Простодушные у себя дома и за границею.
Часть третья. Простодушные за границею.
Глава XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Простодушные у себя дома и за границею. Часть третья. Простодушные за границею. Глава XXIV. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV. 

Отъезд из Иерусалима. - Самсон. - Равнина. - Приезд в Яффу. - Дом Симона-кожевника. - Долгия странствия паломников пришли к концу! - Общий характер видов Палестины. - Проклятие.

Мы посетили все святые места близ Иерусалима, которые у нас еще оставались неосмотренными, когда мы отправлялись на Иордан; а затем, около трех часов пополудни мы выстроились вереницей и, в виде целого шествия, направились к величественным Дамасским Воротам, - и Иерусалимския стены навеки сомкнулись позади нас. Мы остановились с минуту на вершине одного дальняго холма, бросили прощальный взгляд и послали прощальный привет этому благочестивому городу, в котором мы чувствовали себя хорошо, как у себя дома.

Около четырех часов провели мы в пути и непрерывно опускались под гору. Мы следовали по узкой тропинке, которая шла, пересекая горные хребты и ущелья. Когда можно было, мы сворачивали в сторону от большой дороги, в сторону от длинных караванов верблюдов и ослов; но когда это оказывалось невозможным, мы покорялись несчастию быть придавленными к перпендикулярным стенам утеса, причем вьюки провозимых мимо товаров ломали нам ноги. Джэк попадался таким образом два или три раза, столько же раз попадались Дан и Мульт. Одна из наших лошадей очень несчастливо упала со скользкого утеса, а другия отделались более благополучно. Впрочем, эта дорога была ничуть не хуже тех, которые мы видели в Палестине, и даже, пожалуй, лучшая из всех; - вот почему воркотни с нашей стороны было не особенно много.

и сям виднелись порой башни, торчащия высоко над углублениями (обрывами), которые делали их почти неприступными на взгляд. Мода строить укрепления в таких местах стара, как сама Палестина, и введена в древности с целью обезпечить себе безопасность от нападения врагов.

Мы перешли на ту сторону ручья, доставившого Давиду тот камень, которым он убил Голиафа, и осматривали несомненно ту самую местность, в которой происходил этот знаменитый бой. Мы проезжали мимо живописных готических развалин, на каменной мостовой которых некогда звучала воинственная поступь множества доблестных крестоносцев; мы ехали по такой местности, в которой некогда (как нам сказали) Самсон был постоянным жителем и гражданином.

Всю ночь мы провели в монастыре Рамнэ с добродушными монахами, а поутру, как только встали, так и понеслись галопом вперед и гнали своих лошадей на довольно большом разстоянии по дороге в Яффе; равнина здесь пряма, как пол, и свободна от камней; вдобавок, это был наш последний переход по Святой Земле. Покончив с этим двух или трехчасовым путем, мы и наши усталые лошади могли отдохнуть и выспаться, сколько нашей душе было угодно. Это была она, та самая долина, про которую Гедеон упоминает, говоря: "Солнце, остановись над Гаваоном, а ты, луна, над долиной Аиалона!"

По мере того, как мы приближались к Яффе, наши ребята пришпорили коней и дали волю своему возбуждению вылиться в настоящей скачке, чего нам почти не случалось испытать с тех пор, как мы скакали на ослах по Азорским островам.

Наконец, мы доехали до величественной рощи апельсинных дерев, в которых лежит, как погребенная, столица Востока, Яффа. Мы вошли в её стены и опять нам пришлось ехать по узким улицам, среди целой тучи живых лохмотьев; мы не видали никаких новых зрелищ, не испытали новых впечатлений, с которыми не были бы уже давно знакомы. Мы спешились в последний раз и впереди, в открытом месте, показался наш пароход, который мерно покачивался на якоре! Я потому и ставлю тут восклицательный знак, что мы все почувствовали что-то особенное при виде нашего парохода. Наше долгое паломничество было окончено.

"Всемирному Газетчику").

Симон-кожевник некогда жил в Яффе. Мы пошли осматривать его дом; все путешественники непременно ходят его смотреть. Петр апостол имел видение зверей и скатерти, которая с небеси спустилась к нему, когда он лежал на кровле дома Симона-кожевника. Из Яффы же отплыл в море пророк Иона, когда ему повелено было идти пророчествовать в Ниневию, и, по всей вероятности, невдалеке от Яффы выбросил его кит. Бревна, которые употреблялись на построение Соломонова храма, подплывали к Яффе на плотах, а узкий проход между рифами, в который их гнали, не был в то время ни на дюйм ниже и ни на иоту менее опасен для переправы, нежели теперь. Таково свойство сонной неподвижности населения единственного и наилучшого из всех портов, какие когда-либо были и теперь еще есть в Палестине.

У Яффы есть своя история и даже очень бурная; но в этой книге её нигде не найдется; если же читатель зайдет в летучую библиотеку и скажет мое имя, ему дадут всяких книг, в которых он найдет самые полные сведения об Яффе.

Так-то кончается наше паломничество. Мы должны быть довольны, что предпринимали его не с целью насытить взоры свои чарующими картинами природы, потому что, в противном случае, нам пришлось бы сильно разочароваться... по крайней мере, в это время года. Один писатель в "Жизни в Святой Земле" замечает нижеследующее:

"Как ни однообразна и непривлекательна может показаться большая часть Палестины людям, привыкшим к почти постоянной зелени, к цветам, к обильным ручьям и разнообразной поверхности нашей собственной страны, мы должны помнить, что израильтянам, истомленным сорокалетним странствием по пустыни, вид её должен был показаться совершенно иным".

"однообразна и непривлекательна" и нет никакого повода описывать ее, как нечто совершенно иное.

Я думаю, что Палестину следует считать царицей всех земель, отличающихся неприятною природой. Её холмы голы, бледны по своей окраске и не живописны по форме. Её долины - неприглядные пустыри, окаймленные чахлой растительностью, которая производить впечатление чего-то печального и забытого. Мертвое море и озеро Галилейское дремлют посреди широкого ряда холмов и равнин, в которых взор не встретит ни приятного оттенка, ни какого-либо выдающагося предмета, ни тихой картины, дремлющей в румяной дымке или испещренной тенями облаков. Каждая черта, каждый оттенок грубоват и резко выделяется; перспективы нет; даль не имеет никакой привлекательности. это безнадежная, унылая, душу-надрывающая страна.

Небольшие клочки и полоски земли должны быть весьма красивы во время полного расцвета весны, и тем более красивы, что вокруг далеко простирается во все стороны пустыня и безлюдье. Мне очень бы хотелось видеть прибережье Иордана в весеннее время, а также и Сихем, и Ездрилон, и Аиалон, и берега Галилеи; но и тогда, вероятно, все эти места показались бы нам просто игрушечными садами, разбросанными на дальнем разстоянии, на бесконечном протяжении пустыни.

Палестина сидит в рубище; голова её посыпана пеплом. Над нею нависли зловещия чары проклятья, которое изсушило её поля и сковало её силы. Где некогда Содом и Гоморра возвышали свои башни и храмы, там теперь мрачное море орошает равнину, в горьких водах которого не может существовать ни одно живое существо. Над его ровной, невозмутимой поверхностью навис мертвый, неподвижный знойный воздух; на его берегах не растет ничего, кроме сорных трав и редких пучков тростника и того самого предательского плода, который обещает освежить усталого путника, но вместо того распадается во прах, как только к нему прикоснутся.

в том самом виде, в какое привело его чудо, свершенное над ним Иисусом Навином три тысячи лет тому назад. Вифлеем и Вифания, в бедности своей, в своем уничижении, не имеют теперь в себе ничего такого, что могло бы напоминать о высокой чести присутствия в них Спасителя. Святое место, где пастухи ночью стерегли свои стада и где ангелы воспели "на земле мир в человецех благоволение", теперь необитаемо ни единым живым существом, не одарено ни одной единою чертой, которая была бы приятна для глаза. Даже сам прославленный Иерусалим, величайший из городов исторически известных, потерял свое прежнее величие и обратился в деревушку бедняков. Нет больше в нем богатств Соломона, которые возбуждали бы восхищение цариц Востока. Роскошный храм, который некогда был гордостью и славой израильского царства, больше не существует, и турецкий полумесяц высится над тем самым местом, где возстановлен Честной Крест Господень, в тот день, который памятен для всех летописей мира.

Знаменитое море Галилейское, по которому некогда ходили и стояли на якоре римския суда и по которому ездили на лодках ученики Христовы, давно забыто деятелями войны и торговли, а берега его обратились в безмолвную пустыню. Капернаум - безформенная развалина. Магдала - колыбель и очаг нищих-арабов. Вифсаида и Хоразин исчезли с лица земли, а пустынная местность вокруг них, где некогда тысячи людей слышали голос Господень и чудесным образом насыщались хлебами, спят в тишине уединения, в котором живут теперь только хищные птицы, да укрываются лисицы.

Палестина - страна пустынная и некрасивая, и как оно, собственно, может быть иначе? Может ли проклятие Божественного Владыки украсить землю? Палестина больше не принадлежит к современному деятельному миру; она - достояние поэзии и множества преданий. Она - страна грез.