, как его холмы, еще в то время, когда ученики Христовы проповедывали народу на улицах ефесских. Ефес построен в глубокой древности, во времена до-исторических преданий, когда его считали месторождением богов, знаменитых в греческой мифологии. Мысль, что локомотив будет пробегать по таким местам, где встают призраки из глубины минувших веков, довольно любопытна.