По поводу значка мелом на дверном косяке.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: По поводу значка мелом на дверном косяке.

XVI.
ПО ПОВОДУ ЗНАЧКА МЕЛОМЪ НА ДВЕРНОМЪ КОСЯКЕ.

На дверномъ косяке дома одного моего прiятеля, на несколько дюймовъ выше замка, я заметилъ небольшой значекъ, сделанный меломъ; вероятно его нацарапалъ какой нибудь повеса мальчикъ, проходившiй по улице. Ступеньки передъ дверьми, замокъ, ручка, словомъ сказать все, все содержалось въ надлежащихмъ порядке; но этотъ значекъ, такъ дюйма на три повыше ручки колокольчика, я вижу вотъ уже больше двухъ недель, и право не знаю, будетъ ли онъ оставаться тамъ, пока пишется этотъ очеркъ, пока напечатается, словомъ, пока не пройдетъ целый месяцъ? Желалъ бы я знать, прочтетъ ли прислуга этого дома мои замечанiя на счетъ значка? Что Cornhill Magazine получаютъ въ томъ доме, это мне известно, я самъ его виделъ тамъ, самъ читалъ его, самъ писалъ тамъ статьи для него. Короче, - домъ, о которомъ идетъ речь, есть частная резиденцiя самаго редактора, куда, не смотря на просьбы, мольбы, приказанiя и угрозы, - писатели и въ особенности писательницы, непременно хотятъ присылать свои произведенiя, обращаться за справками, во понять, что этимъ самымъ они вредятъ своимъ интересамъ; ибо какимъ образомъ человекъ, у котораго есть своя собственная работа, - свои собственныя тонкiе замыслы, требующiе обработки и усовершенствованiя, какъ-то: избавить Марiю отъ безнравственнаго графа, - разрушить злые умыслы свирепаго генерала, доставить епископство ангелоподобному декану и т. д., - какимъ образомъ, спрашиваю я, человекъ можетъ заниматься своимъ деломъ, когда его безпрестанно отрываютъ отъ него, когда онъ не въ состоянiи поддерживать свои нервы и настроенiе духа въ томъ нормальномъ, ровномъ состоянiи, которое такъ необходимо для него, когда онъ принимаетъ на себя обязанность критика? Милэди! зная, что вы все таки будете присылать ко мне свои статьи, я долженъ предупредить васъ, что въ этомъ случае для васъ несравненно больше представится шансовъ, если съ своими драгоценными произведенiями вы будете обращаться прямо въ редакцiю. Скажемъ, напримеръ, ваши статьи подаютъ мне передъ самымъ обедомъ. Неужели вы полагаете, что это самое прiятное время, и что мы должны разсматривать ихъ между ovum и malum, между супомъ и десертомъ? Кажется, я уже касался этого предмета прежде. Но я скажу еще разъ, если вы желаете, чтобы вамъ была оказана должная справедливость, не присылайте вашихъ сочиненiй въ мою частную резиденцiю. Вчера, напр., я отдалъ дома строгое приказанiе не принимать никого, "кроме только по нужнымъ деламъ", - и неужели вы думаете, что какой-то улыбающiйся молодой шотландскiй джентльменъ, вломившiйся въ мой кабинетъ и назвавшiй себя агентомъ "Общества продовольствiя домашняго скота", былъ принятъ съ удовольствiемъ? Когда я сиделъ въ моемъ кресле, и онъ бы вдругъ предложилъ выдернуть мне пару зубовъ, какъ вы думаете: прiятнымъ показалось бы мне такое предложенiе? Я бы готовъ былъ задушить подобнаго агента. Поверьте, что после такого посещенiя ловкаго молодаго господина весь мой трудъ того дня носилъ бы на себе оттенокъ мизантропiи. Продовольствiе домашняго скота! Какъ будто бобами, овсомъ, теплымъ пойломъ изъ отрубей, и месивомъ непременно нужно напичкать глотку человека въ то время, когда онъ обсуждаетъ какой нибудь важный соцiальный вопросъ, или (кажется, я приступилъ тогда къ моей эпической поэме) когда онъ только началъ парить въ эмпиреяхъ.

Выпроводивъ скотопродовольственнаго агента изъ дверей, я снова углубляюсь въ размышленiя о маленькомъ меловомъ знаке, четкомъ, какъ текстъ этой маленькой статьи, которая, надеюсь, будетъ относиться не къ мелу, и не къ его употребленiю или злоупотребленiю, но къ прислуге. И въ самомъ деле, хоть бы наша прислуга, разве она не могла стереть или смыть этотъ едва заметный маленькiй знакъ? Еслибъ у меня на фраке показалось пятно, разве я не могъ требовать, чтобы его вывели? Мне помнится, будучи въ школе беззаботнымъ мальчикомъ, я замаралъ себе чернилами лобъ, да такъ и оставилъ; что же вы думаете? - ведь какъ ни смывалъ, а следы пятна оставались заметными целыхъ три недели, после перваго его появленiя. После этого могу ли я равнодушно смотреть на меловое пятно на лице моего дома? Кто долженъ былъ стереть его? Неужели мне самому принести щетку, немного мыла, немного горячей воды и смыть его?

Да; уничтоживъ это пятно, почему же бы и не спуститься внизъ въ шесть часовъ, и не выместь крыльца? Раннее вставанье и моцiонъ были бы чрезвычайно полезны для меня. Въ этомъ случае, горничная могла бы пролежать въ постели немного подольше; Томъ сталъ бы надеяться, что за него вычистятъ и сапоги и ножи; кухарка перестала бы думать о кострюляхъ, блюдахъ и всякой посуде; камермедхенъ захотела бы, чтобы кто нибудь снялъ у нея папильотки и приготовилъ бы ей ванну. Словомъ, вамъ пришлось бы иметь прислугу для прислуги, и для первой изъ нихъ еще рабовъ, которые должны исполнять ихъ волю. Это все равно: король повелеваетъ оберъ-гофмейстеру приказать гофмейстеру сообщить форшнейдеру передать тафельдекеру объявить камеръ-фрау, чтобы она попросила экономку выдать несколько кусочковъ сахару для поданнаго его величеству кофе, который между темъ въ ожиданiи конца этимъ переговорамъ становится совершенно холоднымъ. Въ нашихъ маленькихъ замкахъ мы тоже въ своемъ роде, более или менее, все короли. Въ вашемъ доме и въ моемъ тоже есть тайны, для насъ неведомыя. Я не вхожу въ старинный чудовищный вопросъ о "сектаторахъ". Я не подразумеваю тутъ ни провинцiальныхъ кузинъ, влюбленныхъ полисменовъ, или джентльменовъ изъ Нэйтбриджскихъ казармъ; ни людей, которые имеютъ скрытное право на посещенiе моего обиталища; ни незаконтрактованную прислугу, странныхъ женщинъ, которыя съ корзиночкой на руке шляются около железной решетки нижняго этажа; ни грязненькiя шали, которыя делаютъ вамъ беглое приветствiе въ ближайшемъ соседстве; ни скромныхъ маленькихъ Джековъ, которые опрометью выбегаютъ изъ-за сундуковъ и ящиковъ, стоящихъ въ ващемъ чулане. Эти экстерны носятъ спесь и ливрею вашего Тома и называютъ его "сэръ", эти безмолвныя женщины обращаются къ вашимъ служанкамъ не иначе, какъ съ словами "ма'мъ", делаютъ имъ книксенъ, сложивъ руку на дырявые полотняные передники. Въ свою очередь и эти servi servorum имеютъ свою прислугу въ обширномъ, безмолвномъ, пораженномъ нищетою свете за пределами вашего уютнаго кухоннаго очага, въ мiре мрака, голода, страшнаго холода, сырости подвальныхъ погребовъ, измятой соломы, лохмотьевъ, въ которыхъ кишмя кишатъ бледные ребятишки. Быть можетъ ваше пиво (которое льется такъ обильно) имеетъ кранъ или два, которые сообщаются съ теми мрачными вертепами, где безвыходныя страданiя издаютъ тяжелые стоны, куда, быть можетъ, никогда не заглянулъ бы светъ, если бы не огарки свечей, выброшенные изъ вашей кухни. Немного летъ тому назадъ, - не знаю хорошенько, до или после появленiя белаго пятна на косяке, одна лэди заняла конфиденцiальное место горничной въ "частной нашей резиденцiи"; она доставила хорошiй аттестатъ, имела, повидимому, хорошiй нравъ; я часто слышалъ, какъ она чуть светъ поднимала наверху или на леснице стукотню и брякотню; - это, говорилъ я, бедная Камилла моетъ полы, оттираетъ, скоблитъ, подметаетъ, стучитъ тазами и щетками, и во время работы что-то напеваетъ. Но вдругъ узнаемъ, что она открыла контрабандную передачу пива черезъ решетку у подвальнаго этажа. Эта чистоплотная Филида научилась завертывать въ моей кладовой корзиночки съ провизiей и передавать ихъ кому-то за пределами моего дома, - вероятно, судя по своей совести, какому нибудь бедному другу, находившемуся въ бедствiи. Камилла, наконецъ, нашла свою судьбу. Ее отправили въ провинцiю, на попеченiе друзей; а когда отправили, то мы услышали о многихъ и многихъ ея грешкахъ. Въ минуты гнева она употребляла такiя выраженiя, которыхъ я не смею повторить въ печати. Что касается до контрабанды пивомъ и мясомъ, то обстоятельство это не подлежало ни малейшему сомненiю. Но après? Могу ли я сердиться на эту несчастную за то, что она изъ моей кладовой оказывала помощь другимъ, более ея несчастнымъ? Скажите по собственной вашей совести и чести, когда вы были мальчикомъ, и когда черезъ заборъ Кваррингдона такъ соблазнительно перевешивались сучья яблони, обремененныя плодами, неужели вы никогда....? Когда въ доме у васъ бывалъ большой званый обедъ и когда мимо васъ, вешавшихся съ мастеромъ Бэкономъ на лестнице, проносили различныя блюда, неужели вамъ не случалось....? Да, во многихъ и очень многихъ отношенiяхъ слуги бываютъ похожи на детей. Они точно также въ зависимости отъ старшихъ. Они не редко подвергаются выговорамъ, капризамъ, мелочной взыскательности, нелепой тираннiи. Они плутуютъ, делаютъ заговоры, льстятъ и лицемерятъ. "Мальчики не должны разваливаться на стульяхъ". "Девочекъ прiятнее видеть, нежели слушать", и т. д. Разве мы не выучили этихъ мудрыхъ изреченiй отъ старыхъ нашихъ нянекъ, разве мы сами не произносили ихъ, когда еще ходили въ рубашонкахъ? Еще недавно, одинъ изъ наставниковъ итонской школы, спорившiй съ отцомъ нашего семейства, говорилъ ему, что онъ не знаетъ натуры и изящной откровенности благовоспитанныхъ англiйскихъ мальчиковъ. Это изящные пустяки, господинъ наставникъ! Не намерены ли вы сказать намъ, что отношенiя между молодыми джентльменами и ихъ наставниками совершенно откровенны и чистосердечны, что юноша нисколько не стесняется въ присутствiи человека, который можетъ его высечь; что онъ никогда не манкируетъ своими уроками, никогда не проситъ товарищей написать стихи за него, никогда самъ не сочиняетъ стиховъ для другихъ; никогда не выходитъ изъ границъ приличiя, никогда не лжетъ, - я говорю о лжи, допускаемой условiями школьной чести? Если бы я зналъ мальчика съ претензiями на такой характеръ, я бы не позволилъ моему повесе вести съ нимъ кампанiю, еслибъ я зналъ наставника, верующаго въ существованiе множества сотенъ такихъ мальчиковъ, я бы принялъ подобнаго человека за ребенка, который вовсе незнакомъ со светомъ. "Кто это шумелъ? - Не знаю, сэръ". - А между темъ знаетъ, что это шумелъ мальчикъ, сидевшiй съ нимъ рядомъ. "Кто перелезалъ черезъ заборъ? - Не знаю, сэръ". - А посмотрите хорошенько, такъ вы увидите, что битое стекло на вершине забора оставило препорядочные следы на панталонахъ самого ответчика. Такъ точно и съ прислугой. - Кто съелъ трехъ голубей изъ паштета, который былъ поданъ сегодня къ завтраку? - Ахъ, Боже мой! сэръ, это должно быть Джонъ, который отошелъ въ прошломъ месяце, - или, это должно быть канарейка миссъ Мэри, которая вылетела изъ клетки, и которая такъ любитъ голубей, что давайте ей сколько угодно и все ей будетъ мало". - Да, да; это канарейка; Элиза сама видела, и готова дать присягу въ этомъ. Конечно, эти показанiя несправедливы, но вы не можете называть ихъ ложью. Это не ложь: это только голосъ, который подается за вашу сторону. Вы ведь должны доносить другъ на друга. Они не станутъ разбирать между собой, кто наделалъ шумъ, кто разбилъ окно, кто съелъ голубей, кто утащилъ яйца овсянки изъ подъ куста сирени, какимъ образомъ гладстонскiй ликеръ оказался разлитымъ въ бутылки изъ ноздреватаго стекла. Представимъ себе, что Брутъ имелъ лакея, который приходитъ и говоритъ, что дворецкiй выпилъ все Кюрасао, - котораго бы изъ этихъ двухъ слугъ вы уволили? дворецкаго - еще быть можетъ, - а лакея непременно.

Нетъ. Если ваша тарелка и стаканъ превосходно вымыты, если на звонокъ вашъ быстро является отзывъ, если Томъ всегда готовъ къ вашимъ услугамъ, всегда опрятенъ и всегда въ хорошемъ расположенiи духа, то, сделайте одолженiе, не надейтесь услышать отъ него правду. Уже самая услужливость его и точность исполненiя всехъ вашихъ приказанiй препятствуютъ ему говорить правду. Не смотря на моральную или физическую болезнь, онъ долженъ исполнять свою обязанность, - подавать блестящiя тарелки, наливать безукоризненно чистые стаканы, класть светлыя вилки, - никогда не смеяться, услышавъ ваши шутки, или шутки вашихъ гостей, - быть какъ нельзя более внимательнымъ и въ то же время казаться безстрастнымъ, - обменяться крепкими словцами у дверей съ невидимымъ буфетчикомъ, который всемъ управляетъ, и въ то же время сохранять спокойствiе и вежливость. Если вы больны, онъ двадцать разъ въ часъ явится на вашъ звонокъ: онъ готовъ оставить предметъ своей любви, свою мать, которая уезжаетъ въ Америку, своего задушевнаго друга, который пришелъ проститься съ нимъ, свой завтракъ, свой только-что налитой стаканъ пива, - готовъ бросить и бросаетъ все, все, - лишь только услышитъ звонокъ или призывъ своего господина. Неужели вы полагаете, что можете ожидать полной откровенности отъ человека, которому можете приказать напудрить волосы? Что же касается идеи полнаго доверiя между высокопочтеннейшимъ Хенри Холишедъ и его воспитанниками, - это чистейшiй вздоръ; точно также и правда между вами и Джемсомъ или Томомъ, или горничной Мери, или кухаркой Нетти, - только относительна; - ея нельзя требовать ни съ той, ни съ другой стороны. Да и то сказать, - ведь самая почтительная вежливость есть ложь, съ которой бедный Джемсъ часто долженъ прибегать ко многимъ вульгарнымъ самохваламъ, которые должны бы чистить сапоги Джемсу, если бы Джемсъ носилъ сапоги, а не башмаки. Для поверки вышеприведеннаго далеко ходить не нужно; вашъ маленькiй десятилетнiй Томъ отдаетъ приказанiя высокому, дюжему, тихому и послушному молодому человеку; кричитъ, чтобы тотъ подалъ горячей воды, - бранитъ Джемса за то, что сапоги его не достаточно блестятъ, или приказываетъ ему идти въ конюшню и спросить Дженкинса, почему этотъ пострелъ Томкинсъ не провелъ его пони, - словомъ, вы можете представить себе въ этомъ роде, что вамъ угодно. Мама, напримеръ, бьетъ по руке горничную Пинкотъ, а маленькая миссъ бранитъ Марту, которая не явилась къ ней на первый призывъ, потому что была въ детской въ пятомъ этаже. Маленькая миссъ, Томми, папа, мама, все, все вы требуете отъ Марты, отъ Пинкотъ, отъ Дженкинса, отъ Джемса безусловной вежливости и добровольныхъ услугъ. Мои милые, добрые люди, - ведь после этого у васъ самихъ нетъ правды. Положимъ, что вы спрашиваете газету и Джемсъ отвечаетъ: "я самъ читаю ее, - прошу меня не безпокоить", - или положимъ, вы просите принести кружку воды, а онъ замечаетъ: - "вы, такой большой, здоровый, дюжiй детина, разве не въ силахъ принести ее сами?" - Скажите, - что бы почувствовали вы при этихъ ответахъ? И если бы вы сделали подобное предложенiе или отдали такое приказанiе мистеру Джонсу, то, поверьте, получили бы точно такой же ответъ. Вы можете услышать правду только отъ равныхъ себе; поэтому, мой добрый мистеръ Холишедъ, пожалуйста не говорите мне объ откровенности какого нибудь молодаго питомца Итонской школы, иначе я составлю себе свое особенное мненiе о собственно вашей откровенности. Нетъ, нетъ! Томъ Баулинъ - честная душа, онъ былъ веренъ черноглазой Сузанне до самой последней минуты разлуки ихъ на Старой пристани Уаппинъ; но неужели вы думаете, что этотъ же самый Томъ былъ совершенно откровененъ и свободенъ въ разговоре съ адмираломъ Нельсономъ? Поверьте, что между Томомъ и адмираломъ бываютъ тайны, лукавство и, если хотите, обманъ, - какъ бываютъ они между корабельнымъ экипажемъ и капитаномъ корабля. Я знаю, что нанимаю достойнаго, опрятнаго, прiятнаго и совестливаго мужскаго или женскаго пола лицемера за столько-то гиней въ годъ, для исполненiя такихъ-то и такихъ-то обязанностей. Не будь онъ лицемеромъ, и я сей часъ же удалилъ бы его.

Летъ двенадцать тому назадъ, когда семейство мое уехало въ отдаленную часть государства, а дела задерживали меня въ Лондоне, я оставался въ доме съ тремя слугами, получавшими жалованье, въ которое входила и плата за кушанье. Дома я только завтракалъ; и моимъ потомкамъ, по всей вероятности, интересно будетъ знать, что этотъ завтракъ состоялъ изъ чая, булки въ одну пенни, кусочка масла и, быть можетъ, яйца. За это удовольствiе мне еженедельно подавали счетъ въ пятьдесятъ шиллинговъ, такъ что одинъ завтракъ, - я дома не обедалъ, какъ уже сказано - обходился мне по семи шиллинговъ и три пенса въ день. Поэтому я ежедневно уничтожалъ:

Четверть фунта чаю (примерно) - 1 шилл. 3 пенни.

Фунтъ масла - 1 - 3 -

Фунтъ сахару - 1 - 0 -

Свежее яйцо - 2 - 9 -

Только этимъ способомъ и возможно вывести расходъ.

теперь, по прошествiи более двенадцати летъ. Не пугайтесь, дорогой мой другъ; не делайте изъ этого разсказа какого нибудь ужасающаго, сантиментальнаго вывода о моей болезни, болезнь эта заключалась лишь въ вопросе объ уплате долга нашему лавочнику. Она продолжалась около семнадцати дней, въ теченiе которыхъ слуги были необыкновенно добры ко мне и внимательны; въ особенности бедный Джонъ: онъ постоянно былъ на ногахъ, не спалъ ни одной ночи, былъ любезенъ, веселъ, неутомимъ, почтителенъ, однимъ словомъ, лучшiй изъ всехъ Джоновъ и изъ всехъ сиделокъ.

Въ эти семнадцать дней я два или три раза спросилъ себе стаканъ сахарной воды, положимъ, хоть дюжину стакановъ, но ужь никакъ не больше. И вотъ мой любезный, веселый, нежный, признательный Джонъ подалъ мне маленькiй счетецъ за семнадцать фунтовъ сахару, употребленнаго во время моей болезни. Вы часто изволили пить сахарную воду; всегда ее требовали, говоритъ Джонъ, пресерьезно покачавъ головой. Прошло уже много, много летъ, какъ ты умеръ, бедный Джонъ, - ты, такой терпеливый, такой привязанный, такой добрый, такой внимательный и предупредительный къ страждущимъ лихорадкой. Но признайся теперь, где бы ты ни былъ, что семнадцать фунтовъ сахару на шесть стакановъ eau sucrée немного многовато: не правда ли, Джонъ? О, какъ искренно, какъ естественно и какъ смело ты лгалъ, бедный мой Джонъ! Однажды вечеромъ, находясь въ Брайтоне уже во время выздоровленiя, я помню, какъ Джонъ неровными шагами, съ чрезвычайно густымъ голосомъ и какимъ-то страннымъ смехомъ поднесъ мне стаканъ съ хиной, но поднесъ не ко рту, а весьма бойко ударилъ мне въ глазъ; - я уверенъ, что докторъ Эллiотсонъ и не воображалъ, чтобы его предписанiе было исполнено такимъ образомъ. Устремивъ на него этотъ глазъ, я осмелился заметить, что мой верный слуга пьянъ. Пьянъ! я никогда такъ не былъ изумленъ при мысли о моей несправедливости, какъ при ответе Джона. - "Пьянъ! Съ чего вы это взяли? Я только и выпилъ кружку пива за обедомъ, въ часъ по полудни!" И онъ удивляется, придерживаясь за стулъ. Это ложь, какъ изволите видеть, свойственная человеку въ известномъ положенiи. Джонъ пьянъ. "Съ чего вы взяли?" онъ выпилъ только полкружки пива за обедомъ шесть часовъ тому назадъ, и, поверьте, никто изъ его сослуживцевъ не сказалъ бы иначе. Полли занимается на корабле контрабандой. Кто объ этомъ скажетъ лейтенанту, когда онъ пойдетъ осматривать корабль? Мальчики играютъ въ своей спальне. Поставленный на часы загнанный товарищъ даетъ знать о приближенiи начальника и въ одинъ моментъ тушатся огни, карты прячутся въ постели, мальчики спятъ крепкимъ сномъ. У кого это былъ огонь въ спальне? Что вы? Богъ съ вами! Все эти невинныя созданiя давнымъ давно храпятъ. - Все храпятъ и храпенье всякаго есть ложь, высказываемая носомъ! Положимъ, что одинъ изъ вашихъ или моихъ сыновей участвовалъ въ этомъ страшномъ преступленiи, неужели же мы должны сокрушаться объ этомъ? Ни чуть не бывало. Мы только сделаемъ длинное лицо, покачаемъ головой и погладимъ наши жилеты.

комфорта; мы живемъ вместе по нескольку летъ и все-таки не знаемъ другъ друга. Голосъ Джона, когда онъ обращается ко мне, делается совершенно другимъ, когда заговоритъ съ своими товарищами. Если бы мне пришлось встретить на улице Ханну въ шляпке, то сомневаюсь, узналъ ли бы я ее. И все эти добрые люди, съ которыми я могу жить годы и годы, имеютъ свои заботы, интересы, дорогихъ друзей и родственниковъ, - быть можетъ у нихъ есть свои замыслы, страсти, надежды, трагедiи, и отъ нихъто отделяетъ меня только коверъ, да несколько досокъ и балокъ. Когда мы были на морскомъ берегу и когда бедная Элленъ была такая бледная, такъ быстро выбегала на звонокъ почтальона, трепещущей рукой схватывала его письмо, прочитывала его и потомъ тихонько плакала где нибудь въ уголку, почему мы могли знать, что у этой бедняжки разрывается сердце? Она приносила воду, разглаживала ленты, раскладывала платья и утромъ подавала чашку чаю съ такимъ видомъ, какъ будто у нея вовсе не было заботъ, которыя бы возмущали ея спокойствiе. Хенри, лакей одного изъ моихъ прiятелей, жилъ на своей квартире и являлся, когда требовались его услуги. Однажды у прiятеля былъ обедъ и Хенри при немъ прислуживалъ. Шампанское было прекрасно заморожено, обедъ превосходно сервированъ; всякому гостю оказывалось особенное вниманiе; обедъ исчезъ, - подали десертъ, лафитъ былъ отлично разлитъ, - словомъ, финалъ былъ исполненъ какъ нельзя лучше. - Сэръ, не могу ли я идти теперь домой? сказалъ Хенри. Ему дали знать, что въ его доме пожаръ, и онъ, покончивъ съ обедомъ, хотелъ уйти, присмотреть за семействомъ и по возможности спасти свою рухлядь. Какъ не сказать, что ливрея подобнаго человека не хуже почетнаго мундира, что гербъ на его пуговице - лучше всякаго знака отличiя.

Замечаете ли вы, - что до меня, то, кажется, я замечаю, - въ этихъ маленькихъ примерахъ оттенокъ юмора? - Вы видите, что сердце бедной Элленъ разрывается на части изъ-за Джемса въ то время, какъ Джемсъ становится на колени и даритъ локонъ съ своей драгоценной напудренной головы какой-то другой, но не Элленъ. Хенри приготовляетъ соусъ для дикихъ утокъ своего господина, между темъ какъ пожарныя трубы заливаютъ его собственное гнездо и цыплятъ въ этомъ гнезде. Приподнимите этихъ же самыхъ людей этажемъ выше - и весь юморъ исчезъ. Мы лишены будемъ возможности видеть en pleine tragédie. Элленъ испускаетъ последнiй свой вздохъ, призывая благословенiе на изменника Джемса, - сцена, которую можно бы описать въ белыхъ стихахъ. Хенри становится героемъ, и на его плечахъ красуются эполеты. Atqui sciebat et cet., - какiя бы пытки ни грозили ему, онъ всегда будетъ на своемъ посте.

Согласитесь, однако, что въ этихъ двухъ трагедiяхъ есть своя доля юмора. Почему? Не потому ли, что идея о прислуга до некоторой степени смешна сама по себе? Быть можетъ, она делается еще смешнее въ нашемъ государстве отъ блестящей наружности ливрейныхъ лакеевъ нашей аристократiи. Надевая сами на себя черную пару платья, мы въ то же время наряжаемъ нашего ближняго въ зеленые, красные или канареечнаго цвета штаны, приказываемъ ему штукатурить мукой голову, тогда какъ сами вычесали эту дрянь съ нашихъ собственныхъ головъ полстолетiя тому назадъ, заставляемъ кучера надевать маленькiй парикъ Albino и сажаемъ его позади огромныхъ букетовъ цветовъ, - этотъ-то мишурный блескъ, эта пестрота по неволе делаютъ человека нелепымъ въ нашихъ глазахъ, - человека, которому следовало бы быть честнымъ гражданиномъ, прилежнымъ работникомъ. Ну, что, мой добрый сэръ, если бы вамъ самимъ вдругъ приказали надеть мундиръ, или вице-мундиръ, даже обыкновенное домашнее платье съ гербомъ Джона, разнообразно повторяющимся на пуговицахъ спереди и сзади? Если бы, ма'мъ, вашему сыну сказали, что онъ не иначе можетъ выезжать, какъ только въ нижнемъ платье тельнаго или янтарнаго цвета, - вы бы позволили ему?... Но, какъ вы справедливо говорите, вопросъ этотъ неуместенъ; въ вопросе этомъ много опаснаго, много радикализма, сэръ, - онъ клонится къ разрушенiю самаго основанiя соцiальной машины, и пр. и пр.... Поэтому, Джонъ, мы не будемъ входить въ твой обширный домашнiй вопросъ. Не будемъ издеваться надъ опасной силой Джемса, надъ острыми орудiями, разложенными около доски, на которой онъ чиститъ и точитъ ножи; обратимся лучше къ Бетти и Сузанне, которыя такъ ловко управляютъ головными щетками и кипящими кострюлями. Вероятно вы слышали разговоры мистриссъ Тодльзъ съ мистриссъ Додльзъ объ ихъ горничныхъ? Миссъ Сюзанъ нужно шелковое платье, а миссъ Бетти необходимы цветы подъ шляпку, когда она отправляется въ церковь, - слышали ли вы когда нибудь о подобной дерзости? Служанка во многихъ домахъ съ небольшимъ хозяйствомъ всегда составляетъ тему для нескончаемыхъ разговоровъ. Какъ мало жалованья, сна, кушанья, какое безконечное мытье и катанье, сколько брани и побегушекъ выпало на долю бедной Сузанны, сколько негодованiя изъ-за какого нибудь слова съ приказчикомъ соседней мелочной или пивной лавочки или съ толстощекимъ мясникомъ! Когда все это кончится, милая мистриссъ Тодльзъ, - решительно не знаю. Какое же жалованье потребуютъ оне спустя немного времени, дорогая мистриссъ Додльзъ и проч.

Вотъ, прелестныя лэди, объявленiе, которое, несколько дней тому назадъ, я вырезалъ изъ Times собственно для васъ:

"Одна ДАМА желаетъ получить для весьма почтенной молодой женщины МЕСТО ГЛАВНОЙ НАДЗИРАТЕЛЬНИЦЫ КУХНИ при поваре. Она жила четыре года подъ руководствомъ весьма хорошей кухарки и экономки. Можетъ готовить мороженое и превосходная булочница. Она приметъ место только въ очень хорошемъ семействе, где могла бы иметь случай усовершенствоваться и, если возможно, пробыть два года. Обратиться письменно къ... и пр. и пр.".

место главной надзирательницы кухни... да еще при поваре... хочетъ иметь место только въ очень хорошемъ семействе, где могла бы усовершенствоваться и пробыть года два. Мистриссъ Тодльзъ, - вы заметьте пожалуста эти условiя; изъ нихъ оказывается:

1) Молодая женщина желаетъ быть главною надзирательницею въ кухне, - следовательно на кухне должна быть целая толпа судомоекъ и она Y. W. главною надъ всеми ими.

2) Она хочетъ иметь место только при поваре, который конечно долженъ быть французъ, а если такъ, то не пожелаетъ ли эта лэди, чтобы онъ былъ протестантъ?

3) Она хочетъ занять место только въ очень хорошемъ семействе его родословная? Согласится ли она поступить въ семейство банкира, или нужно будетъ семейство баронета? Лучше бы прямо указать, въ какомъ именно аристократическомъ доме желаетъ она предложить свои услуги. Она не говоритъ, къ какой партiи должно принадлежать семейство: къ партiи ли терпимости, или къ ультра-англиканской. Могутъ ли тамъ быть холостые сыновья, и могутъ ли они следовать какой нибудь профессiи? Сколько должно быть дочерей, и не желаетъ ли эта лэди, чтобы все они были музыкантши? Сколько должно быть званыхъ обедовъ въ неделю? По всей вероятности не много, чтобы не утомить старшую надзирательницу, - но и не совсемъ мало, чтобы доставить надзирательнице занятiе и развлеченiе. (NB. Мне кажется, разсуждая такъ легко и такимъ насмешливымъ тономъ, я поставилъ въ недоуменiе mesdames Тодльзъ и Додльзъ и уже на лицахъ ихъ вижу оттенокъ крайняго замешательства).

желаетъ распроститься.

Клянусь честью, мистриссъ Тодльзъ, я сейчасъ же возьму кэбъ и отправлюсь за ней. Кэбъ? Почему же не собственную карету ея сiятельства въ пару лошадей съ главнымъ кучеромъ, чтобы привезти главную надзирательницу кухни? Вы видите, она условливается обо всемъ: о времени прiезда, о времени отъезда, о семействе, съ которымъ желаетъ жить, и какъ скоро главная надзирательница кухни достаточно усовершенствуется, то немедленно сядетъ въ карегу и уедетъ.

Мистриссъ Тодльзъ и мистриссъ Додльзъ, клянусь вамъ совестью и честью, что ужь если доходитъ

Но, представьте себе, онъ смытъ! По прошествiи столькихъ недель! Да кто же это сделалъ? Это былъ знакъ въ роде Roundabout; онъ оставался нетронутымъ дни и недели, пока мне не пришло на мысль избрать его темой моего нынешняго очерка.