Похождения Тома Сойера.
Глава двадцать первая

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

Летнiя каникулы приближались. Учитель, строгiй и въ обыкновенное время, съ каждымъ днемъ становился строже и требовательнее: ему было нужно поддержать честь своей школы въ великiй день акта. Розга и линейка не знали теперь покоя, гуляя по спинамъ учениковъ. Одни только старшiе мальчики и молодыя девушки, учившiеся въ воскресной школе, были избавлены отъ ежедневныхъ побоевъ. А побои, наносимые м-ромъ Добсономъ, что-нибудь да значили, такъ какъ, несмотря на то, что подъ его парикомъ скрывался совершенно голый черепъ, почтенный учитель былъ въ полномъ расцвете летъ, а сила мускуловъ его рукъ не оставляла желать ничего лучшаго. По мере того, какъ приближался торжественный день, м-ръ Добсонъ свирепелъ все больше и больше. Казалось, что онъ испытываетъ величайшее наслажденiе, наказывая, своихъ учениковъ за малейшiе проступки и оплошности. Последствiемъ всего этого было то, что днемъ дети трепетали и выбивались изъ силъ, чтобы избегнуть наказанiя, а ночью размышляли, какъ бы получше отомстить своему мучителю. Они не упускали ни одного случая, когда можно было чемъ-нибудь досадить учителю, но последнiй каждый разъ оставался победителемъ. Наказанiя, следовавшiя за каждой проделкой школьниковъ, принимали такiе чудовищные размеры, что мальчики покидали поле сраженiя, разбитые на-голову. Въ конце-концовъ противъ м-ра Добсона составился заговоръ, и планъ мести былъ такъ тщательно разработанъ, что школьники могли разсчитывать на блестящую победу. Заговорщики посвятили въ свои замыслы сына живописца вывесокъ и попросили его помочь имъ. Сынъ живописца имелъ свои причины присоединиться къ заговорщикамъ, такъ какъ м-ръ Добсонъ жилъ въ доме его отца, и мальчишка ненавиделъ его отъ всей души. Жена м-ра Добсона должна была уехать на несколько дней къ своимъ знакомымъ, и потому для приведенiя въ исполненiе заговора не предвиделось никакихъ препятствiй. Дело заключалось въ томъ, что м-ръ Добсонъ въ особенно торжественныхъ случаяхъ любилъ выпить "для храбрости", и сынъ живописца обещалъ, что когда учитель "наберется храбрости" и задремлетъ въ кресле, то "дело будетъ сдельно". Когда-же настанетъ время отправляться въ школу, то онъ разбудитъ учителя, и тотъ второпяхъ ничего не заметитъ.

Наконецъ, наступилъ торжественный день. Въ восемь часовъ вечера въ школе, украшенной гирляндами изъ зелени и цветовъ, зажглись огни. Учитель сиделъ на кафедре, какъ на троне. Сзади стояла черная классная доска. По бокамъ разместилась родители школьниковъ и самыя почетныя лица въ городе. Передъ кафедрой, на партахъ сидели ученики, вымытые и причесанные, и ученицы въ белоснежныхъ муслиновыхъ...платьицахъ съ голубыми; и красными ленточками и съ цветами въ волосахъ. Остальная часть залы была наполнена зрителями. Актъ начался. Крошечный мальчуганъ взошелъ на возвышенiе и продекламировалъ какое-то стихотворенiе, сопровождая свою декламацiю заученными движенiями рукъ и головы, похожими на движенiя испортившейся машины. Кое-какъ онъ добрался до конца стихотворенiя, отвесилъ низкiй поклонъ и сошелъ съ возвышенiя, сопровождаемый рукоплесканiями собравшейся публики.

Затемъ маленькая девочка съ испуганнымъ видомъ пролепетала стихотворенiе о белой, какъ снегъ, овечке, сделала реверансъ и, получивъ свою долю апплодисментовъ, уселась на свое место, красная, какъ ракъ, и не чувствуя подъ собою земли отъ счастья.

Томъ Сойеръ вышелъ съ самымъ увереннымъ видомъ и началъ громогласно и торжественно декламировать оду "Къ свободе". Но - увы! - добравшись благополучно до середины оды, онъ запнулся и забылъ, что говорить дальше. Учитель мрачно поглядывалъ на него и хмурился. Томъ растерялся окончательно и сошелъ съ возвышенiя. Кой-кто попробовалъ ему апплодировать, но тотчасъ же пересталъ, не встретивъ поддержки у остальной публики.

Затемъ следовало стихотворенiе: "Юноша на палубе горящаго корабля" и тому подобныя поэтическiя произведенiя

После декламацiи, ученики и ученицы читали по книге. Небольшой классъ по латинскому языку вышелъ изъ испытанiя съ честью. Наконецъ, пришла очередь самаго главнаго пункта программы вечера - чтенiя сочиненiй и стихотворенiй, написанныхъ ученицами воскресной школы. Каждая изъ нихъ входила на возвышенiе, оправлялась, развертывала тетрадку, перевязанную цветной ленточкой, и начинала читать, стараясь вложить въ свое чтенiе какъ можно больше чувства и выразительности. Темы этихъ "сочиненiй" были те же самыя, которыя избирались ихъ матерями, бабушками и всеми ихъ предками по женской линiи вплоть до крестовыхъ походовъ. Тутъ были, "Дружба", "Воспоминанiя детства", "Религiя въ исторiи", "Страна сновиденiй", "Преимущества образованiя", "Меланхолiя" "Детская любовь", "Сердечныя желанiя" и т. д., и т. д.

Большинство этихъ произведенiй отличались высокопарнымъ языкомъ и книжными выраженiями. Каждое оканчивалось неизбежнымъ поученiемъ.

Первое прочитанное сочиненiе было озаглавлено: "И это жизнь?" Во время чтенiя въ зале то и дело раздавались возгласы: "Какъ хорошо!" - "Какъ это верно!" - "Какое прекрасное выраженiе!" Когда сочиненiе было прочитано, вся зала разразилась громомъ рукоплесканiй.

"Прощанiе миссурiйской девушки съ Алабамой".

После "Прощанiя девушки съ Алабамой", черноглазая, черноволосая девушка приняла на возвышенiи трагическую позу и начала медленно читать, подчеркивая наиболее сильныя места:

"Виденiе.

"Ночь была темная и бурная. На небесномъ своде не было видно ни одной звездочки. Глухiе раскаты грома потрясали воздухъ, а яркiя молнiи прорезывали темныя тучи. Буйный ветеръ стоналъ между деревьями и завывалъ въ дикихъ ущельяхъ. И въ этотъ часъ моя душа, покинутая всеми, погруженная въ мракъ и ужасъ, страстно захотела увидеть какое-нибудь человеческое существо. Напрасно! Но вдругъ явилась она - мое утешенiе, мое счастье и. горе. Она тихо и неслышно неслась надъ землей", и т. д., и т. д.

Фто ужасное "Виденiе" занимало целыхъ десять мелкоисписанныхъ страницъ и заканчивалось проповедью, такой грозной и уничтожающей для всехъ неверующихъ, что его авторше была присуждена первая награда. Городской мэръ обратился къ сiяющей молодой девушке съ речью, въ которой призналъ, что никогда въ жизни не слышалъ ничего возвышеннее и красноречивее, и что такимъ произведенiемъ "могъ бы гордиться и самъ Данiилъ Вебстеръ"...

зале началъ раздаваться сдержанный смехъ. М-ръ Добсонъ смутился, взялъ губку, стеръ все начерченное и началъ чертить карту снова. Но смехъ становился все громче и громче. Бедный м-ръ Добсонъ продолжалъ чертить, стараясь не выдать своего волненiя. Онъ чувствовалъ, что на лего обращены глаза всехъ собравшихся въ зале. Когда, наконецъ, онъ преодолелъ все препятствiя, и дело пошло на ладъ, смехъ все еще продолжался. Да и немудрено: въ потолке залы, какъ-разъ надъ темъ местомъ, где стоялъ учитель, находился небольшой люкъ, ведшiй на чердакъ. Изъ этого люка кто-то постепенно спускалъ кошку, привязанную за заднiя ноги къ веревке. Чтобы кошка не мяукала, ея голова была обмотана тряпкой. Медленно спускаясь внизъ, несчастное животное то изгибалось кверху и старалось уцепиться когтями за веревку, то извивалось книзу и судорожно махало лапами по воздуху. Смехъ становился все громче и громче. Кошка очутилась, наконецъ, всего въ несколькихъ вершкахъ отъ головы м-ра Добсона. Еще немного, и она вцепилась въ парикъ своими когтями. Въ ту же минуту веревка быстро поднялась кверху и исчезла вместе съ кошкой въ темномъ отверстiи люка. На голой голове учителя засiялъ яркiй светъ: сынъ живописца заранее ухитрился покрыть лысину м-ра Добсона позолотой!

Актъ былъ прерванъ. Месть мальчиковъ удалась вполне. Наступили каникулы!