Базар житейской суеты.
Часть вторая.
Глава XXVII. Амелия делает нашествие на Нидерланды.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть вторая. Глава XXVII. Амелия делает нашествие на Нидерланды. (старая орфография)

ГЛАВА XXVII. 

Амелия делает нашествие на Нидерланды.

Весело развевались на реке флаги кораблей, готовых принять на свой борты офицеров и солдат Трильйонного полка. Приготовления к отплытию в Ост-Энде были приведены к вожделенному концу, и через два дня после пиршества в апартаментах мистрисс майорши Одауд, транспорт двинулся с места, при веселых криках с ост-индских кораблей, и при громогласных восклицаниях военных товарищей, оставшихся на берегу. Офицеры махали шляпами, экипаж дружно отвечал громкими "ура", полковая музыка наигрывала национальный гимн: "Боже, храии короля". Картина была великолепная, торжественная, трогательная.

Веселый Джой, между-тем, проникнутый рыцарственным духом, охотно согласился быть в этом походе спутником своей сестры и госпожи майорши, которой движимое имущество, со включением знаменитой райской птицы и парадного тюрбана, находилось при полковом багаже. Не имея таким-образом лишняго на своих плечах, эти две героини поскакали в Рамсгет, чтоб оттуда немедленно отправиться в Ост-Энде.

Сей период жизни, наступивший для сборщика индийских податей и пошлин, был преисполнен великими событиями, доставлявшими ему неистощимые материялы для поэтической беседы. Он позабыл даже, на несколько лет сряду, свою героическую поэму о тигровой охоте, чтобы повествовать о разнообразных эпизодах из ватерлооской битвы, где он сам, по его словам, был одним из главных действующих лиц. Было замечено с приятным изумлением, что, согласившись провожать свою сестру в чужие краи, мистер Джой перестал подвергать операции бритья свою верхнюю губу. Впродолжение пребывания своего в Четеме, он следил с неутомимым прилежанием за всеми парадами и ученьем солдат. Он прислушивался с напряженным вниманием к разговору своих товарищей-офицеров (как он после называл их), и заучил наизусть многое множество военных имен из кодекса стратегии и тактики. При этой эрудиции, он обыкновенно пользовался наставлениями мистрисс майорши Одауд, знакомой в совершенстве со всеми подробностями военного артикула. Когда, наконец, они вступили на борт "Нежной Розы", отплывавшей в Ост-Энде, мистер Джой явился между пассажирами в щегольском сюртуке с плетёными снурками на груди, в белых лосинных панталонах и военной фуражке, украшенной золотою кокардой. Так-как при нем была великолепная карета, и притом он сообщил, по доверенности, некоторым лицам, что едет присоединиться к армии герцога Веллингтона, то пассажиры вообще приняли его за великую особу в роде генерал-коммисара, или по крайней мере правительственного курьера.

Дорогой он страдал невыразимо, и только сильный пунш из арака предохранял его от роковых последствий морской болезни. Его спутниды также имели утомленный и болезненный вид; но Амелия быстро оживилась, повеселела и воскресла духом, когда увидела у берегов Ост-Энде корабли с Трильйонным полком. Пакетбот "Нежная Роза" вступил с ними в гавань почти в одно и тоже время. Изнуренный Джоз поковылял к гостиннице, пошатываясь с боку на бок, между-тем как расторопный кептен Доббин поспешил принять на берег прекрасных леди, и потом занялся освобождением джозовой коляски и багажа из таможни, так-как при особе Джоза теперь не было слуги. Человек Осборна и откормленный челядинец индийского набоба свели между собою закадышную дружбу в Четеме, где они и остались, отказавшись на отрез следовать за своими господами через море. Этот лакейский умысел обнаружился, совершенно неожиданно, уже в последний день пребывания наших героев на британской почве, так-что для них не осталось досуга нанять новых слуг. Это обстоятельство разстроило набоба до такой степени, что он уже хотел совсем отказаться от заграничной экспедиции, да-таки и отказался бы, еслиб не кептен Доббин, который доказал ему как дважды два, что благоразумный джентльмен должен, в решительные мняуты жизни, стоять выше всех возможных обстоятельств. К этим доказательствам присоединились весьма кстати остроумные комплименты насчет усов, достигших весьма значительной зрелости на верхней губе отставного сборщика индийских податей и пошлин. Джоз махнул рукой, и поехал - поехал, да и приехал. Вместо благовоспитанного и благовыкормленного лондонского лакея, говорившого только на своем отечественном языке, Вилльям Доббин нанял для Джоза загорелого и сухопарого Бельгийца, который с одинаковым искуством, говорил на всех европейских диалектах, то-ест; в строгом смысле, не говорил ни на одном, как большая часть полиглоттов, занимающихся ученой разработкой древних и новейших языков. Зато юркий Бельгиец умел отлично произносить титул милорда, и повторяя его безпрестанно, приобрел в скором времени совершеннейшее благоволение Джоя. Времена теперь переменились для Ост-Энда. Нет более лордов между Британцами, приезжающими туда, и немногие из них сохраняют степенно-величавую осанку, свойственную почтенным членам английской наследственной аристократии. Место их заступили довольно грязные джентльмены в разнообразных костюмах, любители бильярда, водки, и страшные потребители сигар.

Но можно сказать и доказать, что каждый Англичанин в армии герцога Веллингтона расплачивался честно. Воспоминание об этом сохранилось до сих пор между всеми магазинщиками, погребщиками и содержателями мелочных лавок. Нашествие такой армии было, в некотором смысле, благословением для коммерческой страны, обязавшейся снабжать жизненными потребностями честных воинов Веллингтона. Они пришли покровительствовать стране, не отличавшеися воинственным духом. Другие народы и другия племена сражались на их почве с незапамятных времен. Когда писатель этой истории принялся, в свою заграничную поездку, обозревать орлиным взглядом поле ватерлооской битвы, мы спросили у кондуктора, имевшого воинственную наружность, был ли он тогда на этом месте. "Pas si bête", отвечал кондуктор скороговоркой, обнаруживая таяим образом чувство, в котором не признается ни один Француз. Но, с другой стороны, кучер дилижанса, получивший от нас на водку двадцать-пять сантимов, был сын какого-то виконта наполеоновских времен,

Никогда эта страна не была в таком цветущем состоянии, как при начале лета 1815 года, когда её спокойные города и зеленые поля оживились красными мундирами разнообразных полков, и когда блистательные экипажи Аигличан появились на всех пунктах широкого и гладкого шоссе. Весело было видеть, как порхали по каналам красивые шлюпки с английскими путешественниками мимо богатых пастбищь, живописных старых деревень и мимо старых замков, расположенных между старыми деревьями. Миролюбивое расположение духа проявлялось повсюду, и нельзя было смотреть без трогательного умиления, как честный английский солдат расплачивался за рюмку водки в деревенском трактире. Мистер Глейг в своих записках, недавно изданных, приводит факт еще более трогательный: некто Дональд, шотландский воин, квартировавший на фламандской ферме, качад колыбель младенца в ту пору, как родители его; Жан и Жанета, отправлялись на сенокос. Сцены в этом роде, объясняющия принцип честной английской войны, могут быть превосходными сюжетами для национальных живописцев, обнаруживающих с некоторого времени решительную наклонность к историческим картинам. Все, казалось, дышало счастьем и довольством на этой благодатной почве. Наполеон между-тем, скрывавшийся в пограничных крепостях, готовился нахлынуть на эти золотые поля, чтоб оросить их потоками человеческой крови.

Все и каждый питали безграничное чувство доверенности к главнокомандующему английским войском. Герцог Веллингтон возбуждал в своих воинах такой же энтузиазм, какой некогда обнаруживали Фраицузы под командой своего вождя. Порядок везде и во всем был превосходный, и никто не думал бояться за себя, надеясь на всесильную защиту. Джоз и его спутницы, несмотря на робость, свойственную их полу, наслаждались совершеннейшим комфортом, как и все английские туристы. Знакомые нам офицеры Трильйонного полка разъезжали беззаботно на красивых ботиках и шлюпках из Ост-Энде в Брюгге и Гент, из Гента в Брюссель. Джоз на всех этих гуляньях был неразлучным спутником прекрасных леди, и ему особенно нравились эта фландрския лодки, замечательные в самом деле по своему роскошному убранству. Каждый мог на них есть и пить, сколько душе угодно, и в этом отношении нидерландския шлюпки приобрели такую славу, что оставили даже после себя весьма наивную легенду. Один английский турист, приехавший в Бельгию только на неделю, до того полюбил путешествия и угощения на публичных шлюпках, что начал переезжать безпрестанно из Гента в Брюгге и обратно до тех пор, пока не были наконец изобретены железные дороги, и тогда бедняк, озадаченный этим изобретением, утопился с горя на последней увеселительной поездке в Брюгге. мистеру Джозу не суждено было таким способом покончить свой живот; но зато он наслаждался вдоволь, и мистрисс Одауд была убеждена, что для полного его блаженства недоставало только сестрицы её, Глорвины. Сборщик податей и пошлин просиживал по целым дням на палубе, пил без устали фламандское пиво, безпрестанно кричал на своего слугу, Исидора, и любезничал без умолку с прелестными леди.

Геройству его справедливо изумлялся весь женский пол.

- Бонапарт вздумал аттаковать нас -- вот история! голосил воинственный мистер Джозеф Седли; - послушай, Эмми, дружок мой, не бойся, сестра: опасности нет никакой. Месяца через два, никак не больше, союзники будут в Париже, и не будь я брат твой Джой, если мы не станем с тобой обедать в Палеройяле. Это ужь я тебе говорю. Да и чего тут робеть? Триста-тысячь Русских идут во Францию через Майнц и Рейн... триста-тысячь! моя милая, под командой Витгенштейна и Барклая-де-Толли, знаменитейших полководцев, дружочек ты мой. В военных делах, душа моя, ты, разумеется, не смыслишь ничего, а я понимаю их как свои пять пальцев. Не французкой пехтуре устоять против железной русской пехоты, и у Бонанарта не найдется генерала, годного даже в адъютанты Витгенштейну. И потом еще, пятьсот тысячь Австрийцев, и все они тетерь только в десяти переходах от бельгийской границы, под командой Шварценберга и принца Карла. Из Пруссии тоже подвигаются храбрые войска под командой принца Маршала, а это, сударыня ты моя, такой отважный и храбрый полководец, с каким разве можно было бы сравнить одного Мюрата. Как вы думаете об этом, мистрисс Одауд? Мюрат и принц Маршал стоят один другого - э? И выходит, что сестре моей нечего бояться: не так-ли, Исидор? Послушай, любезный, еще бутылку пива.

Мистрисс Одауд объявила, что сестрица её, Глорвина, не робкого десятка, и в глазах её ни почем все эти полчища Французов. Затем она выпила стакан пива с такими сладкими ужимками, из которых ясно значилось, что она чрезвычайно любила этот напиток.

Чего не делает привычка? Сталкиваясь безпрестанно с своими неприятелями на поле битвы, то-есть, на паркетном полу в Челтенгеме и Бате, индийский наш герой был уже теперь далеко не так робок, как в былые времена, и красноречие изливалось из его уст быстрейшим потоком, особенно, когда горячительные напитки вдохновляли его ум. Трильйонгый полк полюбил душевно безцеремонного Джоя, и солдаты забавлялись вдоволь над его воинственною осанкой. Как некогда козел путешествовал всегда с одним полком, так и теперь, по словам Джорджа, шурин его заменял место слона для Трильйонного полка.

Со времени появления Амелии в Трильйонном полку, Джордж начал стыдиться за некоторых членов своей обычной компании, которым он принужден был представить мистрисс Осборн, и этот фальшивый стыд, усиливаясь постепенно, вдохнул в него решимость перейдти в какой-нибудь другой, лучший полк, чтобы освободить свою супругу от общества этих пошлых и жалких женщин, незнакомых с манерами и обращением джентльменского круга. Можно вообразить, с какими чувствами друг Доббин выслушал от него эту новость. Дело известное, что мужчины гораздо в большей степени, чем женщины (за исключением впрочем великосветских леди) способны стыдиться вульгарных обществ, и мистрисс Джордж, добродушное и наивное создание, отнюдь не понимала этого искуственного стыда. Голова мистрисс Одауд украшалась павлиньим пером, и на груди её постоянно красовался огромный репетир, которым она любила позванивать при всяком удобном случае, расказывая, каким образом нежный родитель подарил ей эти часики немедленно после свадьбы. Эти украшения и некоторые другия внешния особенности почтенной майорши невыразимо мучили деликатную чувствительность капитана Осборна всякий раз, как его супруга и майорша выезжали вместе на гулянье, или сходились в дружеской беседе. Молодой человек не понимал, что стыдиться общества своих знакомых, значит обнаруживать в себе несомненные признаки той самой вульгарности, которой он старался избегать. Амелию между-тем только забавляли странности этой женщины, и она отнюдь не стыдилась майорши Одауд.

Должно в самом деле признаться, что вечерния и утренния поездки на шлюпках, предпринимаемые в ту пору почти всеми Англичанами из средняго круга, могли бы быть несколько поинтереснее, если бы в них не принимала самого деятельного участия мистрисс майорша Одауд,

да и отличную скотину разводят. Недавно отец мой получил золотую медаль за четырех-годовую телицу - удивительная телица! В этой стороне не найдти вам такой телятины ни за какие деньги!

- Что правда, то правда: мясо в Англии отличное, заметил мистер Седли.

- Я говорю про Ирландию, мой батюшка, без которой у вас там в Лондоне насиделись бы с голода, с жаром перебила мистрисс Одауд, пользуясь всяким случаем прославить свою родину насчет какой-бы то ни было страны.

- Прошу покорно растолковать мне, что они разумеют под этой старой каланчой на вершине своей рыночной площади, говорила мистрисс Одауд, разражаясь таким громогласным смехом, от которого чуть ли не задрожала старая башня, обратившая на себя справедливое негодование майорши.

вечер служил для них сигналом отправления на сон грядущий. Приближались величайшия события в европейском мире. Вся Европа стояла под ружьем, а Пегги Одауд продолжала без умолку говорить о рогатом скоте на ирландских лугах, о лошадиных стойлах в Гленмелони, и о том, как много выпивалось кларета в доме её отца. Джозеф Седли прибавлял к этому свой остроумные замечания насчет карри и пилава, потребляемых в Думдуме, где волочились за ним красавицы разнообразного племени и рода. Добродушная Амелия постоянно думала о своем супруге и о лучшем способе приобресть его вечную любовь. Все это весьма старые и обыкновенные вещи.

Ну, а что, примером сказать, могло бы случиться в политическом мире, если бы не произошло этой великой ватерлооской битвы, и если бы, и прочая, и прочая, и прочая? Вообразите, что Наполеон остался победителем герцога Веллингтона - что, что тогда? Я знаю многих исторических критиканов, которые страстно любят предлагать себе вопросы в этом роде, и, по моему мнению, это самый лучший и надежный способ приоорести себе громкую репутацию на исторической и политической дороге. Было время, когда с этой точки зрения я особенно любил судить о Наполеоне, и окончательный результат, до которого дошел я после своих неутомимых умозрений, в совершенстве выражен быть может для любознательного читателя двумя строками точек, которые спешу поставить в следующем симметрическом порядке. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И если взять в расчет, что Бонапарт выбрал весьма дурное время ускользнуть с острова Эльбы, то я могу, нисколько не погрешая против совести, поставить в таком же порядке еще десять точек. . . . . . . . . .

Дела жизни, преисполненной различных удовольствий, текли своим чередом, и никто не воображал, казалось, что неприятель грозит разстроить всеобщий комфорт. Когда наши путешественники прибыли в Брюссель, где разместллся по квартиран Трильйонный полк, счастье, повидимому, начало улыбаться для них со всех сторон, и они очутились в одной из превеселеньких столиц Европы, куда на базар житейской суеты собрались хлопотливые балаганщики со всех концов мира. Играли без конца, танцовали до-упаду, кушали и пили вдоволь, так что мистер Джоз утопал в океане гастрономического блаженства. Очаровательная Каталани восхищала всех своих зрителей и слушателей на сцене Оперного театра; каждый день устроивались превосходные кавалькады, оживленные марсовским блеском и грациозными позами прелестных амазонок, и этот редкий старинный городок, с его странными костюмами и чудодейственной архитектурой, переполнял живейшим восторгом чувствительное сердце мистрисс Эмми, никогда до той поры не видавшей иностранных государств. У ней была прекрасная квартира и чудесные наряды; братец Джоз предлагал к её услугам превосходную коляску; милый Джордж с неутомимым усердием сыпал на нее комплименты и деньги: чего жь еще недоставало для малютки Эмми? Её медовый месяц приближался к концу, и она была вполне счастлива и довольна.

В эту счастливую эпоху, удовольствия и забавы разнообразились с каждым днем. Любознательные путешественники осматривали старинные памятники, посещали картинные галлереи, выезжали за-город, слушали концерты. Музыка не умолкала ни на минуту, и в городском парке гуляла английская аристократия. Праздникам, казалось, не будет и конца. Джордж каждый вечер гулял с своей супругой и в саду, и в уединенном поле, и на общественных сходках: всюду и всегда он был доволен собою в совершенстве, и клялся, что в нем быстро развиваются наклонности спокойного и неприхотливого семьянина, помирившагося с своей скромной долей. Гулять под руку с Джорджем, и притом в поэтические часы летней ночи: какое счастье для мистрисс Эмми! Её письма к матери дышали в эту пору благодарностью и упоительным восторгом. Щедрый супруг не щадил для нея никаких издержек, и она покупала блонды, кружева, браслеты, брильянтовые серьги. О, как он был добр, прекрасее, великодушен и нежен!

Один взгляд на многочисленное собрание лордов и великосветских леди, появлявшихся во всех публичных местах, наполняли невыразимым восторгом истинно-британское сердце мистера Осборна. В этом чуждом краю, блистательные его соотечественники разстались, повидимому, однажды навсегда с тою сановитою холодностью, которая обыкновенно отличает великих людей на их родимой стороне, и появляясь в безчисленных собраниях, англииские денди смешивались без разбора с разнокалиберным обществом иностранцев и туземцев. Однажды, на вечере у дивизионного генерала, Джордж Осборн имел честь танцовать с леди Бланкой Систельвуд, дочерью лорда Барикриса. Он хлопотал и суетился, подавая мороженое и конфекты благородным леди, и храбро пробился через толпу, когда приказывал подать карету для леди Барикрис. По возвращении домой, он говорил несколько часов сряду о графинях и княгинях, и хвастал своим знакомством с таким блистательным успехом, которому даже мог бы позавидовать его собственный родитель. На другой день он сделал визиты своим дамам, и потом имел счастие сопровождать их в парк, рисуясь подле их кареты на своем кургузом коне. Он даже попросил их на большой обед у ресторатёра, и был вне себя от восторга, когда великосветския леди согласились на его просьбу. Старик Барикрис, одаренный превосходнейшим желудком и совершенно чуждый национальной спеси, мог обедать где и когда угодно.

- Еще бы! вы, конечно, не думаете, мама, что он осмелится представить нам свою жену, пропищала леди Бланка, вальсировавшая накануне с мистером Осборном, который, по её мнению, в совершенстве постигал поэтическую сторону этого танца. Мужчины еще довольно сносны; но эти их жены... Fi donc!

- У него, однакожь, молоденькая и прехорошенькая жена, как мне говорили, сказал старик Барикрис.

- Что жь такое, моя милая? возразила мать. Если отец согласен ехать, поедем и мы, только, ужь само собою разумеется, в Лондоне этот господин не будет знать нашего дома.

Таким-образом, решившись прекратить это новое знакомство на Бонд-Стрите, где находился их столичный дом, благосклонные леди согласились откушать в Брюсселе насчет мистера Осборна, устроившого для них великолепный обед. За столом оне вели себя с большим достоинством, и тщательно уклонялись от разговоров с мистрисс Джордж, которую осмелились ввести в их круг. В этом-то и состоит особый вид достоинства, которым в высшей степени отличается британская великосветская леди. Как практический философ, гуляющий по рынку житейских треволнений, я всегда с удовольствием наблюдаю обращение этих женщин, приведенных в соприкосновение с их сестрицами из низшого или средняго круга.

, пир этот был едва ли не самым скучным из удовольствий, устроенных для Амелии в медовый месяц. Она представила о нем подробный отчет в трогательном письме к своей мама, и описала живейшими красками, как миледи Барикрис не хотела отвечать на её скромные и деликатные вопросы; как леди Бланка наводила на нее свой лорнет, хотя оне сидели почти рядом, и как вообще кептен Доббин был недоволен обращением этих великосветских женщин, и как, наконец, по выходе из-за стола, старик милорд потребовал себе счет ресторатера, и, взглянув на него, объявил, что обед был прескверный и демонски дорогой. Но хотя мистрисс Эмми описала все это с большим искуством, и даже намекнула, как были грубы её гости, однакожь, тем не менее, старушка Седли возрадовалась душевно необыкновенному счастью своей дочки, и расказывала повсюду о её блистательных знакомствах с таким неутомимым усердием, что новость эта немедленно достигла до ушей старика Осборна в Сити, и он принял к сведению, что сын его вступил за границей в приятельския сношения с графами и князьями.

Если вам случалось видеть сэра Джорджа Тюфто в 1815 году, вы никак не угадали бы его теперь, встретившись с ним на Реджент-Стрите или на Пель-Мельском проспекте. Сэр Джордж Тюфто, кавалер Бани, перетянутый в ниточку эластическим корсетом, гуляет очень бодро в своих лакированных сапогах на высоких каблучках, и молодцовато заглядывает под шляпки хорошеньких леди. Еще миловиднее он рисуется на своем каштановом коне, сопровождая блестящие экипажи в парке, и вы, при взгляде на него, готовы воскликнуть от глубины души: "сэр Джордж Тюфто - прекрасный молодой человек!" У него густые каштановые волосы, чорные брови, отличные бакенбарды и превосходные усы. А между-тем вы знаете, что он участвовал во многих походах прошлого столетия, и был одним из деятельнейших генералов в армии герцога Веллингтона. В 1815 году был он плешив, и на голове его торчали по местам светло-серые клочки волос; его члены были округленнее, и он казался довольно толстым и плотным мужчиной. Перерождение сэра Тюфто совершилось внезапным образом. Когда ему стукнуло семьдесят лет (теперь ему восемьдесят), его редкие и совершенно темные волосы вдруг загустели, закурчавили, переменили цвет и форму, так же как его брови и бакенбарды; покрывавшиеся чудесным отливом смолистого колорита. Злые языки распространяют слух, вероятно ложный, будто грудь сэра Тюфто туго набита ватой, и будто волосы его, утратившие способность к естественному приращению, представляются новоизобретенным париком, в совершенстве заменяющим натуру. Расказывают еще весьма странный анекдот саркастического свойства относительно того, каким образом потерял он свой последние клочки волос; но я поставил себе определенным правилом не верить никаким клеветам, злонамеренно распространяемым. Ктому же, парик сэра Джорджа Тюфто не имеет решттельно никакого отношения к нашей истории.

Однажды друзья наши осматривали городскую ратушу, о которой мистрисс майорша Одауд объявила, что это здание далеко не сравняется с гленмелонским дворцом её отца. Когда, по возвращении оттуда, они бродили по цветочному брюссельскому рынку, какой-то штабофицер, сопровождаемый ординарцем; слез с своего коня, и, разсмотрев цветы орлиным взглядом, выбрал для себя превосходнейший букет, какой только можно было купить за деньги. Купец бережно завернул сокровище в бумагу и передал его военному грумму, который последовал за своим господином, делая весьма странные гримасы. Офицер быстро прыгнуд на своего коня и поскакал во весь опор, обнаруживая на своем лице очевидные признаки внутренняго самонаслаждения и довольства.

держит трех шотланадских садовников, и при них девять помощников, один другого расторопнее. Одне оранжереи занимают у нас целый акр земли, и ананасы в них нипочем - тоже, что горох в летнее время. А виноград - ох!... какой виноград!.. каждая кисточка весит по шести фунтов. И ужь коль на то пошло, я готова присягнуть, что маньйолии у нас величиною с большой фарфоровый чайник. Вот как, господа!

Доббин не имел привычки подшучивать над мистрисс майоршей Одауд, как этот злой Осборн, приводивший в ужас свою супругу, которая умоляла его пощадить добрую женщину, но на этот раз не выдержал и честный Доббин, зажав нос и отфыркиваясь с больишм трудом, он отбежал на значительное разстояние и разразился самым неистовым смехом, к великому удивлению изумленной толпы.

- Вот дурак-то! заметила мистрисс майорша Одауд, зажал рот платком и бросился как съумасшедший. Неужьто у него опят кровь идет из носу? Он-таки довольно часто говорит, что у него кровотечение, и я, право, удивляюсь, как он жив до сих пор. Нy-с, а маньйолии у нас в Гленмелони будут с добрый чайник, не правда ли, Одауд?

- Конечно, моя милая, и даже еще больше, я полагаю, отозвался послушный супруг.

В ту минуту разговор был прерван прибытием офицера, купившого великолепный букет.

Затем мистрисс Одауд принялась было расказыват о некоторых замечателъных свойствах лошадиной породы в Гленмелони, но супруг остановил ее своим ответом на вопрос мистера Джорджа.

- Это дивизионный генерал Тюфто, командующий нашей кавалерией, сказал мистер Одауд. Он и я были ранены в одну и ту же ногу при Талавере.

- И где вас повысили обоих, да только не в один чин, добавил Джордж улыбаясь. Генерал Тюфто! Кроли должен быт его адъютантом. Стало-быть и он уже здесь с своей женой. Надобно повидаться с ними.

великолепно: это был один из прекраснейших дней в конце мая.