Чудовища.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Чудовища. (старая орфография)

IV.
ЧУДОВИЩА.

Читатель вероятно заметил, что прямая и независимая буква, стоящая в грамматике между гласными Е и О {Буква I, т. е. по английски Я. Примеч. Перев.}, служила предметом большой части этих очерков. Как эта гласная чувствует себя сегодня поутру? свежа ли, в хорошем ли расположении духа, весела ли? Соответственно этому и сатирическия строки, появляющияся из-под этого пера, бывают веселы п бойки. Не случилось ли, напротив, чего нибудь неприятного с этой гласной? Не был ли нарушен её покой, - не был ли вчерашний обед слишком хорош, или не было ли вчерашнее вино не довольно хорошо? При таких обстоятельствах, перо, без всякого сомнения, отбрасывает мрачный, человеконенавистный оттенок. Шутки становятся натянутыми и скучными. Юмор исчезает и вместо него является горечь. Автор принимает известный вам язвительный топ, который в особенности обнаруживается, когда речь идет о женщинах. Он делается угрюмым, ни на что не обращает должного внимания; ни в ком и ни в чем не видит хорошого, обращается с джентльменами, с Лэди, с историей и вообще со всеми предметами с мрачной небрежностью. С этим я совершенно согласен. Когда гласная, о которой идет речь, находится в таком настроении духа, и если вам нравится безпечная веселость и нежное, быстрым потоком льющееся сочувствие к вам, если вы желаете быть довольными само собой и всеми вашими ближними, то советую вам, милое мое создание, отправиться в какой нибудь другой магазин в Корнгилле, или обратиться к другой статье. Бывают минуты, когда эта гласная делается капризной и придирчивой. Да скажите пожалуйста, кто бывает постоянно в добром здоровье и в хорошем расположении духа? Разве философы не ворчат иногда? Разве мудрецы иногда не выходят из себя? Разве женщины-ангелы никогда не капризничают? Вот и сегодня, я в мрачном настроении. Опускаю в чернильницу перо и хмурюсь.

сорок восемь минут, на разговор с семейством, преимущественно о литературе и домашнем хозяйстве - час и четыре минуты; на сон - три часа пятнадцать минут (в конце месяца, когда работы по журналу заключаются, я, признаюсь, употребляю восемь минут больше), - остальное время посвящается туалету и обществу. И так, наступает день Сатирического Очерка, сюжет для которого у меня уже данным давно задуман, превосходный сюжет, - чрезвычайно любопытный, живой и популярный сюжет, - и я отправляюсь завтракать, решившись употребить на это, по обыкновению 9 ³/₄ минут и потом приняться за работу, - как вдруг, - ах, какая досада! - смотрю в газету и что же вижу? в ней трактуют о том самом предмете, о котором я намеревался писать! Вчера говорили о нем в другой газете, - и разумеется, не знаю, нужно ли вам говорить, испортили его. В прошлую субботу было писано об этом же предмете в третьей газете; - быть может, вы сами угадаете, какой это сюжет, - но я вам не скажу. Скажу только одно, что это мой любимый сюжет, из которого бы вышел прекраснейший очерк, какого вы давно не имели; но эта моя птичка, эта моя дичь, которую я намеревался подстрелить и приготовить к столу с таким вкусным соусом, была от-искана другими охотниками; пиф! пуф! паф! полдюжина зарядов ударили по ней, изувечили ее, и она упала.

- А разве вы не можете выбрать какую нибудь другую тему? спрашиваете вы. Все это прекрасно; но если вы пожелали иметь за обедом и с аппетитом покушать известное блюдо, будь это холодная вареная телятина, или что вам угодно, и вдруг вам подают черепаховый суп и жареную дичь, разве вы не почувствуете разочарования? Во время прогулки вы уже окончательно решили, что у вас будет за обедом холодная телятина, с желе и пикулями, вы усвоили эту мысль, и вот, вместо нея, вы видите индюшку, окруженную грубыми сосисками, или горячий паштет из голубей, или отвратительного жареного поросенка. Я знавал многих добрых и милых людей, которых подобное contre-temps приводило из страшное негодование. Я видел, как они теряли хорошее расположение духа, накидывались на жену и на прислугу и наводили какое-то уныние на целый дом. Если, поэтому, так опасно для человека обмануться насчет обеда, то как должно быть еще опаснее обмануться насчет своей статьи? Я прихожу домой и сажусь за стол с чудовищным аппетитом. Жена! где же тот маленький купидончик? Начинила ли ты его как следует, нашпиговала ли, облила ли соусом, как я говорил, не пережарила ли? Скорее, скорее! я голоден! Я начинаю точить нож, ворочать глаза то в ту, то к другую сторону, начинаю кричать и хлопать себя по огромному животу, точно как горилла; но тут бедная моя Огрина должна была объявить, что купидончик убежал в то время, как она на кухне приготовляла тесто, в котором хотела запечь его! Здесь я останавливаюсь в дальнейшем описании. Я не хочу повторять тех грубых неприличных выражений, которые, как вам известно, должны непременно последовать, когда чудовище при его необузданном характере и замечательной привычке угождать самому себе, увидит себя обманутым в своих алчных ожиданиях. Какое зверское обращение с женой, с детьми, которые, хотя и маленькия чудовища, но все же дети! Да, дорогие мои, вы можете сами вообразить и не требовать описания от моего деликатного пера; язык и поведение этого вульгарного, грубого, жадного, огромного человека, с огромной пастью, часто глотавшею, и огромными зубами, часто пережевывавшими сырое человеческое мясо.

чудовища. но вы вероятно помните, как мальчик с пальчик убегал от них и догонял их. Они до такой степени тупоумны, что легко попадаются в самые заметные ловушки и засады: - припомните то чудовище, которое со злости распороло себе жилет и внутренность потому только, что Джек-дурачок разрезал на скорую руку приготовленный пуддингь. Они жестоки, зверски отвратительны с своими заостренными зубами, огромными и ножами и рыкающими голосами, но карьера их всегда оканчивается победой над ними мальчика с пальчик или какого нибудь другого бойкого маленького богатыря.

Да; под конец они были побеждены, в этом нет ни малейшого сомнения. Они стремглав бросались в пропасть (произнося при этом страшные проклятия), где Джек ловким couteau de chasse срезывал их зверския головы. Они собирались было пожрать заточенных красавиц, но в момент нападения их на свои жертвы, вдруг является прекрасный рыцарь в блестящей броне, и после непродолжительной борьбы жестокий преследователь падал насквозь пронзенный копьем... Я вам говорю, это совершенная правда, неопровержимая истина. Вы сами помните, что вокруг пещеры чудовища, земля, на пространстве нескольких сот ярдов, была покрыта костями жертв, которых он заманил в свой замок. Много рыцарей и много красавиц попались ему в лапы и все они погибли под его ножем и на его зубах. Да дракон не те ля же самые чудовища? чудовища, обитавшия в вертепах, откуда они в стальной броне, с копьями и факелами бросались и уничтожали заблудившихся, проходивших мимо их логовища? Все эти чудовища, хищные звери, злодеи, необузданные тираны - все, все они, будучи побеждены, кончили свою карьеру. Но, прежде чем их уничтожили, много, очень много они наделали зла. Возможно ли сосчитать все кости, разсеянные кругом их пещер? Много храбрых душ отправили они в царство теней, прежде чем собственные их души с пронзительным воем отлетели из их злодейских трупов в то же место мрака.

Полагать, что волшебницы, богатыри, угнетенные красавицы и следовательно чудовищи перестали существовать - величайшее заблуждение. Пещеры их окружают нас и находятся от нас в недальнем разстоянии. Замки некоторых чудовищ возвышаются в какой нибудь мили от места, где я пишу. Я думаю, что некоторые из них считают меня самого за чудовище. Но я нет, не чудовище, - а они так чудовища. Я бываю у них. Я не намерен сказать, что в буфее у них стоит холодное блюдо поджаренного человеческого мяса, и что они только что перед моим приходом кончили каннибальский пор. Но я вижу, что по дороге к их домам на панелях и в садах лежат человеческия кости. Само собою разумеется, вежливость удерживает меня от всяких замечаний, но я знаю их очень хорошо. Лучший способ узнавать их заключается в наблюдении пугливых взглядов их жен и детей. Они ведут жизнь, наводящую ужас. Они совершают страшные жестокости. В своем остервенении эти чудовища готовы наносить язвы всему, что окружает их, готовы убивать не только странников, которым приведется зайти к ним и попросить приюта на ночь, но неистовствовать, наносить смертельные удары и пожирать своих кровных. Нам, я говорю, всем известны эти чудовища, и мы нередко бывала в их вертепах. Нет никакой необходимости, чтобы чудовища, приглашающия вас к обеду, подавали гостям своям Короче сказать, в свете их множество. И теперь, когда я промолвил о них, когда сделал этот легкий намек, любопытно бы знать, с каким интересом общество будет следить за вами, узнав, что вы решились встречаться с ними в том же обществе.

Что хочет сказать этот человек? спрашивает мистрисс Доунрайт, для которой подобная шутка представляется весьма серьезною вещью. Я хочу сказать, сударыня, что в обществе, собирающемся в вашей гостиной, вы принимаете людей, которые довольно успешно пробираются вперед, но которые в частной жизни настоящия чудовища, - людей злобных, коварных, алчных, лицемерных, храбрецов у себя на дому, улыбающихся придворных вне дома; заставляющих своих жен, детей, прислугу, родителей трепетать перед ними, и низко раскланивающихся перед чужими людьми, посещающими их замки. Я говорю, что есть люди, которые истребляют жертву за жертвой, в кабинетах которых лежат скелеты, оглоданные до чистоты, наводящей ужас. Когда эти чудовища являются в обществе, вы не думайте, что они покажут вам свои ножи и свои огромные зубы. Вы заметите у них обыкновенный белый галстух, приятные и даже услужливые манеры, бледное лицо, и может быть, от времени до времени страшную улыбку; - они, сколько мне известно, пользуются значительным уважением, - и когда вы намекнете какому нибудь мужчине: "My dear sir, знаете ли, на кого похож мистер ИИИарпус? - на самого страшного каннибала, - уверяю вас". - "О, какой вздор! восклицает джентльмен: он вовсе не так черен, как его рисуют. Смею сказать, он нисколько не хуже других людей". Мы прощаем все в нашей стране, - прощаем частную измену, обман, лесть, жестокое обращение в домашнем быту, плутовство, потасовку... Как? что? - Не хотите ли вы сказать, что в кругу вашего знакомства вы не знаете чудовищ, виновных в безчисленном множестве преступлений, и что, зная их, вы не протягиваете им руки, не обедаете с ними за вашим столом, не встречаетесь с ними за их обедами? Будьте уверены, что в то время, когда действительно жили чудовища в настоящих пещерах или замках, пожирая там действительных рыцарей и дев, - когда они показывались в обществе, - приезжали, скажем например, на соседний рынок, или в графский замок, на их замечательные пороки никогда не намекали, - хотя натура их и репутация была хорошо всем известна. - Вы вероятно говорили: - Ах, друг мой, Блондербор! Как поживаешь! Каким же ты смотришь свежим и здоровым! Что за рецепт у тебя, с помощию которого так хорошо сохраняется здоровье и розовый румянец? - А ваша жена с своей стороны спрашивала о мистрисс Блондербор и её милых детях. - Или так: - Дорогой мой Хомгуффин! попробуйте этого окорока. Это доморощенный, - дома откормленный, дома отпоенный, - нежный как масло. Скажите, по правде, так же ли хорош он, как и ваш? Джон, - стакан бургонского полковнику Хомгуффину! - Вы наверно не захотите, чтобы тут были какие нибудь неприятные намеки на неприятные слухи относительно способа Хомгуффин наполнять свою кладовую? Да, - я все-таки скажу, что всякий из нас знается с чудовищами. Мы жмем руку чудовищам и обедаем с ними. И если скучные моралисты говорят нам, что мы трусы, - то мы оборачиваемся к ним с словами tu quoque, или говорим, что у нас нет привычки мешаться в чужия дела, что люди не так бывают страшны, как их рисуют, и т. д. - Ужь не хотите ли вы, чтобы половина нашего округа не ездила в замок Ограм? Не хотите ли вы, чтобы духовенство не читало затрапезпой молитвы за вашим столом? Не хотите ли, чтобы матери не привозили своих дочерей для танцев с молодыми Рохэдями (пугалами)? А если умрет лэди Ограм, если лорд Ограм останется вдовцом, неужели вы станете утверждать, по совести и чести, что не найдется матерей, которые нс предложили бы своей дочери заступить место оплакиваемой лэди? Как тяжела эта мизантропия! Да, конечно... Я уверен, вам приятнее было бы послушать что нибудь другое. Да, мой друг; чудовище у тебя в доме; оно гибко, как танцмейстер, оно дрожит в твоих бальных башмаках, и носит страшную улыбку веселости, чтобы скрыть твой ужас, думая, что - я обличу тебя: - ты благоденствуешь и пользуешься почетом, не правда ли? А я говорю, что ты тиран и негодяй во всех отношениях. Ты ограбил нищого. Ты застращал слабого. Ты наложил руку насилия на достояние невинных и доверчивых. Ты сделал себе добычу из кротких и тихих, просивших у тебя защиты. Прочь с моих глаз, чудовище! О, когда придет маленький Джек и просверлит отверстие для пропуска дневного света в твое мрачное, кровожадное сердце?

Чудовищам наших дней вовсе не нужно быть гигантами. В прежнее время, в детских книжках, - где необходимо изображать вам мораль такими крупными буквами, чтобы не было никакой возможности сбиться, чудовища рисовались с огромною пастью и рядом острых зубов, с помощию которых они могла проглотить ребенка, не употребляя даже в дело большого ножа, который всегда носат при себе. В настоящее время они слишком лукавы. Они являются в общество жиденькими, скромно одетыми, и ни чуть не обнаруживающими особенно большого аппетита. В дни моей молодости, у нас было обыкновение играть в чудовища, в людей, которые бы пожирали молодого, неопытного человека за один присесть, не оставляя ни кусочка мяса на его костях. На вид - это были настоящие джентльмены. Они заманивали молодого человека в свою пещеру. Там подавали шампанское, pâté de foie-gras и множество других превкусных блюд, а потом, когда все это уничтожалось, уничтожался в свою очередь н молодой человек. Я думаю, что этих чудовищ, любителей и знатоков азартных игр, постигла та же участь, под какую подводил гигантов мальчик-с-пальчик. В настоящее время, в так называемых конторах лондонского Сити, существуют еще чудовища, которые заманивают вас в свои логовища. Мне сказывали, что и в нашей части города есть благовидные чудовища, которые завлекают вас в свои пещеры и там до чиста огладывают ваши кости. В недавнее время в одной газете появился целый столбец объявлений от чудовищ, принявших на себя самый благовидный, даже плачевный вид собственно с тем, чтобы опутать сетями свои жертвы. Вы читаете в этой газете: "Торговец, имеющий в Сити свою фирму около семидесяти лет, известный и уважаемый гг. Н. М. Ротшильдами и Берингами, встречает настоятельную надобность в трех фунтах стерлингов до будущей субботы. Он может представить обезпечение на полмилиона и заплатить за этот займ сорок тысяч футов и т. д."; или "несколько влиятельных лиць намерены учредить компанию, круг деятельности которой будет весьма обширен, а с тем вместе будут обширны и её выгоды. Им требуется секретарь с хорошими манерами и наружностью за жалованье по две тысячи в год. От него не требуется, чтобы он умел писать, но ловкое обращение и хорошия манеры положительно необходимы. В знак доверия к обществу он должен представить залог" и проч.; или "Молодая вдова (с хорошими манерами и приятной наружности), имея крайнюю необходимость в четырех фунтах и десяти шиллингах на три недели, предлагает, в виде залога за этот займ, свое фортепиано работы Эрара, стоющее триста гиней, - бриллиантовый крест в восемьсот фунтов стерлингов и квартиру со столом в её элегантной вилле близь Банбюри Кригс, где постоянно собирается прекрасное общество". В этих людях я подозреваю чудовищ. Чудовища повсюду. Полифем был огромное, высокое, одноглазое, замечательное чудовище, ловившее своих жертв из пещеры и уничтожавшее их одну за другой. В нем нельзя было ошибиться. Сирены были тоже чудовища - маленькия создания, с голубыми глазками, которыми они смотрели на вас из воды, распевая в то же время пленительные мелодии, но вокруг их логовищ было гораздо больше костей, черепов и ребер, нежели вокруг пещеры Полифема.

бой. Мы отказываемся бороться с этим рычащим зверем в стенах замка, а предоставляем ему встречу на зеленом поле. На зеленом? Да; нет ничего удивительного, что оно зеленое, потому что удобрено человеческими костями. После нескольких грациозных поворотов и курбетов, мы останавливаемся и принимаем боевую позу. Мы наклоняемся к седлу, но эго впрочем только для того, чтобы поцаловать медальон с прядью волос дамы нашего сердца. Забрало приподнято, - копье направлено (я обыкновенно употребляю копье с железным наконечником Джиллота, {Известный фабрикант стальных перьев. } - даю шпоры в бока моего борзого пегаса и мы летим на встречу чудовищу.

- Долой ему голову, Флибертиджиббет, мой верный оруженосец? - Но кто это толпами повалил из замка? О, это заточенные девы, угнетенные вдовы, убеленные сединами нссчастпые старцы, десятки и десятки лет просидевшие на заперти в темницах и испытавшие на себе всю тяжесть тиранства этого зверя! О, рыцари пера! Да будет честь вашим щитом, и истина да покрывает острие вашего копья! Будьте кротки перед всеми кроткими людьми. Будьте скромны перед женщинами. Будьте нежны с детьми. А что касается до чудовищ, то смело обнажайте мечь и нападайте на них.