Приключения Филиппа в его странствованиях по свету.
Глава XIX. Как хорошо в двадцать лет!

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Филиппа в его странствованиях по свету. Глава XIX. Как хорошо в двадцать лет! (старая орфография)

Глава XIX. 

КАК ХОРОШО В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ!

Те времена, о которых мы пишем, те времена, когда Луи-Филипп был королём, так были не похожи на нынешния, что когда Филипп Фирмин отправился в Париж, там решительно было дёшево жить и Филипп жил очень хорошо по своим небольшим средствам. Филипп клянётся, что это время было самым счастливейшим в его жизни. Он рассказывал впоследствии об избранных знакомствах, которые сделал он. Он познакомился с удивительными медицинскими студентами, с художниками, которым не доставало только таланта и трудолюбия, чтобы стать во главе своей профессии, с двумя-тремя магнатами его профессии, газетными корреспондентами, дом и стол которых были открыты для него. Удивительно, какие политическия тайны узнавал он и передавал в своей газете. Он преследовал политиков того времени с изумительным красноречием и пылом. Старого короля осыпал он безподобными остротами и сарказмами. Он разсуждал о делах Европы, решал судьбу Франции, нападал на испанския бракосочетания, распоряжался папою с неутомимым красноречием.

- Полынная водка была моим напитком, сэр, рассказывал он своим друзьям. Она сообщает чудное красноречие слогу. Господи! как я отделывал этого бедного французского короля вид влиянием полынной водки в кофейной, напротив Биржи, где я обыкновенно сочинял моё письмо! Кто знает, сэр, может быть влияние этих писем ускорило падение бурбонской династии! Мы с Гиллиганом, корреспондентом Века, писали наши письма в этой кофейной и дружелюбно вели журнальную полемику.

Гиллиган корреспондент Века и Фирмин корреспондент Пэлль-Мэлльской Газеты были, однако, весьма маловажными особами среди корреспондентов лондонских газет. Старшины их в современной прессе занимали прекрасные квартиры, давали великолепные обеды, бывали принимаемы в кабинетах министров и обедали у членов Палаты депутатов. На Филиппа, совершенно довольного самим собою и светом - на Филиппа друга и родственника лорда Рингуда - смотрели его старшины и начальники милостивым оком, которое обращалось не на всех джентльмэнов его профессии. Бедного Гиллигана никогда не приглашали на обеды, которые давали эти газетные посланники, между тем как Филипп принимался гостеприимно.

- У этого Фирмина такой вид, с которым он пройдет везде! признавался товарищ Филя. - Он как-будто покровительствует посланнику, когда подходит говорить с ним.

Я не думаю, чтобы Филипп удивился, если бы министр подошол говорить с ним. Для него все люди были равны, и знатные и ничтожные; и рассказывают, что когда лорд Рингуд сделал ему визит в его квартиру, Филипп любезно предложил ею сиятельству жареного картофеля, которым с весьма обильным количеством табаку, разумеется, Филипп угощал себя и двух-трёх друзей, когда лорд Рингуд заехал к своему родственнику.

Не-уже-ли Филипп не мог отыскать для себя ничего лучше занятия в еженедельной газете? Некоткрые друзья его досадовали на то, что Филипп считал счастьем для себя. Газетный корреспондент всю жизнь остается газетным корреспондентом, а Филипп имел друзей в свете, которые, если бы он захотел, могли помочь ему проложить себе дорогу. Так мы убеждали его как будто-какие бы то ни было убеждения могли тронут этого упрямца, который привык потворствовать самому себе.

"Меня нисколько не удивляет, писал Филипп к своему биографу: "что вы думаете о деньгах. Вы имели то проклятое несчастье, которое разрушает все великодушие, порождает эгоизм - небольшое состояние. Вы получаете по третям несколько сот фунтов и это жалкое содержание портит всю вашу жизнь: оно мешает свободе мысли и поступков. Это делает скрягой человека, который не лишон великодушных побуждений, как мне известно, мой бедный, старый Гарпаган, потому что не предлагали ли вы мне своего кошелька. Говорю вам: меня тошнит при мысли о том, как люди в Лондоне, особенно добрые люди, думают о деньгах. Вы проживаете ровно столько, сколько позволяет ваш доход. Вы жалко бедны. Вы хвастаетесь и льстите себя мыслью, что вы никому не должны; но у вас есть кредиторы своего рода, такие же ненасытные, как любые ростовщики. Вы называете меня безпечным, мотом, лентяем, потому что я живу в одной комнате, работаю так мало: как только могу, и хожу в дырявых сапогах, а вы льстите себя мыслью, что вы осторожны, потому что вы занимаете целый дом, имеете ливрейного лакея и даете с полдюжины обедов в год. Несчастный человек! Вы невольник, а не человек. Вы нищий, хотя живёте в хорошем доме и носите хорошее платье. Вы так жалко благоразумны, что тратите для себя все ваши деньги. Вы боитесь нанимать извощика. Куча безполезных слуг ваши безжалостные кредиторы, которым вы каждый день должны платить страшные проценты. Меня, с дырявыми локтями, обедающого за один шиллинг, называют сумасбродным, ленивым, беззаботным... я уже не знаю чем, между тем как вы считаете себя благоразумным. Какая жалкая обманчивая мечта! Вы бросаете кучу денег на безполезные предметы, на безполезных горничных, на безполезную квартиру, на безполезное щегольство и говорите: "бедный Филь! какой он лентяй! как он безполезно тратит время! каким жалким, безславным образом он живет!" Бедный Филь также, богат как и вы, потому-что ему достаточно его средств и он доволен. Бедный Филь может лениться, а вы не можете. Вы должны трудиться, чтобы содержать этого долговязого лакея, эту поджарую кухарку, эту кучу болтливых нянек и мало ли еще чего! И если вы желаете покоряться рабству и унижению, которые неразлучны с вашим положением - пересчитывать огарки, что вы называете порядком - я сожалею о вас и не ссорюсь с вами. Но я желал бы, чтобы вы не были так нестерпимо добродетельны, не так спешили порицать меня и сожалеть обо мне. Если я счастлив, к чему не вам безпокоиться? А если я предпочитаю независимость и дырявые сапоги? лучше ли это, чем поддаваться гнёту ваших отвратительных условных приличий и быть лишену свободы действия? Я жалею о вас от всего моего сердца; и мне прискорбно думать, что эти прекрасные, честные дети - чистосердечные и откровенные пока - должны лишиться своих природных добрых качеств по милости их суетного отца. Не говорите мне о свете: я знаю его. Взгляните-ка на моих жалких родственников. Взгляните на моего отца. Я получил от него письмо, заключающее те ужасные советы, которые подают фарисеи. Еслибы не для Лоры и детей, сэр, я искренно желал бы, чтобы вы разорились как любящий вас - Ф. Ф.

P. S. О Пен! я так счастлив! Она такая милочка! Я омываюсь её невинностью, сэр! я укрепляюсь её чистотою. Я преклоняю колена перед её кроткой добротою и безвинностию. Я выхожу из моей комнаты и вижу её каждое утро до семи часов. Она любит вас и Лору. И вы любите её? И когда я подумаю, что, полгода назад, я чуть было не женился на женщине без сердца! Ну, сэр, слава Богу, что мой бедный отец истратил мои деньги и избавил меня от этой ужасной участи! Лорд Рингуд говорил, что я счастливо отделался. Он называет людей англосаксонскими именами и употребляет очень сильные выражения; и о тётушке Туисден и о дяде Туисден, о дочерях их и о сыне он говорит так, что я вижу, как верно осудил он их.

P. S. No 2. Ах, Пен! какая она милочка! Мне кажется я самый счастливый человек на свете".

Вот что вышло из разорения! Шалун, который, когда у него в кармане было много денег, был запальчив, повелителен, недоволен; теперь, когда у него нет и двух пенсов за душою, объявляет себя счастливейшим человеком на свете! Помнишь, моя милая, как он ворчал на наше бордоское и какие делал гримасы, когда за обедом у нас было только холодное мясо? Шалун теперь совершенно доволен хлебом и сыром и слабеньким пивом - даже таким дурным, какое продают в Париже.

В это время я увидался с другом Филиппа, Сестрицею. Он писал к ней время от времени. Он ей сообщил о своей любви к мисс Шарлотте, и мы с женою утешили Каролину уверением, что на этот раз сердце молодого человека было отдано достойной владычице. Я говорю утешили, потому-что это известие было печально для нея. В маленькой комнатке, которую она всегда держала наготове для него, он будет проводит безсонные ночи и думать о той, кто для него дороже сотни бедных Каролин. Она хотела придумать что-нибудь приятное для молодой девушки. На Рождество мисс Бэйнис получила чудно вышитый батистовый, носовой платок; на углу красовалась "Шарлотта". Это была лепта любви и нежности бедной вдовы.

и слуги и не думали еще подниматься. Ранёхонько Филю подавалась чашка кофе с молоком и хлебом, а потом он отправлялся в Элисейския Поля; дым его сигары предшествовал ему приятным запахом. В тенистых рощах, где фонтан брызжет брилиантами к небу, Филипп встречался с одною особою, с которой иногда шли маленький брат или сестра. Румянец вспыхивал на её щепах и лицо сияло нежною улыбкой, когда она подходила здороваться с ним, потому-что едва-ли ангелы были чище этой молодой девушка, она и не помышляла об опасности. Работники шли к своим работам, дэнди спали, и принимая в соображение их лета и взаимные их отношения, я не удивляюсь, что Филипп называл это счастливейшим временем в своей жизни. Впоследствии когда, обоим пожилым джентльмэнам случились вместе быть в Париже, мистер Филипп Фирмин настойчиво потащил меня на сантиментальную прогулку в Элисейския Поля, и смотря на старый дом, на довольно ветхий старый дом в саду, сказал со вздохом:

- Вот это место: тут жила баронесса С*. Вот это окно, третье, с зелёной жалузи. Ах, сэр! как я был счастлив и несчастлив за этой зелёной сторой!

И мои друг погрозил кулаком на ветхий дом, откуда давно исчезли баронесса О* и её жильцы.

Я боюсь, что баронесса затеяла своё предприятие с недостаточным капиталом, или вела его с такою щедростью, что её барыши поглощались её жильцами. Я могу рассказать ужасные истории, оскорбляющия нравственный характер баронессы. Говорили будто она не имела права на звание баронессы и на иностранную фамилию С*. Еще живы люди, знавшие её под другим именем. Баронесса была что называется красивою женщиною, особенно за обедом, где она являлась в чорном атласном платье и с разрумяненными щеками. В утреннем же пеньоаре она вовсе не была красива. Контуры, круглые вечером, по утрам бывали угловаты и худощавы. Розы расцветали только за полчаса до обеда за щеках совершенно жолтых до пяти часов. Я нахожу, что со стороны пожилых особ, имеющих дурной цвет лица, скрывать опустошения времени и представлять глазам вашим румяное и приятное лицо, знак большой доброты. Станете ли вы ссориться с своим соседом, что он выкрасит передний фасад своего дома или выставит розы на балконе? Вы скорее будете признательны ему за это украшение. Передний фасад мадам С* украшался таким же образом к обеду.

била ласкать молочницу, смягчать продавца масла, уговаривать виноторговца, выдумывать новые предлоги для хозяина дома, мирил своих жилиц, генеральшу Бэйнис с мистрисс Больдеро, которые вечно ссорились; заботиться, чтобы обед был приготовлен хорошо, чтобы Франсоа, которому она уже несколько месяцев не отдавала жалованья, не напился или не нагрубил, чтобы Огюст, также её кредитор, вымыл чисто стаканы и приготовил лампы, а после всех этих трудов, в шесть часов разрезывать кушанье и быть любезной за столом; не слыхать ворчанья недовольных (за каким табльд'от не бывает ворчунов?) разговаривать со всеми, улыбаться мистрисс Бёнч, сделать замечание полковнику, сказать вежливую фразу генеральше и даже похвалить надутого Огюста, который как-раз перед обедом взбунтовался на счот своего жалованья.

Разве не довольно трудов для женщины вести хозяйство без достаточных средств, смеяться и шутить без малейшей веселости? принимать насмешки, брань, выговоры, дерзость с весёлым добродушием и ложиться в постель усталою и думать о цифрах?

- Мой бедный отец должен был скрывать настоящее положение своих дел, говаривал Филь, рассказывая впоследствии эти вещи: - но как? Вы знаете, у него всегда был такой вид как-будто его хотят повесить. А баронесса С* была превеселая всегда.

- Позвольте узнать, кто такой был мосьё С*, спросила одна простодушная дама, слушавшая рассказ вашего друга.

этот вопрос, сказал друг наш, смеясь.

Да и какое дело вам и мне и этой историй, кто такой был С*?

Когда Бэйнисы поселились в её доме, С* и все вокруг нея улыбалось. У ней жило много индийцев; она их обожала. N'était ce la polygamie - индийцы были самые почтенные люди. В особенности она обожала индийския шали. Шаль генеральши была восхитительна. Общество, жившее у баронессы, было преприятное. Мистрисс Больдеро была женщина светская, жившая в лучшем кругу - это было видно сейчас. Дуэты её дочерей были поразительны. Мистер Больдеро охотился в Шотландии у своего брата, лорда Стронгитарма. Мистрисс Бэйнис не знала лэди Эстридж, посланницу? Когда Эстриджи воротятся в Шантильи, мистрисс Больдеро с радостью представит ее.

- Вашу хорошенькую дочь зовут Шарлоттой? Дочь лэди Эстридж также зовут; она почти такого же роста; - хорошенькия дочери у Эстриджей; прекрасные длинные шеи - ноги большие - но у вашей дочери, лэди Бэйнис, прехорошенькая нога. Я сказала лэди Бэйнис? Ну, вы скоро будете лэди Бэйнис. Генерал должен быть кавалером ордена Подвязки после своих услуг. Как, вы знаете лорда Трита? Он должен сделать это для вас, а то брат мой Странгитрис сделает.

потому-что рука у молодых девушек были очень сильные. Баронесса говорила им "благодарю" в самой милою улыбкой; Огюсть подавал на серебряном подносе - я говорю серебряном, чтобы не оскорбить приличия; серебро краснело, что оно видело себя медью - подавал на подносе белый напиток, который заставил мальчиков Бэйнис вскричать:

- Что это за противное питьё, мама?

А баронесса с нежною улыбкой обратилась в обществу и сказала:

- Эти милые дети любят оршад! и продолжала играть в пикет с старым Бидоа, этим странным стариком в длинном коричневом сюртуке с красной лентой, который так много нюхал табаку и сморкался так часто и так громко. Минна и Бренда играли сонаты. Мистер Клжнси, из Дублина, перевёртывал ноты, а потом дамы уговорили его пропеть ирландския мелодии. Я не думаю, чтобы мисс Шарлотта Бэйнис внимательно слушала эту музыку: она слушала другую музыку, которой она занималась вместе с мистером Фирмином. О! как приятна была эта музыка! Она была довольно однообразна, но всё-таки было приятно слышать эту арию.

Пожав сперва маленькую ручку, а потом руку папа а ароматический запах? Мне кажется это сигара мистера Филиппа. Он смотрит, смотрит на окно, мимо которого время от времени мелькает стройная фигура. Темнота падает на маленькое окно. Нежные глаза закрылись. Звезды сияют на небе и мистер Фирмин отправляется домой, разговаривая сам с собою и махая большой палкой.

Желал бы я, чтобы бедная баронесса могла спать также хорошо, как и её видно. Но забота с холодною ногою пробирается под одеяло и говорит:

- Вот и я; вы знаете, что завтра счоту срок.

Ах, atia cura (чорная забота) не-уже-ли ты не можешь оставить бедняжку в покое? Разве y ней мало было трудов целый день?