Похождения Тома Сойера.
Глава десятая

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Онемевъ отъ ужаса и задыхаясь отъ волненiя, оба мальчика бросились бежать по направленiю къ городку. Время-отъ-времени они испуганно оглядывались назадъ, точно боясь, что кто-нибудь станетъ ихъ преследовать. Каждый пень, встречавшiйся имъ по пути, казался имъ человекомъ и врагомъ, при виде котораго у нихъ захватывало дыханiе отъ страха. Пробежавъ несколько отдельно стоящихъ домовъ, они услышали лай проснувшихся собакъ, и это заставило ихъ бежать еще быстрее.

-- Лишь-бы только добежать до старой кожевни, - проговорилъ Томъ, едва переводя духъ. - Я ужь не могу больше бежать!

Гекъ ничего не отвечалъ; было слышно только его тяжелое, прерывистое дыханiе. Но вотъ вдали показалась кожевня, и скоро оба мальчика вбежали въ открытую дверь стараго, необитаемаго зданiя и въ изнеможенiи опустились на полъ.

Мало-по-малу они успокоились, и Томъ прошепталъ:

-- Какъ ты думаешь, Гекльберри, что выйдетъ изо всего этого?

-- Если докторъ умретъ, то одного изъ нихъ повесятъ.

-- Ты думаешь?

-- Чего же тутъ думать? Я знаю это наверное.

Томъ помолчалъ съ минуту и затемъ продолжалъ:

-- Кто же донесетъ объ этомъ убiйстве? Мы?

-- Это что за глупости? Если что-нибудь случится и индеецъ Джо не попадетъ на виселицу, то намъ придется плохо, если онъ узнаетъ, что выдали его мы. Это такъ-же верно, какъ и то, что мы сидимъ съ тобой въ этой кожевне.

-- Я только-что думалъ объ этомъ, Гекъ.

-- Если кто и разскажетъ объ убiйстве, такъ это Поттеръ: онъ глупъ, да къ тому-же вечно пьянъ.

Томъ ничего не ответилъ на последнiя слова Гека и задумался. Спустя несколько минутъ онъ прошепталъ:

-- Гекъ, да ведь Поттеръ ничего не виделъ. Какъ-жс онъ разскажетъ о томъ, кто убилъ доктора?

-- Съ чего ты взялъ, что онъ не знаетъ, что убiйца - Джо?

-- Да какъ-же иначе? Докторъ ударилъ его какъ-разъ въ ту минуту, когда Джо пырнулъ ножомъ доктора. Неужели ты думаешь, что тотъ, кто ничего не виделъ, можетъ все-таки знать, какъ было дело?

-- Да, по-моему, это такъ.

-- Но, послушай: ведь отъ удара Поттеръ потерялъ сознанiе и лежалъ на земле точно мертвый.

-- Это ничего не значитъ, Томъ. Старикъ былъ пьянъ, это и ты виделъ. А когда человекъ пьянъ, то его можно бить по голове хоть кузнечнымъ молотомъ, и то онъ ничего не почувствуетъ. Объ этомъ мне говорилъ и папа. То же самое было и съ Поттеромъ. Если-бы онъ былъ трезвъ, то отъ такого удара онъ, быть-можетъ, и не очнулся-бы больше.

Помолчавъ немного, Томъ опять обратился къ Геку:

-- Гекъ, а ты уверенъ, что не проболтаешься?

-- Съ чего ты взялъ? Разве можно это сделать? Проклятый индеецъ утопитъ насъ, какъ котятъ, если мы его выдадимъ, а его не повесятъ. Знаешь что, Томъ? Поклянемся другъ другу, что мы оба будемъ молчать и никому не скажемъ ни словечка о томъ, что видели!

-- Отлично, Гекъ! Это будетъ самое лучшее, что мы можемъ сделать. Подними руку кверху и поклянись...

нашей собственной кровью!

Томъ пришелъ въ восторгъ отъ такой блестящей мысли. Въ предложенiи Гека было что-то таинственное, мрачное, а это какъ нельзя больше подходило ко всей обстановке, времени и месту действiя. Онъ поднялъ съ земли чистую щепку, досталъ изъ кармана огрызокъ краснаго карандаша, приселъ на пороге, у открытой двери такъ, чтобы яркiй лунный светъ падалъ на щепку, и старательно нацарапалъ на ней следующее:

"Гекъ Финнъ и Томъ Сойеръ клянутся, что будутъ молчать обо всемъ этомъ, и если проболтаются, то готовы умереть на этомъ самомъ месте".

Гекъ былъ удивленъ и восхищенъ почеркомъ прiятеля и его уменiемъ такъ хорошо выражаться. Онъ поспешно вынулъ изъ куртки булавку и уже собирался уколоть себе руку, но Томъ остановилъ его.

-- Постой! Такъ не годится делать: булавка медная, и на ней можетъ оказаться ярь-медянка {Зеленый налетъ, образующiйся на медныхъ вещахъ, которыя долго лежали въ сыромъ месте. Ярь-медянка ядовита.}.

-- Ярь-медянка? Что это такое?

-- Это - ядъ. Стоитъ проглотить ее, и человекъ можетъ умереть.

При этихъ словахъ Томъ вынулъ иголку, выдернулъ изъ нея нитку, и затемъ оба мальчика поочереди укололи себе палецъ и выдавили по капле крови.

Выдавливая несколько разъ по капле крови, Томъ съ трудомъ вывелъ кончикомъ мизинца начальныя буквы своего имени. Затемъ онъ показалъ Геку, какъ пишутся буквы Г и Ф, и клятва была совершена. Щепку оба мои героя закопали въ землю возле стены, произнося при этомъ различныя заклинанiя; теперь оба были вполне уверены, что ихъ тайна останется навеки нераскрытой.

Только-что мальчики успели закопать щепку, въ отверстiе противоположной стены сарая вползла какая-то фигура, но Томъ и Гекъ не заметили ея.

-- Томъ, - прошепталъ Гекльберри, - теперь ужь никто не узнаетъ о томъ, что мы видели, какъ Джо убилъ доктора?

-- Конечно. Что-бы ни случилось, мы будемъ молчать. Иначе мы погибнемъ.

-- Нетъ... но... впрочемъ, твоя правда, Томъ.

Мальчики пошептались еще въ теченiе несколькихъ минутъ, какъ вдругъ около ихъ убежища, не далее какъ въ десяти шагахъ отъ нихъ, завыла собака. Оба въ ужасе прижались другъ къ другу: ихъ снова охватилъ суеверный страхъ передъ какимъ-то несчастiемъ.

-- На кого она воетъ? - прошепталъ Гекъ. - На меня или на тебя?

-- Почемъ я знаю? Посмотри въ щель, скорее!

-- Нетъ, посмотри ты, Томъ.

-- Я не могу, Гекъ! Мне страшно.

-- Пожалуйста, Томъ! Слышишь - она опять завыла!

-- Слава Богу, - прошепталъ Томъ, прислушавшись къ вою, - это воетъ собака Гарбисона!

-- Наше счастье, Томъ, а то я перепугался до полусмерти: я ужь думалъ, что это воетъ чужая собака.

Собака опять завыла, и у мальчиковъ снова душа ушла въ пятки.

-- Ахъ ты, Господи, - простоналъ Гекъ, - это не собака Гарбисона. Посмотри въ щель, Томъ.

Томъ собрался съ духомъ и, хотя его зубы стучали другъ о друга отъ страха, приложилъ глазъ къ щели. Черезъ мгновенiе онъ откинулся назадъ и прошепталъ въ ужасе:

-- Гекъ, это чужая собака!

-- Вероятно на насъ обоихъ: мы ведь стоимъ рядомъ.

-- Ну, тогда наше дело плохо, Томъ! Про себя-то я ужь знаю, что попаду въ адъ: я очень часто велъ себя такъ скверно, что непременно попаду туда.

-- Да, Гекъ! Вотъ что значитъ быть бездельникомъ и делать все то, что запрещено. Я могъ-бы быть такимъ-же умникомъ, какъ Сидъ, но, конечно, это было не по мне. Если мне только удастся вывернуться изъ беды, я клянусь, что ни разу больше не пропущу воскресной школы!

Томъ началъ всхлипывать и вытирать слезы, которыя покатились по его щекамъ.

-- Ты говоришь, что дурно велъ себя? - Гекъ тоже плакалъ. - Ахъ, Томъ, ты чистое золото въ сравненiи со мной. Боже мой! Если бы я былъ только наполовину такимъ, какъ ты!

Томъ снова заглянулъ въ щель и вдругъ радостно прошепталъ:

-- Смотри-ка, Гекъ! Она сидитъ къ намъ спиной!

Гекъ въ восторге также прильнулъ къ щели.

-- Твоя правда, Томъ! Слава Богу! Что, она и раньше сидела такъ?

-- Ну, да! И какой-же я дуракъ, что не обратилъ на это вниманiя! Но по комъ-же она воетъ?

Вой прекратился. Томъ началъ прислушиваться.

-- Тсс... что это такое? - прошепталъ онъ.

-- Гм!.. Это похоже на хрюканье свиньи. Впрочемъ, нетъ: это кто-то храпитъ, Томъ.

-- Да, правда. Только я не могу разобрать, где это храпятъ?

-- Я думаю, что это въ томъ конце сарая. Папа тамъ иногда ночевалъ, но на этотъ разъ это не онъ: онъ храпитъ гораздо сильнее, да кроме того я не думаю, чтобы онъ опять показался въ нашихъ краяхъ.

У мальчиковъ снова проснулся духъ предпрiимчивости.

-- Гекъ, ты не побоишься идти за мной, если я пойду впереди?

-- Мне это не особенно по-сердцу, Томъ. Что, если это храпитъ индеецъ Джо?

Томъ остановился въ нерешительности. Но скоро любопытство взяло верхъ надъ чувствомъ страха, и мальчики решили подкрасться къ спящему, но съ темъ, чтобы бежать, какъ только храпъ умолкнетъ. Они начали осторожно подкрадываться къ незнакомцу, стараясь идти на цыпочкахъ. Не доходя пяти шаговъ до спящаго, Томъ нечаянно наступилъ на хворостинку, и она съ трескомъ хрустнула подъ его ногой. Человекъ застоналъ и повернулся на другой бокъ, такъ что луна ярко осветила его лицо. Это былъ Поттеръ. Когда Поттеръ зашевелился, у мальчиковъ отъ страха захватило дыханiе, но когда они узнали его, страхъ ихъ моментально исчезъ. Они, осторожно ступая, вышли изъ сарая и, отойдя отъ него на некоторое разстоянiе, остановились, чтобы проститься. Въ ту-же минуту снова раздался протяжный, жалобный вой. Мальчики обернулись и увидели, что собака сидела всего въ несколькихъ шагахъ отъ того места, где лежалъ Поттеръ, и, обернувшись къ нему мордой, жалобно выла, поднявъ кверху голову.

-- Господи! Такъ, значитъ, она пророчитъ смерть ему! - воскликнули одновременно Гекъ и Томъ.

-- Впрочемъ, послушай, Томъ, - сказалъ Гекъ, подумавъ немного. - Мне кто-то разсказывалъ, что около дома Джона Миллера целыя две недели выла какая-то чужая собака, и, однако, тамъ никто не умеръ!

-- Я знаю это. Но чтожъ изъ этого! Разве въ ту-же субботу Грзсъ Миллеръ не упала съ горячимъ супомъ и не обожгла себя?

-- Да, но она не умерла.

-- Подожди немного. Она наверное умретъ, и это такъ-же верно, какъ и то, что умретъ и Поттеръ. Это говорятъ все негры, а они въ такихъ вещахъ кое-что смыслятъ.

Съ этими словами мальчики разстались и побрели каждый своей дорогой, глубоко задумавшись.

что сладко храпевшiй Сидъ не спалъ, такъ какъ проснулся еще за часъ до его прихода.

Когда на другое утро Томъ проснулся, то Сида уже не было въ комнате. По солнцу было видно, что поздно. Въ голове Тома мелькнуло непрiятное подозренiе. Почему его не будили сегодня и не приставали къ нему, какъ обыкновенно?

быль не въ духе. Тетя Полли, Мэри и Сидъ сидели за обеденнымъ столомъ, но завтракъ былъ уже убранъ. Войдя въ комнату, Томъ не услышалъ ни одного упрека, только все какъ-то старались не смотреть на него и въ воздухе царила какая-то торжественная тишина. Ни на одномъ лице не было видно улыбки, никто не ответилъ ему, когда онъ пожелалъ добраго утра. Томъ тоже замолчалъ и задумался надъ темъ, что его ожидаетъ.

После завтрака тетя отвела его въ сторону; Томъ началъ успокаиваться: ему вероятно предстояла хорошая порка, и затемъ все было бы кончено. Но онъ ошибся. Тетя Полли начала плакать и говорить ему, что онъ огорчаетъ ея старое сердце, что она не хочетъ больше его знать, такъ какъ онъ неисправимъ и все равно въ конце-концовъ погубитъ себя, покроетъ ея седые волосы стыдомъ и позоромъ и сведетъ ее въ могилу. Этотъ разговоръ былъ для Тома хуже розогъ; его сердце было более чувствительно, чемъ его тело. Онъ заплакалъ, началъ просить прощенiя и торжественно обещалъ исправиться. Наконецъ, тетя Полли отпустила его. На душе у Тома было скверно: онъ чувствовалъ, что получилъ неполное прощенiе, и что тетя плохо веритъ его обещанiямъ.

Онъ тихо вышелъ изъ комнаты, не чувствуя даже ни малейшаго желанiя отомстить предателю Сиду, который поэтому совершенно напрасно поспешилъ убежать изъ дому, чтобы не попасться на глаза Тому. Грустный и опечаленный пошелъ Томъ въ школу, где принялъ вместе съ Джо Гарперомъ следуемое ему наказанiе розгами за то, что накануне пропустилъ урокъ, съ равнодушiемъ человека, который знаетъ большiя горести и не придаетъ значенiя такимъ пустякамъ. Затемъ онъ селъ на свое место, подперевъ подбородокъ обеими руками, и сталъ смотреть на стену съ видомъ мученика, который уже пережилъ все, что только въ состоянiи пережить человекъ. Вдругъ онъ почувствовалъ у себя подъ локтемъ что-то твердое. Подождавъ немного, онъ переменилъ позу и взялъ лежавшiй у него подъ рукой предметъ, который былъ завернутъ въ бумажку. Онъ развернулъ бумагу и тяжелый вздохъ вырвался у него изъ груди. Это былъ тотъ медный шарикъ, который онъ подарилъ накануне Бекки. Это было последней каплей, переполнившей чашу страданiй моего героя