Базар житейской суеты.
Часть первая.
Глава VI. Воксал.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть первая. Глава VI. Воксал. (старая орфография)

ГЛАВА VI. 

Воксал.

Песня моя черезчур проста, монотонна и пошла; я серьёзно начинаю опасаться, не навел ли тоску на своих благосклонных читателей, пробежавших без всякого удовольствия и пользы целые пять глав этой незатейливой истории. Что жь мне делать? Исправиться я никак не могу. Мы забрались в купеческий дом на Россель-Сквере, где добрые люди обедают, завтракают, ужинают, пьют, болтают всякий вздор и даже влюбляются очень скромно, без всяких патетических и потрясающих эффектов. Вот содержание нашей истории: Осборн, возлюбленный Амелии, упросил своего друга пообедать на Россель-Сквере, и отправился в воксал. Джозеф Ceдли влюблен в Ребекку. Женится ли он на ней? Решением этого вопроса мы и должны заняться в этой главе.

Это, однакожь, в некотором смысле, предмет чрезвычайно важный, и мы можем, если захотим, придать ему джентльменскую, или романтическую, или просто шуточную форму. Вообразите, например. что сцена действия, обставленная этими же самыми лицами, переносится на Гросвенор-Сквер: лорд Джозеф Седли пламенно влюблен в княжну Ребекку, а маркиз Осборн запылал возвышенною страстью к Амелии, получившей от герцога, своего родителя, полное согласие располагать своей судьбой.

Или, если угодно, нам ровно ничего не стоит, из аристократических салонов Гросвенор-Сквера спустится в какую-нибудь преисподнюю и описать, например, что делается на кухне мистера Седли. Вообразите вместе со мною, как чорный Самбо влюблен в кухарку (что, впрочем, отнюдь не противоречит действительности), и как он сражается из-за нея с безстыдным кучером: как мальчишка буфетчик крадет стеариновую свечу, и горничная мисс Седли остается в потьмах. Вступив в эту колею, я мог бы, пожалуй, представить множество презабавных столкновений, не лишонных юмора и комического интереса.

Или, для охотника до раздирательно-трагических эффектов, можно было бы совсем перевернуть эту грязную картину. Представьте, что за горничной мисс Седли волочится какой-нибудь бандит, лютый бандит, сорвиголова. Вот он вламывается в дом честного негоцианта, поражает чорного Самбо и похищает бедную мисс Амелию, лишившуюся чувств. Прелестная дева исчезла из ваших глаз, и вы ужь не увидите ее, как своих ушей, до последних страниц последняго тома, где, разумеется, все оканчивается к общему благополучию. Тут, конечно, была бы пропасть эффектов, и читательница, я знаю, с жадностью ловила бы каждую строку этого литературного произведения. Вообразите, что эта глава начинается таким образом.

НОЧНОЕ НАПАДЕНИЕ.

Ночь была мрачная и бурная, облака сходились, расходились, сталкивались и расталкивались, и, наконец, совсем сгустились и почернели; как... как чернила. Бурный вихрь неистово срывал верхушки труб с кровель домов, и дико завывал по широкому раздолью, разбивая в дребезги черепицы и камни. Ничто не могло устоять против этой страшной борьбы разъяренных стихий природы; ночные стражи, съеживаясь, спешили укрыться в своих конурах, продуваемых ветром, заливаемых сверху и с боков потоками дождя. Громовые удары следовали один за другим, перекатываясь и раскатываясь на необозримом небосклоне. Молнии сверкали убийственными змеями; прорезывая насквозь сизо-багровые тучи. Фонари на улицах загасли, масло разлилось, стекла потрескались во всех нижних и верхних этажах. Один кучер в Соутамптоне, не успевший скрыться в своей конюшне, стремглав полетел с своих козел... куда? Но ураган не дает вестей о судьбе своих жертв и прощальный крик несчастного возницы заглох и замер в душном пространстве. Ужасная ночь, страшная ночь! Все было темно вокруг, как в засмоленной бочке, и не было луны на безпредельном горизонте. Да, так: не было луны. Совсем не было. Не было ни одной звезды. Хоть бы один слабый, мерцающий, перемежающийся лучь из надзвездной тверди, но и того не было. Вечером только, в глубокие сумерки, показала свой лик лишь одна приветная звездочка, но и та сокрылась невозвратно в непроницаемой мгле.

- Раз, два, три!

Это был сигнал главного бандита. Десятки безобразных чучел с грязными рожами выскочили из под моста, и устремились все на один и тот же пункт.

- Ты ли это, Визар? спросил удушливый голос.

- Кто жь, кроме меня! отвечал бандит. Ну; ребята, заряжайте пистолеты, и марш вперед. Ты, Блаузер, пойдешь на кухню, а ты, Марк, в кладовую. Ключнице зажать рот, кучера связать, горничную и кухарку взять с собою. А я, прибавил он свирепым голосом, я посмотрю, что делает Амелия в своей спальне!

Наступила мертвая тишина.

- Ба! Что я слышу? За мной, ребята! заревел Визар.

Ведь это было бы очень хорошо: не правда ли, милостивая государыня? Попытаемся теперь разжидить свой слог розовой водицой.

Маркиз Осборн написал billet-doux, и отправил к леди Амелии своего миньятюрного жокея.

Красавица получила душистую записку из рук своей femme de chambre, Mademoiselle Anastansie.

В записке было приглашение на бал к лорду Бумбубун.

- Кто эта прелестная девушка? спросил в тот же вечер индийский принц, Моггичунгук, прикативший из Пиккадилли на шестерке вороных коней. Именем всех купидонов, любезный Седли, представьте меня ей.

- Имя её - мисс Седли, Monseigneur, сказал лорд Джозеф многозначительным тоном.

- Vous avez alors un beau nom, отвечал сиятельный Моггичунгук, торопливо отступая назад с озабоченным видом. В эту минуту он наступил на ногу старого джентльмена, который стоял позади и безмолвно любовался на очаровательные прелести леди Амелии.

- Trente mille tonnerres! закричал старый джентльмен, скорчившис под влиянием agonie du moment.

- Ах, это вы, Monseigneur! Mille pardons?

- Какими судьбами, mon cher! вскричал Моггичунгук, увидев своего банкира. Пару слов, mon cher, намерены ли вы теперь разстаться с вашим жемчужным ожерельем?

- Mille pardons! Я уже продал его за двести-пятьдесят тысячь фунтов князю Эстергази.

- Und das ist gar nicht theuer, potztausend! воскликнул Моггичунгук, и прочая, и прочая, и прочая...

Таким образом, вы видите, милостивые государыни, в каком бы духе могла быть написана эта история, если только автор дал полный разгул своей фантазии, потому-что, смею вас уверить, аристократические салоны ему известны в совершенстве, столько же, по крайней мере, как вашим модным романистам, у которых действующия лица объясняются между собою на разных диалектах! Но ужь во всяком случае, с вашего позволения, я буду идти скромно по своей дороге. Впрочем, уверяю вас заранее. что эта глава заслуживает полного вашего внимания.

Карета быстро покатилась от Россель-Сквера к Уэстминстерскому мосту. Мистер Джой и мисс Шарп сидят напереди, и между ними довольно свободного места. Мистер Осборн сидит насупротив, посередине, между капитаном Доббином и Амелией.

Пассажиры кареты, все до одного, уверены, что в этот самый вечер Джой непременно сделает формальное предложение мисс Ребекке Шарп. Родители молодого человека, оставшиеся дома, смотрели сквозь пальцы на это дело, хотя, говоря между нами, старик Седли питал к своему сыну весьма странное чувство, довольно близкое к презрению. Он считал его тщеславным, самолюбивым, изнеженным, ленивым. Он терпеть не мог притязаний его на светский тон и открыто смеялся над его хвастливыми сказками из индийской жизни.

- Я оставлю ему половину имения, творил старик, да притом он и сам богат, как Крез; но я убежден, как дважды-два: если ему скажут завтра, что я, его мать и сестра умерли скоропостижной смертью, он равнодушно ответит: "вот оно как!", и потом преспокойно отправится обедать в свой трактир.

Амелия, с своей стороны, была просто без ума при мысли о возможности такого брака. Раз или два Джозеф собирался поговорит с ней о чем-то очень важном, и она отдавала ему в полное распоряжение свои уши; но жирный толстяк никак не мог разрешиться от своей великой тайны и, к досаде сестры; разражался только вздохом и пыхтеньем.

При этой таинственности братца, добрая мисс Амелия была как на иголках, и заветные мысли с непобедимою силой выпрашивались наружу из её маленького сердца. Не решаясь вступить в откровенную беседу с мисс Ребеккой на счет нежного и деликатного предмета, мисс Амелия облегчала свою душу продолжительными секретными совещаниями с мистрисс Бленкиншоп, домовою ключницой, которая, с своей стороны, не замедлила сообщить несколько тайных замечаний горничной девушке, стоявшей на самой дружеской ноге с кухаркой. Все это дело, с весьма красноречивыми подробностями, кухарка, при первой возможности, сообщила всем мелочным лавочникам, и в короткое время всякая живая душа на Россель-Сквере понимала весьма удовлетворительным образом отношения индийского набоба к прелестной мисс Шарп.

Однакожь, мистрисс Седли, увлекаемая материнским чувством, думала несколько времени, что сын её унизит себя женитьбой на дочери-музыканта.

- Как это можно, сударыня; помилуй Бог! восклицала мистрисс Бленкиншоп, припомните, сударыня, мы сами торговали в мелочной лавке, когда вышли за мистера Седли, который в ту пору был только писарем у биржевого маклера, и получал не больше ста-пятидесяти фунтов. А вот мы и разбогатели. Бог не без милости, сударыня.

судьба - веревка, это всякий знает.

Знал и мистер Седли, который энергическим тоном говорил своей супруге.

- Пусть Джозеф женится на ком ему угодно, это до меня нисколько не касается. Нет у девушки никакого состояния: что жь за беда? мистрисс Седли тоже была без гроша, когда я на ней женился. Мисс Шарп очень умна, и я уверен, съумеет держать своего мужа под башмаком: это не безделица! Все же она в тысячу раз лучше, чем какая-нибудь чорная мистрисс Седли, и от нея полдюжины медно-красных внучат.

Конец-концов: все улыбалось радужным мечтам, предположениям и планам мисс Ребекки Шарп. В столовой, как водится, мистер Джой вел ее под руку, и теперь, в карете, она сидела подле него. О супружестве еще не было речи в этой маленькой компании, но всякий знал и понимал, что это ужь само-собою разумеется. Недоставало только предложения, и увы, как скорбела мисс Ребекка в настоящую минуту, что матушка её покоится в сырой земле! Будь она жива, дело теперь устроилось бы в каких-нибудь десять минут; два, три слова с её стороны, и вожделенное признание мгновенно сорвалось бы с застенчивых и робких губ молодого человека.

В таком положении были дела, когда карета переехала чрез Уэстммистерский мост и остановилась у Королевских Садов, перед воксалом. Когда Джой вышол из кареты, разфранченный с ног да головы, толпа поспешила с громким криком и гвалтом встретить толстого джентльмена, который краснел, пыхтел, величаво озирался кругом, пробиваясь вперед с своей прекрасной спутницой. Мистер Осборн шол позади с своей невестой.

- Послушай, Доббин, сказал Осборн, обращаясь к своему другу, ты ужь потрудись, пожалуйста, озаботиться на счет шалей и наших вещей.

И в ту пору как обе юные четы, рука об руку, пробирались через ворота Королевских Садов, честный Доббин взял под руку дамския шали, и ограничил свои удовольствия только тем, что заплатил за все билеты при входе в воксал.

Он пошол за ними скромно и с глубокомысленным видом, решившись наперед вести себя чинно, тише воды, ниже травы. Молодые люди, очевидно, были совершенно счастливы; зачем же кептен Доббин будет своим присутствием разстроивать их блаженство? Впрочем, ему не было почти никакого дела до поэтических отношений Джоя к мисс Ребекке Шарп; он не заботился о них ни на волос; но он думал долго и сладко думал о мисс Амелии Седли. Прелестная девушка, по его мнению, была вполне достойна даже блистательного Джорджа Осборна, и он следил за наслаждениями юной четы с искренним умилением, как нежный отец. Быть может, мистер Доббин инстинктивно сознавал в своей душе, что ему приятнее было и теперь иметь под своей рукой что-нибудь понежнее кашмировых шалей (многие уже начали смеяться при взгляде на молодого офицера, навьюченного этим женским грузом); но он теперь, как и всегда, был совершенно чужд всяких эгоистических расчетов. Да и чего ему еще, как-скоро друг его вполне весел и счастлив?

Шумно и весело было в Королевском Саду. Сотни тысяч ламп горели на огромном пространстве разноцветными огнями; скрипачи разыгрывали очаровательные мелодии в фантастической беседке среди сада; народные певцы и певицы, образуя стройный хор, услаждали слух своих зрителей сентиментальными и нежными балладами; граждане и гражданки великого города прыгали до упада на зеленом лугу, выделывая самые эксцентрические па; мадам Саки порхала как ласточка на длинном канате, повертывая во все стороны огромным шестом; степенный пустынник величаво заседал в своей иллюминованной палатке, и с важностью разрешал заветные тайны гризеткам и кухаркам, гадавшим о своей судьбе; в темных отдаленных аллеях бродили и шептались живописные пары, изливая друг в друга ощущения нежных сердец. Словом, народное гулянье было в полном разгаре; но мистер Вилльям Доббин не заботился ни о ком и ни о чем.

Молча и повесив голову, ходил он взад и вперед, лелея под своей рукою белые кашмировые шали. Из всех музыкальных мелодий, особенное внимание его обратила на себя какая-то дикая кантата, где разбивался в прах корсиканский выскочка, занимавший в ту пору политическия головы праздной толпы; мистер Доббин остановился перед вызолоченной палаткой и замурлыкал сам что-то похожее на героическую песню.

Но вдруг он захохотал над самим-собою, да и как не захохотать? Он пел; решительно, не лучше какой-нибудь совы.

Две юные четы, при входе в сад, как и водится, дали друг другу торжественные обещания не разставаться во весь вечер; но, не далее как через десять минут, оне совсем разошлись в разные стороны и уже нисколько не заботились друг о друге. Это ужь так заведено: воксальные пары сходятся вместе только за ужиным, чтобы поболтать о взаимных удовольствиях и приключениях этого вечера.

В чем состояли приключения мистера Осборна и мисс Амелии, покрыто мраком неизвестности; но то не подлежит ни малейшему сомнению, что они были совершенно счастливы и вели себя прилично в отношении друг к другу. Они жили дружно в продолжение пятнадцати лет, и мистер Осборн не находил никаких тайн для сообщения своей невесте.

Но когда мисс Ребекка Шарп и неуклюжий её кавалер потерялись в уединенной прогулке между сотнями счастливых и несчастных пар, оба они живо почувствовали, что их положение имеет, в некотором роде, критический характер. Ребекка расчитывала очень справедливо, что теперь или никогда наступила роковая минута вынудить решительную декларацию, которая уже давно трепетала на робких губах мистера Джозефа Седли. Они заглянули наперед в панораму Москвы, где какой-то грубый нахал наступил на ногу мисс Шарп, отчего она вскрикнула и бросилась в объятия своего кавалера. Это невинное обстоятельство значительным образом увеличило их взаимную нежность, и вместе развязало язык мистера Джозефа до такой степени, что он расказал своей спутнице множество забавных анекдотов, выслушанных им на берегах Ганга.

- Ах, как бы мне хотелось видеть Индию! воскликнула Ребекка, одушевленная неподдельным восторгом.

- Неуж-то! воскликнул Джозеф с зажигательною нежностью; и нет сомнения, вопросы с его стороны приняли бы более серьёзный характер, еслиб в эту минуту, - о злосчастная судьба! не раздался пронзительный звонок, возвещавший о наступлении великолепного фейерверка.

Все засуетились и поспешили занять в ложах свой места, и робкие любовники были также увлечены общим потоком в этой суматохе. Через несколько минут они соединились в ложе с своими друзьями, и мистер Джозеф, подозвав буфетчика, отдал нужные приказания относительно ужина, который должен был заключить их общее веселье.

Кептен Доббин сначала тоже имел некоторую идею на счет участия в общем ужине; но он напрасно рисовался перед ложей, где соединились теперь обе разрозненные пары. Никто его не замечал, никто не обращал на него никакого внимания; счастливые четы разговаривали беззаботно и; повидимому, совсем забыли, что существует на свете кептен Доббин. Он понял, что ему нечего делать в этом счастливом кругу, и пошол опять куда глаза глядят.

резал цыплят, кушал и пил с величайшим усердием все, что стояло на столе. Наконец, мистер Джозеф потребовал огромную порцию пунша.

- Эй, малый! аракского пунша с лимоном и мускатными орехами, живей!

Этот пунш из арака с лимоном и мускатными орехами имел чрезвычайно важные последствия. Что жь тут удивительного? Доказано продолжительным рядом наблюдений и веков, что пунш во всеобщей истории человечества играет необыкновенно важную роль. Отчего, например, прекрасная Розамунда удалилась от мира? от пунша. А если вы потрудитесь перелистовать или припомнить историю древних Персов, то, конечно, увидите на каждой странице чудные действия этого гуманного напитка.

Молодые леди не пили пунша, Осборн тоже; следовательно, вся порция арака досталась на долю мистера Джозефа, и потому нет ничего удивительного, если мистер Джозеф, опорожнив последний стакан, разъярился как бенгальский лев от полноты душевного восторга. Сначала, он только смеялся и кричал; но под-конец затянул во весь голос такую неистовую балладу, что обратил на себя внимание всего воксала, не исключая хора музыкантов, которые, побросав свой инструменты, обступили ложу молодых людей с безчисленной толпой.

- Браво, толстяк, браво! забасил голос из толпы. Еще, верзила, еще! закричал другой голос. Как бы хорошо было заставить этого чучелу поплясать на канате! подхватил какой-то остряк, к величайшей досаде мистера Осборна.

- Перестань, Джозеф, ради Бога! вскричал Осборн. Вставай, и пойдем домой.

Молодые девицы поднялись с своих мест.

- Погодите... еще минутку, ду-ду-шенька, душка, раздуханчик! заревел во все горло мистер Джозеф, ухватившись за талию Ребекки.

Мисс Шарп отскочила, но не могла освободить своей руки. Оглушительный хохот раздался по всей зале. Джозеф продолжал пить, объясняться в любви и кричать; наконец, к довершению дивертиссемента, заморгав неистово глазами, и еще неистовее размахивая стаканом пунша, он начал приглашать почтеннейшую публику принять участие в его угощении.

Уже мистер Осборн собирался дать толчок какому-то джентльмену в огромных ботфортах, принявшему обязательное приглашение мистера Джозефа, уже суматоха, гвалт и ссора становились неизбежными, как вдруг, в эту критическую минуту, явился капитан Доббин, окончивший свою уединенную прогулку в саду воксала.

- Прочь, глупцы! закричал капитан, раздвигая во все стороны праздную толпу, которая мгновенно разступилась перед его марсовским видом.

Взбешонный и встревоженный, мистер Доббин свободно вошол в ложу.

- О, Боже мой! Где ты пропадал, Доббин? вскричал Осборн, выхватывая белую кашмировую шаль из рук своего друга, и закутывая Амелию.

- Останься здесь с Джозефом, пока я отведу девиц в карету.

При этом Джоз поднялся с своего места, обнаруживая решительное намерение сопутствовать дамам; но мощная рука мистера Осборна оттолкнула его назад, и он повалился на свой стул. Немедленно молодые девушки вышли из ложи, напутствуемые нежными вздохами, приветствиями и воздушными поцелуями индийского набоба.

Оставшись один с капитаном, Джоз залился горькими слезами и поверил ему тайну своего сердца. Он обожал мисс Ребекку, и не мот жить без нея. Он растерзал своим поведением благородное сердце этой девицы, и завтра поутру должен с ней венчаться в Ганновер-Сквере, причем он убедительно просил капитана быть свидетелем этого торжественного обряда. Воспользовавшись этим обстоятельством, капитан уговорил разнеженного юношу выбраться поскорее из воксала, так-как нужно было им обоим немедленно приняться за приготовления к свадьбе. Он посадил его в наемную карету, и расторопный извозчик, верный данной инструкции, благополучно доставил мистера Джозефа в его квартиру.

Джордж Осборн между-тем проводил молодых девиц домой, и когда дверь за ними затворилась на Россель-Сквере, он захохотал таким образом, что привел в изумление полицейских стражей. Амелия взглянула на свою подругу очень грустно, когда оне всходили наверх, поцаловала ее, и, не сказав ни слова, отправилась в свою спальню.

- Завтра, наконец, он сделает предложение, думала Ребекка, да и как же иначе? Он четыре раза назвал меня душенькой, и пожимал мою руку в присутствии Амелии. Завтра непременно сделает предложение.

Точно также, с своей стороны, думала и мисс Амелия Седли, для которой теперь уже не было тайн в сердце её брата. Она думала тоже, какое будет на ней платье в качестве невестиной подруги, и какие подарки сделает она своей будущей сестрице, и какую роль сама она будет играть на свадебном бале, и прочая, и прочая.

О, невинные создания! Как мало вы понимаете чудодейственный эффект пуншевых стаканов с лимонадом, коньяком и мускатными орехами! Что значит араковый пунш в желудке в сравнении с кошачьею тоскою, которую испытываешь в голове на другой день? Утверждаю, как знаток, в совершенстве понимающий сущность дела, что нет и не может быть на свете головной боли мучительнее той, которая непосредственно следует за воксальным пуншом. По истечении слишком двадцати лет, у меня еще в свежей памяти роковые последствия от двух стаканов крепкого вина, - только от двух, уверяю вас; а мистер Джозеф Седли проглотил целую порцию арака.

пером. Содовая вода еще не была изобретена в ту пору, и шотландское пиво, - кто этому поверит? было единственным напитком, которым несчастные джентльмены тушили свой внутренний огонь после вечерних попоек. Бутылка этого снадобья, в половину опорожненная, стояла на круглом столике перед постели горемычного страдальца, когда мистер Джордж Осборн, после утренних занятий, пришол в его квартиру. Честный Доббин был уже здесь почти с разсвета, и радушно предлагал дружеския услуги индйискому набобу. Молодые офицеры переглянулись между собой и променялись многозначительными улыбками, обличавшими их тайные думы. Даже слуга мистера Седли, джентльмен чрезвычайно важный и степенный, как могильщик, едва мог сообщить спокойный вид своей физиономии, когда он смотрел во все глаза на своего несчастного господина.

- Мистер Седли был ужасно неспокоен вчера вечером, шепнул он на-ухо мистеру Осборну, когда тот взбирался наверх, Ему все хотелось драться с извозчиком. Капитан принужден был тащить его на руках, как маленького ребенка.

Сардоническая улыбка проскользнула по губам мистера Бруша, когда он сообщал этот рапорт; но в ту же минуту черты его опять приняли глубокомысленное выражение, и при входе в спальню своего господина, он спокойно доложил р мистере Осборне.

- Ну, Седли, как твое здоровье, любезный? спросил Осборн, бросая проницательный взгляд на мистера Джоя. Целы ли твой кости? Ты ведь, говорят, дрался как тигр. Внизу вон стоит извозчик с подбитым глазом и подвязанною головой; он хочет подать на тебя жалобу.

- За что? проговорил слабым голосом мистер Седли.

- Ты вчера размозжил ему голову, и хотел, говорят, просто растерзать его. Признаюсь, мой друг, ты просто ужасен, когда выходишь из себя. Полицейский сторож мне расказывал, что ему в жизнь не приходилось видеть такого запала. Спроси вот у Доббина.

- Да, вы были очень неспокойны, сказал честный капитан, не легко было угомонить вас, мистер Седли.

- А видел ли ты, Доббингь, этого красного господина в кургузом фраке, что сцепился с ним в воксале? Это было просто из рук вон; Джой начал колотить его как мартышку; как завизжали в эту пору женщины, Боже мой! Им казалось, что он просто задушит свою жертву. Признаюсь, я и сам ужасно испугался. Вы, фрачники, думал я, народ чрезвычайно смирный; но ты разъуверил меня, Джой.

- Да, господа, я делаюсь страшен, как скоро меня раздражают! проговорил Джой самодовольным тоном, делая чрезвычайно забавную гримасу.

Молодые люди расхохотались. Осборн решился теперь преследовать без всякой пощады своего будущого родственника, которого в душе считал он первейшим трусом. Намерение Джоя жениться на Ребекке решительно не нравилось мистеру Осберну. Неужели, в самом деле, будущий его родственник унизится до того; что бросится на шею гувернантке? Нет, это уже слишком, и мистер Осборн пустит в ход все свое остроумие, чтобы разстроить этот брак.

- Ты делаешься страшен? закричал мистер Осборн, заливаясь громким смехом. Fi donc! Ты едва держался на ногах, мой милый, и все хохотали над тобой в воксале. Вместо того, чтобы драться, ты ревел как корова, и мы не знали что с тобою делать. Помнишь ли, как ты напевал свою песенку?

- Какую?

- Нежную и чувствительную, от которой сестра твоя чуть не сгорела со стыда. Ты называл её подругу, Розу или Ребекку, как бишь ее? называл душенькой, душкой, раздуханчиком, и чорт знает как еще.

И он продолжал распространять и усиливать эту роль с демонским искуством безжалостного актера, которому ничего не стоит увеличить страдание действующого лица. Напрасно мистер Доббин жестами и знаками уговаривал его пощадить беззащитного беднягу: он ничего не хотел слушать, и только визит доктора Голлопа прекратил его насмешки.

- К чему стану я щадить его? сказал мистер Осборн своему другу, когда они вышли из квартиры индийского набоба. Ведь он в самом деде всех нас одурачил в воксале. И что это за девчонка, которая вздумала вешаться ему на шею? Нет, чорт побери, порода Седли и без нея стоит не слишком высоко. Не нужно нам ни субреток, ни гувернанток; этой дряни не оберешься на каждом шагу. Я понимаю свое собственное положение, Доббин, я знаю то, что мисс Шарп не нашего поля ягода. Индийский набоб и без того слишком глуп; моя обязанность спасти его от окончательного дурачества, которого нельзя будет исправить.

- Делай что хочешь; не мне учить тебя, мой друг, сказал кептен Доббин нерешительным тоном; впрочем, знаешь ли? я на твоем месте не стал бы вмешиваться в это дело.

- Это до тебя не касается, мой милый, и я могу в этом случае обойдтись без посторонних советов. Не хочешь ли сам поволочиться за мисс Шарп? Пойдемь к ним.

Но кептен Доббин уклонился от этого визита, и друг его пошол один на Россель-Сквер. Проходя мимо дома своего будущого тестя, он увидел в двух различных этажах две маленькия головки, обращонные своими лицами на две противоположные стороны.

этаже, и взор её с безпокойством обращон был на тот пункт, откуда должна была появиться одноколка мистера Джозефа Седли.

- Аннушка сестрица стоит на сторожевой башне, сказал Осборн своей невесте, но никто не явится к её услугам, по крайней мере на нынешний день.

И, продолжая хохотать, он принялся, для мисс Амелии, описывать в самых забавных выражениях плачевное положение её брата.

- Что жь тут смешного, Джордж? сказала мисс Седли, поражонная до глубины души этой неприятной вестью.

Вместо ответа, Джордж засмеялся еще громче, и продолжал веселым тоном развивать свой остроумные шутки. В эту минуту вошла в гостиную мисс Ребекка, и молодой человек не замедлил обратиться к ней с комплиментами относительно могущественного влияния её прелестей на светских людей.

- О, мисс Шарп! сказал мистер Осборн, если бы вы взглянули на его фигуру теперь, когда он высовывает свой язык доктору Голлопу! если бы вы видели, как он стонет, бедняга, на своей постели!

- О ком вы говорите, мистер Осборн?

- О ком?... разумеется, о капитане Доббине, к которому вчера мы все были так внимательны.

- Да, это было слишком невежливо с нашей стороны, сказала Эмми с некоторою живостью. Я... я совсем забыла капитана,

- Еще бы вам о нем помнить! вскричал Осборн, продолжая хохотать. Может-быть, вы хорошо помните моего друга, мисс Шарп?

- Если вы говорите о капитане Доббине, то я знаю только то, что вчера он разбил стакан за столом; никакой другой идеи я не могу соединить с существованием вашего друга.

- Очень хорошо, мисс Шарп, я скажу ему это? отвечал Осборн.

- Можете, если хотите.

С этого мгновения, в сердце мисс Ребекки заронилась искра недоверчивости и ненависти к молодому человеку, не имевшему, впрочем, ни малейшого желания внушить эти чувства кому бы то ни было.

- Что жь это такое? думала Реоекка. Неужели он издевается надо мной? Не смеялся ли он надо мной в присутствии Джозефа? Не запугал ли он его? что, если он не придет?

Слеза готова была навернуться на глазах молодой девушки, и сердце её забило сильную тревогу,

- Вы всегда шутите, мистер Осборн, сказала она, улыбаясь сквозь слезы. Смейтесь и шутите. Бог с вами! Сироту никто не будет защищать.

С этими словами она вышла из гостиной.

- Как вам не стыдно, Джордж! воскликнула мисс Амелия, изъявляя полную готовность расплакаться при этом удобном случае.

Джордж Осборн, повидимому, почувствовал некоторое угрызение в своей душе, и понял, что ему не было никакой надобности разстроивать спокойствие молодых девушок.

она.

- Думаете ли вы, что Джозеф...

- Я ничего не думаю, и ничего не хочу знать. Джозеф не маленький ребенок и нему не дядька. Я знаю только, что он тщеславен до съумасбродства, и мелочен до глупости. С чем, скажите на милость, было сообразно его вчерашнее поведение в воксале? Ду-ду-душка, раздуханчик!

Весь этот день Джозеф Седли не являлся в родительский дом. Это, однакожь, не смутило мисс Амелию; она отправила мальчика в квартиру брата спросить у него обещанных книг, и, кстати, справиться о его здоровье. Слуга мистера Джозефа отвечал, что барин его в постели и принимает пилюли, прописанные доктором. "Завтра он непременно прийдеть", думала Амелия, не смея, однакожь, говорить с Ребеккой насчеть этого предмета. Мисс Шарн тоже, с своей стороны, хранила глубокое молчание после приключения в воксале.

На другой день, когда обе девицы сидели на софе, занятые какой-то работой, лакей Самбо вошол в комнату, с пакетом в одной руке и с подносом в другой. На подносе было письмо, - письмо от мистера Джоза, сказал Самбо с зловещей улыбкой.

Со страхом и трепетом, Амелия сломала облатку, и прочла следующее:

"Милая Амелия,"

"Посылаю тебе "Сироту в Дремучем лесу", и спешу известить, что вчера мне никак нельзя было придти, так-как я очень болен. Сегодня я уезжаю из Лондона в Челтьнем. Пожалуйста, извини меня, если можешь, перед мисс Шарп за мое безразсудное поведение в воксале; пусть она забудет всякое слово, произнесенное мною за этим демонски разгорячительным ужином, Я теперь совсем расклеился. По выздоровлении еду в Шотландию на несколько месяцев, и при сем остаюсь

Это был смертельный удар, разрушивший в одно мгновение воздушные мечты молодых девиц. Амелия не смела взглянуть на бледное лицо и пылающия глаза Ребекки; но она уронила письмо на её колени, и побежала в свою комнату наверх, чтобы выплакать наедине свое горе.

Ключница Бленкинсоп явилась теперь очень кстати с своими утешениями, почерпнутыми из опытов вседневной жизни. Амелия бросилась к ней на шею, и расказала все, что таилось на её душе.

читала письма вашей матушки. Горничная говорит, что она безпрестанно роется во всех комодах и шкафах. Это не хорошо. И, сказать правду, она, кажется, подтибрила в свою шкатулку вашу белую ленту.

- Я сама отдала ей, сама отдала! возразила мисс Амелия с энергическою живостью.

Это, однакожь, отнюдь не изменило мнения мистрисс Бленкиншоп насчет мисс Шарп.

- Верьте вы этим гувернанткам! заметила она горничной при первом свидании. Ведь туда же поднимают нос, и лезут в барыни, а ведь жалованья-то получают оне не больше нас грешных. Нет, сударыня моя, ужь, по моему, всяк сверчок знай свой шесток.

Все теперь в доме до одной души, кроме мисс Амелии, знали положительно и верно, что Ребекка должна ехать, и все согласились единодушно, что, чем скорее уедет она, тем лучше. Амелия совсем не думала так скоро разстаться с своей подругой; но на всякий случай она перерыла все свой комоды, ящики, шкафы, шкатулки, ридикюли, шифоньерки; пересмотрела все свой платья, косынки, ленты, кружева, манишки, шемизетки, выбирая и откладывая то, другое, третье, в подарок на память для милой Ребекки. Потом она отправилась к своему папа

- Милый папа, вы обещали в день моего рождения подарить мне столько гиней, сколько будет мне лет: благодарю вас, папа; но деньги мне не нужны. Будьте так добры, позвольте мне от вашего имени предложить этот подарок моей доброй, несравненной мисс Ребекке, которая нуждается во всем.

можно было приобресть за деньги.

- Никто, отвечала Ребекка, я очень благодарна вашему жениху. "Это Джордж Осборн растроил мою свадьбу", подумала она в своем сердце, и на этом основании, мисс Ребекка Шарп полюбила Джорджа Осборна.

С редким спокойствием она делала теперь свой приготовления к отъезду, и принимала подарки из рук доброй мисс Амелии, проливавшей обильные потоки горьких слез. Она поклялась питать в своем сердце чувство вечной благодарности к мистрисс Седли, но вообще немного говорила с этой леди, которая, в свою очередь, была в очевидном затруднении, и всячески избегала неприятных встреч с подругой своей дочери. Она поцаловала руку мистера Седли, когда тот подал ей кошелек. И просила позволения считать его своим добрым, великодушным покровителем и другом. Поведение её было столько умилительно и трогательно, что великодушный покровитель уже хотел-было написать для нея вексель на двадцать фунтов стерлингов, но тут же обуздал свои чувства, потому-что коляска стояла у крыльца, и он отправлялся в гости на обед.

- Благослови вас Бог, доброе дитя! сказал мистер Седли, приезжайте всегда к нам, как-скоро будете в городе. Ну, Джемс, в Сити, к альдермену.

Наступило, наконец, прощанье с мисс Амелией; но на эту картину, с позволения читателя, я набрасываю покрывало. Сцена, само-собою разумеется, была трогательная во всех возможных отношениях, и Ребекка здесь более чем где-либо обнаружила свой художественный талант к трагическим ролям. Патетическия слезы, флакончики со спиртом и духами, вздохи, рыдания, заклинания, стоны, все было пущено в ход гениальной дочерью актрисы, и Амелия вполне убедилась, что её подруга драгоценный перл добродетелей и прелестей женских.