Книга снобов.
Глава XL. Клубные Снобы.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Теккерей У. М., год: 1848
Категория:Повесть

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Книга снобов. Глава XL. Клубные Снобы. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XL.
Клубные Снобы.

Молодые люди, которых я представил читателю под именами Вигля и Вагля, встречаются в значительном количестве во всех клубах. Они по профессии праздношатающиеся и принадлежат к среднему классу. Один из них уверяет, что он адвокат; а другой живет в роскошной квартире на Пикадили. Это второклассные франты; они не могут соперничать, по презрительной надменности и безумному легкомыслию, с титулованными экземплярами этой расы, но они ведут жизнь столь же пустую, безполезную и вредную с точки зрения примера. Но не стоит метать молний на этих мелких клубных бабочек. Они не производят крупных общественных скандалов и не отличаются безумной расточительностью. Они не расходуют тысячи фунтов на бриллиантовые серьги для модной танцовщицы, как лорд Торкван, и не срывают банка в игорных домах, как лорд Мартингэль. Они имеют кое-какие хорошия качества, не злые люди и честно платят свои долги, а если их нельзя пропустить в галлерее Снобов, то лишь потому, что эти второклассные франты и кутилы обнаруживают в этих своих качествах нелепое и низкое самодовольство.

Вигль бывал на континенте и рассказывает, что его успех среди германских графинь и итальянских принцесс, которых он встречал за общим столом в гостинницах - был по истине не вероятен. Все стены его квартиры украшены портретами актрис и танцовщиц. Каждое утро, в халате он читает Дон-Жуана и французские романы. У него целая коллекция французских дешевых литографий, изображающих женщин с томными глазами, в домино, с гитарами, в гондолах и т. д. Про каждую из них он имеет особый интересный рассказ.

- Это дурная картинка, - говорит он, например, - но я ее очень люблю потому, что она напоминает мне принцессу Монте - Пульчиано. Я встретил ее в Римини. Милая, дорогая, Франческа! А вот эта, белокурая с голубыми глазами красавица, с райской птицей на руке, настоящий портрет, всем известной в Мюнхене, графини Оттилии Эйленшрекенштейн. Как она была очаровательна, когда я танцовал с нею на придворном балу, в честь принца Атиллы Баварского в 1844 году; у нас vis-à-vis был принц Карломан. У нея в букете был прекрасный полиантус, и я его сохраняю до сих пор.

Он придал своему лицу таинственное выражение и, откинувшись на подушку дивана, задумался, словно его душили страстные воспоминания.

В прошедшем году он произвел значительную сенсацию неожиданным появлением на его письменном столе маленького футляра с золотым ключем, который он всегда носил на шее; на этом ключе была буква М, окруженная змеей - эмблемой вечности. Обыкновенно этот футляр был окружен цветами и по временам он, среди разговора с посетителями, подходил к нему и нежно его целовал.

- Я не знаю, что в этом футляре, - говорил его друг Вагль, - кому известны все его интриги? Он раб своих страстей! Вы знаете историю итальянской принцессы, заточенной в монастырь св. Варвары в Римини. Он вам никогда ее не рассказывал? В таком случае, я не могу открыть это тайны. А вы слыхали о графине, ради которой он едва не дрался на дуэли с принцем Витикиндом Баварским? Вам, может быть, также не известен роман дочери пастора, которая сошла с ума, узнав, что он женится на другой, хотя эта свадьба потом и разстроилась. Вы не знаете, до чего он мог бы дойти, если бы он не был рабом своих страстей. Он просто гений. Его поэмы - прелесть что такое. Он написал продолжение Дон-Жуана, основанное на его собственных приключениях. А читали вы его стихотворение "К Мэри"? Оно лучше, гораздо лучше Байрона.

Мне очень приятно было слышать такой отзыв о стихотворении, которое я сам написал, по просьбе Вигля, для какого-то дамского альбома.

Я однажды зашел к нему и застал его в тяжелом раздумье, перед чистой страницей старого альбома.

- Не могу написать ни одной строчки, - сказал он печально, - иногда стихи так и льются с моего пера, а теперь, хоть тресни, не подберу ни одной рифмы. А жаль пропустить такой случай: она божественно хороша!

- Она богата? - спросил я, - ведь вы не хотели жениться иначе как на богатой наследнице.

- О, Сноб! Она высоко образованная, знатная дама! А я не могу написать ни строчки в её альбом.

- А что вы хотите написать, что-нибудь горячее и сладкое?

- Не смейтесь над святым чувством любви, Сноб, я хочу написать что-нибудь дышащее негой и дикой страстью, как у Байрона. Я хочу сказать ей, что среди праздничных зал и т. д. я только думаю о ней и т. д., что я презираю весь свет, что мне все надоело и т. д. Ну, а потом надо её сравнить с газелью, или чем-нибудь в этом роде.

- Знаю, знаю. И надо припустить ятаган.

И мы стали писать стихи.

   К Мэри.
Смеюсь, шучу, дурачусь я
Но сердце шепчет про себя
В пылу любви моей стремлений:
И телом, мыслями, душой -
Я вечно твой, я вечно твой!

- Отлично, - отвечал он, - но теперь мы скажем, что если она не ответит на мою любовь и т. д. то я уеду на войну.

- Как на войну! - воскликнул я с удивлением, - ведь вы не военный?

- Вот, видите-ли, - произнес Вигль, покраснев, - я ей сказал, что отправляюсь с экспедициею в Эквадор.

- Ах, вы хвастун и лицемер, отвечал я; - так кончайте сами это прелестное стихотворение.

клубе.

Бедный Вагль считал его великим поэтом, но однажды подошел ко мне в клубе и сказал печальным голосом:

- Знаете что, Сноб, я видел сегодня на улице Вигля с той удивительной женщиной, которой он написал свои знаменитые стихи; но оказывается, что ей сорок пять лет, что она рыжая, что нос у нея как картофель, что её отец мясник и что Вигль женится на ней на будущей неделе.

- Тем лучше, мой юный друг, - отвечал я, - тем лучше для женщин, что этот сердцеед прекратит свои проделки и лучше для него самого, так как во всех его рассказах о необыкновенных победах, одержанных над женскими сердцами, не было ни слова правды. Есть люди, которые на деле - Синия Бороды, они хотя и Снобы, но место их не в сатирическом очерке, а в уголовном суде.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница