Книга снобов.
Глава XVIII. Снобы, задающие обеды и вечера.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Книга снобов. Глава XVIII. Снобы, задающие обеды и вечера. (старая орфография)

ГЛАВА XVIII.
Снобы, задающие обеды и вечера.

Наша галлерея Снобов в последнее время отличалась исключительно политическим характером. "Представьте нам частных Снобов, - говорят, обращаясь к нам, дамы (у меня перед глазами лежит письмо прелестной жительницы рыбачьяго селения Брайтцолмстона в Сусексе и, конечно, её желаниям нельзя не повиноваться) - разскажите нам лучше, милый мистер Сноб, о тех Снобах, которых вы видели в обществе". Да благословит небо этих дам! Оне совершенно привыкли к этому вульгарному, неприличному, гадкому, невыговариваемому слову "Сноб", и произносят его самым очаровательным образом. Я положительно знаю, что это слово вошло в моду в лучшем обществе и даже не удивляюсь, если оно в ходу при дворе, между фрейлинами. И почему не произносить порядочным людям этого слова? Вульгарно не слово, а самое существо Снобизма, и если бы мы Снобов называли другим именем, то все-таки они оставались бы Снобами.

Поэтому в настоящее время, когда лондонский сезон близится к окончанию и сотни добрых людей, Снобов и не-Снобов, уже покинули Лондон, когда гостеприимные ковры сняты с полов во многих домах, а самые дома оставлены на попечение морщинистым старухам, которые, на вопрос посетителей: где господа? отвечают, что уехали за-границу, или в деревню - совершенно кстати заняться Снобами, задающими обеды и вечера, хотя они теперь покинули Лондон на полгода.

Некоторые из этих почтенных Снобов под предлогом, что они уехали на своих яхтах, преспокойно проводят время между Шербургом и островом Уайтом, или охотятся на тетеревей в неведомых уголках Шотландии, или купаются в Кисингене, замывая последствия сезона, или изучают глубокомысленную игру Trente et quarante в Гомбурге и Эмсе. Мы можем теперь в их отсутствие отзываться о каждом из них с ядовитой горечью. Так как нет ни обедов, ни вечеров, то можно пройтись на счет их устроителей. Вот если бы мы стали говорить о Снобах, дающих завтраки, обеды, вечера, рауты и балы во время сезона, то наделали бы себе много хлопот. Я убежден, что мне пришлось бы окружить себя целым отрядом телохранителей для защиты от поставщиков, таперов и тому подобных лиц, которые поспешили бы на помощь к своим патронам. Уже и то говорят, что, благодаря моему неосторожному порицанию Бекер-стрита и Гарлей-стрита, в домах этих почтенных улиц упала цена на квартиры и решено никогда не приглашать мистера Сноба ни на обед, ни на бал в этих местностях; но теперь, когда они все разъехались, я могу на свободе разнести их, как бык разносит все в посудной лавке, куда он случайно попадает. Может быть, они и не узнают о том, что я буду говорить, а если до них и дойдут мои слова, то ведь не могут же они сохранить злобу в продолжение целого полугода; а с будущого февраля мы станем ухаживать за ними и уладим дело. Теперь же ничто не может помешать нам сказать всю правду.

О снобизме этого сорта Снобов нечего много говорить и с ними можно также скоро покончить, как с чашкой слабого чая, или быстро тающим мороженым подозрительного цвета на их вечерах.

Милосердное небо! Зачем люди толпятся на этих вечерах? Что может привлекать такую толпу в маленькия душные комнаты? На пороге этого ада вы уже попадаете в такую давку, что едва пробиваете себе дорогу, подвергаясь злобным взглядам лэди Барбары Макбет, в кружевах которой вы запутались ногой, и проклятиям Боба Гутльтона, в белый, открытый жилет которого вы ткнули локтем. Наконец, вы являетесь в гостиную и нетерпеливо ищете глазами хозяйку дома, мистрисс Ботиболь. Когда вам это удается, то на лице её покажется в четырёхсотый раз в продолжение вечера любезная улыбка, а если она очень рада вас видеть, то сделает еще знак рукой, словно посылает поцелуй.

Но на кой чорт посылает мне поцелуй мистрисс Ботиболь? Я ни за что на свете не поцеловал бы ее. И все-таки я также любезно улыбаюсь, словно очень рад ее видеть. В сущности же я ни в грош не ставлю мистрисс Ботиболь, а она, как передал мне наш общий приятель, разнесла мой последний том стихотворений. Но к чему же мы все это проделываем? Потому что мы оба принадлежим к обществу Снобов и подчиняемся его снобским правилам.

Как бы то ни было, мы поздоровались и мое лицо принимает обычное английское мрачное выражение, а мистрисс Ботиболь посылает поцелуи другим гостям. Я осматриваюсь и узнаю в числе их лэди Анну Клутербук, которая принимает по пятницам, как мистрисс Ботиболь принимает по средам, а также её дочь, мисс Клементину Клутербук, худощавую старую деву в зеленом платье, с распущенными волосами, которая недавно напечатала сборник стихотворений (в нем, конечно, первое место занимали: "Смертный вздох", "Костер Жанны д'Арк" и т. д.). Устроительницы вечеров по пятницам и средам здороваются очень любезно, хотя ненавидят друг друга, как соперницы, и одна из них закипает злобой, видя, что другая ухаживает за известным Абу Гошем, только что вернувшимся из Сирии, и старается заманить его на свои вечера.

бедными Снобами в их модных романах, на страницах которых вы читаете о блеске бриллиантов, о нежных благоуханиях, об ослепительном свете люстр. Наконец, открывают фортепиано, и какой-то невзрачный иностранец начинает петь под аккомпанемент другого невзрачного иностранца: "Это поет великий Какофого, - шепотом произносит мистрисс Ботиболь, - а ему аккомпанирует великий Тумпенструмпф, пианист гетмана Платова".

лорды, заграничные графы с пожелтевшими лицами, всклокоченными баками и подозрительными кольцами на пальцах, молодые франты с открытыми шеями, самодовольными улыбками и цветами в петлицах, старые, лысые завсегдатаи подобных раутов, три льва сезона: путешественник Гигс, романист Битс и специалист по сахарному вопросу Тофей; капитан Флеш, которого приглашают всюду, благодаря его красивой жене, и лорд Огльби, всюду следующий за ней и т. д. и т. д. Кто знает всех обладателей этих белых галстухов и обладательниц пестрых шарфов? Разве только Том Приг может рассказать подноготную каждого из гостей мистрисс Ботиболь; он считает себя экспертом в этом отношении, кичится тем, что он самый модный франт в Лондоне и, возвращаясь домой после подобного раута, сияет удовольствием, как будто бы действительно провел вечер очень приятно.

Вы подходите к мисс Смит и, усевшись с ней в уголке, начинаете разговаривать. Но она к каждому слову прибавляет: "О, мистер Сноб, вы слишком ядовиты". Если вы говорите, что хорошая погода, то она смеется, если вы ей замечаете, что очень жарко, то она упрекает вас в злословии.

Между тем, мистрисс Ботиболь продолжает любезничать с новыми гостями, имена которых громко провозглашают в дверях, а бедные Какофого продолжает петь, хотя никто его но слушает. Всего приятнее на этом рауте тот момент, когда выберешься из душных комнат на улицу, где стоят полсотни экипажей, и на вас набрасываются мальчишки с предложением привести вашу карету или кэб.

Грустно подумать, что есть люди, которые, побывав у мистрисс Ботиболь в среду, отправляются к лэди Клутербук в пятницу.