Базар житейской суеты.
Часть вторая.
Глава XXI. Свадьба и частичка медового месяца.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть вторая. Глава XXI. Свадьба и частичка медового месяца. (старая орфография)

ГЛАВА XXI. 

Свадьба и частичка медового месяца.

"Будь неприятель мужествен, упорен, силен и крепок как гранит, ему не устоять против голода и холода". Этот тезис считается чуть ли не аксиомой в стратегическом искусстве, и на этом основании, Джордж Осборн не чувствовал особенной тяжести на своей душе после столкновения, описанного нами в предъидущей главе. Скоро, нет сомнения, жизненные припасы Джорджа оскудеют, и он должен будет воротиться в родительский дом с повинной головой. Жаль, конечно, что молодец как нарочно угораздился заранее запастись обильной провизией в тот самый день, когда последовала первая стратегическая ошибка; но это ничего, если углубиться в сущность дела; потому-что провизия непременно истощится, и результат будет один и тот же.

Уже несколько дней между отцом и сыном не было никаких сообщений. Мистер Осборн-старший хмурил брови, морщился, пыхтел, но при всем том, казался довольно спокойным, потому-что знал он, по его словам, чем и как ломаются рога у бодливого быка. Он рассказал дочерям о последствиях своего маленького спора с Джорджем, и приказал им не обращать на этот пункт ни малейшого внимания! Было решено, что девицы Осборн должны будут принять своего брата, когда он возвратится, таким образом, как-будто ничего особенного не случилось. Прибор его за столом лежал на своем обычном месте каждый день, и старый джентльмен вероятно с нетерпением поджидал своего сына; но день проходил за днем, и мистер Джордж не являлся в родительский дом. Некоторые особы справлялись о нем и получили ответ, что мистер Осборн и друг его, кептен Доббин, выехали за город.

Был бурный и суровый день в конце апреля, и дождь крупными каплями неутомимо барабанил о камни мостовой в той старинной улице, где, с незапамятных времен, расположена была гостиннвца "Пестрого Быка". Джордж Осборн пришел в гостинницу, бледный и разстроенный, хотя наружность его имела праздничный вид. Он был в синем фраке с блестящими медными пуговицами и шелковом жилете бланжевого цвета. Здесь, и в таком же костюме, находился также неизменный друг его, кептен Доббин, променявший военную форму на статскую по поводу весьма важных обстоятельств.

Мистер Доббин пришел в гостинницу "Пестрого Быка" часом раньше своего друга. Он перебрал уже все журналы и газеты, но не мог прочесть ни одной страницы. Он безпрестаино посматривал то на часы, то на улицу, где лил проливной дождь, то на пешеходов, нахлобученных огромными зонтиками, покрывавшими их шляпы. Недовольный этими занятиями, кептен Доббин барабанил по столу, грыз чуть не до крови свои ногти, стучал чайными ложечками, опрокидывал кружку с молоком, и обнаруживал многие другие энергические признаки внутренняго безпокойства, неоспоримо свидетельствовавшие, что кептен Доббин был взволнован, и вероятно ожидал кого-нибудь.

Некоторые из его товарищей, привычные посетители общей залы "Пестрого Быка", подшучивали и подсмеивались над необыкновенным блеском и пышностью его статского костюма. Один спросил, ужь не собирается ли он жениться в этомь праздничном наряде? Доббин засмеялся, и сказал, что, в случае женитьбы, он разошлет по своим знакомым сладенькие пироги вместо пригласительных билетов на свадьбу. Наконец явился капитан Осборн в своем щегольском костюме, бледный и взволнованный, как мы уже сказали.

Он отер свое лицо большим желтым шелковым платком, пропитанным насквозь душистыми эссенциями первейшого сорта. Он подал руку капитану Добблну, небрежно поклонился своим товарищам, взглянул на часы, и велел трактирному слуге подать себе кирасо. Выпив с нервозным аппетитом две рюмки этой сердцекрепительной влаги, он еще раз пожал руку своему другу.

- Здоров ли ты, Джордж? заботливо спросил кептен Доббин.

- Не совсем, мой друг, отвечал мистер Осборн, - не смыкал глаз до самого разсвета. Голова болит смертельно, и судорожная дрожь пробирает насквозь. Встал в девять часов, и тут же взял холодную ванну. Не помогло. Чувствую себя в таком же состоянии, как намеднись, когда возился с этим Роккетом в Квебеке - помнишь?

- Как не помнить! отвечал Вилльям, - в ту пору я безпокоился может-быть гораздо более, чем ты. У тебя, помнится, был тогда чудесный завтрак; но я постился почти целый день. Скушай чего-нибудь теперь.

- Благодарю, Вилльям. Я ужь лучше выпью за твое здоровье, мой друг.

- Нет, нет, довольно с тебя и двух рюмок, перебил мистер Доббин. Джон, убери вино. Кушай этого цыпленка, и пойдем скорее: пора, мой друг.

Эта встреча и этот замечательный разговор между друзьями происходили в половине первого часа по полудни. Коляска, где были уложены чемодан и дорожное бюро мистера Осборна, уже давно стояла у подъезда, и в ней-то, под прикрытием зонтиков, поместились теперь два джентльмена. Слуга мистера Осборна взгромоздился на козлы, проклиная дождь и массивного кучера, который, казалось, размок до костей.

- Демонская езда, провал их возьми! проворчал слуга, авось там у паперти дадут нам экппаж повальяжней, а то вед этак костей не соберешь!

И коляска помчалась по дороге в Пиккадилли; мимо инвалидного дома и Георгиевского госпиталя, где еще в ту пору разгуливали красные куртки, не сталкиваясь с огромной статуей Ахиллеса и Пимликской аркой, возведенной впоследствии патриотическим усердием лондонских граждан. Миновав предместие Бромптон, коляска подъехала к известной капелле подле фольгемской дороги.

Подле ограды стояли два экипажа; карета, запряженная в четверку лошадей и крытая коляска из разряда так-называемых стеклянных пролёток. Перед папертью бродило несколько людей, завлеченных сюда безпокойным любопытством, презревшим дождь и слякоть.

- Четверка лошадей - кчему это! закричал мистер Джордж Осборн, я приказал только пару.

Он и слуга мистера Осборна последовали за своими господами.

- Всего сквернее то; что и позавтракать-то не удалось! заметил слуга мистера Осборна.

- Ну, я на свой пай перехватил немножко, чтоб заморить червяка, сказал лакей мистера Джоза, да что в этом толку? Свадьба, мне ужь сказали, будет мизеристая.

- Вот и вы здесь! заголосил старый наш приятель, мистер Джозеф Седли, встречая своих друзей подле дверей капеллы, приопоздали пятью милутами, господа; мы ужь заждались вас. А какова погодка, Джордж? Ведь подумаешь, право, что начинается дождливый сезон, точь в точь как в Бенгале. Эка притча! Но в карете моей ты будешь, Джордж, словно в теплом гнезде. Идите скорее, господа; матушка и сестра ждут нас в ризнице.

Джозеф Седли был блистателен в полном смысле, с головы до пяток. Он разжирел и потолстел еще больше, чем прежде. Рубашечные воротнички, накрахмаленные до самой плотной степени; достигали у него до самых ушей, лицо его краснело и лосннлось от жира, и в довершение очарования, манжеты и брызжи с пышным блеском выставлялись из-под разноцветного жилета. Лакированные сапожки в ту пору еще не были изобретены; зато гессенские ботфорты с кисточками сияли на его ногах с тем самым великолепием, с каким на старой картине, поступившей во владение Ребекки Кроли, изображен был храбрый джентльмен, возседавший на слоне. На одной из петель его светло-зеленого фрака, украшенного блестящими пуговицами, живописно рисовался прекрасный свадебный букет из дорогих и редких цветов.

Явствует отсюда, что мистер Джордж Осборн бросил наконец в урну великий жребий своей джентльменской жизни, или, выражаясь простым языком, Джордж Осборн собрался наконец вступить в законный брак.

Невеста была в сером шелковом платье (как впоследствии объявил мне кептен Доббин), и голова её украшалась простенькой соломенной шляпкой с розовыми лентами. Шляпа покрыта была вуалью из белых шантильских кружев, подаренных ей мистером Джозефом. Сам капитан Доббин выпросил позволение представить ей в подарок золотую цепочку и часы, купленные нарочно на этот случай. Мать с своей стороны подарила невесте брильянтовую брошку - единственную драгоценность, оставшуюся у ней после фамильной катастрофы.

Когда началась брачная церемония, мистрисс Седли зарыдала горько. Тщетно утешали ее девушка-ирландка и мистрисс Клепп, домовая хозяйка: старушка хотела, казалось, выплакать все свои слезы. Мужа её, старика Седди, не было в капелле. Джозеф выполнял обязанность отца при передаче невесты жениху, между-тем как мистер Доббин служил шафером другу своему, Джорджу.

В капелле не было никого кроме особ, совершивших брачный обряд и друзей жениха с невестой. В отдалении, у самых дверей, сидели два лакея с нахмуренными бровями. Дождевые капли барабанили в окна, и стук их уныло вторил всхлипываньям старушки Седли. Голос пастора печально раздавался между пустыми стенами. На известный его вопрос: "хочешь ли ты взять себе в жену сию девицу?" Джордж отвечал громко - "хочу". Ответ невесты выпорхнул прямо из её сердца, но никто его не слышал, кроме капитана Доббина.

Когда кончился обряд, Джозеф Седли выступил вперед, и поцаловал свою сестру - первый раз в продолжение нескольких месяцов. Мрачное выражение на лще Джорджа исчезло, и он казался теперь гордым и счастливым.

- Ну, Вилльям, теперь твоя очередь, любезный друг, сказал он веселым тоном, положив руку на плечо друга.

Мистер Доббин подошел к новобрачной, и слегка прикоснулся к её розовой щечке. Затем, вся компания отправилась в ризницу, включить свои имена в метрическую книгу.

- Благослови тебя Бог, старый друг! сказал Джордж, крепко пожимая руку мистера Доббина. В это мгновение, глаза его овлажились жидкостью, весьма похожею на слезы. Доббин кивнул только головою: сердце его было слишком полно, чтобы допустить возможность красноречивых объяснений.

--. Пиши чаще и приезжай к нам как можно скорее, проговорил мистер Осборн, прощаясь с своим другом на церковной паперти.

Когда наконец старушка Седля обнялась в последний раз с своею дочерью, новобрачные быстро пошли к своей карете.

- Прочь с дороги, чертенята! закричал Джордж на толпу запачканных ребятишек, резвившихся около ограды.

Дождь между-тем немилосердо бил в лицо новобрачных, когда они подходили к своему дорожному экипажу. Ямщики дрожали на козлах, и от нетерпения хлопали бичами. Несколько ребятишек взвизгнули жалобными голосами, когда забрызганная карета тронулась и поскакала по большой дороге.

Вилльям Доббин стоял перед оградой, провожая глазами удалявшийся экждаж. Мальчишки обступили его со всех сторон, завизжали, но он не обращал никакого внимания на их дерзкий смех.

- Поедем-ко домой, любезный, перекусим чего-нибудь, закричал сзади басистый голос, и вслед затем дюжая рука мистера Джоза обхватила его плечо.

с места, сопровождаемая саркастическими взвизгами мальчишек.

- Вот вам, маленькие шалуны! сказал кептен Доббжн, бросив им несколько мелких монет.

И потом он отправился один, в бурную и дождливую погоду, на свою одинокую квартиру в казармах. Все, казалось, было теперь кончено для него: они обвенчались и уехали счастливые и довольные своей судьбой; честный Доббин поблагодарил Бога от полноты своего сердца. Никогда, со времени своего детства, он не чувствовал себя столько одиноким и грустным. Он думал с замиранием сердца о тех счастливых днях, когда Бог приведет ему взглянуть на юную чету.

* * *

Дней через десять после этой церемонии, три знакомые нам молодые джентльмена наслаждались тою блистательною перспективой, которую Брайтон представлял в летнее время любознательному путешественнику, наблюдающему безпредельное море с одной стороны, и нижния окна живописных домиков с другой. Взоры лондонского жителя, закупоренного в своем зимнем жилье между колоссальными стенами, весьма охотно обращаются к безбрежному океану, вечно юному и улыбающемуся своими безчисленными яминками, тогда-как белые паруса бороздят его из конца в конец, и сотни купальных машин приветствуют подле берега его голубые волны. Но еще, быть-может, гораздо охотнее, столичный психолог и наблюдатель человеческой природы обращает взор свой на нижния окна брайтонских домов, где расцветает человеческая жизнь в своих разнообразных формах. Из одного окна выставляются фортепьянные ноты, за которыми юная леди с шелковичными локонамт упражняется каждый день по шести часов, к великому удовольствию и наслаждению всех ближайших жильцов; за другим между-тем на мягких креслах сидит нянюшка Полли, укачивает своего юного джентльмена на руках, тогда как папенька его, мистер Джакоб, кушает устрицы и пожирает газету Times у третьяго окна. Тут же; две интересные сестрицы, после утренних занятий, поглядывают на молодых артиллерийских офицеров, которые, вероятно для учебных наблюдений, хотят взобраться на меловую гору; чтобы охватить своими взорами и море, и живописные окрестности великого городка. У подножия скалы, на морском берегу, стоит, углубившись в размышления, деловой человек из Сити, с подзорной трубкой футов в шесть; наведенной на голубое простраиство - стоит он и наблюдает лодки; шлюпки, катера и купальные машины, которые поминутью отваливают от берега, или возвращаются назад с своими веселыми пассажирами, омытыми и очищенными соленой влагой.

Но кчему, с вашего позволения, стал бы я описывать Брайтон, - этот британский Неаполь с его беззаботными лаццарони, отлично понимающими цену эпикурейских наслаждений? Всем и каждому известно, что Брайтон - чистенький, опрятный, веселый, щеголеватый городок, до которого вы, благодаря железным рельсам, долетаете теперь из Лондона в полтора часа, тогда как в первой части этого столетия он отстоял на целый день езды от английской столицы. Кто поручится, что через сотню лет вы не будете перелетать это пространство в полторы минуты?...

- Будь осторожен, Джоз, отвечал джентльмен, к которому обращено было это воззвание, - девушка пожалуй сойдет с ума, если ты станешь шутить с её сердцем. Этакой Дон-Жуан! Ему ничего не стоит влюбить в себя всех этих красоток!

- Ну, это ужь через-чур! сказал Джоз самодовольным тоном, бросая убийственно искрометный взор на горничную, выглядывавшую из окна над магазином модистки.

В Брайтоне мистер Джозеф Седли был еще блистательнее, чем в Лондоне на свадьбе у сестры. На нем был франтовской жилет багрового цвета и военный сюртук с золотым шитьем. В последнее время он старался освоиться с геройскими привычками и поставить себя на военную ногу, хотя собственно наклонности его имели самый миролюбивый характер. Он гулял теперь с двумя приятелями, молодцовато побрякивая шпорами, и выстреливая смертоносными взглядами во всех горничных и субреток, считавшихся достойными быть его мишенью.

- Что нам делать, господа, до возвращения наших дам? спросил франт.

- Не мешает, я думаю, сыграть партию в бильярд, сказал один из приятелей, мужчина довольно плотный и высокий, с нафабренными усами.

- Нет, брат, нет, провал его возьми этот бильярд, возразил Джордж, очевидно обезпокоенный этим предложением.

- Сегодня, дружище, я не намерен играть; довольно было и вчера.

- Ты играешь очень хорошо, сказал Кроли улыбаясь, не правда ли, Осборн? Ведь он мастерски отчеканил эти карамболи?

пяток. Вот еще красотка, Джой, не зевай! разскажи нам эту историю о тигровой охоте, и как ты отличался там в дремучем лесу: история удивительная, Кроли!

Джордж Осборн зевнул. Друзья прошли молча несколько шагов.

- Что жь вам делать, господа? продолжал мистер Осборн. Ведь скучно в самом деле бродить этак без всякой цели.

- Не сходить ли нам взглянуть на лошадей, которых Снаффлер купил на последней ярмарке? предложил мистер Кроли, - славные лошади, говорят.

- Это недурно, но до дороге не мешало бы завернуть в кондитерскую, заметил Джоз, желавший таким образом убить двух птиц одним камнем.

"Молния", сказал мистер Осборн, - пойдем же в коитору дилижансов, господа.

Этот последний совет одержал верх над конюшнями и кондитерской. Друзья повернули к конторе.

На дороге они ветретили коляску мистера Джозефа Седли с её великолепными гербами, ту самую блистательную коляску, в которой он, погруженный в созерцание собственного величия, разъезжал по окрестяостям Чельтенгема, скрестив руки на груди и нахлобучившпсь своей шляпой. Всего чаще ездил он один, но случалось также, подле него сидели дамы, и тогда мистер Джоз был совершенно счастлив

В этой колеснице сидели теперь две особы: одна маленькая, светлорусая, в модном костюме светской дамы, другая - в сером шелковом платьице и в соломенной шляпе с розовыми лентами. Её розовое, счастливое личико выражало, повидимому, совершеннейшее довольство своей судьбою. Завидев трех джентльменов, она приказала кучеру остановить лошадей, причем щеки её, весьма некстати, зарделись самым ярким румянцем.

- Мы чудесно прокатались, Джордж, сказала розовая леди; и как я рада; что вот уж мы и воротились. И... и... пожалуйста, Джозеф, не задерживай его.

трубки, никаких проказ - слышите ли, monsieur?

- Как это, мистрисс Кроли... сударыня... клянусь честью... право!

И больше ничего Джозеф не мог произнести в ответ прелестной даме, но зато он принял молодецкую, истинно-джентльменскую позу, склонив голову на свое плечо, и закинув одну руку, вооруженную тросточкой, назад, тогда как другая рука, украшенная брильянтовым колечком, кокетливо перебирала манжеты и воротнички его батистовой рубашки. Когда карета тронулась с места, он поцаловал свою брильянтовую руку, посылая таким образом воздушный поцелуй прекрасным леди. О, как бы желал он, чтобы весь Чельтенгем, вся Калькутта, вся Индия смотрела на него в эту минуту, и любовалась, как он любезничает с красавицами, наслаждаясь в то же время обществом одного из первостатейных столичных львов и денди, к которым, без всякого сомнения, принадлежал мистер Родон Кроли.

Брайтон, как открывается отсюда, был вожделенным местом, куда наши новобрачные, немедленно после свадьбы, отправились провести свой медовый месяц. Они поместились с большим комфортом в "Корабельной гостиннице", где, в скором времени, присоединился к ним мистер Джозеф. Здесь же, сверх ожидания, нашли они своих старинных друзей. Однажды, возвращаясь перед обедом в свою гостинницу с прогулки по морскому берегу, они увидели Ребекку и её супруга. Знакомство возобновилось и устроилось мгновенно без всяких затруднений. Ребекка бросилась в объятия своей безценной подруги, между-тем как Осборн и мистер Кроли спешили пожать руки друг у друга. Едва прошел час, как мистрисс Кроли заставила совершеннейшим образом забыть мистера Осборна ту маленькую размолвку, которая недавно произошла между ними в джентльменском доме на Парк-Лене.

- Помните ли вы, мистер Осборн, сказала Ребекка, как мы ветретились с вами в последний раз у тётушки мисс Кроли? Признаиось, я тогда была очень зла, так-как мне казалось, что вы нисколько не заботитесь о моем друге. Это выводило меня из терпенья, и я готова была наговорить вам всяких грубостей. Вероятно, в ту пору, вы считали меня очень неблагодарною.

- Но кто старое помянет, тому глаз вон. Вы исправились; я ошибалась, простите меня, мистер Осборн.

И сказав это, она протянула ему свою руку с такой непринужденной и победительной грацией, что мистер Джордж готов был простить ей всякия обиды. Дело известное, что смирное и откровенное сознание в проступках, производит иной раз величайший эффект на "Базаре Житейской Суеты". Я знал однажды такого джентльмена, который причинял с намерением маленькия оскорбления своим ближним, чтобы после иметь удобный случай признаться перед ними в своей вине и благородно просить извинения. Это был приятель мой, мистер Крокчи Дойль, великий знаток человеческих сердец. Все его любили, и все за-одно считали пречестнейшим джентльменом. Смирение Бекки чрезвычайно польстило джентльменским чувствам господина Джорджа Осборна.

Эти две юные четы, при каждой встрече, говорили между собою без умолку, пускаясь в длинные разсуждения о своих собственных делах. Их романическия свадьбы и будущия перспективы их жизни подвергались строжайшему анализу с обеих сторон. Друг Доббин должен был известить непреклонного старика Осборна о выходке его сына, и Джордж трепетал при мысли о последствиях этого страшного переговора. Старушка мисс Кроли, на которой основывались все надежды Ребекки и Родона, была неприступна до сих пор. Не имея возможности никаким способом пробраться в её домик на Парк-Лене, любящий племянник и нежная племянннца последовали за нею в Брайтон, где усердные лазутчики, подосланные ими, безпрестанно осаждали её квартиру.

- Если бы вы, друзья мои, увидели приятелей Родона, которые почти всегда снуют у наших дверей! говорила Ребекка веселым тоном, - случалось ли тебе, Амелия, видеть когда-нибудь полицейского коммиссара и его неуклюжого помощника? Эти господа всю прошлую неделю караулили нас в мелочной лавке насупротив наших окон, так что мы, вплоть до воскресенья, принуждены были сидеть дома. Если тётушка не переменит со временем гнев на милость, мы не знаем, что и делать.

выплачивать им какие-то должишки. Он клятвенноьуверял, что нет в целой Европе женщины, которая умела бы с таким красноречием вести переговоры с докучным кредитором. Практика её в этом роде началась немедленно после свадьбы, и счастливый супруг с изумлением увидел, какое неоцененное сокровище приобрел в своей жене. На них было пропасть долгов, и нередко они сидели дома без наличного гроша в кармане. При всем том, эти маленькия затруднения отнюдь не имели гибельного влияния на характер мистера Родона. Всем, вероятно, удавалось замечать, как некоторые особы, запутанные по уши в долги, живут однакожь припеваючи на рынке житейских треволнений, не отказывая себе ни в малейших выгодах и наслаждениях жизни. Родон и его супруга нанимали лучшия комнаты в брайтонской гостиннице, и хозяин изгибался перед ними, как перед своими лучшими жильцами. Родон заказывал превосходные обеды и требовал вин первейшого сорта, с уверенностью богача, который не знает счета своим деньгам. Продолжительная привычка, мужественная осанка, безъукоризненный костюм и завидная юркость характера, иногда заменяют банкирские векселя и билеты на Базаре Житейской Суеты.

Нечего и говорить, что две новобрачные четы весьма часто навещали друг друга. После двух или трех вечеров, джентльмены, для препровождения времени, начали играть в пикет, между-тем как жены их сидели в стороне и болтали о своих делах. Это невниное занятие, и вслед затем, прибытие блистательного Джоза, сыгравшого несколько партий в бильярд с кептеном Родоном Кроли, наполнили Родонов кошелек, и снабдили юную чету значительным количеством наличных денег из-за которых иной раз безполезно ломают себе голову первейшие гении подлунного мира.

Таким образом три джентльмена, продолжая свою прогулку, направили шаги к конторе дилижансов, чтобы посмотреть, как прискачет "Молдия" из столицы. Аккуратный, минута в минуту, дилижанс, плотно набитый внутри и снаружи, быстро пролетел через улицу при звуках кондукторского рожка и остановился у ворот конторы.

- Ба! вот и Доббин, закричал Джордж Осборн при виде своего друга, заседавшого на кровле дилижанса. Визит его в Брайтон, по непредвиденным обстоятельствам, был отсрочень до нынешняго дня; - ты ли это, любезный друг? Рад тебя видеть. Слезай скорее. Эмми заждалась тебя, продолжал мистер Осборн крепко пожимая руку честного Вилльяма, когда тот спустился, наконец, с своего воздушного седалища; ну, что, как наши дела? прибавил мистер Осборн вполголоса и взволнованным тоном, - был ли ты на Россель-Сквере? Что поговаривает старшина? Разсказывай все, дружище, все.

Доббин был задумчив, бледен, и наружность его не предвещала ничего хорошого.

- Убирайся ты с этими вестями! вскричал Джордж.

- Нет, брат, ты должен узнать, что нам объявлен поход в Бельгию. Все войско выступает - гвардия и армия. Полковник Гевитоп схватил подагру и в отчаянии оттого, что не может принять участия в этом походе. Одауд заступил его место: мы выступаем из Четема на будущей неделе.

Эта новость разразилась тяжеловесным ударом на сердца юных супругов. Джентльмены призадумались и медленными шагами пошли домой.