Миссисипийский пузырь.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Миссисипийский пузырь. (старая орфография)

VI.
МИССИСИПИЙСКИЙ ПУЗЫРЬ.

Начальную букву этого очерка заменяла виньетка; она была нарисована мною в стране, где вашему покорнейшему слуге столько было оказано гостеприимства, радушия, дружбы, что его глаза не заботились выискивать каких нибудь недостатков, а его перо выставлять их наружу. Как пели эти негры в некоторых городах Южных, в ту пору Соединенных, Штатов, как раскланивались они, как расшаркивались, какими комплиментами осыпали вас и друг друга! Дела удерживали меня в городах; все же я побывал на одной плантации, в деревне негров; там были одне только женщины да дети, - мужчины находились в поле на работе. В хижинах под большими деревьями и среди черных городских рабов было обилие веселья. Я говорю то, что видел. Я был свидетелем курьезного разгула; слышал бесконечное пение, крики радости и смех; видел в праздники, как черные джентльмены и лэди облекались в такие наряды, какие редко можно встретить на свободных рабочих наших городов. Какую улыбку и какой поклон сделал тот черный джентльмен, когда принес мне некоторые вещи и сказал: - Вы потрудитесь росписаться, господин, - иначе я забуду. - Я не вхожу в вопрос о невольничестве, я вовсе не защитник этого "учреждения", каким вы, мадам, как я вижу по гневному движению вашей головы, намерены считать меня. Для домашних целей, милэди, мне казалось это самым дорогим учреждением, какое только может быть придумано! В доме южного города вы найдете пятнадцать негров, делающих ту самую работу, которую в вашем комфортабельном лондонском доме превосходно исполняют Джон, кухарка и горничная. И эти пятнадцать негров составляют еще выбор из восьмидесяти или девяноста человек. Двадцать из них слишком больны или слишком стары для работы, двадцать слишком неуклюжи, двадцать слишком молоды и требуют еще десятерых, чтобы за ними присматривали и няньчили их {Это рассказано одним ричмондским джентльменом о его хозяйстве. Шестеро европейских слуг очень, хорошо содержали его дом и конюшни. "Его фермы, говорил он: едва доставало на содержание живших на ней негров."}. И господин должен содержать огромную орду, чтобы исполнять работу, которая бы нисколько не затруднила полдюжины усердных и развязных рук. Нет, нет, пусть Митчель, изгнанник из бедной, дорогой, порабощенной Ирландии, желает себе шайку "жирных негров"; я пожелал бы и сам, если бы вы подарили мне десяток бенгальских слонов, тогда как я нуждаюсь в одной только здоровой лошади - таскать мой кабриолет.

Как гостеприимны были эти южные люди! На самом севере не было такого радушия, - это могу засвидетельствовать я, который ел соль и северную и южную. Что касается до Нового-Орлеана весной, в то время, когда в садах зацветут персиковые деревья и когда душистые травы станут придавать вкус прохладительным напиткам, - он казался мне единственным городом в мире, где вы можете есть и пить сколько душе вашей угодно, не боясь за последствия. В самом Бордо едва ли вы выпьете красного вина лучше, чем в Новом-Орлеане. Все сорты его там превосходны, - поверь мне, опытный Роберт, все, начиная от дешевого медока, подаваемого на стол во всех гостинницах, до отборного вина из собственного погреба какого нибудь джентльмена. Красное вино в этом благодатном месте пьется с удовольствием за обедом, за ужином и поутру за завтраком. Оно превосходно и в большом изобилии, так что почти ничего не стоит. Найдите хоть одну строку, где бы я дурно отзывался о подобной стране! Если найдете, то, pone mepigris carapis, забросьте меня в какую нибудь пустыню, пусть Миссисипи или Гаронна утопят меня! В покойной таверне на Pontchartrain нам подали bouillabaisse, какого вы никогда не кушали в Марсели, и, заметьте, поутру ни малейшей головной боли, даю вам честное слово, - напротив, вы пробуждаетесь с приятной жаждой, утолить которую только и можно красным вином с водой. Говорят, там осенью бывает лихорадка, - может быть, но не весной, когда персиковые деревья бывают покрыты цветами.

"Посмотрите, сказал мне приятель Лохломонд в то время, как мы стояли однажды на пристани: - посмотрите на этот столб и на кофейню позади этого столба! Я вам вот что скажу, сэр: в прошлом году здесь на реке взорвало пароход, как раз вон на том месте, где идет шлюбка. Подле столба, где вы стоите, осколок пароходной машины разрезал на двое лошака, а осколок дымовой трубы попал в окно первого этажа кофейни и убил негра, который чистил ножи!" Я посмотрел на столб, на окно кофейни, на пароход, который должен был отвезти меня в Сен-Люи, на моего приятеля, посмотрел с большим любопытством и некоторою грустью. Вчера, подумал я, осколок машины перерезал на двое лошака, - завтра, быть может, жертвой этой буду я. В моем маленьком альбоме есть рисунок, изображающий взрыв парохода Алабама, во время рейса, следовавшого непосредственно за тем, когда ваш покорнейший слуга был на этом же самом судне! Промедли я одной неделей и может статься... Эти несчастные случаи придают какую-то странную прелесть плаванию по реке жизни в Америке. Когда наш огромный, высокий белый пароход развел пары и начал подниматься вверх по реке, у него трещали все члены, он стонал и дрожал так, что вы невольно должны были воображать, что вот сейчас, сию минуту разорвется паровой котел. - Уцелеет ли то он, или раздробится на десять миллионов осколков? О, моя отчизна, мой дом, мои дети! Будет ли тело вашего покорного слуги перерезано на двое вон той цепью на набережной или оно будет ввержено в первый этаж вон этого дома и пришибет негра, чистящого сапоги подле окна? Благодаря небо, негр уцелел, потому что со мной ничего не случилось. Но вы видите, что маленькое приключение подобного рода могло бы случиться. Да оно уже случилось, и если с лошаком, то почему же не с разумным животным? Во время плавания по Миссисипи, у нас, клянусь вам честью, три раза начинался пожар, а кухня так-таки и, сгорела до основания. Ночью на палубе был большой фейерверк, дымовая труба выбрасывала мириады звезд, которые, чернея, падали на наше платье, осыпали палубу или тонули в могучей реке, по которой мы поднимались, в величественной жолтой реке, не смотря на множество остановившихся на ней деревьев, оторванных от берегов.

Каким образом я во время этих опасностей сохранял присутствие духа, сейчас будет рассказано. Прекраснейший содержатель отеля Сент-Джорж, когда я отъезжал, просил меня принять две бутылки самого лучшого коньяку, вместе со множеством любезностей; и я нашел их в моей каюте вместе с багажем. Лохломонд пришел проводить меня и, взяв руку на прощанье, сказал: "Roundaboutl вино на пароходе может быть не совсем хорошо, поэтому я принес тебе дюжину медоку, который тебе нравился", мы дружески пожали руки и простились. Чья это шлюбка подплывает к пароходу? Это едет наш друг Гленливат, который задал нам обед на озере Поншартрэн.

- Roundabout, говорит он: - мы, мой друг, старались делать для тебя все, что могли, и это делалось de bon coeur. (Я замечаю дрожание в голосе этого доброго человека).

Ало! вон и Джонсон к тебе едет!

Жалкий я грешник! Джонсон, схватив меня за руку, сказал: "мистер Roundabout, - вы не разсчитывайте на хорошее вино на здешних пароходах, поэтому-то я и привез вам маленький ящичек того красного вина, которое вам нравилось в моем доме". Et de trois! Нет ничего удивительного, что я мог смотреть на Миссисипи с таким запасом храбрости! Где-то вы теперь, добрые мои, честные друзья, оказавшие мне столько радушия, доставившие мне столько удовольствия? Да ошпарит меня кипятком, взорвет на воздух, если я когда нибудь скажу грубое слово о вас. Пусть скиснет красное вино прежде, чем я это сделаю!

Поднимаясь вверх по реке, мы не много приняли пассажиров. Далеко ли от Нового-Орлеана, до знаменитого города Мемфиса? Я говорю не об Египетском Мемфисе, по об американском, от которого до американского Каира мы медленно тащились по реке, - до американского Каира, при слиянии рек Огейо и Миссисипи. В Каире мы разстались с пароходным обществом и с некоторыми известными и даровитыми пассажирами, которые присоединились к нам в Мемфисе и портреты которых мы видели во многих городах юга Северной Америки. Я не называю имен этих замечательных людей и не назову их до тех пор, пока, по какому нибудь удивительному случаю, при выдумывании имени, я не нападу на действительное, кому нибудь из них принадлежащее; впрочем, если вам угодно, я скажу, что нашими спутниками, которых мы взяли в Мемфисе, были ни более, ни менее, как Вермонтский гигант и известная Брадатая Кентукийская лэди с сыном. Я видел их портреты во многих городах, чрез которые приходилось проезжать и давать свои собственные представления. Мне думается, что Вермонтский гигант в портрете был безделицей выше, чем в натуре (на первых он изображен по крайней мере двумя ярусами выше обыкновенного роста); по художник, изобразивший брадатую лэди, отдал ей ни более, ни менее, как только одну справедливость; та часть бороды, которую я видел, была действительно черпая, мохнатая, кудрявая, - я говорю, часть бороды, потому что эта скромная или пожалуй, благоразумная женщина прикрывала большую часть своей мохнатой принадлежности красным носовым платком, из под которого вся она выказывалась, как я полагаю, только в то время, когда сама лэди ложилась спать, или когда открывала ее на показ по своей профессии.

Гигант, сколько я думаю, был черезчур преувеличен. Я знавал джентльменов, ее принадлежавших к этой профессии, - которые были лучше сложены и ростом гораздо выше этого вермонтского джентльмена. За столом я испытывал какое-то странное чувство, когда, окинув взглядом наше маленькое общество, усматривал этого гиганта, брадатую лэди, маленького трехлетняго брадатого мальчика, капитана парохода (мне это так казалось я находился в замке чудовищ. Но к чему такая брезгливость? Несколько десятков лет назад, все лучшие джентльмены и люди кушали точно также. Белинда кушала ножом; Сахарисса для своего горошка имела только одно это орудие, или двухконечную вилку или ложку. Видали ли вы гравюру Гилрэя, изображающую принца Валлийского, изнуренного эпикурейца, идущого от обеда, и заметили ли вы зубочистку, которую он употребляет?... Вы, правы, милэди, совершенно правы, я сознаюсь, что предмет этот возмутительный и ужасный. Я не буду продолжать. Только согласитесь, что джентльмен на шатком пароходе, на опасной реке, в отдаленной стороне, где три раза делался пожар (не в стране, конечно, а на пароходе), видит перед собой гиганта, прожорливого суперкарго, бородатую лэди и маленького мальчика, не более трех лет, а уже подбородок у него покрыт черным пухом, и все они ножами спускают пищу в свои желудки - согласитесь, что человек в таком обществе имел некоторое право чувствовать себя немного нервным. Не знаю, случалось ли вам видеть, как индийские фокусники глотают ножи, или видеть, как видел я, когда этот же фокус проделывает целый стол людей, но если бы вы в это время посмотрели им в глаза, то уверяю вас, вы пришли бы в ужас, увидев, как эти глаза вертятся.

За исключением этой привычки, весьма обыкновенной между многими тысячами самых почетнейших граждан, вермонтский джентльмен и кентукийская брадатая лэди были люди, тихие, скромные, без всяких претензий. Она, сколько мне помнится, работала что-то иглой, а он спал в большой каюте, имевшей по крайней мере семьдесят фут длины, но, я должен сказать, ни разу ее слышал ни храпенья его, ни криков, которыми, как вы может быть воображаете, должен бы сопровождаться сон чудовищ. Мало того, у этого гиганта был весьма умеренный аппетит (если только он не ходил в носовую часть парохода и не съедал там с помощию своего ужасного ножа пары баранов - о, какая ужасная мысль! - но в публике у него был самый деликатный аппетит) и наконец он не пил ничего хмельного. Не помнится, чтобы я слышал голос моей спутницы, хотя в естественном порядке вещей, мне было любопытно услышать его. Был ли у нея густой, звучный великолепный бас, или мягкий, флейтный, нежный голосок? Теперь ужь я никогда этого не узнаю. Даже если она приедет в мое отечество, я не пойду смотреть ее. Я видел се, да еще даром.

Вы может быть воображаете, что так как на пароходе нас всего было каких нибудь шесть человек, то она могла бы снять красный носовой платок, свободно кушать и разговаривать, но я должен сказать, что в подобном прикрытии подбородка выказывалась некоторого рода скромность. Борода была её профессией; эта борода привлекала к себе публику; - но конечно, вне спектакля спутница моя желала бы отделаться от этой вовсе не женской принадлежности, как присяжный желал бы отделаться от своего парика. Впрочем, я знаю некоторых присяжных, которые носят парики и в частной жизни, но это уже не ваши скромные присяжные, не ваши истинные джентльмены.

дневной труд, ее сейчас же убирали в носовой платок, и владетельница её становилась частным обыкновенным лицом. Все общественные мужчины и женщины с здравым умом, я полагаю, одарены этой скромностью. Когда, например, бедная мистрисс Броун, глупо улыбаясь, приходит ко мне с альбомом в одной руке, а в другой - с пером, и говорит: - любезный мистер Roundabout, пожалуйста напишите нам один из ваших забавных, и проч. и пр. Неужели же я, для удовольствия мистрисс Броун, должен ухмыляться и трясти своей бородой? Дорогая моя лэди, я целый день делал гримасы. Это моя профессия. Я выполняю мои комическия представления с величайшим затруднением, серьезно и не без некоторой досады; - но ведь с тем вместе они доставляют мне не безчестные средства к жизни. Если вы приглашаете Блондена на чай, вы вероятно не протянете каната из окна вашего мезонина на противоположную сторону сквера и не попросите своего гостя напиться чаю на средине этого каната? Положа руку на сердце, или вернее, на жилет против того места, где находится сердце, я, во все время нашего плавания, ни разу не подал виду кентукийскому гиганту, что разсматриваю его сложение, не подал брадатой лэди ни малейшого повода к догадкам, что я желал бы заглянуть под носовой платок, прикрывающий нижнюю часть её лица.

любит, чтобы ею восхищались, - что актеру нравится, когда ему апплодируют, - что старику Веллингтону приятно было и он улыбался, когда, при его проезде, народ кричал ему ура! Если бы вы стали оказывать особенное внимание той лэди, - если бы вы хотя раз пригласили того гиганта к буфету, - вы могли бы получить много любопытных сведений относительно гигантов и бородатых лэди, сведений, которых в настоящее время вы почти не имеете. Кроме того, там был и маленький трехлетний мальчик, также с хорошенькой бородкой, - и мало того, из под легкого платья его видно было, что его ручонки и ножонки покрылись уже черным пушком. Словом, это был забавный маленький сатир! Он был добр, наивен и важничал далеко не по летам.

Я, кажется, сказал, что брадатая лэди имела другое дитя. Это была маленькая девочка, лет шести, такая же хорошенькая и с такой же гладкой кожей, как ваши собственные дорогие херувимчики. Она все время скрывалась в большой каюте и была весьма меланхолична. Никто, повидимому, не обращал на нее внимания. Материнская любовь сосредоточивалась на маленьком Эзо. Его бородка начинала уже служить ему счастием, между тем как мисс Розальба не приносила для семейства никакой пользы. Не удивительно, что бедная маленькая девушка была меланхолична; когда я смотрел на нее, мне казалось, что я все более и более принадлежу к волшебной сказке, все более и более углубляюсь в пещеру чудовищ. Не была ли это маленькая девочка, которую нашли в лесу, где лежат оглоданные кости царицы, её нежной матери, и угрюмого старого царя - её отца? Нет. Во всяком случае, я не сомневаюсь, что это добрые люди. Я не думаю, что она не любит маленькой девочки без бороды. Быть может мне только показалось, что она тужила о том, что её щечки были похожи на розы, у которых не ростет борода.

Пожелали ли бы вы, madame, чтобы ваша дочь имела гладкия щечки, скромное и нежное женское обращение, или, чтобы она была, - я не хочу сказать таким волосатым чудом, как эта брадатая кентукийская лэди, - но героиней, женщиной, которая бы обладала более чем женским умом, храбростью и силой? Некоторых авторов, не назову их имен, обвиняют, сколько мне известно, в том, что у них героинями бывают самые слабые, педального ума создания, вечно плачущия и говорящия общими местами. Я уверен, что вы пожелали бы иметь героиней вашего романа особу столь прекрасную, что она своей наружностью должна очаровывать капитана (или героя, кто бы он там ни был), своей ученостью изумить и привести в замешательство всякого профессора, обогнать лихого наездника, первой прискакать к барьеру и, когда он упадет с лошади, выхватить копье и нанести ему удар; избавить от горячки и смерти семейство бедного поселянина, когда доктор потерял всякую надежду; попасть в мишень 21 раз, тогда как бедный капитан сделал только 18 метких выстрелов; дать ему на бильярде двадцать пять вперед и выиграть партию; своим голосом или игрой на виолончели вызвать слезы на глаза итальянских артистов; словом, если бы романист захотел быть популярным между дамами, - самыми главными и многочисленными потребительницами романов, - подобный вид героини доставил бы его роману возможность выдержать полдюжины изданий. Ну что, еслибы я попросил брадатую лэди спеть что нибудь? Признайтесь, мисс, ведь вы не разсердились бы, если бы я сказал вам, что голос у нея совершенно как у Лаблаша, и даже еще гораздо ниже.

Так вы, моя милая, желаете быть героиней? Желаете переезжать из города в город в триумфальных фургонах? - видеть свое изображение наклеенным на городских стенах? - Желаете, чтобы на ваши выходы собирались толпы народа и кричали: - бывала ли когда нибудь такая диковинная женщина? - Вам нравится, чтобы вами восхищались? - Но вы подумайте о пошлине, которую должны вы платить за это удовольствие. Сделавшись известными, вы будете испытывать одиночество. Если бы вы резко отличились от ваших ближних - не скажу бородой или усами, это отвратительно, - по огромным и замечательным умственным превосходством, - неужели вы думаете, что были бы счастливее? А зависть, уединение, ревность и душевная пытка, которую должна испытывать кентукийская лэди, услышав, что в Миссурийском штате явилось другое диво, у которого борода еще длиннее? А отчуждение от родных только потому, что она обладает такой чудесной бородой? И когда борода эта поседеет, - какое одиночество будет испытывать это бедное старое создание! - Вылези или отпади она, - отпадет вместе с ней и восхищение публики; с каким сожалением будет вспоминать она о комплиментах своих поклонников, о восхищении народа, о разъездах в золотой колеснице. Я вижу старуху одну одинешеньку в ветхом старом фургоне, с паутиной на замке, с дырявым флагом, лениво хлопающим по дверям. Неужели бы вы захотели быть таким покинутым существом? О, Хлоя! быть доброй, быть простосердечной, быть скромной, быть любимой, - да будет твоей участью. Будь признательна, что ты не выше, не сильнее, не богаче, не умнее прочих из целого мира!