Похождения Тома Сойера.
Глава седьмая

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Чемъ усерднее Томъ старался сосредоточить свое вниманiе на уроке, темъ больше разбегались его мысли. Наконецъ, онъ вздохнулъ и, зевнувъ, решилъ бросить ни къ чему не ведущiя старанiя. Урокъ въ этотъ день казался ему нескончаемымъ. На улице было жарко и душно; оттуда не доносилось ни одного звука: не было слышно ни пенiя птицъ, ни лая собакъ. Кругомъ все точно вымерло. Однообразное жужжанiе двадцати-пяти голосовъ, учившихъ урокъ, нагоняло дремоту. Черезъ окно были видны только две птицы, лениво летавшiя высоко на небе, и несколько коровъ, заснувшихъ въ тени.

Томъ сгоралъ отъ нетерпенiя поскорее выбраться на свободу, или, по крайней мере, найти какое-нибудь развлеченiе, чтобы хотя немного сократить время, тянувшееся съ убiйственной медленностью. Онъ машинально опустилъ руку въ карманъ, и лицо его тотчасъ-же просiяло. Онъ потихоньку вытащилъ коробочку, освободилъ несчастнаго клеща и пустилъ его бегать по столу. Глупое насекомое, повидимому, обрадовалось и готово было бежать къ краю стола, но радость его была преждевременна: Томъ остановилъ его булавкой и погналъ въ другую сторону.

Закадычный другъ Тома, Джо Гарперъ, сиделъ рядомъ съ нимъ и томился такой-же скукой. Поэтому, когда онъ увиделъ новую забаву, то съ удовольствiемъ ухватился за нее. Томъ и Джо были самыми задушевными прiятелями въ теченiе целой недели, за исключенiемъ субботы, когда имъ приходилось сражаться другъ противъ друга, командуя враждебными другъ другу армiями. На правахъ такого прiятеля, Джо немедленно тоже вынулъ булавку и началъ помогать Тому дрессировать клеща. Съ минуты-на-минуту игра становилась все интереснее. Наконецъ, Томъ решилъ, что они мешаютъ другъ другу, и что игра станетъ еще интереснее, если они устроятъ нечто въ роде состязанiя. Онъ взялъ грифельную доску, разделилъ ее чертой пополамъ и пустилъ на нее клеща.

-- Теперь давай играть такъ: пока клещъ на твоей стороне, ты будешь его гонять булавкой. Если-же онъ перебежитъ на мою сторону, тогда гонять его моя очередь. Хорошо?

-- Хорошо, начинай только поскорее!

Клещъ тотчасъ ускользнулъ отъ булавки Тома и перебежалъ черезъ черту. Тогда его началъ "щекотать" булавкой Джо, пока онъ опять не перебежалъ къ Тому. Такая перемена повторилась несколько разъ. Пока одинъ изъ мальчиковъ мучилъ несчастное насекомое, другой следилъ за нимъ съ такимъ-же живымъ интересомъ, какъ и мучитель; головы обоихъ низко склонились надъ доской, и прiятели такъ увлеклись своей забавой, что забыли о всемъ окружающемъ. Наконецъ, счастье окончательно перешло на сторону Джо. Клещъ метался во все стороны, но едва только онъ приближался къ черте, булавка Джо моментально преграждала ему путь и гнала его обратно. Скоро Томъ, у котораго пальцы давно уже чесались отъ нетерпенiя, не выдержалъ и протянулъ къ клещу свою руку съ булавкой. Джо разсердился.

-- Томъ, оставь!

-- Да я только хочу помочь тебе, Джо!

-- Мне не нужно твоей помощи: я и самъ справлюсь. Слышишь, оставь!

-- Вотъ еще! Точно я не могу тебе помогать.

-- Оставь-же, говорю тебе!

-- А я не хочу!

-- Ты не смеешь его трогать: онъ на моей стороне.

-- Но послушай, однако, Джо: чей это клещъ, мой или твой?

-- Это все равно. Пока онъ на моей стороне, ты не имеешь права дотрагиваться до него, или...

-- Да что мне съ тобой разговаривать: клещъ мой, и я могу делать съ нимъ, что хочу. Давай его сюда!

Но въ эту минуту въ воздухе свистнула розга и съ размаха опустилась на спину Тома. Потомъ она опять поднялась и хлестнула по плечамъ Джо. Не менее какъ въ теченiе двухъ минутъ пыль столбомъ летела изъ обеихъ курточекъ, къ великой потехе всего класса. Дело было въ томъ, что оба прiятеля до того увлеклись игрой, что совершенно не заметили внезапно водворившейся тишины въ классе, когда учитель началъ подкрадываться къ нимъ на цыпочкахъ.

Когда занятiя кончились, Томъ торопливо подбежалъ къ Бекки Тачеръ и шепнулъ ей на ухо:

-- Наденьте шляпу и сделайте видъ, будто вы собираетесь идти домой. Дойдите до угла и потомъ черезъ переулокъ вернитесь сюда. Я сделаю το-же самое.

Бекки и Томъ вышли изъ школы съ разными группами школьниковъ, но въ конце переулка сошлись вместе и вернулись обратно въ школу. Она была уже пуста, все дети разошлись по домамъ. Новые друзья сели рядомъ, вынули грифельную доску, и Томъ началъ старательно водить руку Бекки, вооруженную грифелемъ. Скоро у нихъ получился домъ, такой-же красивый, какъ и тотъ, который нарисовалъ во время урока Томъ. Когда, наконецъ, обоимъ надоело заниматься рисованiемъ, они начали болтать. Томъ былъ на седьмомъ небе.

-- Ты любишь крысъ? - спросилъ онъ, сразу переходя на "ты".

-- Фу, какая гадость! Я ихъ ненавижу!

-- Я тоже, по крайней мере, живыхъ. Но я спрашиваю тебя о дохлыхъ, которыхъ можно привязывать къ веревочке и качать на воздухе.

-- Еще-бы! Это чудесная вещь! Хочешь, я дамъ тебе кусочекъ. Ты пососи немного, а потомъ дай и мне пососать. Хорошо?

Мысль была очень хороша. Оба поочереди начали сосать лакрицу, болтая ногами и весело разговаривая о всякой всячине.

-- Ты была когда-нибудь въ цирке? - спросилъ Томъ.

-- Да, и папа обещалъ опять свести меня туда, если я буду вести себя хорошо.

-- Я тоже былъ въ цирке два или три раза. Впрочемъ, нетъ: какое два или три раза, я былъ тамъ очень, очень много разъ. Какъ тамъ весело, прелесть! Когда я вырасту большимъ, я непременно сделаюсь клоуномъ!

-- Да? Какъ это будетъ хорошо! Они всегда такiе смешные, лица у нихъ раскрашены, платье сшито изъ пестрыхъ лоскутковъ!

-- Да, да! И знаешь, Бекки, они зарабатываютъ кучу денегъ, по крайней мере по одному доллару въ день. Мне говорилъ объ этомъ Бенъ Роджерсъ. А что, Бекки, - я хотелъ спросить тебя еще вотъ о чемъ: была-ли ты когда-нибудь помолвлена?

-- То-есть, какъ это?

-- Ну, помолвлена, значитъ сделалась невестой, чтобы выйти замужъ.

-- Нетъ, никогда.

-- А хотела бы?

-- Не знаю, можетъ-быть. А какъ это делается?

-- Какъ? Да очень просто: ты обещаешь какому-нибудь мальчику, что никогда, никогда ни за кого не выйдешь замужъ, кроме какъ за него, а потомъ целуешься съ нимъ - вотъ и все. Это всякiй можетъ сделать, даже малый ребенокъ

-- Но зачемъ-же непременно целоваться?

-- Да ужь, верно, такъ нужно. Все это делаютъ.

-- Все?

-- Да, все, кто влюбленъ другъ въ друга... А ты помнишь, что я написалъ тебе на доске?

-- Да...

-- Что-же?

-- Я этого не скажу.

-- Такъ хочешь, я скажу?

-- Да... нетъ, лучше не говори... Скажи мне это когда-нибудь въ другой разъ.

-- Нетъ, я скажу теперь-же.

-- Нетъ, не говори... лучше завтра.

Такъ какъ Бекки колебалась, то Томъ принялъ ея молчанiе за знакъ согласiя и, приложивъ губы къ ея уху, тихонько прошепталъ ей что-то. Затемъ онъ выпрямился и весело сказалъ:

-- Ну, а теперь твоя очередь! Теперь ты должна сказать мне тоже самое.

Бекки немного поупрямилась, но потомъ согласилась.

-- Отвернись только отъ меня, чтобы не видеть меня, когда я шепну. Но, смотри, Томъ, никому не говори объ этомъ; слышишь, никому!

-- Никогда, Бекки! Даю тебе честное слово. Ну, говори!

Онъ отвернулся, а Бекки робко нагнулась къ его уху, такъ что онъ почувствовалъ ея дыханiе на своемъ лице, и тихо прошептала: "Я люблю тебя". Затемъ она соскочила съ скамейки и побежала вокругъ столовъ, разставленныхъ въ классе. Томъ бросился за нею вдогонку и настигъ ее въ углу, куда она забилась, закрывъ свое лицо передникомъ. Онъ обнялъ ее за шею и воскликнулъ:

-- Теперь, Бекки, все кончено; намъ остается только поцеловаться. Да ты не бойся: ведь въ этомъ нетъ ничего дурного. Ну-же, Бекки!

Онъ началъ дергать ее за руки и пробовалъ открыть ея лицо.

Мало-по-малу, она опустила руки и подставила ему для поцелуя свое личико, раскрасневшееся отъ беготни. Томъ поцеловалъ ее прямо въ красныя губки и сказалъ:

-- Теперь все кончено, Бекки. После этого ты должна любить только меня одного, и не смеешь выходить замужъ ни за кого, кроме меня. Такъ, ведь?

-- Да, да, я никого не буду любить, кроме тебя, Томъ, и никогда ни за кого не выйду замужъ. Но и ты, Томъ, не смей никого любить и долженъ жениться только на мне одной!

-- Разумеется, Бекки; такъ и следуетъ быть. Теперь мы будемъ ходить въ школу и уходить изъ нея всегда вместе. А во время игръ ты должна выбирать меня, а я буду выбирать тебя. Такъ всегда делаютъ все помолвленные.

-- Какъ это весело, Томъ! Я до сихъ поръ ничего и не знала объ этомъ.

-- Да, это очень весело! Когда я былъ женихомъ Эмми Лоуренсъ...

Заметивъ, что Бекки, слушая его, широко раскрыла свои глаза, Томъ спохватился и сконфузился, но было уже поздно.

-- Какъ, Томъ? Такъ, стало-быть, я уже не первая твоя невеста?

Изъ глазъ девушки градомъ брызнули слезы. Томъ началъ утешать ее.

-- Перестань, перестань, Бекки! Не плачь. Я теперь вовсе не люблю Эмми, я люблю только тебя одну.

-- Неправда, Томъ! Ты самъ отлично знаешь, что любишь ее!...

въ немъ заговорила гордость, и онъ молча вышелъ на улицу. Тамъ онъ постоялъ немного на крыльце, сконфуженный и недовольный, искоса посматривая на дверь въ надежде, что Бекки выйдетъ и позоветъ его. Но Бекки не выходила. Наконецъ, ему стало неловко: онъ началъ чувствовать, что самъ виноватъ во всемъ, и, хотя ему было очень трудно решиться идти первому, чтобы помириться, но онъ поборолъ свою гордость и вошелъ въ классъ. Бекки все еще стояла, оборотись лицомъ къ стене, и продолжала плакать. При виде этого, сердце Тома сжалось; онъ быстро подошелъ къ девочке и остановился передъ ней въ нерешительности, съ чего ему начать.

-- Бекки, - проговорилъ онъ, наконецъ, - я никого и знать не хочу, кроме тебя.

Бекки отвечала только рыданiями.

-- Бекки, послушай... Неужели ты не ответишь мне ни одного слова!

Рыданiя продолжались.

-- Бекки, возьми себе это. Я дарю его тебе, перестань только плакать.

Но девочка даже не взглянула на шарикъ и оттолкнула руку Тома, такъ что шарикъ покатился по полу. Тогда Томъ молча повернулся и вышелъ вонъ, твердо решивъ не возвращаться больше въ школу до следующаго дня. Скоро после ухода Тома Бекки успокоилась и подумала, что плакать было не изъ-за чего. Она побежала къ дверямъ, вышла на дворъ и обежала вокругъ все зданiе школы - Тома нигде не было видно. Тогда она начала громко кричать:

-- Томъ! Томъ! Вернись!

Но ответа не было, сколько она ни прислушивалась. Бекки опять вернулась въ классъ и, усевшись на скамейку, снова принялась плакать. Между темъ начали собираться школьники, пришедшiе на послеобеденный урокъ, и бедной девочке пришлось вытереть глаза и молча таить свое горе, не имея даже кого-нибудь, съ кемъ она могла бы имъ поделиться.