Похождения Тома Сойера.
Глава восемнадцатая

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

Въ описываемую субботу въ городке не было ни веселья, ни оживленiя. Семейства Гарперъ и тети Полли облеклись въ трауръ и проливали горькiя слезы. Въ городке царила какая-то необыкновенная тишина. Жители занимались своими делами съ какимъ-то разсеяннымъ видомъ, говорили мало и часто вздыхали. Даже детямъ субботнiй отдыхъ отъ школьныхъ занятiй, казалось, не доставлялъ никакого удовольствiя.

После обеда, по опустевшему школьному двору бродила Бекки Тачеръ, грустная и разстроенная.

-- Лишь бы мне найти его медный шарикъ, - говорила она про себя. - Теперь у меня ничего нетъ на память о немъ.

Бедная девочка едва удерживалась отъ рыданiй. Затемъ она остановилась и проговорила:

-- Это случилось какъ-разъ на этомъ самомъ месте. О, если бы можно было вернуть прошлое, я ни за что не ответила бы ему такъ, какъ тогда; Но теперь онъ умеръ, и я никогда, никогда не увижу его!

При этой мысли изъ глазъ Бекки брызнули слезы, и она, рыдая, побежала домой.

Затемъ во дворъ вошла целая толпа мальчиковъ и девочекъ, школьныхъ товарищей Тома и Джо. Все они съ грустью и вполголоса говорили о погибшихъ мальчикахъ, вспоминали о томъ, что делалъ и говорилъ Томъ въ последнiй разъ, когда они его видели, и припоминали последнiя слова Джо. Всякая мелочь казалась имъ теперь имеющей огромное значенiе и какой-то особенный, пророческiй смыслъ. При этомъ каждый изъ разсказчиковъ наглядно показывалъ, на какомъ именно месте стояли тогда погибшiе товарищи: "Я стоялъ какъ-разъ на этомъ месте, а онъ тамъ, где теперь стоишь ты. Онъ улыбнулся - вотъ такъ; потомъ мне вдругъ стало страшно. Тогда я не зналъ почему, но теперь я понимаю, что это было предчувствiе беды".

Потомъ поднялся споръ о томъ, кто последнiй виделъ мальчиковъ въ живыхъ; каждый изъ собравшихся школьниковъ уверялъ, что этой печальной чести удостоился именно онъ. Наконецъ, после долгихъ споровъ, было окончательно выяснено, кто говорилъ последнимъ съ умершими; этотъ счастливецъ тотчасъ жё прiобрелъ особенное значенiе въ глазахъ всехъ остальныхъ и, разумеется, возбудилъ къ себе всеобщую зависть. Одинъ маленькiй мальчикъ, которому нечемъ было похвастаться, попробовалъ обратить на себя вниманiе, объявивъ съ заметной гордостью:

-- А меня Томъ Сойеръ однажды славно поколотилъ!

Но это заявленiе не имело никакого успеха: такимъ прiятнымъ воспоминанiемъ могли похвастаться почти-что все мальчики. Наговорившись вдоволь, дети разбрелись въ разныя стороны, продолжая разсказывать другъ другу о подвигахъ погибшихъ героевъ.

На другое утро, когда урокъ въ воскресной школе кончился, въ церкви началъ звонить колоколъ, но не такъ, какъ обыкновенно, а уныло и глухо. Утро было необыкновенно тихое, и печальный звонъ колокола точно боялся нарушить торжественную тишину, царившую во всей природе. Къ церкви начали стекаться жители городка; многiе изъ нихъ останавливались на паперти и разговаривали шопотомъ о печальномъ событiи. Въ церкви не было слышно ни одного звука, тишину нарушало только шуршанiе юбокъ входившихъ женщинъ. Никто изъ прихожанъ не могъ припомнить, чтобы когда-нибудь въ маленькой церкви было столько народа, какъ въ описываемое воскресенье. Наступила пауза; все, повидимому, чего-то ждали. Наконецъ, въ дверяхъ показалась тетя Полли съ Сидомъ и Мэри и семейство Гарперъ - все въ глубокомъ трауре! Все присутствующiе, не исключая и священника, почтительно встали съ своихъ местъ и стояли до техъ поръ, пока родственницы пропавшихъ безъ вести мальчиковъ не поместились на передней скамье. Затемъ опять воцарилась мертвая тишина, прерываемая сдержанными рыданiями. Священникъ взошелъ на кафедру и началъ молиться. После молитвы, все прихожане пропели торжественный гимнъ, и священникъ началъ говорить проповедь. Въ своей проповеди священникъ нарисовалъ такую яркую картину всехъ добродетелей и достоинствъ погибшихъ мальчиковъ, что каждый изъ присутствовавшихъ почувствовалъ угрызенiя совести при мысли, что никогда не замечалъ этихъ достоинствъ, а виделъ одни только недостатки и пороки бедныхъ мальчиковъ. Священникъ указалъ на некоторые случаи изъ жизни покойныхъ, доказывавшiе ихъ доброту и великодушiе. Только теперь все поняли, насколько благородны и честны были различные поступки Тома и Джо, которые при ихъ жизни считались всеми глупыми шалостями, достойными розогъ. Слушая священника, публика приходила все въ большее и большее умиленiе, наконецъ, она не выдержала, и къ рыданiямъ плачущихъ родственниковъ и родственницъ присоединился дружный хоръ рыданiй всехъ прихожанъ маленькой церкви. Самъ священникъ такъ растрогался, что не могъ продолжать свою проповедь и заплакалъ, закрывъ лицо руками.

Между темъ, на хорахъ послышался слабый шорохъ, на который, однако, никто не обратилъ никакого вниманiя. Спустя несколько секундъ, скрипнула церковная дверь; священникъ отнялъ отъ лица носовой платокъ, взглянулъ по направленiю къ дверямъ... и остолбенелъ отъ изумленiя. Все присутствующiе невольно обернулись въ ту сторону, куда смотрелъ священникъ, и вдругъ вся публика, какъ одинъ человекъ, поднялась съ своихъ местъ: по среднему проходу церкви, между двумя рядами скамеекъ, торжественно шли все три "покойника". Впереди шелъ Томъ, за нимъ следовалъ Джо, а позади последняго плелся Гекъ, едва прикрытый лохмотьями. Все трое спрятались до богослуженiя на пустыхъ хорахъ и прослушали свое надгробное слово!

Тетя Полли, Мэри и Гарперы бросились навстречу своимъ воскресшимъ мальчикамъ и чуть не задушили ихъ въ объятiяхъ, покрывая ихъ щеки горячими поцелуями. Одинъ только бедный Гекъ стоялъ совершенно растерянный и смущенный, не зная куда деться отъ устремленныхъ на него глазъ, въ которыхъ было видно далеко не ласковое выраженiе. Онъ уже собирался убежать, но Томъ схватилъ его за руку и воскликнулъ:

-- Тетя Полли, это несправедливо и нехорошо! Неужели никто не радуется, что и Гекъ вернулся вместе съ нами?

-- Твоя правда, Томъ, мой милый мальчикъ! Мы должны радоваться, что и онъ здесь. Бедный, покинутый сиротка!

Но отъ ласкъ тети Полли Гекъ еще больше растерялся и окончательно не зналъ, что ему делать.

Вдругъ раздался громкiй голосъ священника, покрывшiй собою шумъ и говоръ прихожанъ.

-- Хвалите Господа съ небесъ!...

Все запели, и старинный, торжественный гимнъ былъ пропетъ съ такимъ чувствомъ и силой, какъ никогда. Томъ Сойеръ, "Черный Пиратъ", обвелъ глазами всехъ присутствовавшихъ. Все взоры были устремлены на него. Въ эту минуту мой герой почувствовалъ себя счастливейшимъ человекомъ въ мiре.

Расходясь изъ церкви, обитатели городка говорили, что съ удовольствiемъ позволили-бы обмануть себя еще разъ, лишь-бы только услышать старинный гимнъ спетымъ такъ, какъ въ этотъ день.

-----

черезъ реку и высадились на берегъ Миссури миляхъ въ пяти, въ шести ниже городка. Переночевавъ въ лесу, они прокрались на разсвете глухими переулками къ церкви, забрались на хоры и выспались окончательно, устроившись между старыми, изломанными скамьями, сваленными въ кучу.

Въ понедельникъ утромъ, за завтракомъ тетя Полли и Мэри были особенно нежны къ Тому и старались всячески угодить ему. Разспросы и вопросы не прерывались ни на минуту. Наконецъ, Теля Полли сказала:

-- А знаешь что, Томъ! Я понимаю, что вся эта исторiя казалась вамъ, мальчишкамъ, очень забавной, но неужели вы не подумали, сколько горя и печали доставитъ намъ ваша проделка? Я никогда не думала, чтобы ты былъ настолько безсердечнымъ и заставилъ меня мучиться чуть-ли не целую неделю! Если ты сумелъ переплыть черезъ реку, чтобы послушать надгробное слово священника, то ты могъ-бы и раньше какъ-нибудь предупредить меня, что ты не утонулъ, а просто убежалъ изъ дому.

-- Конечно, Томъ, ты могъ-бы это сделать, - подтвердила Мэри. - Я думаю, что ты и сделалъ-бы это, если-бы тебе пришло въ голову, что мы такъ безпокоимся. Не правда-ли?

-- Да, Томъ? - подхватила тетя Полли, лицо которой при словахъ Мэри радостно просiяло. - Ну, скажи: если-бы ты подумалъ о нашемъ безпокойстве, ты далъ-бы намъ знать, что ты живъ?

-- Я... не знаю, право, тетя... Ведь это испортило-бы все дело.

-- Томъ, а я думаю, что настолько-то ты меня любишь, - проговорила печально и съ упрекомъ тетя Полли. - Я была-бы очень рада, если-бы ты хоть вспомнилъ о насъ, но ты и этого не сделалъ.

Томъ почувствовалъ, что поступилъ, действительно, очень нехорошо.

-- Не сердись, тетя, - вступилась за Тома Мэри. - Ты ведь знаешь какой онъ ветренникъ: постоянно куда-то спешить, горячится и забываетъ обо всемъ, когда увлечется чемъ-нибудь.

-- Темъ хуже. Сидъ подумалъ-бы о насъ и наверное не заставилъ-бы насъ безпокоиться. Да, Томъ, ты когда-нибудь вспомнишь и пожалеешь, что такъ часто огорчалъ свою старуху-тетку, но будетъ уже поздно. А между темъ, разве я требую отъ тебя...

-- Что ты говоришь, тетя? Ведь ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя, - проговорилъ Томъ.

-- Я этому поверила-бы, если-бы ты велъ себя иначе, и почаще думалъ о моемъ спокойствiи.

-- Я очень жалею, что огорчилъ тебя, тетя, - сказалъ Томъ задумчиво и съ раскаянiемъ въ голосе. - Но я все-таки виделъ тебя во сне; а разве это ничего не значитъ? Въ среду ночью мне приснилось, что вы все сидели у постели, Сидъ сиделъ на дровяномъ ящике, а Мэри рядомъ съ нимъ.

-- Такъ и было на самомъ деле; мы каждый вечеръ сидели такъ и говорили о тебе. Я очень рада, что ты думалъ объ насъ хоть во сне.

-- Да, и я виделъ во сне, будто у васъ сидитъ въ гостяхъ мать Джо Гарпера.

-- Да, она была у насъ; это правда. Но чтоже было дальше, Томъ?

-- О, очень много всякой всячины. Но теперь я уже не могу припомнить всего.

-- Попробуй припомнить, Томъ. Можетъ-быть ты и вспомнишь что-нибудь?

-- Подожди... кажется было очень ветренно, и ветеръ...

-- Что-же ветеръ? Нетъ, этого не можетъ-быть... Припомни хорошенько свой сонъ, Томъ!

-- Да! Теперь я вспомнилъ: ветеръ задувалъ свечу.

-- Господи помилуй! Что-же было дальше, Томъ? Говори скорей!

"Кажется, дверь"... или что-то въ этомъ роде.

-- Дальше, Томъ!

-- Подожди минутку, только одну минутку: я сейчасъ припомню, что ты сказала. Да, ты сказала: "Кажется, дверь опять отворена"...

-- Клянусь Богомъ, что это правда. Помнишь, Мэри? Что-же дальше, Томъ?

-- Потомъ... потомъ... я теперь уже хорошенько не помню, но мне кажется, что ты послала Сида закрыть ее, и...

-- Это невозможно, Томъ! Боже мой, и после этого говорятъ, что сны - вздоръ! Надо разсказать объ этомъ Гарперамъ. Я сейчасъ-же побегу къ нимъ! Посмотримъ, что-то она ответитъ мне? Теперь ужь ей нельзя будетъ назвать это суеверiемъ! Ну, разсказывай дальше, Томъ!

-- Что было дальше, я помню отлично! Ты начала говорить, что я вовсе не былъ испорченнымъ мальчикомъ, но что у меня на уме были одне только шалости, что я похожъ на жеребенка или что то другое въ этомъ-же роде.

-- Правда, правда, я говорила это! Великiй Боже! Продолжай, продолжай, Томъ!

-- Потомъ ты заплакала...

-- Да, и не въ первый разъ. Дальше?

-- Томъ, Томъ! Надъ тобой была рука Господня! Ты виделъ все, что было на самомъ деле!

-- Потомъ Сидъ сказалъ...

-- Я, кажется, не говорилъ ни одного слова, - поспешно вмешался Сидъ.

-- Нетъ, ты говорилъ, Сидъ, - возразила Мэри.

-- Онъ сказалъ... ну, однимъ словомъ, онъ сказалъ, что мне хорошо тамъ, где я нахожусь, но если-бы я велъ себя немного получше...

-- Ну, что! - радостно воскликнула тетя Полли. - Это собственныя слова Сида.

-- А ты, тетя, разсердилась на него, ты...

-- Все это верно. Между нами былъ тогда наверное ангелъ, который и передалъ тебе во сне все, что происходило въ этой комнате.

-- А потомъ вы начали говорить о томъ, какъ насъ искали въ реке, и что въ воскресенье въ церкви было назначено заупокойное богослуженiе. Затемъ вы обнялись, заплакали и м-ссъ Гарперъ пошла домой.

-- Все это истинная правда, Томъ! Если-бы ты самъ былъ здесь, ты не могъ-бы разсказать вернее и подробнее, что мы делали. А что было потомъ, Томъ?

-- Потомъ ты молилась за меня. Я виделъ и слышалъ тебя точно на-яву. Когда ты легла въ постель, мне стало такъ жаль тебя, что я вынулъ изъ кармана кусокъ коры и написалъ: "Мы не умерли, а убежали изъ дому, чтобы стать пиратами". Я положилъ кору на столъ, рядомъ со свечой. У тебя было такое доброе, печальное лицо, когда ты спала, что я подошелъ къ твоей постели, наклонился надъ тобой и поцеловалъ тебя.

Тетя Полли порывисто привлекла къ себе Тома и сжала его въ своихъ объятiяхъ. При этомъ мой герой почувствовалъ себя такимъ гадкимъ, нехорошимъ мальчишкой, что не зналъ, куда ему деться отъ стыда.

-- Что-же? Это было очень хорошо съ его стороны, - пробормоталъ Сидъ какъ-бы про себя, - но ведь это было только во сне!

-- Молчи, Сидъ. Во сне люди всегда делаютъ то, что они сделали-бы на самомъ деле... Вотъ тебе большое, спелое яблоко, Томъ; я приберегла его нарочно для тебя, на случай, если бы ты когда-нибудь нашелся. Ну, а теперь отправляйтесь въ школу! Я и не знаю, какъ благодарить мне Бога за то, что Онъ возвратилъ тебя къ намъ. Онъ милосердъ и милостивъ къ темъ, кто веритъ въ Него и исполняетъ Его заповеди, хотя я сама и недостойна Его милости. Ну, идите теперь, Сидъ, Мэри и Томъ. Вы и безъ того задержали меня.

Дети отправились въ школу, а старушка: переоделась и отправилась къ м-ссъ Гарперъ, чтобы победить ея неверiе разсказомъ о чудесномъ сне Тома. Сидъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы высказывать свои мысли вслухъ, но про себя не переставалъ думать:

"Тутъ что-то неладно. Такой длинный сонъ, а Томъ помнитъ его съ такими подробностями! Нетъ, тутъ дело не совсемъ чисто"...

И какимъ-же героемъ сталъ Томъ въ глазахъ своихъ школьныхъ товарищей! Теперь онъ уже не бежалъ и не подпрыгивалъ на-ходу, отправляясь въ школу, а шелъ по улице, гордо поднявъ голову и съ чувствомъ собственнаго достоинства, какъ это и подобало бывшему пирату, который сознаетъ, что на него устремлены все взоры. На самомъ деле это такъ и было, но Томъ притворялся, что не видитъ любопытныхъ взглядовъ и не слышитъ разныхъ лестныхъ замечанiй, хотя эти взгляды и замечанiя заставляли биться его сердце сильнее и учащеннее. Мальчики, которые были поменьше, ходили за нимъ по пятамъ, гордясь уже темъ, что ихъ увидятъ вместе съ героемъ, и что этотъ герой не отгоняетъ ихъ отъ себя прочь. Мальчики-же одного возраста съ Томомъ притворялись, будто ничего не знаютъ ни о его бегстве, ни о его возвращенiи въ городъ, хотя въ душе они сгорали отъ зависти. Чего-бы они только ни дали, чтобы иметь такой-же смуглый, загорелый цветъ кожи и обладать такой-же блестящей, неувядаемой славой! Но Томъ не променялъ-бы ни то, ни другое ни за какiя блага въ мiре - даже за удовольствiе побывать въ цирке!

Въ школе Тома и Джо приняли съ такимъ восторгомъ, и въ глазахъ всехъ школьниковъ и ученицъ выражалось такое неподдельное удивленiе и восхищенiе, что оба мои героя заважничали не на шутку и стали невыносимо хвастливы. Они начали разсказывать любопытнымъ слушателямъ о своихъ приключенiяхъ, и этимъ разсказамъ не предвиделось конца, такъ какъ фантазiя Тома и Джо была неистощима. Когда-же подъ конецъ оба пирата вытащили изъ кармановъ трубки и закурили, то слава ихъ была окончательно упрочена.

Томъ решилъ, что не будетъ обращать никакого вниманiя на Бекки Тачеръ. Ему было довольно одной славы, любви онъ не хотелъ. Вся его жизнь должна была быть посвящена только славе. Теперь, когда онъ сталъ героемъ, она наверное будетъ стараться помириться съ нимъ, думалъ онъ, но онъ покажетъ ей, что и Томъ Сойеръ умеетъ быть равнодушнымъ и холоднымъ. Вскоре пришла и сама Бекки. Томъ тотчасъ-же притворился, что не замечаетъ ея. Онъ подошелъ къ группе мальчиковъ и девочекъ и началъ болтать съ ними. Черезъ минуту онъ заметилъ, что Бекки бегаетъ взадъ и впередъ съ раскрасневшимися щеками и разгоревшимися глазками, дразнитъ подругъ; гоняется за ними и громко визжитъ и хохочетъ, поймавъ ту или другую девочку. При этомъ онъ обратилъ вниманiе на то, что она все время старалась поймать ту девочку, которая стояла ближе къ нему, и каждый разъ бросала на него лукавый взглядъ. Это очень льстило Тому, но вместо того, чтобы смягчиться, онъ заважничалъ еще больше и притворился, что ровно ничего не замечаетъ. Скоро Бекки перестала бегать и начала переходить отъ одной группы детей къ другой, вздыхая и поглядывая украдкой на Тома. Отъ нея не укрылось, что последнiй особенно часто обращался къ Анни Лоренцъ. Это кольнуло ее въ сердце, и она решила уйти и не смотреть на неблагодарнаго мальчишку, но ее невольно тянуло подойти еще ближе къ тому месту, где стоялъ Томъ.

-- Послушай, Мэри Аустинъ, отчего ты, ленивая девчонка, не была вчера въ воскресной школе? - крикнула она съ напускной веселостью девочке, стоявшей рядомъ съ Томомъ.

-- Нетъ! Такъ ты была въ школе? Где-же ты сидела?

-- Тамъ, где и всегда: въ классе миссъ Петерсъ. Я тебя видела.

-- Да? Какъ странно, что я тебя не заметила! А я хотела поговорить съ тобой о пикнике.

-- Ахъ, какъ это весело! Кто же будетъ его устраивать?

-- Вотъ хорошо-то! Я надеюсь, что и мне можно будетъ придти?

-- Конечно. Это мой пикникъ. Я могу приглашать на него, кого хочу. Я тебя и приглашаю на него.

-- Скоро. Вероятно еще до каникулъ.

-- Да, всехъ моихъ друзей или, по крайней мере, всехъ техъ, кто хочетъ быть моими друзьями.

При этихъ словахъ Бекки взглянула украдкой на Тома, но онъ былъ занятъ разговоромъ съ Анни Лоренцъ, разсказывая ей о грозе и о томъ, какъ молнiя разбила въ щепки дерево, стоявшее отъ него "не дальше, какъ въ трехъ шагахъ".

-- А я могу придти? - спросила Грэси Миллеръ.

-- Да.

-- Конечно.

-- И я тоже? и Джо? - подхватила Сусанна Гарперъ.

-- Разумеется!

Все подбегали къ Бэкки, хлопая въ ладоши и прося позволенiя придти на пикникъ, все - кроме Тома и Анни. Онъ холодно отвернулся и, продолжая разговаривать съ Анни, отошелъ въ сторону. Губы Бекки дрожали, на ея глазахъ выступили слезы, но она скрыла свое горе подъ напускной веселостью и продолжала болтать и смеяться. Однако, пикникъ потерялъ для нея теперь всю свою прелесть. Какъ-только представился удобный случай, она убежала отъ подругъ, спряталась въ уголокъ, где ея никто не могъ увидеть и хорошенько выплакалась. Потомъ она посидела, глубоко задумавшись, пока не раздался звонокъ. Это вывело ее изъ раздумья, она вскочила со своего места, тряхнула головой и решила, что сумеетъ отплатить Тому.

куда-то исчезла. Наконецъ, онъ отыскалъ ее - и остолбенелъ отъ негодованiя и удивленiя. Она сидела за школьнымъ домомъ, на скамейке, рядомъ съ Альфредомъ Тэмплемъ и разсматривала картинки. Оба такъ были погружены въ свое занятiе и такъ низко наклонили свои головы надъ книгой, что ничего не замечали, что делалось кругомъ. Въ сердце Тома закипела жгучая ревность. Онъ проклиналъ себя, что пропустилъ удобную минуту, когда Бекки сама хотела помириться съ нимъ. Онъ бранилъ себя дуракомъ, болваномъ и другими лестными названiями Онъ былъ готовъ заплакать отъ досады. Между темъ Анни продолжала болтать безъ умолку, такъ какъ она не помнила себя отъ радости, что Томъ, великiй герой, разговариваетъ съ ней, но последнiй не могъ выговорить ни одного слова отъ негодованiя. Онъ даже не слышалъ, о чемъ говорила Анни, и каждый разъ, когда она спрашивала его о чемъ-нибудь, онъ отвечалъ только "да" или "нетъ" и по большей части невпопадъ. Его все время тянуло взглянуть на скамейку, стоявшую за домомъ, и онъ выходилъ изъ себя, видя, что Бекки точно забыла о его существованiи. Но на самомъ деле Бекки прекрасно видела, что задуманный ею планъ удался какъ-нельзя лучше, и радовалась, что заставила Тома помучиться еще сильнее, чемъ мучилась она. Между темъ беззаботная, веселая болтовня Анни начала надоедать Тому. Онъ сказалъ, что ему пора идти куда-то, что онъ опоздаетъ - но все было напрасно: девочка продолжала болтать.

"Чортъ побери! - думалъ мой герой, - неужели я не избавлюсь отъ нея сегодня?"

Наконецъ, онъ кое-какъ избавился отъ своей собеседницы, при чемъ Анни обещала ждать его у школы. Томъ быль разсерженъ не на шутку.

"Всякiй другой мальчикъ, - думалъ онъ, Стиснувъ зубы отъ злости, - но только не Альфредъ! Только не эта обезьяна, которая воображаетъ о себе Богъ знаетъ что и считаетъ себя лучше всехъ насъ. Ну, да хорошо! Я тебя славно отколотилъ въ первый же день, какъ ты прiехалъ сюда, а теперь побью еще лучше. Постой, дай мне только поймать тебя где-нибудь!"

Охваченный негодованiемъ, Томъ неистово размахивалъ руками въ воздухе, какъ-будто врагъ былъ уже въ его власти, и онъ могъ его бить и таскать за волосы.

"довольно!" слышишь? Ну, убирайся теперь домой и не попадайся мне больше на глаза!

Отомстивъ такимъ образомъ въ своемъ воображенiи счастливому сопернику, Томъ отправился домой. Онъ не могъ больше видеть счастливаго, сiяющаго лица Анни и въ то же время переносить муки ревности. Бекки опять принялась разсматривать картинки вместе съ Альфредомъ, но когда она увидела, что Томъ не показывается, ея торжество сменилось досадой, и картинки начали казаться скучными. Она стала серьезна и разсеянна. Раза два или три она начинала прислушиваться, когда раздавались чьи-нибудь шаги, но каждый разъ ошибалась. Томъ не показывался. Въ конце-концовъ она начала раскаиваться, что такъ далеко завела свою месть. Бедный Альфредъ, заметивъ, что Бекки перестаетъ обращать на него вниманiе и занята чемъ-то другимъ, всячески старался развеселить ее и то и дело восклицалъ:

-- Смотри, какая хорошенькая картинка! А вотъ эта еще лучше!

Но Бекки потеряла, наконецъ, терпенiе и воскликнула:

-- Да какое мне дело до этихъ картинокъ! Оставь меня въ покое!

Альфредъ побежалъ за нею и попробовалъ ее утешить, но девочка гневно воскликнула:

-- Отстань отъ меня! Я тебя ненавижу!

Альфредъ былъ ошеломленъ и остановился въ раздумьи, не понимая чемъ онъ могъ обидеть свою собеседницу. Затемъ онъ побрелъ въ опустевшiй классъ. Онъ былъ обиженъ и мраченъ: онъ понялъ, наконецъ, что Бекки воспользовалась имъ для того только, чтобы досадить Тому. Сообразивъ это, Альфредъ решилъ отомстить своему старинному врагу, но, конечно, такъ, чтобы не подвергать опасности самого себя. Обдумывая планъ своей мести, онъ вдругъ заметилъ книгу Тома, забытую имъ въ классе. Въ голове Альфреда мелькнула блестящая мысль: онъ схватилъ книгу, раскрылъ ее на той странице, которую должны были читать после обеда, и облилъ ее чернилами. Бекки, стоявшая какъ разъ въ ту минуту на дворе около окна, заметила эту проделку и решила разсказать объ этомъ Тому - тогда Томъ могъ опять помириться съ нею. Но на полупути домой она переменила свое намеренiе: ей припомнилось, какъ держалъ себя Томъ, когда она говорила о пикнике, и ее снова охватила прежняя досада.

-- Нетъ, - подумала она, - пусть его высекутъ за испачканную книгу, а я не прощу ему такой обиды!