Книга снобов.
Глава XXXV. Снобы и брак.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Книга снобов. Глава XXXV. Снобы и брак. (старая орфография)

ГЛАВА XXXV.
Снобы и брак.

Аккуратно в пять часов к дому мистера Грея в Битльстонской улице подходил молодой человек с золотистыми кудрями и нафабренными усами, в модном фраке и новой шелковой шляпе. Это был мистер Сноб. Он никогда не опаздывает на обед и питает невыразимую ненависть к тем несчастным Снобам, которые, чтобы произвести сенсацию, являются в девять часов, когда их зовут в восемь. Пусть проклятия всех честных людей, пинки остальных и брань поваров поразят этих негодяев, дерзающих попирать общество своими ногами.

Хотя мистер Сноб льстил себя надеждой, что это появление с палкой, на которой красовался золоченный набалдашник, произвело впечатление в Битльстонской улице (действительно, я видел, что на меня смотрели три лица из окон швеи мистрисс Скемльзби, живущей против Грея и обнаруживающей свою профессию французскими модными картинками на окнах), но что значило это впечатление сравнительно с тем трепетом, который ощутили обитатели малепькой улицы, когда по ней проехала в пять минут шестого блестящая карета мистера Гольдмора, с кучером в парике, двумя ливрейными лакеями, парой вороных и серебряной сбруей. Торговцы углем, архитекторы, землемеры, два доктора, стряпчий, учитель танцев и несколько коммерческих агентов занимают маленькие двух-этажные дома по обеим сторонам этой улицы; карета Гольдмора едва не достигала до крыш и сидевшие во втором этаже могли бы пожать руку развалившемуся на мягком сидении Крезу. В одно мгновение все окна наполнились женскими и детскими лицами. Тут были мистрисс Гамнерли в папильотках, мистрисс Сакеби с криво зачесанными волосами, мистер Ригль с стаканом пунша в руках и пр. и пр., одним словом, гольдморский экипаж произвел необыкновенную сенсацию в мирной Битльстонской улице.

- Как он добр, что взял с собой двух лакеев, - заметила мистрисс Грей, также подбегая к окну.

Крупный гайдук так громко стукнул кольцом, заменявшим колокольчик, что весь дом затрясся. Солнце сияло; шарманщик, проходивший мимо, остановился на полуноте; карета, красное лицо Гольдмора и его белый жилет блестели во всем их величии.

Реймонд Грей отворил дверь своего, дома Он был без сюртука и, подбежав к карете, сказал:

- Выходите скорее, Гольдмор, голубчик. Ну, отворяйте дверцу, как вас там зовут.

И как его там зовут машинально повиновался; на лицах, как его, так и Гольдмора, выразилось безграничное удивление.

- Когда прикажете приехать за вами, - спросил слуга с удивительным, исключительно лакейским акцентом.

- В одиннадцать часов в Садлер-вельский театр, - воскликнул Грей, - я взял билеты для всех и от нас до театра два шага; мы пойдем туда пешком.

- Да, в одиннадцать, в театр, - промолвил в смущении Гольдмор и вошел в дом такой странной походкой, точно его вели на казнь, а Грей был палачем.

- Пожалуйте и поболтайте со Снобом, - произнес хозяин, отворяя дверь в гостиную, - как только будут готовы котлеты, я крикну. Фанни стряпает пуддингь.

- Милостивое небо! - сказал мне Гольдмор конфиденциальным тоном, - зачем он пригласил нас? Я никогда не думал, что он так беден.

- Обедать! Обедать! - воскликнул Грей из столовой, откуда несся запах жареного.

Войдя в дверь, мы увидали мистрисс Грей, казавшуюся настоящей принцессой, в руках которой случайно очутилось блюдо с картофелем. Она поставила его на стол и очень любезно поздоровалась с нами. Её муж между тем жарил бараньи котлеты на вертеле в камине.

- Фанни стряпала пуддингь, - сказал он, а мое дело котлеты. - Вот, вышла прекрасная, попробуйте, Гольдмор.

И он положил горячую котлету на тарелку Креза, изумление которого нельзя описать словами.

Скатерть на столе была старая, с заплатками. Горчица была положена в чайную чашку; вилка у Гольдмора была серебряная, а остальные железные.

- Реймонд! - воскликнула мистрисс Грей, бросая умоляющий взгляд на мужа.

- Она, бедная, привыкла к лучшему, - продолжал он, совершенно спокойно, - и я думаю когда-нибудь купить ей мельхиоровый сервиз. Ну, теперь я буду джентльменом.

Надев сюртук, он поставил на стол еще четыре горячия котлеты и сам сел за стол.

- У нас не каждый день мясо, Гольдмор, - продолжал Грей, - мне просто праздник такой обед. Вы, богачи, не знаете, сколько лишений переносит адвокат, не имеющий практики.

- Милостивое небо! - промолвил Гольдмор.

- Где же пиво? Фанни, сходи в кабачек и принеси бутылку. Вот шесть пенсов.

К нашему ужасу мистрисс Грей встала.

- Милостивое небо! Позвольте мне! - воскликнул Гольдмор.

- Ни за что, любезный друг. Она привыкла. Ей дадут лучшее пиво, чем вам. Оставьте ее. Но все-таки да благословит вас Бог за ваше предложение.

Грей произнес эти слова очень спокойно, а его жена вышла из комнаты.

Спустя несколько минут, она вернулась с глиняной кружкой пива на подносе. Маленькая Полли (которую я имел честь крестить и которой при крестинах я подарил серебряную кружечку) следовала за ней с несколькими трубками и лукавой улыбкой.

- Ты сказала Таплингу насчет джина, - произнес Грей, серьезно обращаясь к жене, - а ты, Полли, положи трубки на камин (что девочка сделала с большим трудом). В последний раз был, чистый терпентин и нельзя было пить пунша, несмотря на все твое искусство в его приготовлении. А вы, Гольдмор, вероятно, никогда не думали, что моя жена, урожденная Гарлей-Бэкер, может дойти до того, что станет сама приготовлять пунш из джина. А если бы об этом узнала моя теща, то, пожалуй, она повесилась бы.

- Не смейся над моей матерью, - сказала мистрисс Грей.

- Ну, она от этого не умрет и я нимало не желаю её смерти. К тому же ты не делаешь пунш из джина и ты не любишь его. А, Гольдмор, вы пьете пиво из стакана, или из кружки.

Обед продолжался и окончился все в том же духе. Грей преследовал своего несчастного гостя самыми ужасными подробностями о своей жизни и лишениях. Он рассказал, что в первое время их брачной жизни он сам чистил ножи, возил детей в коляске, а жена пекла хлеб и шила себе платья. Он приказал Тиббитсу (своему писцу, принесшему в соседнюю комнату пиво, которое уже подала на стол мистрисс Грей) сбегать за бутылкой портвейна и рассказал удивительную историю о том, как ему досталось это вино, но когда обед кончился, приближалось время отправляться в театр, мистрисс Грей ушла к себе, а мы молча допивали свои стаканы с портвейном, Грей неожиданно хлопнул по плечу Гольдмора и весело сказал:

- Ну, Гольдмор, признайтесь?

- В чем? - спросил он.

- Вы хорошо пообедали?

быль поджарен в совершенстве, а пуддинг составлял торжество кулинарного искусства. Пиво было свежее, прекрасное, а портвейном мог бы гордиться погреб любого епископа. Я говорю об этом в надежде, что Грей еще не раз меня пригласит к себе, так как у него есть много бутылок этого редкого вина.

- Ну, - произнес Гольдмор после минутного размышления: честное... слово... я отлично пообедал... да, отлично. За ваше здоровье, мой друг Грей, и за здоровье вашей милой жены. А когда мистрисс Гольдмор вернется, то, надеюсь, что вы будете часто посещать нас в Портланд-Плесе.

После этого мы встали и отправились в театр.

Всего интереснее в этой истории (за достоверность мельчайших подробностей которой я ручаюсь) её конец. Все, что он видел и слышал у Грея, сильно подействовало на Креза и он решился протянуть руку помощи бедному устроителю банкета, который ему столь понравился, а будучи директором нового страхового общества, он назначил его юрисконсультом правления. Кроме того, по его рекомендации Грею поручено было вести одно дело ост-индской компании и молодой адвокат выказал при этом, по свидетельству лорда Бругама, замечательные сведения в санскритском языке.

Знает-ли Грей действительно санскритский язык - я не могу сказать, но признаюсь, что после этого я стал питать некоторое уважение к старому Снобу Гольдмору.