Базар житейской суеты.
Часть третья.
Глава XXXII. Безпокойства и душевные тревоги добрых родственниц мисс Матильды Кроли.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть третья. Глава XXXII. Безпокойства и душевные тревоги добрых родственниц мисс Матильды Кроли. (старая орфография)

ГАЛЛЕРЕЯ

ИЗБРАННЫХ

АНГЛИЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Базар житейской суеты

Вилльяма Теккерея

ЧАСТЬ III

ПЕРЕВОД И. И. ВВЕДЕНСКОГО

САНКТПЕТЕРБУРГ

1853

ГЛАВА XXXII. 

Безпокойства и душевные тревоги добрых родственниц мисс Матильды Кроли.

Между-тем как победоносная армия, после своего блистательного подвига, марширует к границам Франции, для занятия тамошних крепостей, благосклонный читатель, не во гнев ему будь сказано, обязан припомнить, что у нас остались в Англии многия миролюбивые и весьма интересные особы, без которых мы никак не можем продолжать своих похождений по базару житейской суеты. Во все это время опасностей и битв, старая девица. Матильда Кроли, проживала в Брайтоне тихо и спокойно, принимая весьма слабое участие в делах, происходивших на европейском континенте. Вследствие всех этих великих событий, английские журналы и газеты сделались чрезвычайно интересными, и компаньйонка Бриггс должна была каждое утро читать для своей благодетельницы военную газету, где изображалась судьба британских героев. Имя Родона Кроли упоминалось с честью: он произведен был в подполковники.

- Как это жаль, что молодой человек сделал такую неисправимую ошибку! говорила мисс Матильда Кроли. Он мог бы, с этим чином и отличиями, жениться на дочери какого-нибудь пивовара (в роде мисс Гренс) с мильйоном приданого, или вступить в родственную связь с лучшими фамилиями в королевстве. Мои деньги также, рано или поздно, перешли бы к нему, или к его детям, потому-что... видишь ли ты, мисс Бриггс, я еще не слишком тороплюсь отправиться на тот свет, хотя бы всем вам хотелось меня спровадить поскорее... и вот, вместо всего этого, он горемычный бедняк, женат на дочери оперной танцовщицы.

- Но неужели вы никогда не сжалитесь над храбрым воимом, над героем, сударыня, которого имя включено в летописи отечественной славы? сказала мисс Бриггс, восторженная ватерлооскими подвигами, и любившая при удобном случае выражаться на романтический лад. Разве капитан или полковник, как следует называть его теперь, не прославил своим геройством фамилию Кроли?

- Бриггс, ты глупа, моя милая, сказала мисс Кроли, - полковник Кроли затоптал в грязь свою фамилию, мисс Бриггс. Жениться на дочери рисовального учителя... фи!... жениться на компаньйонке... ведь она была при мне dame de compagnie - то же что ты, Бриггс, только моложе, в тысячу раз красивее, да в мильйон раз умнее тебя, Бриггс. Ужь не была ли ты сообщницей этой несчастной твари, погубившей моего племянника? Не даром же ты вздумала вступаться за нее. Да, мисс Бриггс, вы были её сообщницей, смею сказать. Только я вам предсказываю, вы жестоко ошибаетесь, если расчитываете на мое завещание: там не будет вашего имени, мисс Бриггс... Потрудитесь, если вам угодно, написать записку к моему душеприкащику, мистеру Уэкси, и скажите, чтобы он пришел ко мне сию минуту.

Мисс Кроли, с некоторого времени, получила привычку посылать за своим душеприкащиком каждый Божий день, потому-что она безпрестанно изменяла свои планы насчет окончательного распоряжения своей собственностью, и жестоко неудомевала, кому и как приличнее отказать свой капитал.

Здоровье старой девственницы очевидно поправлялось, что доказывали, между-прочим, её безпрестанные сарказмы, брань и злые насмешки над мисс Бриггс. Все эти нападения бедная компаньонка переносила терпеливо, с безусловным самоотвержением и с тем нравственным унижением, на которое, по большей части, бывают обречены жеищины с её положением в свете. Кому не случалось видеть, как женщина бранит женщину? Что значит нравственное безпокойство - безпокойство мужчины, в сравнении с теми ежедневно бросаемыми стрелами, которые падают на грудь какой-нибудь dame de compagnie? Бедные жертвы!.. Но мы удалились от предмета. Дело в том, что сварливость мисс Кроли возрастала постепенно, по мере возстановления её физических сил, и это было в порядке вещей: чем ближе рана к заживлению, тем она зудит сильнее и мучительнее.

Мисс Бриггс была таким-образом единственною жертвой, обреченною наслаждаться лицезрением выздоравливающей старушки, но и другия нежные особы, жившия вдалеке, не забывали мисс Матильду. Ежедневные письма, подарки и другия более или менее нежные послания свидетельствовали очевиднейшим образом, что есть у ней добрые родственники и родственницы, которые всегда помнят и соболезнуют о ней.

Припомним прежде всего почтительного племянниника мисс Матильды, Родона Кроли. Через несколько недель после знаменитой битвы при Ватерлоо, когда военная газета известила о мужествснном подвиге и повышении этого храброго офицера, почта из Диеппа привезла в Брайтон на имя Матильды Кроли красивую шкатулочку с подарками и почтительным письмом от племянника её, полковника Родона. В шкатулочке находились французские эполеты, орден почетного легиона и эфес от шпаги, добытый на поле битвы. Письмо написано было в юмористическом духе и в нем расказывалось, между-прочим, каким образом один офицер французской гвардии, давший клятву, что "гвардия скорее умрет, чем положит оружие", был тотчас же взят в плен английским солдатом, который переломил его шпагу прикладом своего ружья. Изуродованная шпага перешла во владение к Родону. Эполеты и орден почетного легиона принадлежали французскому кавалерийскому полковнику, павшему в битве от собственной руки адъютанта генерала Тюфто. Родон Кроли думал, что сделает самое лучшее употребление из этой добычи, если перешлет ее к своей возлюбленной, безценной тетушке в Брайтон. Должен ли он продолжать свою корреспонденцию из Парижа, куда теперь маршируют английские полки? Он может, конечно, сообщить ей интересные известия из этой столицы, где, вероятно, найдст он старых друзей мисс Кроли, французских эмигрантов, к которым она была так великодушна и добра впродолжение их горестного пребывания на британской территории.

Старушка поручила своей комнаньйонке написать к полковнику Родону ласковое и дружеское письмо, и поощрить его к продолжению своей корреспонденции. Его первое письмо было так забавно и оживлено таким чудным юмором, что мисс Кроли с удовольствием воображала себе перспективу последующих посланий из Парижа.

ему каждое слово, но из этого еще вовсе не следует, что племянник не обязан забавлять свою тетку. Скажите ему, Бриггс, что я с удовольствием ожидаю будущих писем из Парижа.

Письмо, действительно, сочинено было Ребеккой: по старушке не могло прийдти в голову, что и военные трофеи, присланные к ней, составляли неотъемлемую собственность мистрисс Родон: она купила их, за несколько франков, у одного из безчисленных пройдох, которые начали торговать этими вещами немедленно после прекращения военных действий. Романисту, знающему все на свете, известно также и это обстоятельство. Как бы то ни было, ласковый ответ мисс Матильды значительно ободрил наших юных друзей, Родона и его супругу, оживленных теперь почти несомненною надеждой на совершеннейшую благосклонность возлюбленной тетки. Они решились и приняли заранее действительные меры утешать ее самыми веселыми письмами из Парижа, куда, по словам Родона, они спешили по следам победоносного войска.

На жену пастора, отправившуюся на "Королевину усадьбу" лечить переломленную ключицу своего супруга, не распространялось более благоволение мисс Матильды Кроли. Мистрисс Бьют - эта живая, юркая, расторонная, самовластная женщина, имела неосторожность провиниться неисправимым образом перед своей золовкой. Впродолжение пребывания своего в Лондоне и Брайтоне, она не только забрала в свой руки всю хозяйственную часть, не только стеснила пациентку суровыми распоряжениями, но и наскучила ей как нельзя больше, Если бы мисс Бриггс была женщина с проницательным умом, ей, нет сомнения, было бы в высшей степени приятно исполнить поручение своей благодетельницы относительно письма на "Королевину усадьбу". Матильда приказала написать, что, так-как её здоровье быстро начало поправляться немедленно после отъезда мистрисс Бьют, то она покорнейше просит добрую посторшу не приезжать к ней в другой раз ни по какому поводу, ни под каким предлогом, и не бросать из-за нея собственной семьи на "Королевиной усадьбе". Такой триумф над женщиной, позволявшей себе гордое и заносчивое обхождение в отношении мисс Бриггс, мог бы, конечно, обрадовать всякую дальновидную леди, но мисс Бриггс, кроткая и смиренная, не принадлежала к разряду этих леди, и сердце её почувствовало даже сострадание к своему врагу, как-скоро отняли у него средства вредить ей.

- Как я была глупа! думала мистрисс Бьют, обвиняя себя в поступке, который в самом деле был очень глуп. Зачем мне было в этом дурацком письме, которое мы отправили к ней вместе с мною откормленными цесарками, намекать, что я приеду! Мне бы следовало, не говоря дурного слова, прямо приехать к мисс Кроли и вырвать ее из рук этой плаксивой Бриггс и этой негодницы, femme de chambre. Приехать бы, да и только... Ах; Бьют, Бьют! Зачем тебе вздумалос так некстати переломить свою ключицу?

безошибочное искуство оттолкнуло от нея всех партнеров так-что уже никто не решался возобновить с нею опасную игру. При всем том, мистрисс Бьют и её возлюбленные детки были убеждены душевно, что она сделалась в этом случае несчастной жертвой ужаснейшого эгоизма, и что её самопожертвование в пользу мисс Матильды Кроли сопрововдалось самою чорною неблагодарностью. Повышение Родона и почетный отзыв о нем на столбцах военной газеты чрезвычайно растревожили её чувствительную душу. Чего тут ожидать? Легко станется, что тетка простит своего храброго племянннка, полковника и кавалера, и эта ненавистная Ребекка опять овладеет сердцем легкомысленной Матильды. Что тут станешь делать? Мистрисс Бьют написала для своего супруга весьма красноречивое сочинение о суетности мирской славы, и о том, как судьба бывает иной раз слепа в раздаянии своих благ. Достойный супруг не понимал тут ни одного слова, но тем не менее, сочинение при первой же сходке было им произнесено превосходно, с чувством, толком и даже с проблеском возвышенного пафоса. Единственными его слушателями были: мистер Питт, старший брат Родона, Роза и Фиалка, дочери покойной леди Кроли. Сэр Питт уже давно не посещал собраний, где произносились патетическия речи.

Поведение старика становилось хуже и хуже, с месяца на месяц, со дня на день. С отъездом Бекки Шарп, он дал полную волю и разгул своим грязным привычкам, к великому соблазну всего графства и к величайшему ужасу своего старшого сына. Ленты у буфетчиковой дочки, мисс Горрокс, заблистали самыми яркими цветами. Благородные фамилии Гемпшира не заглядывали больше на "Королевину усадьбу" и с презрением говорили о владелъце этого древняго поместья. Сэр Питт бражничал каждый день в домах своих фермеров, и нередко ездил в Модбери промачивать свое горло ямайским ромом. Кучера, барышники и браконьеры сделались его закадычными друзьями, и он пировал с ними на всех окрестных базарах. Мисс Горрокс решительно торжествовала. Она ездила с ним на четверке вороных в Соутамптон, заседая внутри фамильной кареты. Никто в целом графстве не сомневался, что вот, того и гляди, на следующей неделе будет свадьба, и провипцияльная газета известит о ней к стыду и соблазну целого мира.

Не сомневался в этом и мистер Питт, истомленный сердечно и душевно несчастным поведением отца. Методическия сходки продолжались, но уже далеко не с таким блистательным успехом, как в былое время. Мистер Питт даже усовершенствовался в искустве сочинять и произносить блистательные речи, но уже никто не думал больше апплодировать ему, и когда оканчивалась сходка, он слышал собственными ушами, как говорили:

- Оглянись прежде на себя, любезный друг, и потом учи других. Отец твой верно пьянствует в эту минуту в каком-нибудь кабаке или харчевне.

Однажды он с удивительным красноречием разсуждал о некоем мухаммедансклм бандите, окружившем себя толпами женщин, вовлеченных им в безвыходную тьму нравственных и умственных заблуждений. Уже фигуры и аллегорическия изображения полились потоком из уст одушевленного оратора, как вдруг из толпы раздался грубый голос:

"Королевиной усадьбе"?

Все собрание оторопело от этой выходки, и мистер Питт принужден был окончить свою речь. Нет надобности распространяться, что сцены в этом роде совершенно отравляли его жизнь.

Роза и Фиалка, с отъездом гувернантки, тоже были брошены на произвол судьбы, так-как сэр Питт произнес торжественную клятву, что с этой поры никакая ученая девица не переступит больше через порог его дома. Участь бедных сироток, нет сомнения, была бы достойна великого сожаления, еслиб мистер Питт силою своего энергического красноречия не уговорил отца отослать их в учебное заведение для окончательного усовершенствования в искуствах, науках и ремеслах.

Но каковы бы ни были взаимные отношения членов знаменитой фамилии, все они были согласны в одном - в единодушной любви к мисс Кроли, и обожаемая старушка безпрестанно получала вещественные знаки привязанности от свомх племянников и племянниц. Так мистрисс Бьют препровождала к ней пулярдок и некоторые весьма замечательные специменты цветной капусты, со включением хорошенького кошелька или булавочной подушечки от имени прелестных дочек, которые также, с своей стороны, сгарали желанием приобресть для себя хотя маленький уголок в памяти милой тетушки. Мистер Питт посылал ей корзины с персиками, виноградом и дичью. Соутамптонский дилижанс каждонедельно отвозил в Брайтон все эти подарки, служившие выражением родственной любви, и туда же, повременам, в этом экипаже, ездил сам мистер Питт, усердный методист и красноречивый оратор. Поведение отца заставляло его довольно часто отлучаться из "Королевиной усадьбы", и, сверх-того, был для него в Брайтоне особый предмет, требовавший его личного присутствия. Мы уже имели случай намекнуть в этой истории об отношениях мистера Питта к леди Дженни Шипкенс, которая теперь вместе с матерью и сестрами проживала в Брайтоне с гигиеническою целью. Матушку леди Дженни, графиню Саутдаун, женщину с характером решительным и твердым, знал в ту пору весь методистский мир.

покровительством мистера Уильберфорса, и там несколько времени считали его весьма степенным молодым человеком, вполне оправдавшим рекомендацию своего политического патрона. Больше о нем нечего и говорить. Но словами невозможно изобразить чувствований превосходной матери, когда она, вскоре после смерти своего супруга, узнала с сокрушением сердечным, что сын её сделался членом многих светских клубов и проигрывал большие куши в "Кокосовом Дереве", что он уже успел надавать множество векселей, проматывая отцовское наследство, что он покровительствовал скачкам, держал съумасбродные заклады, ездил безпрестанно в оперный театр, и, вообще, проводил время в обществе холостяков, не отличавшихся строгими правилами жизни. Его имя произносилось не иначе, как с воздыханиями в фамильном кругу вдовствующей леди Саутдаун.

Леди Эмилия, старшая сестрица этого джентльмена, прославилась в методистском мире несколькими восхитительными трактатами эстетически-умозрительно-практически-элегического содержания, обращенного преимущественно к филантропическим целям. Как дева зрелая и даже перезрелая, она имела весьма слабую идею о супружеской жизни, и сердце её стремилось к предметам отвлеченным. С некоторого времени она вела постоянпую корреспонденцию с ост-индскими философами, и носился слух, будто леди Эмилия питала тайное расположение к достопочтенному Мельхиседеку Горнблауэру, который позволил себя татуировать на Зеландских островах.

Что касается до леди Дженни, к которой, как мы сказали, мистер Питт Кроли чувсгвовал сердечное влечение, она была робка, кротка, стыдлива, молчалива и в высшей степеми мягкосердечна. Нередко она проливала слезы о своем брате, хотя был он пропащий человек, и со стыдом приздавалась, что еще любит его до сих пор. Повременам она посылала к нему письма, и сама тайком относила их на почту. Единственный страшный секрет, тяготевший над её жизнью, состоял в том, что однажды, в лунную ночь, леди Дженни и старая ключница отправились на тайный визит в холостую квартиру лорда Саутдауна, и застали его - о, неисправимый и жалкий повеса! - среди комнаты с сигарою во рту и с бутылкою кюрасо, стоявшей перед ним на столе. Она почитала свою старшую сестру, благоговела перед матерью, и считала мистера Кроли совершегнейшим и достойнейшим из всех мужчин, после, однакожь, своего брата, лорда Саутдауна, этого падшого Люцифера. Зато мать и сестра, принадлежавшия к разряду женщин высокого полета, делали для скромной девицы всякия уступки, и вообще смотрели на нее с тем покровительственным великодушием, которое обыкновенно мы любим оказывать существам низшого разряда. Добрая мама заказывала для нея платья, покупала ей книги, ленты, шляпки, и выкраивала для её миньятюрной голозы представления, идеи и суждения, сообразные с её возрастом, полом и обстоятельствами жизни. Смотря по тому, как желала и приказывала леди Саутдаун, Дженни ездила верхом на своей маленькой лошадке, играла на фортепьяно, рисовала, или пользовалась каким-нибудь другим медикаментом, который должен был содействовать к развитию в ней физических и душевных совершенств. Вдовствующая леди заставляла свою дочку ходить в панталончиках и с передником до тех пор, пока ей не стукнуло двадцать-шесть лет. По поводу первого своего представления в Букингеме, леди Дженни получила раз навсегда приказание освободиться от этих орнаментов.

Когда все эти леди переехали в свой брайтонский дом, мистер Питт тотчас же поспешил сделать им свой визит, не надеясь в ту пору вступить в непосредственное соприкосновение с тетушкой Матильдой. Он ограничился только тем, что оставил свою карточку в дверях мисс Кроли, и осведомился от мистера Баульса, или его помощника, о здоровьи пациентки. Встретив однажды мисс Бриггс на её возвратном пути домой из киижной лавки, откуда она шла с новейшими романами под мышкой, мистер Питт раскраснелся необыкновенным образом, когда принужден был сделать шаг вперед и подать руку компаньйонке мисс Кроли. Он гулял тогда с леди Шипшенкс; и компаньйонка была ей представлена таким-образом:

"Лирических восторгов сердца". Вы уже имели случай несколько раз восхищаться этим поэтическим созданием мисс Бриггс.

Леди Дженни также раскраснелась, протягивая свою миньятюрную ручку мисс Бриггс, и проговорила что-то очень учтиво и безсвязно насчет своей мама, обнаруживая искреннее желание познакомиться с мисс Кроли, и свидетельствуя нелицемерную радость при встрече со всеми друзьями и родственниками мистера Питта. В заключение, когда оне разставались, леди Дженни бросила голубиный взгляд на мисс Бриггс, и слегка кивнула ей головой, тогда-как мистер Питт отвесил ей глубочайший поклон, один из тех, к которым он привык еще в некоем германском городе, где состоял на дипломатической службе.

О хитрый, лукавый дипломат, достойнейший ученик и сподвижник лорда Бинки! Он сам, собственными руками, представлл леди Дженпи экземпляр стихотворений мисс Бриггс, которые она в ранней своей молодости посвятила покойной супруге его отца. Мистер Питт отрыл этот томик между разным хламом на "Королевиной усадьбе", и привез его в Брайтон, озаботившись наперед перелистовать его дорогой в дилижансе, и сделать карандашом отметки в назидание леди Джеяни Шипшенкс.

С таким же дипломатическим искуством, мистер Питт представил умственному взору леди Саутдаун великия выгоды, которые могли современем произойдти от короткого знакомства её фамилии с мисс Кроли. Выгоды этого рода имели двойной характер - мирской и духовный. Мисс Кроли, говорил дипломат, была теперь совершенно одна. Чудовищный разврат и странная женитьба младшого брата, Родона, отстранили его окончательно от старой тётушки. Непомерное самовластие и жадность мистрисс Бьют Кроли заставили старушку принять против этой женщины строжайшия меры, и она не хочет более видеть ненасытную пасторшу. И хотя сам он, руководимый чувством гордости, быть-может неуместной, постоянно уклонялся от дружеских связей с мисс Кроли, однакожь теперь он думает, что необходимо воспользоваться всеми приличными средствами, как для того, чтоб обратить старую тётку на путь истины, так и для того, чтоб благовременно завладеть её имением, на которое он имеет полное право, как будущий представитель фамилии Кроли.

- Кто доктор у вашей тетушки? спросила леди Саутдаун у своего будущого зятя.

Мистер Питт назвал фамилию господина Кримера.

- О, это шарлатан и невежда, милый мой Питт. Надобно удалить его. Мне уже, слава Богу, удалось благовременно прогнать его из многих домов, хотя в одном или двух случаях я не подоспела. Так, при всем усердии, я не могла спасти генерала Гландерса, который умер от микстур этого шарлатана - умер, мой друг. Немного, правда, он оправился от поджеровых пилюль, которые я ему предписала; но увы! это было уже слишком поздно. Хорошо по крайней мере то, что генерал Гландерс умер спокойно, без всякой душевной тревоги. Стало-быть это дело решеное: Кример оставит вашу тётушку.

Мистер Питт выразил свое совершеннейшее успокоение.

вокруг её глаз, леди Саутдаун, отрешившись от шумных удовольствий большого света, погрузилась всей душой в созерцательные умозрения эстетически-философического свойства, и все её занятия приняли аскетический характер. Покойный её супруг, милорд Саутдаун, человек больной, слабый и простодушный, безмолвно ободрял поведение своей Матильды, и аскетическая её деятельность, возрастая постепенно; обнаружилась в скором времени в обширнейших размерах. Известно всему миру, что Англия, любезное наше отечество, столько гордое своим умственным развитием, представляет классическую почву для всех съумасбродных мнений и предразсудков, принимающих форму разнообразных доктрин с притязаниями на непогрешительность. Дух средневекового фанатизма парит еще во всей своей силе над атмосферой туманного Альбиона. Честолюбцы, обманутые в своих ожиданиях на поприще ученой или политической деятельности, узколобые педанты, волнуемые жаждой какой бы то ни было известности, все люди без призвания, без таланта, без светлой мысли в голове, найдут и прозелитов, и приличную для себя деятельность на всех пунктах Трех Соединенных Королевств. Дом леди Саутдаун еще при жизяи её мужа сделался истинным притоном всех этих пройдох и безпокойных искателей приключений. Методисты, квакеры, кувыркатели, накатчики, анабаптисты, попеременно появлялись в её блестящем салоне, смотря потому, как изменялись вкус и наклонности хозяйки. Так она принимала достопочтенного Сандерса Менитра из Шотландии, достопочтенного Луку Уатерса, Джильса Джаульса, и прочая, и прочая. Обе её дочери и вся домашняя челядь обязаны были с напряженным вниманием слушать и прилагать к сердцу туманные беседы всех этих господ. Впродолжение этих коггрегаций, старику Саутдауну позволялось дремать в своей спальне, пить глинтвейн и читать газету. Леди Дженни была любимою дочерью милорда, и в ней одной, казалось, он находил для себя утешение и отраду. Старшая дочь, усвоившая вполне характер и привычки своей матери, оттолкнула от себя отцовское сердце своим страшным ригоризмом. Такой порядок дел продолжался и после смерти милорда.

Мистер Питт, как послушный сын, вполне подчинялся прихотям и распоряжепиям своей будущей тёщи. Он должен был по её приказанию принимать Сандерса Менитра, Луку Уатерса, Джильса Джаульса, поджеровы пилюли, роджеровы порошки, эликсир мистера Поки, и так далее. При выходе из дома, леди Саутдаун всегда нагружала его и сочинениями, и медицинскими рецептами своих любимых докторов теологии и медицины.

Кто из вас; милостивые государи, не страдал, так-сказать, под игом этих прелестных самозванок-докторов, принимающих на себя произвольную обязаныость врачевать ваши душевные и физические недуги? Вы можете говорить сколько угодно: "Благодарю вас, сударыня, - в прошлом году я принимал, по вашему рецепту, поджеровы пилюли, и опытом изведал их целительное свойство; зачем же теперь я должен променять их на роджеровы порошки?" Это не поможет: безпардонная прозелитка, теряя надежду образумить вас словесными аргументами, начинает проливать горьчайшия слезы, и вы, для успокоения её, глотаете по неволе роджеровский порошок.

- Что жь касается до её душевного состояния, прододжала леди Саутдаун, - мы, разумеется, должны немедленно взять свои меры. Если оставить при ней Кримера, она умрет непременно, и притом в ужаснейшем состоянии. Я пошлю к ней достопочтенного мистера Айронса. Дженни, нашими от меня заимску, в третьем лице, к достопочтенному Бартоломею Айронсу, и скажи, что я сегодня ожидаю его к чаю, в половине седьмого. О, это самый деятельный муж! Он должен увидеть мисс Кроли сегодня ночью, прежде чем она ляжет спать. Эмилия, друг мой, приготовь пачку книг для мисс Кроли. Не забудь положить: "Обращенного Каннтбала" и "Звучную Трубу".

"Слепую Прачку", мама! сказала леди Эмилия,--для начала это было бы очень хорошо. А там можно будет послать "Восторгнутые Класы".

- Позвольте, mesdames, сказал мистер Питт, - уважая вполне всякия мнения возлюбленной леди Саутдаун, я думаю, однакожь, что было бы не совсем благоразумно приступать с такими важными предметами к мисс Кроли. Прошу вас обратить внимание на то, что до сих пор она еще никогда не углублялась в созерцательные истины, имевшия прямое отношение к её преклонным летам. Должно действовать исподоволь, не торопясь.

- Но в этих случаях торопливость совершенно необходима, мистер Питт, заметила леди Эмилия, успевшая между-тем выбрать шесть маленьких книжек из своей библиотеки.

- Это будет слишком опрометчиво с вашей стороны, и я знаю, что вы только напугаете мою тётку, продолжал отставной дипломат, - привычки света и легкомысленные мнения слишком глубоко запали в её душу. Опрометчивый способ действования неудобен во всех отношениях. Мисс Кроли, по всей вероятности, выбросит за окно все эти книги и откажется от всякого знакомства с теми, кто прислал их.

- Вы такой же мирянин, как ваша тётка, мистер Питт, сказала леди Эмилия, выходя из комнаты с своими книгами под мышкой.

этого рода может повредить нашим надеждам относительно мирских стяжаний моей тетушки. Вспомните, что у ней семьдесят тысячь фунтов, и обратите внимание на её преклонный возраст. Я знаю, что она уничтожила завещание, сделанное прежде в пользу моего брата, полковника Кроли. Мы должны исподоволь, мерами кроткими и едва заметными, обращать ее на истинный путь, и вы, я полагаю, согласитесь со мной, леди Саутдаун, что... что...

- Конечно, конечно, заметила скороговоркой леди Саутдаун. Дженни, моя милая, не отсылай этой записки к мистеру Айронсу, и если он придет, сказать, что дома нет. Если здоровье вашей тетушки не терпит отвлеченных разсуждений, мы охотно будем дожидаться её выздоровления. Время еще не ушло. Завтра я сделаю визит мисс Кроли.

- И если я вправе советовать в этом случае, заключил мистер Питт ласковым тоном, - вам никак не следует брать с собою нашу прекрасную Эмилию, так как характер её слишком жив и пылок. Напротив, будет очень хорошо, если вместе с нами отправится к моей тётушке милая наша леди Дженни.

- Ну да, ваша правда, Эмилия испортит все дело, сказала леди Саутдаун.

И на этот раз, леди Саутдаун, убежденная доказательствами дипломата, отказалась от своей обычной тактики действовать зажигательными трактатами против всякого ближняго, которого надлежало обратить на путь правды. Принимая в уважение здоровье пациентки, тревожное состояние духа и семьдесят тысячь фунтов, ей принадлежащих, леди Саутдаун первый раз в своей жизни решилась прибегнуть к средствам медленным и верным.

визитную карточку для мисс Кроли; и такую же дли мисс Бриггс. Для первого знакомства, леди Эмилия прислала ученой компаньйонке один экземпляр своих собственных сочинений и несколько теологических трактатов для поучительного чтения мисс Бриггс. В лакейскую мисс Кроли поступило, от её имени: "Прозрачное Зерцало" - сочинение весьма замечательное по своей краткости, ясности и вразумительности.