Простодушные у себя дома и за границею.
Часть третья. Простодушные за границею.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть третья. Простодушные за границею. Глава IX. (старая орфография)

ГЛАВА IX. 

Проявления вандализма. - Ярость паломников. - Мы приближаемся к Святой земле!.. - "Резкий диссонанс" в подготовке к вступлению в нее. - Отчаянное положение относительно толмачей и путей сообщения. - Избран дальний путь. - Мы в Сирии! - Кое-что о Бейруте. - Превосходнейший образец греческого "Фергюсона". - Сборы в путь. - Отвратительная конина. - Обстановка паломников. - Аладинова лампа.

Когда я последний раз заносил в книгу свои заметки, мы были еще в Ефесе. Теперь мы в Сирии, стоим лагерем у подножия Ливанских гор. Междуцарствие было продолжительно как в смысле времени, так и в смысле разстояния.

Из Ефеса мы не вывезли ровно ничего на память! Вот как это случилось. Мы, как обыкновенно, принялись собирать осколки мраморных украшений и нарочно отбивать их от внутренней отделки мечетей; затем с безграничным трудом, с ужаснейшей усталостью волочили их пять миль верхом на мулах до железнодорожной товарной станции... И вдруг правительственный чиновник (офицер) заставил всех, имевших при себе подобные вещи, сдать их ему... с рук на руки!

Ему дали знать из Константинополя, чтобы он следил за нашей компанией и не допускал-бы ничего увозить. Это была мера весьма разумная, справедливая и вполне заслуженная, но и она произвела сильное возмущение. Что же касается меня лично, то я никогда и не противлюсь искушению ограбить чужого человека в пределах его же владений и даже чрезвычайно горжусь таким подвигом. На этот раз я имел еще более основания гордиться: я сохранял невозмутимое спокойствие посреди ужаснейших проклятий, сыпавшихся на голову Оттоманского правительства за оскорбление, которое оно нанесло участникам увеселительной поездки, наипочтеннейшим дамам и мужчинам. Я сказал так:

- Мы люди свободные, это нас не должно касаться!

Но нас это не просто коснулось, а задело, и даже очень больно. Один из наиболее пострадавших сделал открытие, что приказ султана был вложен в конверт с печатью английского посольства в Константинополе и усмотрел в этом факт, что он был внушен представителем британской королевы. Это ужь было совсем плохо, даже из рук вон плохо! Исходя от турецкого правительства, он означал бы только ненависть турок к христианам и грубое незнание более деликатных средств её проявления, но исходя от христианского, цивилизованного британского учреждения, он означал, что оно считало нас такого рода дамами и мужчинами, которые могли допустить за собой подобный надзор!.. Так, по крайней мере, посмотрела на это дело вся наша компания и соразмерно с этим воззрением горячилась. Впрочем, нет сомнения, что подобные же меры были бы приняты против каких бы то ни было "других" путешественников, так как английская компания раскопок, которая приобрела право на раскопки в Ефесе и заплатила за него большие деньги, нуждается в ограждении от посягательства на её права и вполне справедливо заслуживает, чтобы ее ограждали. Компания не может рисковать, подвергая себя и свое гостеприимство произволу путешественников, которые вообще известны своим пренебрежением к порядочности в поведении.

Выезжая из Смирны, мы находились в высшей степени возбуждения, потому что главная цель нашего путешествия, так сказать, ядро, центр его - Святая Земля, была близко!

Что за укладка у нас поднялась, укладка в чемоданы, которые валялись без употребления целые недели... нет, даже целые месяцы! Что за ужаснейшая беготня туда и сюда, вверх на палубу и вниз в каюты! Что за шумливая и хлопотливая система укладки и раскладки одного и того же! Как мы загромождали свои койки своими рубахами и юбками и разной мелочью, разным хламом! Как мы суетливо связывали узды и откладывали в сторону зонтики, зеленые очки и толстые вуали! Как строго-критически обозревали свои седла и повода, никогда еще не прикасавшиеся к лошадям! Как чистили и заряжали револьверы и разглядывали дорожные кинжалы! Как старательно подшивали наполовину свои брюки лоскутками замши, еще пригодными в употреблению! Как мы прилежно гнули спину над картами древняго мира и с увлечением изучали Библию и описания путешествий по Палестине, отмечая дорогу по карте. Какие отчаянные усилия прилагались к тому, чтобы разбить всю нашу компанию на мелкия группы единомышленников, дабы им было легче пройти сквозь трудности долгого и тяжелого пути без ссор и раздоров. Какие сборища и совещания происходили у нас на пароходе по утру, в полдень, ночью!.. Какие сходки, речи и глубокомысленные разсуждения по каютам! Таких хлопот и распрей, такого подъема общого духа лукавства и хитроумия никогда еще не было видано у нас на пароходе!..

Теперь со всем этим мы уже покончили: мы разбились на группы от шести до восьми человек каждая и в настоящее время разсеяны в разные стороны. Однако, одна только наша отважилась на так называемый "длинный конец", то есть решилась идти в самую глубь Сирии, через Баальбек на Дамаск, а оттуда вдоль всей Палестины, обратно к пароходу. Этого рода путешествие должно было оказаться тяжелым, скучным, а также и слишком рискованным предприятием в это знойное время года, так как выдержать его благополучно могли только сильные, здоровые люди, отчасти уже знакомые с утомлением и суровостью жизни на открытом воздухе. Остальные группы изберут кратчайшие маршруты.

За последние два месяца нас особенно мучил вопрос об одном условии нашего странствия в этой части Святой Земли, а именно - о путях сообщения. Мы и сами знали прекрасно, что Палестина вообще не такая страна, которая особенно бы наживалась от пассажирского движения; но сверх того каждый, кого бы мы ни спросили и кто хоть сколько-нибудь знал об этом, давал нам понять, что и половине нашей компании нельзя будет достать достаточное число драгоманов и лошадей.

В Константинополе мы все принялись телеграфировать американским консулам в Александрии и в Бейруте, чтобы известил их заблаговременно, что, необходимо приготовить для нас переводчиков и средства к передвижению. Мы были в отчаянии; мы, кажется, готовы были бы принять от них все, что угодно: лошадей, лошаков, леопардов, кенгуру... словом все, все, что ни попало! Из Смирны мы опять телеграфировали и опять с тою же целью. Из боязни худшого, что только можно было ожидать, мы также телеграммой просили оставить нам известное число мест в дилижансе, который ходит в Дамаск, а равно и лошадей для поездки к развалинам Баальбека.

Как и следовало ожидать, в Сирии и Египте распространилась весть, что все население "провинции" Америки (турки считают нас "пустячной" провинцией в каком-то непосещаемом людьми уголке вселенной) приезжает во Святую Землю; вот почему, когда мы вчера добрались до Бейрута, мы нашли, что он запружен множеством толмачей-драгоманов и их принадлежностями. Мы все намеревались ехать на Дамаск в дилижансе и проехать до Баальбека, потому что ожидали, что мы сперва завернем к себе на пароход, оттуда на гору Кармил, и уже оттуда в леса. Как бы то ни было, наша небольшая группа в восемь человек нашла возможным и подходящим избрать именно "дальний" путь и мы согласились принять такое расписание.

До сих пор нам никогда еще не случалось особенно безпокоить нашего консула; но консулу в городе Бейруте мы наделали не мало неприятностей и безпокойства. Я наноминаю об этом нарочно с тою целью, что не могу не восхищаться его терпением, его трудолюбием и его примиряющим нравом. Я говорю об этом нарочно, потому что некоторые из членов нашей группы не отдавали ему должного, несмотря на большие услуги, которые он нам оказывал.

Ну, так вот. Из всех восьмерых троим из нас было предписано заведывать всеми "делами", связанными с этой экспедицией; остальным же приходилось только гулять и любоваться прекрасным городом Бейрутом, украшенным светлыми, новыми домами, которые, как гнезда, ютятся в непроглядной зеленой листве, вверх по склону поверхности, спускающейся к морю, а также и по горам Ливанским, которые окружают его; и, наконец окунаться в синия, прозрачные воды, которые катят свои волны мимо нашего парохода... но тогда мы еще не знали, что в этих красивых волнах водятся акулы. Нам еще предстояло прогуливаться по городу и разглядывать восточные костюмы. Они здесь весьма фантастичны и живописны, но не так разнообразны, как в Константинополе и в Смирне. Женщины в Бейруте заставляют зрителя приходить в отчаяние: вместо тонкого покрывала, которое не мешает видеть все лицо, как это было в обоих вышеназванных городах, где женщина выставляет напоказ свои ноги повыше ступни, жительница Бейрута совершенно закрывает себе лицо желтым или черным покрывалом; тогда она становится похожа на мумию и, не стесняясь, выставляет напоказ свою оголенную грудь.

Один молодой джентльман (кажется, грек) вызвался показать нам весь город, говоря, что это доставит ему особое удовольствие, так как он изучает английский язык и нуждается в практике. Однако, когда наш обход был окончен, он попросил вознаграждения за труды...

- Надеюсь, джентльмэны не откажут дать мне безделицу за труд, каких-нибудь несколько пиастров? {Пиастр = около нашего гривенника. Прим. перев.}.

Мы так и сделали, конечно.

Между тем, наш консул удивился, услыша рассказ об этом, сказал, что знает всю семью этого молодого человека; что это люди старые и в высшей степени почтенные, и что они обладают состоянием в сто пятьдесят тысяч долларов. Другие, пожалуй, постыдились бы того, какую мы ему отвели на корабле койку и того, как он в нее влезал.

В назначенное время наша коммиссия по устройству поездки сделала нам такой доклад:

"Все готово. Едем сегодня же со своими лошадьми, вьючными животными и складными палатками. Прежде всего, мы едем на Баальбек, Дамаск, Тивериадское озеро; а затем - к югу, по направлению к тому месту, где Иаков видел во сне лестницу и на её вершине Иегову; сверх того, будем осматривать еще другия знаменитые в Библии места по дороге в Иерусалим.

"Оттуда, вероятно, свернем к Красному морю (впрочем, навряд!) и потом ужь прямо в океану, с тем разсчетом, чтобы всем поспеть недели через три-четыре сойтись на пароходе в Яффе.

"Условия: по пяти долларов в день с человека (золотом!), но больше никаких тревог: драгоманы сами обо всем позаботятся... Помещены мы будем все время прекрасно, как в любом отеле" - прибавили они нам в утешение.

Я уже читал что-то в этом роде и не опозорил себя тем, чтобы поверить на слово. Впрочем, на этот раз я промолчал, но, все-таки прихватил с собою простыню и плэд, чтоб было на чем спать и чем прикрыться; захватив еще на придачу свои трубки и табак, две или три шерстяных рубахи, портфель, путеводитель и Библию. Сверх того, я взял про запас полотенце и кусочек мыла, дабы внушить арабам чувство уважения к моей особе, которую они легко могли принять за переодетого короля.

какую можно себе представить, а личные свойства лошадей вполне гармонировали с общим впечатлением.

У одного из этих несчастных животных не хватало глаза; у другого хвост был обрублен близко-близко к крупу, как у кролика, но оно этим даже, повидимому, гордилось; у третьяго коня от самой шеи до хвоста шел выдающийся костлявый хребет, похожий на остатки полуразрушенного древняго водопровода, который туристы ездят осматривать в окрестностях Рима, а шея была вылитый бушприт. Все эти лошади хромали; у всех были ссадины на спине, раны и старые рубцы, которыми оне были усеяны, как мозолями или бородавками. Поступь у них была такая, что только диву даться, и вдобавок полна разнообразия; во время их шествия перед нами оне производили впечатление судов во время бури. Это было нечто ужасное!

Блюхер не мог удержаться, чтобы не сказать:

- Этот дракон (т. е. драгоман) накличет на себя беду: ну, ради чего ему нужно было выцарапывать из лечебницы этих старых кляч в том состоянии, в каком оне теперь находятся? Разве, что он достал на это формальное разрешение?..

Я не нашелся ничего ему возразить; да и выставка этих несчастных одров происходила в точности по "путеводителю". Наконец, и мы сами разве не путешествовали по его же расписанию? Мой выбор пал на такую лошадь, которая была пуглива; но мне казалось, что нельзя все-таки отнестись с полным пренебрежением к животному, имеющему еще настолько ума, чтобы пугаться.

по книгам. Окрестности, раскинувшияся вокруг нас, некогда входили в состав владений Тирского царя, Хирама, который поставлял знаменитый кедровый строительный лес с высоты Ливанского хребта для возведения известной части храма Соломонова.

В скорости после шести часов пришел наш караван и, не видав его раньше, я вполне справедливо изумился: в нашем распоряжении оказалось девятнадцать погонщиков и двадцать шесть вьючных мулов! Это был самый настоящий караван, какой только можно себе представит; наконец, он даже совершенно был похож на "настоящий" караван, когда двигался, извиваясь, между окрестными скалами. Я мог только недоумевать: к чему понадобилась нам такая роскошь, когда нас всего лишь восемь человек?

Немного поломав голову над этим вопросом, я начал вскоре ощущать потребность хотя бы в простой жестяной тарелке и в ломтике ветчины с горошком. Мне уже не впервые было завтракать по дорожному, как на биваках, и я прекрасно знал, чего следовало ожидать. Итак, не дожидаясь помощи погонщиков мулов, я сам разнуздал свою лошадь, снял с нея седло и сам промыл ей бока и те части спины, где у нея выдавались кости, торчавшия из под её натянутой кожи. Но когда я вернулся обратно, о, чудо... передо мною очутились пять красивых палаток круглой формы, палаток, восхитительнейшим образом горевших золотом, кармином и лазурью, и сверх того, еще всевозможными роскошными украшениями. У меня отнялся язык от удивления.

Слуги внесли туда восемь небольших кроватей, положили на них мягкие тюфяки и подушки, чистые простыни (по две на каждую постель) и одеяла. Затем слуги привинтили стол в центральному шесту и поставили на него медные тазы и кувшины, разложили мыло и чистейшей белизны полотенца, по одному на человека; они же указали нам на мешки, приделанные к стенкам палатки с тою целью, чтобы в них можно было класть разные мелочи; если бы нам понадобились булавки или тому подобные вещицы, то и их повсюду было натыкано сколько угодно. И, наконец, в довершение всего - на земле раскинули восточные ковры!

Мне оставалось только подумать: "Если "это" называется биваком на Востоке, что же, пожалуй, все это хорошо и прекрасно, только... только "я"-то не привык к такого рода бивачному житью. Мой крошечный багаж потерял свою цену"-..

звона, и нас просили пожаловать в "салон".

Мне думалось сначала, что, наверно, одна или две палатки окажутся для нас совершенно лишними, но эта, как оказалось, имела свое особое назначение: она должна была служить только "обеденным салоном". Как и все другия, она была настолько высока внутри, что могла бы служить для целого семейства жираффов; она была красива, опрятна и внутри отличалась приятной яркостью красок и пестротой. Это был перл, а не комната!

Стол был накрыт на восемь приборов; вокруг стояло восемь плетеных стульев; на столе - скатерть и салфетки, белизна и тонкость которых затмевали собою даже те, к которым мы привыкли на своем великолепном увеселительном пароходе. Ножи и вилки, миски, тарелки - все, все было самое лучшее по изяществу и совершенству отделки... Ну, просто на диво!

картофеля, хлеба, чаю, пуддинга, яблок и превосходнейшого винограда. Жаркое было приготовлено несравненно лучше, нежели нам пришлось его есть за последния несколько недель; стол, украшенный большими серебряными немецкими подсвечниками и другими дорогими принадлежностями сервировки, казался таким красивым и роскошным, какого нам уже давно не приходилось видеть. А между тем наш усердный драгоман с утонченной вежливостью, низко кланяясь, извинялся, что все не достаточно в порядке по случаю неустройства долгого пути, и обещал, что впредь постарается еще больше нам угодить!

Теперь ужь полночь, а завтра в шесть часов утра мы двинемся дальше.

При таких условиях быть паломником во Святой Земле - чистая выгода!