Базар житейской суеты.
Часть вторая.
Глава XXVIII. Брюссель.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть вторая. Глава XXVIII. Брюссель. (старая орфография)

ГЛАВА XXVIII. 

Брюссель.

Мистер Джой обзавелся двумя наемными лошадками для своей коляски, и этот лондонский экипаж, равно как и сии две скотины, придавали своему владельцу довольно сносную фигуру, когда он покатывался в брюссельских предместьях. Джордж тоже купил отличного коня для своей партикулярной верховой езды. Он и кептен Доббин довольно часто на своих конях рисовались по бокам колесницы, где заседал мистер Джой с своей сестрой, предпринимавшей ежедневно увеселительные поездки за городскую заставу.

На другой день после нечаянной встречи с генералом Тюфто, они поехали в городской парк, где, как расчитывал Джордж, они должны были увидеть Родона Кроли и его супругу. Расчет оказался верным. Среди небольшой группы всадников, принадлежавших к брюссельской аристократии, Ребекка, в прекрасном амазонском платье, ехала на маленькой лошадке арабской породы, и подле нея, с левой стороны, гарцовал блистательный Джордж Тюфто. Искуству верховой езды Ребекка научилась на "Королевиной усадьбе", где баронет, старший его сыг и Родон Кроли дали ей достаточное число берейторских уроков.

- А что вы думаете? Ведь это сам герцог, сказала мистрисс майорша Одауд, обращаясь к Джозу, который тут же раскраснелся как пион. А вон там, на гнедом коне, галопирует лорд Оксбридж. Смотрите, какой он молодец! Брат мой, Моллой Моллони, похож на него как две горошины с одного поля.

При виде коляски Джоза, Ребекка продолжала ехать своей дорогой, но заметив мистрисс Эмми, свою старую приятельницу, она послала ей воздушный поцелуй грациозным движением пальчиков своей левой руки, улыбнулась и проговорила несколько ласковых слов. Потом она спокойно продолжала прекрасную беседу с своим кавалером, который спросил: "Кто этот толстый офицер, в фуражке с золотой кокардой?" на что Ребекка отвечала, что это "офицер, состоящий на службе в одном из ост-индских полков". Но Родон Кроли тотчас же выехал из длинного ряда всадников, подскакал к коляске, раскланялся с мистрисс Джордж, и сказал мистеру Джою, "здравствуйте, почтеннейший! Все ли вы, того, этак, понемногу?" на что Джой отвечал, что оно ничего, так-себе, идет. И затем Родон Кроли начал всматриваться в лицо и павлиньи перья мистриссь Одауд с таким напряженным вниманием, что майорша начала серьезно считать себя победительницею гвардейского капитана.

Джордж, отставший позади на несколько минут, подъехал почти в одно время с Доббином, и оба они поспешили приветствовать важных особ, между которым Осборн тотчас же заметил мистрисс Кроли. Сердце его запрыгало от радости, когда онь увидел, что Родон, облокотившись о коляску, дружески разговаривает с его женой. Он крепко пожал руку адъютанту генерала Тюфто и приветствовал его, как одного из лучших своих друзей. Родон Кроли и кептен Доббин обменялись только учтивыми поклонами, которые отнюдь не могли служить выражением душевного восторга.

Кроли сказал мистеру Осборну, что он остановился с своим генералом в Hôtel du Parc; Джордж дал ему адрес своей собственной резиденции, и было решено, что Родон сделает ему первый визит.

- Каь это жаль, что вы не были у нас третьяго дня, сказал Джордж. Мы обедали в ресторане, и провели чудесно время. У нас были в гостях лорд Барикрис, его суцруга и дочь её, леди Бланка. Веселились на славу. Как это, право, жаль, что мы раньше не сошлись.

Объявив таким-образом свои права на принадлежность к высшему кругу, Осборн раскланялся с Родоном, и тот поспешил присоединиться к блестящей кавалькаде, поворотившей в боковую аллею. Джордж и Доббин заняли свои места по сторонам коляски Джоза.

- Какой красавец этот герцог! заметила мистрисс майорша Одауд. Веллингтоны и Мелони, если сказать правду, в родстве между собою... не то, чтобы близком, но и не дальнем. Только ужь, само-собою разумеется, я не стану забегать в глаза, если герцог первый не обратит на меня своего внимания. Будь я немного побогаче, роли бы, авось, поменялись между нами.

- Это великий полководец, сказал Джой, начинавший приходить в себя с той минуты, как великий человек сокрылся из виду. Военная история не представляет победы знаменитее той, которую Веллингтон выиграл при Саламанке: не правда ли, Доббин?

Капитан отвечал утвердительно.

- А где, позвольте вас спросить, он впервые изучил военное искусство? продолжал запальчивый сборщик податей и пошлин. В Индии, любезный друг, в Индии! Тамошния дебри и леса, великая школа для будущого полководца; прошу обратить особенное внимание на этот пункт. Я сам знаком был с ним, мистрисс Одауд; мы танцовали с ним мазурку на вечере у мисс Кутлер, дочери артиллерийского полковника, и надобно вам заметить, что мисс Кутлер считалась первою красавицей во всем Думдуме. Тут еще случилась история... но, ведь, ужь кажется я вам расказывал?

Появление великих особ доставило нашим приятелям неистощимый материял для интересной беседы на целый день, вплоть до вечерняго часа, когда они все вместе собрались в оперу.

Брюссельская опера могла служить олицетворением веселой Англии старинных времен. Театр был наполнен истинными британскими физиономиями и замысловатыми костюмами, которыми встарину столько славились английския леди. Мистрисс Одауд была блистательна и великолепна. Чело её украшалось роскошными локонами, а брильянты на руках и стекла на лебединой шее затмевали своим блеском все, что ни сидело в ложах. При всем том, присутствие мистрисс Одауд мучило невыразимо чувствительную душу мистера Осборна; и он уже давно был бы рад отвязаться от этой странной и совершенно необразованной ирландки, не умевшей сказать ни одного порядочного слова. Не было, однакожь, никаких средств отвязаться от мистрисс Одауд. Она считала своим непременным долгом участвовать во всех удовольствиях и забавах, предпринимаемых её молодыми друзьями, она была убеждена душевно, что присутствием её оживляются всякия собрания, и не было для нея никаких сомений, что все приходят в восторг от её поучительной беседы.

- Она была полезна для тебя, мой друт, сказал Джордж своей жене, которую мог, без зазрения совести, оставлять одну в обществе этой интересной леди; - но как это хорошо, что мы встретились, наконец, с мистрисс Кроли! Ты возобновишь с нею дружсскую связь, и, авось, это поможет нам отвязаться от несносной ирландки.

да, ни нет, и мы решительно не знаем, в чем заключались её мысли.

Мистрисс Одауд обозрела весь театр своими рысьими глазами, но никак нельзя сказать, чтоб театр произвел слишком сильное впечатление на её душу.

- А вот посмотрели бы вы, что это за театр у нас в Дублине, на Фишебльской улице! сказала мистрисс Одауд. Здешния - дрянь перед ним; то же, что какой-нибудь балаган, недостает только паяца... И что это за напевы, господа! Ревут, пищат, кричат - больно ушам, а ничего не разберешь. Нет, судари мои, если вы не слышали наших ирландских песен, так вы, скажу я вам, не имеете понятия о настоящей музыке. У нас в Ирландии пастухи лучше поют, чем здешния французския актерки.

И все эти мнения, с прибавлением других весьма назидательных, мистрисс майорша Одауд высказывала громогласно, на весь театр, размахивая при этом своим веером, который величественно колыхался в её правой руке.

- Родон, милый друг, кто эта удивительная женщина с Амелией? сказала какая-то леди, сидевшая в противоположной ложе.

Но читатель угадал эту леди. Ребекка, должно заметить, оказывала пламенную нежность к своему супругу в присутствии посторонних особ, тогда-как дома она обнаруживала к нему холодную учтивость.

- Разве ты не видишь, мой друг, продолжала мистрисс Кроли, это редкое создание в красном атласном платье, с жолтой башней на голове и огромными часами на груди?

- Подле нея сидит, если не ошибаюсь, хорошенькая женщина в белом: так ли, мистрисс Кроли? сказал сидевший в ложе джентльмен средняго роста, в белом галстухе и с орденами в петлицах.

- Эта хорошенькая женщина - Амелия, генерал, моя подруга, если вам угодно знать. О, вы замечаете всех хорошеньких, злой человек!..

- Одну только и заметил, клянусь честью! проговорил восторженный сэр Тюфто, сидевший подле Ребекки, которая в эту минуту слегка ударила его по плечу кончиком своего огромного букета.

- Так и есть, это он сам, готова присягнуть! воскликнула мистрисс Одауд; и этот самый букет он купил вчера на Маршино-Флюрс (читай - Marché aux Fleurs)!

И когда мистрисс Ребекка, поймав пристальный взгляд своей подруги, совершила еще раз операцию воздушного поцелуя, мистрисс майорша Одауд, принимая этот комплимент на свой собственный счет, салютовала с грациозною улыбкой всех особ, присутствовавших в противоположной ложе. Несчастный Доббин снова закрыл рот носовым платком и выюркнул в галлерею.

После первого акта, Джордж оставил на минуту свою жену, чтоб засвидетельствовать личное почтение мистрисс Кроли в её ложе. На дороге, перед буфетом, он встретил капитана Родона, и они обменялись несколькими сентенциями касательно происшествий, случившихся в последния две недели.

- Ну, что, вы были с моим векселем у моего лондонского агента? спросил Джордж.

- Как же? Был и разменял, отвечал Родон. Считайте меня в долгу, и постарайтесь расквитаться с вашим должником. Я всегда к вашим услугам. Ну, что ваш старшина? Обвертелся?

- Нет еще, не совсем, отвечал Джордж, - ломается, покамест; но авось, после кампании, мы помиримся, я надеюсь. А знаете ли, я получил наследство после матери?

- Это очень хорошо.

- Разумеется, недурно; но будет еще лучше, когда помирюсь с отцом. А ваша тетка умилостивилась?

- Всего только на двадцать фунтов! Когда мы увидимся?

- По вторникам генерал не обедает дома. Приходите во вторник. Да что это, с какой стати ваш шурин отпустил усы? Скажите, чтобы сбрил. Какого чорта тут будет делать с усами статский повеса? Ну? так не забудьте: во вторник.

И сказав это, Родон продолжал свой путь в буфет с двумя товарищами, которые, так же как и он, принадлежали к главному штабу.

Джордж был только вполовину доволен приглашением к обеду в тот день, когда генерал не обедает дома.

- Я хочу повидаться с вашей жоной. сказал он. Зайдти мне в её ложу?

- Гм; как угодно, пробормотал Родон, делая довольно кислую мину.

Молодые джентльмены, принадлежавшие к главному штабу, значительно переглянулись между собой. Пробежав галлерею, Джордж тихонько подошел к генеральской ложе, которой нумер он с точностью старался определить впродолжение первого акта.

- Entrez, откликнулся светлый и чистый голосок, когда мистер Осборн постучался в дверь.

Увидев нашего приятеля лицом к лицу, Ребекка привстала со стула, всплеслула руками, и потом грациозно протянула свой пальчики мистеру Джорджу: так она рада была увлдеть его в своей ложе. Генерал устремил суровый взгляд на нового пришельца.

- Милый, дорогой капитан Джордж! вочкликнула Ребекка, уносимая восторгом; как это любезно с вашей стороны прйдти в нашу ложу! Генерал и я ужасию здесь скучаем tête-à-tête; генерал, позвольте представить вам капитана Джорджа, о котором я вам говоряла.

- Очень рад, сказал генерал, делая небрежный поклон. В каком полку служит капитан Джордж?

Осборн, скрепя сердце, назвал свой полк, душевно сожалея, что это был не кавалерийский.

- Трильйонный полк, если не ошибаюсь, воротился недавно из Вест-Индиии сказал генерал совершенно равнодушным тоном. Он еще немного был в деле. Здесь на квартирах, капитан Джордж?

- Что вы, генерал? перебила Ребекка; я вам назвала капитана Осборна.

Все это время сэр Тюфто посматривал весьма угрюмо на обоих своих собеседников, и был очевидно недоволен ими.

- Капитан Осборн... да, так точно. Вы не в родстве ли с лордами Осборн?

- У нас один и тот же герб, сказал Джордж.

Осборн. Герб однофамильцев послужил украшением его собственной кареты.

Не сделав никаких возражений на этот ответ, генерал взял лорнет, (двухствольные трубки тогда еще не были изобретены) и сделал вид, будто смотрит на партер; но Ребекка подметила в его глазат убийственные взоры, брошенные на нее и Джорджа. Это обстоятельство заставило ее удвоить свое радушие к капитану Осборну.

- Как здоровье моей милой подруги? сказала она - но, кажется, об этом нечего снрашивать: Амелия здорова и счастлива. Я вижу это по её глазам. А что это за дама подле нея? Ваша прежняя любовь, мистер Джордж? О, мужчины пренепостоянный народ! И вот, если не ошибаюсь, мистер Седли кушает мороженое: ах, как он счастлив! Отчего у нас нет мороженого, сэр?

- Вам угодно, чтобы я сходил за мороженым? сказал сэр Тюфто, пылая благородным гневом.

- Предоставьте это поручение мне, генерал, умоляю вас, проговорил Джордж.

- Нет, я пойду лучше в ложу вашей супруги, сказала Ребекка. Дайте мне руку, капитан Джордж.

И с этими словами, мистрисс Кроли, слегка поклонившись генералу, вышла в галлерею. Дорогой она бросила на капитана пристальный и чрезвычайно многозначительный взгляд, который мог быть переведен на живой язык таким образом:

- Понимаешь ли ты, в каком положении мои дела? Ведь я могу из него сделать все, что мне угодно.

Но мистер Осборн, казалось, ничего не понимал. Он был погружен в свои собственные планы, и воображал с неизъяснимой отрадой, что никакая красавица во вселенной не устоит против его победительного искуства нравиться и прельщать.

Слова, произнесенные втихомолку милордом Тюфто вслед за Ребеккой и её достойным победителем, были самого энергического свойства. Сэр Тюфто был раздражен до глубины души, и ревность просверлила насквозь его мужественное сердце.

Нежные глазки Амелии были тоже с великим безпокойством устремлены на молодых людей, растревоживших своим поведением ревнивого сэра Тюфто, но когда Ребекка вошла в ложу, Амелия, не обращая внимания на публику, встретила свою приятельницу со всеми признаками душевного восторга. Она бросилась в объятия милого дружка в присутствии всего театра и перед глазами генерала, который навел теперь свой лорнет на ложу Осборнов. Мистрисс Родон приветствовала Джоя с пылким увлечением, любовалась на стеклярусную брошку мистрисс Одауд, на её ирландские брильянты, и верить не хотела, что это сокровище вывезено не из Голконды. Она шумела, хлопотала, юлила, суетилась, улыбалась одному, весело шутила с другим, и не обращая, повидимому, ни малейшого внимания на ревнивый лорнет из противоположной ложи. И когда, после оперы, наступило время балета (какая мимика могла сравниться с её собственными гримасами, и какой комедиянт мог превзойдти ее в искустве дурачить своих ближних?), Ребекка пошла в свою собственную ложу, опираясь на этот раз на плечо капитана Доббина... Нет, нет, услуги Джорджа нк нужны ей, как это можно? Джордж должен остаться с своей милой, очаровательной, несравненной Эмми.

- Ох, какая шарлатанка эта женщина! заметил честный Вилльям другу своему Джорджу, по возвращении из ребеккиной ложи, куда он проводил ее в глубоком молчании, угрюмый и мрачный, как могильщик: она вьется и кружится, как змея. Заметил ли ты, Джордж, как она все это время старалась, говоря с нами, бесить этого милорда?

- Фи! что это у тебя за понятия, Вилльям! Вздумал видеть шарлатанку в женщине, которая без сомнегия будет служить лучшим укршением всякого благородного круга! отвечал с негодованием Джордж Осборн, выставляя на показ свои белоснежные зубы, и закручивая свои надушенные усы. Ты не жил в свете, Доббин, и ничего не смыслишь в этих делах. Посмотри вот, как она весело теперь разговаривает с этим Тюфто! Смотри, смотри, он покатывастся со смеху. Какая шейка, какие чудные плечики! Эмми, отчего у тебя нет букета? Здесь у всех букеты.

- Отчего жь вы сами, голубчик, не догадались купить ей букет? сказала брюзгливым тоном мистрисс майорша Одауд.

Мистрисс Эмми и честный Вилльям Доббин поблагодарили ее от чистого сердца за это простодушное замечание, сказанное во-время и кстати. Но с этой минуты, обе леди, повидимому, потеряли веселое расположение духа. Амелия уничтожилась под влиянием пышности, блеска и светской болтовни её блистательной соперницы, и даже мистрисс Одауд, пораженная этим внезапным появлением великосветской леди, утратила способность изливать свои чувства в красноречивой беседе. Во весь остальной вечер она не проговорила уже ни одного слова насчет редкостей и чудес в своей родимой стороне.

* * *

- Когда ты перестанешь играть в карты, Джордж? сказал мистер Доббин своему другу через несколько дней после замечательного вечера в Оперном театре, - ведь ты мне обещал больше сотни раз...

- А когда ты перестанешь давать мне свои отеческия наставления? сказал мистер Джордж Осборн; неужели ты еще думаешь по сю пору, что я могу иметь в них нужду?

- Да, я воображал, что дружба дает мне право предостерегать тебя, Джордж, по крайней мере в тех случаях, которые могут подвергать опасности твой кошелек.

- Кто жь тебе сказал, что я сам менее тебя забочусь о своем кошельке? Мы играем по маленькой, и вчера я выиграл. Неужели ты считаешь мистера Кроли способным к безсовестному обману? При честной игре, проигрыш всегда прочти равен выигрышу в конце года.

- Однакожь, я не думаю, что Кроли всостоянии платить свой проигрыш, возразил честный Вилльям Доббин.

радушно был принят в комнатах (смежных с квартирой сэра Тюфто), занимаемых в гостиннице Родоном и его женой.

Когда Джордж и его супруга навестили первый раз молодых Кроли в их квартире, обращение мистрисс Эмми приняло характер такого рода, что милые супруги даже побранились по возвращении домой, то-есть, другими словами: мистер Джордж сделал строжайший выговор своей жене за высокомерный и надменный тон, какой она позволила принять себе в отношении к своей бывшей подруге, несравненной мистрисс Кроли. Амелия не извинялась, не оправдывалась, и даже ничего не проговорила в ответ раздраженному супругу; но когда они отправились во второй раз к своим приятелям в гостинницу, поведение её сделалось еще страннее, и она как-будто совершенно растерялась, вообразив, конечно, ни с того, ни с сего, что Ребекка смеется ей в глаза.

Этого совсем не было. Напротив, мистрисс Бекки удвоила нежные ласки к своей подруге, и решительно не обращала никакого внимания на её холодность.

- Знаете ли что? сказала мистрисс Бекки на ухо Осборну. Эмми кажется ужасно загордилась, банкр... то-есть, я хочу сказать, несчастия мистера Седли увеличили гордость бедной моей подруги.

Мистер Джордж нахмурил брови.

- Когда мы были в Брайтоне, продолжала Ребекка сладеньким голосом, - Амелия, мне казалось, удостоивала меня чести ревновать к вам; но теперь, и уверена, мистрисс Эмми находит неприличным, что Родон, генерал и я живем вместе. Elle est scandalisée de ma conduite, chère petite! Посудите, однакожь, можем ли мы жить одни, не разделяя расходов с своими друзьями? И думаете ли вы, что Родон не всостоянии защищать мою честь? Впрочем, я благодарна вашей супруге, заключила мистрисс Родон.

- Все это от ревности, поверьте, мистрисс Кроли, сказал Джордж. Все женщины ревнивы.

- Так же, вероятно, как все мужчины. Разве недавно, в театре, вы не ревновали меня к милорду Тюфто, так же как и он к вам? Вы оба были через-чур смешны и забавны. Милорд хотел, казалось, съесть меня, когда я вышла с вами навестить эту малютку Эмми, как-будто в самом деле нужда мне заботиться о вас или о нем! заключила мистрисс Родон, величаво забросив свою головку назад. Хотите вы обедать у меня? Мой муж сегодня у главнокомандующого. Получены военные новости. Говорят, что Французы перешли границу. Мы можем обедать с большим комфортом.

не думал сердиться. Он даже не сердился на самого себя, по незреченной доброте своего мягкого сердца.

- Оно, если признаться, немножко стыдно перед совестью, разсуждал он сам с собою, да что прикажете делать, если тут на дороге попадается хорошенькая женщина, предмет зависти и соревнования для всякого мужчины со вкусом? Я ведь не деревянный.

- Вообще, господа, я позволяю себе много свободы в обращении с прекрасным полом, говорил он в дружеской беседе Стобблю и Спуни, когда они обедали за общим столом. Зато могу похвастать, что и женщины ко мне довольно благосклонны.

И этого было довольно, чтоб заслужить уважение всех без изъятия господ Спуни и Стоббль. Кому не не даром дон-Жуан, отвратительнейшее и гнуснейшее создание безнравственного мира, приобрел такую громкую известность на рынке житейских треволнений.

Таким-образом, мистер Джордж, глубоко убежденный в своей душе, что ему предназначено выигрывать блистательные победы над женскими сердцами, не только не думал идти наперекор своей судьбе, но даже покорился ей с поэтическим наслаждением человека, проникнутого сознанием своих собственных достоинств. Мистрисс Эмми сделалась, конечно, несчастнешим созданием в мире, но она тосковала втихомолку, и не думала в присутствии супруга жаловаться на свою горемычную долю. Поэтому Джордж, не чувствуя лишней тяжести на своей душе, заблагоразсудил вообразить, что глупенькая его жена совершенно не подозревает сокровенных вещей, известных впрочем всем его знакомым, и не догадывается, что он волочится неутомимо за мистрисс Кроли. Он ездил с нею за город и на все публичные гулянья, расказывая Амелии, что служебные дела поглощают все его время от ранняго утра до поздней ночи; Амелия знала все, и молчала: ей ли мучить своего Джорджа безполезным выражением ревнивого чувства? И оставляя свою жену беседовать наедине с братцем Джозом, мистер Осборн проводил все вечера в обществе Родона Кроли, проигрывая ему свои деньги, и обольщая себя пленительною уверенностью, что Ребекка умирает от любви к нему. Думать надобно, что между этими достойными супругами никргда не происходило консультации в роде следующей: "любезничать жене с молодым джентльменом, и мужу наповал обыгрывать его в карты"; но они в совершенстве понимали друг друга без всяких предварительных консультаций, и на этом основании Родон Кроли принимал и провожал мистера Осборна, как одного из самых задушевных друзей.

При таких обстоятельствах, честный Вилльям Доббин уже редко имел случай видеть своего друга. Джордж, посвятивший все время своим новым знакомцам, тщательно избегал его в публичных местах, потому что, как мы видели, он терпеть не мог принимать от кого бы то ни было нравоучения и советы. Само-собою разумеется, что кептен Доббин был чрезвычайно недоволен поведением мистера Джорджа; но мог ли он образумить этого юного джентльмена? С какой стати вздумал бы он доказывать, что мистер Джордж был легкомыслен и зелен как безпутный мальчишка, еще не оставивший школьной скамейки? Можно ли было уверять, что он играет для Родона несчастную роль глупейшей жертвы, и что он бросит его с презрением, как-скоро вытянет последний шиллинг из его кармана? Джордж, нет сомнения, не стал бы слушать всех этих наговоров, хотя знал он и сам, что мистер Кроли обыграл уже многих молодых людей. Таким-образом, между старинными друзьями уже не происходило больше неприятных и безполезных объяснений, хотя Доббин продолжал каждый день навещать мистрисс Осборн, скучавшую в обществе брата. Мистер Джордж, между тем, не связанный ничем, летел, очертя голову, по широкому раздолью житейских треволнений.

* * *

Никогда, со времен Дария, исторический мир не видел и, быть-может, не увидит такой блестящей свиты, какая в тысячу восем-сот-пятнадцатом году следовала в Нидерланды за войском герцога Веллингтона. Праздники и увеселения, сопровождаемые танцами, игрою, продолжались безпрерывно, на самом краю битвы, если позволено так выразиться скромному романисту, известный бал, данный в Брюсселе благородною герцогинею пятнадцатого июня выше упомянутого года, заслуживает быть историческим в строжайшем смысле слова. Столица Бельгии была в состоянии неописанного восторга, и многия дамы, бывшия тогда в Брюсселе, уверяли меня лично, что весь прекрасный пол интересовался судьбою этого бала гораздо более, чем судьбою будущого сражения, которое, так сказать, у всех висело на носу. Происки, интриги и просьбы достать билеты, имели самый шумный, бурный, энергический характер, свойственный только английским леди, которые, в известном случае, хотят во что бы ни стало, втереться в общество великих людей своей знаменитой отчизны.

Так, благодаря могущественному ходатайству лорда Барикриса, помнившого сытный обед в ресторане, Джордж Осборн получил пригласительную карточку для себя и своей супруги, что, естественным образом, польстило как нельзя больше его джентльменским чувствам. Вилльям Доббин, пользовавшийся особенным расположением дивизионного генерала, пришел однажды к мистрисс Осборн, и, улыбаясь, представил её вниманию свой пригласительный билет, что, естественным, образом пробудило сильнейшее чувство зависти в сердце мистера Джоза, между-тем как Джордж не мог надивиться, какими судьбами неуклюжий его приятель попал в высший круг. Наконец, ужь само-собою разумеется, были также приглашены мистер и мистрисс Родон, как приятели генерала, командовавшого кавалерийской дивизией.

В назначенный вечер, мистер Джордж, заказавший новые наряды и украшения всякого рода для своей супруги, отправился на знаменитый бал, где Амелия буквально не знала ни одной души. Леди Барикрис не удостоила и взглядом мистрисс Осборн, как будто не видала её ни разу в своей жизни. Усадив свою супругу на скамье, Джордж немедленно оставил ее на произвол судьбы, в добычу собственных размышлений, воображая, что сделал все с своей стороны, если купил для нея новое платье, и привез ее на бал, где она могла веселиться как ей было угодно. Размышления мистрисс Эмми приняли самый печальный характер, и никто в этой огромной зале, кроме мистера Доббина, не потрудился развлечь и утешить бедную леди, вздумавшую так некстати появиться в кругу неизвестных ей людей. Будь она брошена одна в дремучем лесу, положение её едва-ли могло быть хуже.

И между-тем как она, к великому бешенству озадаченного супруга, сидела пригорюнившись и с поникнувшей головой на своей скамейке, мистрисс Родон Кроли выступала блистательно в своей первой роли на торжественной ярмарке житейской суеты. Она приехала очень поздно. Её лицо сияло радужным блеском, и вся её фигура, украшенная с величайшим изяществом всеми изобретениями последней европейской моды, казалась верхом совершенства среди всех этих особ, собравшихся здесь выставить свой физическия и нравственные достоинства на парадном рынке житейских треволнений. Все лорнеты устремились на это новое чудо, еще невиданное в большом свете. Ребекка была холодна, спокойна, сосредоточена в себе, точь-в-точь как встарину, в пансионе у старухи Пинкертон, когда ей приходилось, в качестве титулярной гувернантки, сопровождать молодых девиц на гулянье или в церковь. Она знала уже множество мужчин, и блистательные денди подобострастно увивались вокруг мистрисс Кроли. Между знатными леди, с быстротою вдохновенной мысли, сочинилась на её счет интересная история весьма поэтического свойства, и в короткое время всем было известно, что капитан Родон увез из какого-то замка свою невесту, и что Ребекка состояла в родственной связи с фамилией Монморанси. Французский язык, которым она владела в совершенстве, служил подтверждением этой молвы. Все без исключения, каждый и каждая, согласились единодушно, qu'elle à un air distingué, и что её манеры превосходны в великосветском смысле слова. Пятьдесят отборных кавалеров столпились вокруг нея, добиваясь наперерыв завидной чести танцовать с мистрисс Кроли. Ребекка объявила всем и каждому, что ее ангажировали, и, на этом основании, сделав крутой поворот, она отправилась прямо к-тому месту, где сидела бедная Эмми, незамеченная никем и волнуемая печальной мыслью. Довершить её страдания было, для нашей героини, делом одной минуты. Мистрисс Родон приветствовала свою милую подругу с величайшим радушием, и немедленно вызвалась покровительствовать ее на этом базаре житейской суеты. Оказалось, по её мнению, что платье сидит на ней мешком, что sa coiffure ne lui va pas, и что непостижимо, наконец, отчего она si mal chaussée. В довершение эффекта, мистрисс Бекки обещала прислать ей на другой день свою corsetоére. Она уверяла, что бал очарователен, что здесь сгруппировалась вся лондонская знать, и что во всей зале весьма немного ничтожныхь лиц, болтовни с таким совершенством, как-будто она родилась и выросла в блистательной семье какого-нибудь ларда Бумбумбум. Один только французский язык мог еще, в некоторой степени, служить обличительным признаком, что мистрисс Бекки не принадлежала к британской аристократии, которая, как всему миру известно, объясняется прескверно на европейских диалектах.

Джордж, оставивший свою Эмми на скамейке при самом входе в бальную залу, поспешил к ней воротиться, как-скоро увидел, что Ребекка заняла место подле своей милой подруги. Бекки, между-тем, в назидание мистрисс Осборн, расказывала с большим одушевлением о неисправимых шалостях её супруга.

- Ради Бога, ma chére, говорила мистрисс Кроли, удержите его от игры, или он совсем разорится. Он и Родон играют в карты каждый вечер, а вы знаете, что муж ваш очень бедем; если вы его не остановите, легко станется, что Родон выиграет у него последний шиллинг. Отчего бы вам не уговорить его быть поосторожнее в обществе друзей? Удивляюсь, как вы безпечны, мой ангел. Почему бы вам не навещать нас по вечерам, вместо того, чтобы сидеть дома и скучать с этим капитаном Доббином? Может-быть он очень мил и любезен, но, согласитесь, можно ли любить неуклюжого мужчину с такими огромными ногами? Совсем другое дело - ножки вашего мужа... да вот он идет. Где вы пропадали, жестокий человек? Малютка Эмми выплакала из-за вас все свои глазки. Что, вы пришли звать меня на кадриль? Идем.

И мистрисс Кроли, бросив свою шаль и букет подле Амелии, понеслась танцовать с Джорджем. Женщины только умеют низвергать своих ближних с таким утонченным искуством. Их маленькия стрелы всегда пропитаны ядом, который поражает в тысячу раз сильнее, чем тупое оружие мужчины. Бедняжка Эмми, не знавшая никогда что такое мстить и ненавидеть, была безсильна в руках своего безжалостного врага.

Джордж танцовал с Ребеккой два... три... неизвестно сколько раз, потому-что Амелия потеряла счет. Она сидела одиноко в своем углу, и никто её не замечал. Раз только Родон Кроли перебросил с нею несколько безсвязных слов, да еще, под-конец вечера, кептен Доббин принес ей порцию мороженого, и осмелился присесть подле нея. Кептен Доббин не любил и не хотел распрашивать, о чем грустит мистрисс Осборн; но желая чем-нибудь объяснить причину своих слез, Амелия сказала, что ее слишком растревожило известие о привязанности Джорджа к картежной игре.

- Вот что! откликнулас мистрисс Эмми.

И больше ничего. Другия мысли, поважнее безполезной траты денегь, были у нея на уме.

Мистер Джордж воротился, наконец, за шалью и цветами Ребекки. Она уезжала и, перед отъездом, не считала даже нужным сказать своей подруге прощальное слово. Джордж пришел, повернулся, взял что нужно и ушел опять. Амелия склонила свою голову на грудь, и в глазах её опять заструились слезы. Доббин был отозван и шептался о чем-то в стороне с дивизионным генералом. Он был свидетелем этой последней разлуки. Джордж, между-тем, выпорхнул с букетом на парадную лестницу, и когда он отдавал его по принадлежности, в букете была записка, обвивавшаяся змейкой между цветами. Опытный взор Ребекки мгновенно открыл эту вещицу. Ей уже не первый раз приходилось получать записочки мистического свойства. Она протянула руку и взяла букет. Джордж увидел по глазам, что она понимала, чего должно ей искать. Родон Кроли, углубленный в свои собственные мысли, казалось, не хотел обращать внимания на то, что происходило в эту минуту между приятелел и женой. Впрочем - ничего особенного. Бросив таинственный взгляд, Ребекка еще раз подала мистеру Джорджу свою миньятюрную ручку, сделала книксен и ушла. Мистер Кроли сделал какое-то замечание; но Джордж неслыхал ни чего: упоенный своим триумфом, он раскланялся с друзьями и молча пошел в залу.

Амелия видела хорошо последнюю часть букетной сцены. Было в порядке вещей, если Джордж, по просьбе мистрисс Кроли, отправился за её шарфом и цветами - это он делал тысячу раз впродолжение последимх двух недель; но теперь услужливость его решительно выступила из границ, и Амелия не выдержала.

Встревоженная и отуманенная происшествиями этоro вечера, она не знала и не помнила, что назвала его по-дружески, просто Вилльямом, как это обыкновенно делал Джордж.

Мистер Доббин взял ее под руку и поспешно вышел из залы. Её квартира была недалеко. Вилльям и Амелия не без труда протеснились через уличную толпу, которая тут, подле иллюминованного дома, волновалась и шумела чуть-ли еще не больше, чем веселые гости на бале.

Джордж, по обыкновению, сердился всякий раз, когда, по возвращении домой из гостей, находил, что жена его не спит. Поэтому мистрисс Эмми, дойдя до своей квартиры, разделась на скорую руку и легла. Но нечего и говорить, что сон бежал от её глаз. Крик, толкотня и топот лошадей перед окнами спальни мистрисс Осборн не умолкали ни на одну минуту; но Амелия не слыхала этого шума. Были другия обстоятельства, поважнее уличной суматохи, которые не давали ей уснуть.

Осборн между-тем, совершенно опьяненный от восторженных впечатиений, побежал к карточному столу и принялся играть очертя голову. На этот раз он выигрывал безпрестанно.

вечер! говорил мистер Осборн, продолжая закладывать огромные суммы, - есть отчего потерять голову.

И действительно, голова его была потеряна. Сосчитав свой выигрыш, и положив в карман, он бросился в буфет и выпил сряду несколько стаканов вина.

Здесь-то, когда он кричал на окружающую толпу, и смеялся, и кривлялся как съумасшедший, нашел его мистер Вилльям Доббин, искавший его сначала у карточных столов. Доббин был угрюм, мрачен и суров, представляя, во всех отношениях, разительную противоположность с своим товарищем, безпечным и необузданно-веселым.

- Ты ли это, друг? Давай пьянствовать, старичина. Чудесное вино! Эй, человек! Пару стаканов мадеры!

- Джордж, остановись! сказал мистер Доббин весьна серьёзным тоном. Не пей!

- А почему, старый др-р-руг? Все трын-трава, кроме хорошого вина. Увидишь сам, если выпьешь. Чокнемся и царапнем вместе. Ну, Добб!

Доббин подошел к нему ближе и шепнул что-то на ухо. Джордж отпрянул назад, закричал "ура", бросил порожний стакан со всего размаха и поспешно вышел из буфета, опираясь на плечо своего друга.

- Неприятель перешел Самбр, сказал мистер Доббин, - и

* * *

Быстро пошел Джордж в свою квартиру, и еще быстрее зароились мысли в его голове, пробужденной к деятельности роковою вестью о встрече с неприятелем, которого, впрочем, и без того ожидали с часу на час, давным-давно. Кчему он волочился, и что теперь значила вся эта интрига? Тысячи разнородных предметов, один за другим, мелькали в его разгоряченном мозгу. Кчему он жил до сих пор, и какая судьба ожидала его впереди? Вот у него жена, молодая и прекрасная, младенец, может-быть, которого не суждено ему увидеть никогда, никогда!.. О, как-бы он желал воротить назад гибельные события этой несчастной ночи! Как бы хотел он с чистою совестью сказать последнсе прости этому нежному и невинному созданию, которому он так дурно отплатил за его безпредельную любов!

Его мысли сосредоточились, наконец, исключительно над его супружескою жизнью. В эти три недели он страшно проматывал свое материнское наследство. Как он был ветрен, безумен и безпечен! Случись теперь роковое несчастие - что может он оставить своей бедной Эмми? О, как он был теперь недостоин в её глазах!.. Да и зачем он женился на ней? Он неспособен к супружеской жизни. Зачем он не послушал своего отца, который всегда был к нему, более или менее, великодушен? Надежда, угрызенин, честолюбие, нежность и своекорыстные расчеты попеременго наполняли его сердце.

Джордж Осборн сел за стол и написал письмо к своему отцу. Уже светало, и заря прокрадывалась через опущенные сторы, когда он положил перо. Он запечатал конверт и набожно поцаловал сделанную надпись. Ему пришли в голову тысячи трогательных и нежных сцен, происходивших некогда между ним и отцом, и он с огорчением припомнил свой последний разрыв с мистером Осборном-старшим.

Кончив письмо, Джордж заглянул и вошел в спальню своей жены. Амелия лежала спокойно, с закрытыми глазами, и он был рад, что она спит. По возвращении с бала домой, он увидел, что его деньщик уже делает приготовления к отъезду: деньщик понял сделанный ему сигнал - быть как можно осторожнее, и продолжал все эти приготовления с таинственною важностью, быстро, тихо и безмолвно.

Задав себе этот вопрос, он приотворил дверь спальни, взглянул на жену, и потом, воротившись в свой кабинет, написал письмо. Но теперь он опять был в спальне.

Амелия не спала, когда он первый раз вошел в её комнату, но она смежила свои глаза из опасения, чтобы муж не разсердился. Но когда он воротился в другой раз, её робкое сердце успокоилось мало-по-малу, и она осмелилась поворотиться к нему лицом, притворяясь на всякой случай, что делает это во сне. Джордж на цыпочках подошел к постели, и, притаив дыханье, начал пристально наблюдать её кроткое, нежное и бледное лицо, при слабом мерцании ночной лампы. Её темные, густые ресницы сомкнулись, и одна рука, белая и нежная, выставилась из-под одеяла.

Великий Боже! Как она была невинна, чиста, пленительна, нежна, благородна, и какою безприютною казалась она в этом мире! А он? Праведное небо! Он был неблагодарен, низок, пуст и глуп!

Пораженный стыдом и угрызениями совести, Джордж Осборн стоял у изголовья постели и смотрел на спящую жену. Ему ли, зачерствелому эгоисту, молиться об этом невинном создании? Он не смел и думать о молитве; однакожь, уста его невольно шевелились и, казалось, он произносил: "Благослови ее Бог! Благослови ее Бог!" Он подвинулся еще ближе и молча склонился над её бледным лицом.

- Я не сплю, Джордж, пролепетала бедная женщина, давая теперь полную волю слезам, от которых надрывалось её собственное сердце.

Отчего же ты не спала, беззащитное дитя? Кому и для чего понадобилось твое безвременное пробуждеиие?

Звуки военной трубы огласили брюссельскую площадь перед ратушей, и быстро распространились от нея по всем концам. Загудел пронзительный шотландский рожок, барабаны загремели и весь город встрепенулся.