Autour de mon chapeau.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Autour de mon chapeau. (старая орфография)

II.
Autour de mon chapeau.

Никогда еще не видел я более благородного, более трагического лица. По средине лба тянется большая морщина заботы, к которой поднимаются брови, образуя собой складку, вызывающую на сострадание. Сколько глубокой торжественной скорби в глазах! Они смутно, безсознательно смотрят на предметы перед ними, но сквозь них, или позади их виднеется выражение той же скорби. В минуты горести не случалось ли и вам смотреть на какой нибудь предмет совершенно равнодушно? Впечатление, произведенное на взгляд, смешивается с вашей печалью и остается впоследствии неразрывным с ней в вашей душе. Предметом может быть всякая вещь без различия; - книга, которую вы читали в то время, когда получили прощальное письмо (как хорошо припоминаете вы впоследствии параграф, на котором остановились, форму слов и положение их на странице!); - слова, которые вы писали в то время, когда вошла ваша мать и объявила, что все кончено... она, Эмилия вышла за муж, - за ничтожного соперника, над которым вы сотни раз смеялись вместе с ней. Да, да, мой друг и читатель, кто бы ты ни был: старик или молодой, мать семейства или девушка, - вы все испытали минуты тяжелой печали. Мальчик, поступив в школу, провел первую ночь в безсоннице, вспоминая о родительском доме. Еще тяжелее для мужчины, который с разрывающимся сердцем разлучился с милой дорогой семьей; как одинокий мальчик припоминает жесткое изголовье, которое подсунул ему безчувственный товарищ, так и вы одинокий мужчина, оторванный от своих детей, - маленькия выражения любви которых лежат еще в вашем кармане, - вы, прогуливаясь вечером по палубе среди бушующого океана, припоминаете, как объявляли вам, что подан ужин, и как с этим воспоминанием вы спускались в каюту, и вместо ужина выпивали немного коньяку с водой и закусывали сухарем. Вы помните их вкус. Да; и будете помнить навсегда. Вы употребляли их, когда печаль ваша сидела вместе с вами и когтями своими сжимала вашу душу. Змея! помню, как обвивалась ты и жалила меня! Ночью, когда пробуждался во мне голос совести, когда являлись воспоминаний, я слышал, как она шипела, чувствовал, как сосала сердце!.. Да, лицо этого человека похоже на лицо Лаокоона (которое, мимоходом сказать, неправильно понимают. Настоящая голова Лаокоона находится в Брюсселе, в доме герцога Даремберга, а не в Риме).

у него белое, но эта белизна не северная; его глаза выпуклы, - они плавают в своей печали. Эти глаза видели солнце востока, его нос - орлиный клюв. Губы полные; кругом их вьется борода темная, не расчесанная. Кудрявые волосы его имеют цвет самой темнокрасной меди. Смуглые и сильные руки, привыкшия хвататься за товар, которым он торгует, не знавали по видимому, косметического действия ванны. Он пришел из дикой пустыни, песками которой покрыты его одежда, его лицо, его изодранные сандалии и крепкия ноги.

А его печаль, - откуда взялась она? Я разскажу вам. Он нес ее в руке. Очевидно, он только что сейчас заключил контракт, по которому эта печаль сделалась его собственностью. Его ремесло - покупка и продажа старого платья. На ранней заре, - впрочем нет, - в то время, когда в городе проявится жизнь, начнется движение, - разве нам не случалось слышать гнусливые крики: Стар... пла... пла...? В Париже: Habits Galons, Marchand d'habits, обыкновенно служат глухим протяжным сигналом, которым странствующий торгаш заявляет о своем существовании. В Париже-то я и видел этого человека. Впрочем, где только я не видел его? В римском Гетто, - у ворот Давида, в царственном граде его отцов. Человек, о котором идет речь, - странствующий покупщик и продавец старого платья, - личность, которую вы называете... Но, довольно! Вы знаете его название.

Через левое плечо у него перекинут мешок; в левой руке он держит белую шляпу, которую, я уверен, он только что купил и которая была причиною печали, омрачавшей его благородные черты. Разумеется, я не могу определить суммы, но он передал за эту шляпу. Он сознавал, что мог бы скупить эту вещь гораздо дешевле. Но дело не в деньгах, а в принципе. Скажем, он заплатил четыре пенса, за то, что можно было бы купить за три. Он, однако, купил; и теперь ему крайне стыдно, что он, с помощию своей энергии, дальновидности, опытности, честности, всегда побеждавший во всех меркантильных дуэлях, в которых ему приходилось участвовать, вдруг сделался побежденным; и кто же одержал победу над ним? жена привратника, которая по всей вероятности продала ему старую шляпу, или студент, которому эта шляпа наскучила. Я понимаю его печаль. Не кажется ли вам, что я говорю об этом черезчур непочтительно или опрометчиво? Если да, то вы ошибаетесь во мне. Его просто обманули. Ему приглянулась эта шляпа и он начал сговариваться, хитрить, торговаться, наконец приобрел желанную вещь и теперь увидел, что за покупку свою заплатил слишком много. Вы, пожалуйста, не подумайте, что я вызываю вас подсмеяться над печалью этого человека. Ничуть не бывало. Это вы, загрубелый циник, готовы насмехаться в то время, когда по носу моему катятся слезы, вызванные неподдельным сочувствием. И что вы хотите выразить подобным смехом? Ну что, если бы вы увидели раненого воина на поле битвы, - то стали бы тоже смеяться? Если бы увидели, как волк тащит ягненка от овцы, то - тоже стали бы смеяться? Вы зверь, - не человек! Вы циник, - у вас нет чувств, вы смеетесь потому, что для вас непонятна та печаль, которая приводит в движение мои более нежные чувства. Этот человек - покупщик и продавец старого платья - потерпел поражение в одной из ежедневных битв его самой интересной, разнообразной, предприимчивой жизни.

Представляли ли вы себе когда нибудь, какова должна быть подобная жизнь? Погоня за какими нибудь двумя пенсами и приобретение их должно быть самым интересным и очаровательным занятием. Мы бы все могли заняться этим делом, если бы захотели? Разве игроки в вист, например, не трудятся, ее думают, не портят кровь из-за поэна в шесть пенсов? На своем любимом труде они учатся, развивают природный ум, приобретают дальновидную предусмотрительность и историческую опытность. Не говорите мне, что их удерживают за зеленым столом одни лишь шести-пенсовые поэны и пяти-шиллинговый роббер. Нет, их удерживает желание - одержать победу. Часы один за другим проходят незаметно. Наступает ночь. Занимается заря, а они все еще сидят в своем клубе и требуют новые карты, не смотря на то, что светильни потухающих свечей начинают шипеть и трещать и утомленные лакеи давно уже дремлют в передней. Всходит солнце. Джонс проиграл четыре фунта; Броун выиграл два; Робинсон торопится к семейству и (быть может негодующей) мистрисс Робинсон. Прошли вечерние часы, прошла ночь, прошло утро собственно для того, чтобы одержать победу в этой шестипенсовой войне. Что значит для Джонса проигрыш четырех или для Броуна выигрыш двух фунтов? - Быть может, Броун так богат, что двумя фунтами больше или меньше для него ровно ничего не значит; Джонс до такой степени потонул в долгах, что выигрыш четырех фунтов не принесет пользы его кредиторам и не в состоянии изменить его положения; а между тем они играли на этот куш, - пускали в дело всю свою энергию, - хитрили, подъигрывались друг под друга, подводили друг друга (я не знаю всех технических выражений, - да и откуда мне знать?). Игра, как видите, шестипенсовая, а они все-таки хотели выиграть ее. То же самое можно сказать и относительно моего друга - торговца старых шляп. Он ставит свой куш, и хочет выиграть игру, а не просто продать шляпу. Конечно, я не могу сказать, что он не одушевлен чувством честолюбия. Цезарь желал быть первым в деревне. А если быть первым из двух сот деревенских олухов, то почему же не быть первым из двух? Мой друг, тоже желает выиграть игру и пустить в оборот свои ничтожные шесть пенсов.

Положим, что в игре жизни - о, она, право, не выше двухпенсовой! - вы одинаково желаете выиграть. Неужели вы будете стыдиться в ней своего честолюбия или славы? Есть также игры, которые соответствуют известным периодам жизни. Я помню, в дни нашей молодости, мой друг Артур Боулер был превосходнейшим игроком в крикет. Стройный, ловкий, сильный, отлично сложенный, он, в фланелевой куртке, представлял собою на поле великолепную картину. Militasti non sine gloria, Боулер, мой друг! Тс! Мы не рассказываем пустяков. Молчание наш девиз. На поле игры является сын его, Чарли, и становится первым игроком между своими школьными товарищами. Боулер старший, в широкой своей блузе и проч., переваливаясь с боку на бок в погоне за мячем, казался весьма неприятным предметом, между тем как глаза с удовольствием останавливались на Боулере младшем, который картинно летал по полю, представляя собою молодой экземпляр цветущого здоровья, бодрости и деятельности. Пожилых лет мужчина благоразумно довольствуется развлечениями, более соответствующими его летам и гибкости членов; он скромно катается верхом, посещает своюферму, занимается поросятами, плугами, персиками и т. п. Его интересуют весьма немногия развлечения рутинеров. Мы находим удовольствие в тех предметах, к которым питали отвращение в молодости. Я вижу, как молодые люди упиваются по вечерам чтением восхитительных романов. Я подмечаю и слежу за пылающим взором, устремленным на известную страницу, довольствуясь с своей стороны беседой с старым томом "Писем Гоуэлля" или Gentleman's Magazine. Действительно, я пришел к тому безмятежному состоянию души, при котором кисель становится лакомым блюдом. Я никогда не верил в возможность подобного состояния; но это так. Спустя еще немного, и мне будет нравиться овсянка. Это будет уже возрастом моего lait de poule u mon bonnet de nuit. И за тем... за тем бумажный колпак надвинут на глаза, и горевший в них тусклый огонек погаснет навсегда.

пище, хотя было время, когда он поглощал двенадцать часов самого тяжелого чтения и переваривал, кажется, целую энциклопедию.

ужь вам ей не учиться, все равно, как не учиться танцовать или играть на бильярде. В молодости в нашем доме нас не учили играть в вист, потому что мы были милые послушные дети, которым старшие постоянно твердили, что игра в карты "пустая трата времени". Пустая трата времени! Allons! А что делают вечером после обеда наши старшие домоседы? Дарби берет газету, а дражайшая его половина свой Missionary Magazine или том проповедей Кумминга, и как вы думаете, что из этого следует? Минут через несколько газета Дарби валится на пол не замеченная и сам Дарби начинает выводить своим старым носом нечто в роде trumpet obbligato, а старая Джоани то и дело, что клюет носом книгу, хотя перед ней может и раскрыта весьма назидательная проповедь. Но вот раздается: динь, динь, динь... неужели десять часов? Душа моя, прислуге пора спать, и вслед за тем благочестивые супруги сами отправляются в постель. Заметьте, они не играли в карты и по пустому не тратили времени. О нет! Я принадлежу к клубу, где игра в вист продолжается целую ночь, и где не безъинтересно послушать, как Броун начнет рассказывать об игре Томсона и vice versa. Там есть один господин, назовем его Грэйторекс, который считается первым игроком. Мы все в душе восхищаемся им. Я, с своей стороны, наблюдаю за ним в его частной жизни, подслушиваю все, что он говорит, замечаю, что приказывает подать к обеду, и вообще питаю к нему то подобострастие, с которым, будучй мальчиком, смотрел на школьного старшину. Не играть в вист! Quelle triste vieillesse vous vous préparez! говорил великий и добрый епископ Отун. Я не могу. Теперь это поздно. Слишком поздно! слишком поздно! О, какое смиренное признание! Это удовольствие могло бы быть доступно, но поток жизни пронес нас мимо его, быстрый поток, стремящийся в море, которое уже виднеется вдалеке. Да, слишком поздно! Когда вы читаете в газетах, что "мисс Лэйтфутс преподает взрослым valse à deux temps и вообще все модные танцы", неужели у вас не является желания сейчас же отправиться и начать учиться? Но вы видите, что это уже слишкомъпоздно! Вы, м. г., прошли уже choreas, и молодые люди станут танцовать без вас.

Я не слишком верю тому, что говорит милорд Байрон, поэт; но во всяком случае смею думать, что он размышлял, написав: "к числу хороших старых замечательных пороков следует отнести скупость", и если он испытал это на деле, то, конечно, я не буду с ним ссориться. Мне кажется, я даже уверен, что сбережение денег на старость лет составляет занятие полезное, приятное и отнюдь не неприличное. Оно должно служить безпрерывным удовольствием. Это такая игра, в которую можно играть днем и ночью, дома и вне дома, и от которой вы всегда будете в выигрыше, Например я устал и хочу взять кэб. Такса до моего дома, скажем, два шиллинга. Извощик весьма естественно запросит полкроны. Я вынимаю книжку и показываю ему, что разстояние до моего дома ровно три мили и тысяча пятьсот девяносто ярдов. Уезжая от меня с двумя шиллингами, он внутренно бранит меня, и, вместо комплимента моему искусству, осыпает его проклятиями. Я играл с ним и одержал над ним победу; шесть пенсов - мои трофеи и справедливое вознаграждение. Мимоходом сказать, женщины лучше нашего играют в эту игру. А какой интерес сообщает она жизни! В течение всей дороги я знаю, что игра кончится у самого дома; я вполне уверен в ударе, который должен нанести противнику. Могу я играть еще и другим образом. Я не хочу брать кэба, я буду одним из четырнадцати мокрых пассажиров, затисканных в душный омнибус. Я простою час под дождем, буду видеть, как полные омнибусы один за другим проходят мимо меня, но все-таки поставлю на своем. Я хочу дождаться места и наконец дождусь, хотя к тому времени сапоги мои промокнут насквозь, и с зонтика будут лить потоки воды на мои же ноги. Но ведь вы получите ревматизм, лихорадку, жабу, вы проведете самый неприятный вечер, быть может завтра же придется посылать за доктором? Да; но за то я выиграл игру, выиграл шиллинг в этот роббер.

Если вы играете в эту игру в течение всей своей жизни, вы увидите, сколько в ней удивительного интереса, и какое приятное занятие. Например, моя жена располагает подремать после обеда над томом избранных проповедей. Как только я замечу, что она, моя добрая душа, заснула, то тихонько подойду и потушу свечу. В темноте её сладкия грезы будут еще приятнее, и если она проспит час, то, смотришь, в кармане ужь и есть полпенни.

древним британцем, он менее нуждается в платье. Когда мой портной предлагает мне сделать новую перемену, я смеюсь ему прямо в лицо. Мой синий фрак с металлическими пуговицами выдержит еще десять лет. Вы говорите, он устарел? Что же из этого следует? Ведь я не намерен прельщать кого нибудь своей наружностью. Вы говорите, что мое платье обшмыгалось. Чтожь за беда? Если бы я желал блеснуть в чьих нибудь глазах, тогда совсем другое дело. А теперь, когда в конце года я получаю счет фунтов в десять и сравниваю его с прежними счетами, я чувствую, что выиграл игру у господина портного, я чувствую, что одержал победу, и признаком её служит мое платье.

Я не люблю выдавать прислуге деньги на стол, хотя это обходится дешевле, чем приготовлять для нея кушанье дома: но я знаю, что из этих денег она будет делать сбережения и следовательно брать верх надо мной. Это показывает, что не деньги, а самая игра интересует меня. Точно также и насчет вина. У меня оно бывает хорошее и дорогое. Я побезпокою вас сказать мне, где можно получать хорошее вино по дешевой цене? Вы также можете сообщить мне адрес лавки, где я могу покупать мясо по четыре пенса за фунт или выменивать соверены по пятнадцати шиллингов за штуку. В игре на аукционах, в доках, с виноторговцами, поверьте мне, нельзя надеяться на выигрыш; я точно также не решусь купить брилианты на аукционе в улице Флит, купить вина от ваших нуждающихся винных агентов, которые осаждают двери каждого человека. Нет, ужь извините! Эта была бы самая неверная игра, а ваш покорнейший слуга не имеет к ней ни малейшого расположения.

вашего домашняго хозяйства? Поклянитесь мне совестью и честью, что вам известна цена фунту масла? Можете ли вы сказать, что стоит сахар, много ли потребляет его ваше семейство и сколько должно потреблять? Много ли употребляется свиного сала в вашем доме? Когда я начинаю размышлять об этих предметах, голова моя невольно склоняется от стыда. Я предполагаю, в эти минуты, что вы, который читает это, джентльмен средних лет и отец семейства. В состоянии ли вы ответить на вышеприведенные еопросы? Что! ведь не можете? Теперь обернитесь кругом, положите книгу, и внезапно спросите мистрисс Джонс и ваших дочерей, не могут ли оне ответить? Тоже не могут. Оне переглядываются друг на друга и показывают вид, как будто все знают. Некоторые из них действительно знают кое что из истории, геологии и т. д. Но из естественной истории домашняго хозяйства - Nichts, и за это, стыдно вам всем! Honnis soyez! Стыдитесь! не менее того, впрочем, должны стыдиться и мы!

молока, которое заключалось в этом кувшине. Почему же я не знаю? Клянусь, если я доживу до завтрашняго утра, то лишь только услышу призыв этого Лактанция, как сейчас же выбегу к нему и начну распрашивать. Сколько у него коров? Сколько оне в год принесут молока? Какую платит аренду? Что стоит корм и содержание прислуги? Как велика убыль животных и сколько круглым числом причитается на их пополнение? Если меня заинтересует кружка купленного молока, то все эти сведения окажутся неизбежными; все это будет добавочным интересом в жизни. К чему, скажите, ведет болтовня моего приятеля, мистера Льюиса о предметах на морском берегу и т.п.? Что особенно интересного нашел он на морском берегу? Разве уже и нет других предметов? А предметы на поверхности звонка, предметы перед носом моим, предметы, которые приносит мне мясник на своем лотке, предметы, которые стряпуха приготовляет и ставит передо мной, и над которыми я читаю затрапезную молитву! Да моя ежедневная жизнь окружена предметами, которые должны интересовать меня. Пуддинг, который я ем (или отказываюсь от него, смотря по обстоятельствам; между нами, то, что сказано мною насчет киселя, может быть, принято cum grano, - я не достиг еще этого возраста, а привожу это так, для примера, для пояснения), - пуддинг на моей тарелке, яйца, из которых он сделан, огонь, на котором он жарился, скатерть, на которой он поставлен, и и т. д. и т. д., - разве это не есть предметы, заслуживающие изучения, разве безполезно знать цену их и происхождение? Для человека, который знает эти вещи, интерес жизни приобретает значительно большие размеры. Разнощик молока становится для него предметом изучения; пекарь делается существом, которое он разсматривает с любопытством и любовию. Нет, Льюис! уберите вы в банку свои отвратительные морския растения; я лучше займусь чем нибудь другим. О лары, о пенаты, покровительствующие домашнему хозяйству боги! научите меня сочувствовать всему, что входит и приносится в двери моего дома! Заинтересуйте меня книгой моего мясника. Научите меня предвидеть счеты, которые подаст мне лавочник. Неблагодарно со стороны моего кухонного очага не знать стоимости того, что на нем уничтожается, и я надеюсь, что не один мужчина, прочитав это и пораздумав об этом, подобно автору, устыдится самого себя, и смиренно преклонит свою голову.

И опять, если к этой игре в домашнее хозяйство вы в состоянии присоединить небольшой денежный интерес, то удовольствие увеличится еще значительнее; игра в карты из-за шести пенсов несравненно лучше робера в пустую. Если вас заинтересуют шесть пенсов, то уже вся ваша жизнь приобретает новое возбуждение. Вы будете играть в эту игру с солнечного восхода и до той минуты, когда сон сомкнет ваши глаза, будете вести эту игру с мясником, булочником, угольщиком, извощиком, омнибусным кондуктором, мало того, с брильянтщиком и биржевым маклером. Вы можете выиграть целую гинею при покупке брилиантового ожерелья или получить на бирже шестнадцать процентов барыша при размене каких нибудь акций... Нам всем известны люди, одаренные этой способностью, которые довольно щедро распоряжаются своими деньгами. Они дают их при затруднительных случаях. Они имеют более возможности оказывать помощь, чем вы и я, которые зря тратим деньги и говорим приходящему к нам Блудному Сыну: - друг мой, с большим бы удовольствием, но я издержал уже все свои деньги раньше времени, и сам отправляюсь просить мистера Скрюбай, не может ли он сделать для меня что нибудь.

В этой приятной, полезной и вечно новой двух-пенсовой игре скрывается, однакоже, опасность излишества, как это бывает во всяком другом развлечении или житейском занятии. Если вы станете гнаться слишком горячо за вашими двумя пенсами, то приобретение или потеря их может подействовать на спокойствие вашей души, а душевное спокойствие, как вам известно, дороже денег. Приятель мой, продавец старого платья, агония которого над шляпой навела нас на эти отвлеченные размышления, мне кажется, горячо погнавшись за ничтожным барышем, нарушил равновесие духа, которому следовало быть спокойным и счастливым. Выдержи я себя, думает он: - и я мог бы получить эту шляпу за три пенса; заплатив за нее четыре пенса, он сомневается теперь в том, что удастся ли воротить свои деньги. Добрый мой Шадрах! если ты, идя по дороге жизни, станешь оплакивать безвозвратно утраченное, если будешь позволять вчерашним своим неудачным сделкам отравлять радость сегодняшняго или завтрашняго дня, то смело подходи к Сене, бросайся в нее, с шляпами, с мешком старого платья, со всем, со всем, и положи конец твоей печали и твоим тревожным заботам. Прежде и после того, как мистер Франклин написал хорошенький аполог под названием "Свисток", неужели нам всем не случалось делать торговых сделок, в которых впоследствии каялись, неужели не случалось желать приобретения и приобретать предметы, за которые платили слишком дорого? Кто не покупал своей шляпы на том или другом рынке? Для примера возьмем треугольную шляпу генерала Мак-Клелана: - смею сказать, что ему сильно хотелось носить ее, но он узнал, что украшение это далеко неприятное. Были военные бобровые шляпы Messeigneurs des Orléans: они храбро носили их перед лицом битвы, но мне что-то сдается, что они охотно бы швырнули их в реку Джемс и воротились бы домой в чалме. Ah mes amisl à chacun son schacotl Как-то однажды я взглянул на епископа и подумал: - высокопочтеннейший милорд, эта шляпа с широкими полями и бантом должно быть крепко сжимает вам большой широкий лоб и часто бывает причиной головной боли; такая же шляпа, но только полегче и без излишних украшений лучше бы шла к вашему лицу. И опять милорд мэр. Мой некогда любезный лорд, мой добрый друг, когда кончилось ваше двухлетие, не прыгали ли вы от радости, что вам представилась возможность вышвырнуть в окно вашу chapeau-bas; а ведь она вам стоила порядочных денег? И вот еще пример: в великолепной дорожной коляске, в очаровательной шляпке, роскошно убранной венками fleur-d'orange и шантилийскими кружевами, сидит милэди Роза, рядом с старым лордом Сноуден. О Роза! что вы заплатили за эту шляпу? не слишком ли дорого обошлась вам графская корона? Но довольно о шляпах. Сэр или мадам, я скидаю перед вами свою шляпу и свидетельствую вам мое глубочайшее почтение.