Базар житейской суеты.
Часть третья.
Глава XXXV. Нуль годового дохода и десятки тысяч расхода.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть третья. Глава XXXV. Нуль годового дохода и десятки тысяч расхода. (старая орфография)

ГЛАВА XXXV. 

Нуль годового дохода и десятки тысяч расхода.

Я думаю, милостивые государи, что все мы, больше или меньше, любим повременам размышлять о мирских деяниях своих ближних, и едва-ли найдется какой-нибудь философ на базаре житейской суеты, который бы, примером сказать, не интересовался знать, как живет-поживаеть сосед его Джонс, или каким образом приятель его Смит ухищряется сводить концы с концами по истечении каждого года аккуратно. Я с своей стороны питаю глубочайшее уважение к приятелям своим, Джинкинсам, потому-что обедаю у них два или три раза в месяц, но признаюсь чистосердечно, я не перестану удивляться до конца своей жизни, каким-образом Джинкинсы выезжают в Лондонский Парк, чуть-ли не каждое гулянье, в великолепной коляске с гайдуками на запятках. Правда, я знаю, что экипаж этот берется напрокат, и все джинкинсовы люди продовольствуются только жизненными припасами, не получая денежного вознаграждения за свои труды, но все же эти три человека и великолепная коляска должны представлять собою ежегодный расход по крайней мере шестисот фунтов стерлингов британской монеты. Притом, известно мне в достоверной степени, что семейство Джинкинсов дает весьма часто блестящие обеды, содержит двух мальчиков в Итонском Коллегиуме, нанимает для девиц привилегированных гувернанток и учителей, предпринимает заграничные поездки, проживает осенью в Истбурне или Вортинге и, вдовершение эффекта, дает ежегодно блистательный бал с роскошным ужином от Гунтера... Замечу здесь мимоходом, что кондитер Гунтер приготовляет для Джинкиисов самые изящные первостатейные обеды, как это я очень хорошо знаю, потому-что однажды, за неимением наличного гостя, я сам приглашен был принять участие в одном из этих парадных обедов, и здесь открылось для меня, что эти угощения, изящные в совершеннейшем смысле, не имеют ничего общого с обыденной трапезой, к которой обыкновенно допускается низший сорт джентльменов и леди, имеющих счастие пользоваться знакомством с этим благородным семейством... Кто же, спрашивается, после всех этих вещей, не вправе выразить своего изумления относительно того, каким-образом Джинкинсы обделывают свои дела?

- Да кто такой Джинкинс, позвольте вас спросить?

- Фи! как вы этого не знаете? Он служит коммиссионером в сургучной конторе.

- Неужели?

- Уверяю вас, и получает всего только тысячу двести фунтов в год.

- Это удивительно; но вероятно мистер Джинкинс женился на богатой, и у супруги его есть особое имение.

- Помилуйте! мистрисс Флинт - дочь бедного помещика и у него одиннадцать человек детей. Все доходы мистрисс Флинт ограничиваются одной только откормленной пулярдкой, которую присылают ей на святки, и за эту пулярдку она обязана содержать в доме своего мужа двух или трех своих сестер, и давать квартиру со столом всем своим братьям, когда приезжают они в город.

- Скажите, пожалуйста! Как же этот Джинкинс сводит балансы своих доходов?

- Не знаю.

- Как же это случилось, что его до сих пор не посадили в тюрьму? Не лишили его прав состояния?

- Не знаю, не знаю и не знаю.

Само-собою разумеется, что этому Джинкинсу суждено здесь представлять собою собирательное лицо и вероятно каждый из читателей находит его образ и подобие в ком-нибудь из своих или чужих знакомых. Все мы не прочь, вероятно, выпить рюмку вина у своего соседа, но это отнюдь не мешает нам допытываться, какими судьбами он добыл это превосходное вино.

Когда, года три или четыре спустя по возвращении из Парижа, Родон Кроли и его супруга обзавелись хозяйством на широкую ногу в уютном домике Курцонской улицы, что на Майской Ярмарке (Mayfair), многочисленные приятели, угощаемые за их столом роскошными обедами, едва-ли не все до одного предлагали себе на досуге какой-нибудь из вышепомянутых вопросов. Как романист и писатель исторический, я знаю все, что происходит на свете, и следовательно, я в состоянии известить почтеннейшую публику, каким-образом Родон и его прекрасная супруга могли жить припеваючи, имея ровно круглый нуль годового дохода. Только здесь да позволено мне будет сделать воззвание к издателям газет, имеющим похвальную привычку делать каждомесячно некоторые замиствования из разных периодических изданий: я прошу вас, господа, не перепечатывать на своих столбцах следующвх достоверных вычислений и фактов, собранных мною на рынке житейских треволнений после многих хлопот, соединенных, разумеется, с весьма значительными издержками из моего собственного кармана.

- Сын мой, сказал бы я, если б у меня был сын, - ты можешь, если захочешь, посредством глубоких исследований и соображений, допытаться каким-образом человек на сем свете может жить комфортэбльно без гроша в кармане. Только я советую тебе не вступать, ни под каким видом, в короткия спошения с джентльменами этой профессии. Делай свой вычисления издали, теоретически, точь-в-точь как ты решаешь математическую задачу посредством логарифмов, в противном случае, поверь мне, работа на самом месте наблюдений обойдется тебе слишком дорого, и впоследствии ты сам увидишь, что игра не стоила свечей.

Имея таким-образом нуль годового дохода, Родон Кроли и его жена, впродолжение двух или трех лет, о которых, впрочем, мы не намерены представлять подробного отчета, жили весьма счастливо и с большим комфортом в героде Париже. В этот период времени, Родон взял отставку и вышел из службы. О том, что он полковник, мы знаем теперь только потому, что на визитной его карточке явственно обозначен этот чин,

в Париже, наперерыв ухаживали за прекрасной Англичанкой, к великой досаде и отчаянию своих жен, которые продолжали смотреть с гордым презрением на эту заносчивую выскочку, лишенную всяких прав на принадлежность к их джентльменскому кругу. Впродолжение многих месяцов, салоны Сен-Жерменского предместья, где место Ребекки было, так-сказать, завоевано её талантами, и где ее принимали с явным предпочтением перед другими иностранками, постоянно кружили голову мистрисс Кроли, и отумаыили ее до такой степени; что она уже начинала смотреть свысока на скромную молодежь, составлявшую обыкновенное общество её супруга.

Но сам мистер Кроли зевал немилосердно в обществе французских аристократов. Старухи, игравшия с ним в экарте, шумели из-за пяти франков до того, что не стоило даже терять времени за карточным столом. Оне говорили без умолку, и может быть остроумие сверкало в каждом их слове, но что в этом толку, как-скоро не понимаешь французского языка?

- Да и ты, Ребекка, право, я не понимаю, говоорил Родон, - что тебе за охота вертеться безпрестанно в этом кругу?

среди коротких друзей своего собственного круга.

Приступая теперь к главному сюжету этой главы, мы должны наперед сделать маленькую оговорку. Говоря, что такой-то джентльмен живет превосходно, без гроша в кармане, мы хотим собственно сказать, что нам неизвестны средства, употребляемые этим джентльменом для покрытия своих издержек. Слово "нуль" принимается здесь в смысле неизвестного числа.

когда быстро начинают развиваться все интеллектуальные силы, он посвятил исключительно картам, бильярду и костям. Продолжая эти задушевные занятия с неутомимым терпением и настойчивостью, он достиг в них, с течением времени, совершеннейшого искуства, неизвестного всем этим профанам, которые имеют глупость играть для так называемого препровождения времени. Управлять кием на бильярде, по-моему, то же самое, что владеть пером, кистью, смычком, флейтой ил рапирой; сначала вы, при всей остроте соображения, решительно ничего не сделаете со всеми этими орудиямй, но чем больше станете упражняться, тем больше приобретете навыка в их употреблении, и наконец, если только вы человек с талантом, наступит пора, когда вы сделаетесь истинным художником на поприще избранного вами искуства. Мистер Кроли, сначала только дилеттант жолтых и красных шаров, превратился мало-по-малу в превосходнейшого маэстро бильярдного искуства. Встречая соперника на этом поприще, он употреблял методу, достойную замечания. При начале партии, мистер Кроли бывал вообще довольно слаб и делал безпрестанные промахи даже, вътаких случаях, где, по ходу игры, успех повидимому казался на его стороне; по мало-по-малу его глаз и рука приобретали удивительную меткость и ловкость; гений его, как у великого полководца, возвышался по мере трудности борьбы; неожиданные и великолепные удары упрочивали решительную победу, и всеобщее удивление, сопровождаемое несколькими тысчячами франков, служило обыкновенною наградой за смелый подвиг. Само-собою разумеется, что те, которые раз были свидетелями подобных состязаний, не решались подвергать опасности свой кошелек против игрока, слабого и робкого в начале, но неустрашимого и твердого в конце игры.

В картах, за зеленым столом, мистер Кроли придерживался такой же, точно системы. При начале вечера ему обыкновенно не везло, и он проигрывался въпух, бросая карты с такою безпечностью и нерадением, что вновь приходившие партнеры составляли весьма низкое понятие о его таланте, но впоследствии, когда игра начинала принимать запальчивый характер, замечали вообще, что Родон Кроли совершенно изменял свою тактику, и обнаруживал такия глубокомысленные соображения, что партнер его подвергался опасности потерять в один вечер весь свой кошелек. Вообще, в этом искустве Родон не находил себе достойного соперника, способного, даже при самых благоприятных обстоятельствах, одержать над ним победу.

Длинный ряд блистательных успехов мистера Родона должен был, по естественному ходу вещей, возбудить зависть в некоторых сердцах, и побежденные соперники делали о нем довольно оскорбительные отзывы. И как Французы говаривали в свое время о герцоге Веллингтоне, что один только изумительнный ряд счастливых случайностей делал из него неизменно-счастливого победителя, так и теперь оказывалась необходимость в предположении, что мистер Родон постоянно окружен был ротозеями и глупцами.

Хотя Frascali и Salon были в ту пору для всех и каждого открыты в веселом Париже, однакожь бешеная страсть к игре распространилась до такой степени, что публичные притоны не вмещали больше задорных игроков, и многия частные семейства вынуждены были уставить свой комнаты ломберными столами. Вечерния собрания у Кроли были очаровательны во всех отношениях, но эта роковая забава обуяла решительно всех гостей, к великому огорчению милой и доброй мистрисс Кроли. Кроме карт, здесь с одинаковым усердием играли и в кости. Ребекка говорила о пагубной страсти своего мужа с глубочайшей тоской, и жаловалась на него всем джентльменам, приходившим в её дом. Она упрашивала молодых людей не дотрогиваться ни до карт, ни до костей, и когда молодой Грин проиграл весьма значительную сумму, Ребекка провсла всю ночь в слезах, и на коленях умоляла своего мужа простить неопытному юноше этот долг, и бросить в огонь его росписку. Так по крайней мере расказала об этом несчастному молодому джентльмену горничная мистрисс Кроли. Но дело известное, что Родон никак не мог согласиться на просьбу своей жены. Он сам недавно проиграл такую же сумму гусару Блаккстону и некоему Пунтеру, ганноверскому кавалеристу. Грину, пожалуй, еще можно дать отсрочку недели на две или на три, потому-что он добрый малый; но сжечь росписку - fi donc! - кости не детская забава, и Грин, как честный джентльмен, обязан заплатить.

Все другие молодые люди, по большей части прапорщики и подноручики, окружавшие прелестную мистрисс Кроли, возвращались с её вечеров с вытянутыми лицами и пустыми карманами, проигрывая все, до последняго франка, мистеру Родону. Вскоре начала распространяться дурная репутация о доме достолюбезных супругов. Возмужалые и уже искусившиеся джентльмены предостерегали юношей, лишенных необходимой опытности. Так, некто Михаил Одауд, полковник Трильйонного полка, успел предостеречь во-время и кстати поручика Спуни, состоявшого под его командой. Однажды по этому поводу произошел даже сильный и загаристый спор между полковником Одаудом и его супругой с одной стороны, и между Родоном Кроли и его женою с другой. Это, собственно говоря, случилось в é de Paris, за общим столом, где сидели обе эти почтенные фамилии. Сперва, как и водится, сцепились между собою прекрасные леди. Мистрисс Одауд щеликнула своими пальцами прямо в лицо мистрисс Кроли, и объявила во всеуслышание, что вупруг её - шулер. Дело, как и следовало ожидать, получило весьма серьёзный оборот. Родон Кроли сделал формальный вызов Михаилу Одауду. Услышав об этой ссоре, дивизионный генерал немедленно послал за господином Кроли, уже приготовлявшим свои ппстолеты, изведанные на поприще дуэлей. Он собщил нашему герою отеческое наставление, вследствие которого дуэль не состоялась. Говорили даже, будто Родона хотели, по этому поводу, отправить назад в Англию, но Ребекка бросилась на колени перед милордом Тюфто, и уладила все дело. После этого происшествия, мистер Кроли несколъко недель играл только с одними мирными гражданами французской столицы.

Но не смотря на постоянные и несомненные успехи мистера Родона, Ребекка поняла и расчитала весьма основательно, что при таких скандалёзных случайностях положение их было, что называется, une position précaire, и хотя они не нмели простодушного обыкновения платить кому бы то ни было и за что бы то ни было, однакожь капиталу их грозила со временем неминуемая опасность превратиться в действительный нуль.

- Игра - хорошее средство, нечего сказать, говорила Ребекка, но она может иметь свою ценность только при других, более правильных доходах. Это не больше как вспомогательный источник правильного дохода, но еще отнюдь не самый доход. Олухи найдутся не всегда, и скоро вероятно наступит время, когда вся эта молодежь наскучит нашим обществом. Что мы тогда станем делать?

Это замечание показалось весьма основательным Родону Кроли. В самом деле, он уже подметил два или три раза, что некоторые джентльмены очевидно скучали на его вечерах, несмотря на все прелести и любезность мистрисс Кроли. Были и такие, которые совсем отстали от их дома.

Весело и приятно было жить в Париже, но все же эта жизнь имела, в некотором смысле, цыганский характер, и Ребекка имела настоятельную необходимость поискать для своего супруга счастья на родимой стороне. Быть-может, она выхлопочет для него тепленькое местечко в Трех Соединенных Королевствах, или в колониях по ту сторону океана; в том и другом случае, жизнь их утвердится на прочном основании, и они будут. иметь правильную цель впереди. Ребекка окончательно решилась сделать нашествие на Англию, как-скоро очистится для нея удобный путь. Действуя под влиянием этой мысли, она заставила Родона выйдти из гвардии в отставку с пенсионом половинного жалованья. Его адъютантская должность при генерале Тюфто прекратилась еще прежде. Ребекка смеялась во всех обществах над странным париком милорда, его корсетом, фальшивыми зубами, и особенно над его забавными притязаниями на сердца прекрасного пола. Везде, где следует, возвестила мистрисс Бекки, что милорд воображает в простоте сердечной, будто каждая женщина непременно и неизбежно влюбляется в него с первого взгляда. Все эти насмешки произвели свой эффект. Обеды милорда Тюфто, его букеты и драгоценные безделки из ювелирских магазинов обратились теперь на некую мистрисс Брент, сероглазую супругу коммиссара Брента, за которою ухаживал он и в театре, и на публичных гуляньях. Бедная мистрисс Тюфто не выиграла ровно ничего от своего присутствия в Париже и проводила длинные вечера с своими дочерьми, зная, что супруг её, перетянутый, раздушенный и завитой отправился во французскую оперу, где сидит он в одной ложе с мистрисс Брент. Дюжины новых обожателей явились к мистрисс Бекки, и она могла бы разбить в прах свою невзрачную соперницу, но ей, как мы уже сказали, надоела цыганская жизнь в чужеземной столице. Театральные ложи и обеды в ресторанах потеряли для нея прелесть новизны: букеты нельзя было уберечь на будущия времена, и не было возможности продолжать свое существование насчет кружевных платочков, лайковых перчаток и разнокалиберных ювелирских безделок. Ребекка живо почувствовала суету и ничтожность мирских удовольствий, и мысли её обратились на существенные блага.

лежала на смертном одре: Родон должен был поспешить к ней в Лондон. Мистрисс Кроли и дитя её останутся в Париже до возвращения из Англии супруга и отца.

Родон отправился в Кале, куда и прибыл благополучно. Теперь не оставалось, повидимому, ни малейшого сомнения, что он поплывет в Дувр; но, сверх всякого ожидания, мистер Кроли взял место в дилижансе для отъезда в Дюнкирхен, и оттуда направил свой путь в Брюссель, имея особенную привязанность к этому местечку. Дело в том, что в Лондоне у него было еще больше кредиторов, чем в Париже, и мистер Кроли предпочитал спокойный бельгийский городок шумным европейским столицам.

Наконец, мисс Матильда Кроли умерла. Ребекка заказала по своей тетке самый модный и пышный траур для себя и малютки Родона. Полковник деятельно занимался устройством фамильных дел по наследству. Теперь супруги могут взять бельэтаж в гостиннице, вместо прежних весьма неудобных комнат в четвертом этаже. Мистрисс Кроли и содержатель отеля долго совещались между собой относительно занавесов, гардин, долго спорили и немножко даже побранились из-за ковров, какие должно будет употребить для гостиной и будуара, и наконец устроили все как нельзя лучше и переговорили обо всем, исключая того, что могло иметь какое-нибудь отношение к денежному счету.

Покончив таким-образом эти хозяйственные хлопоты, мистрисс Бекки уехала из Парижа в богатейшей коляске, взятой в долг у содержателя гостинницы, и вместе с ней отправилась французская bonne. Дитя приютилось подле матери. Добрейший содержатель отеля и его супруга проводили прекрасную путешественницу за ворота, и с улыбкой проговорили ей прости (первое и - увы! - последнее). Милорд Тюфто решительно разсвирепел, когда услышал об отъезде Бекки, за что и получил страшный выговор от мистрисс Брент, нелюбившей смотреть на проявление свирепых чувств милорда Тюфто. Поручик Спуни сокрушился сердечно и душевно; содержатель гостинницы принялся немедленно меблировать и украшать свои лучшие аппартаменты, чтоб все было готово к возвращению очаровательной Англичанки и её супруга. Он тщательно увязал и запечатал сундуки, оставленные ему на сохранение. Madame Кроли особенно рекомендовала их попечительному впиманию доверчивого Француза, хотя впоследствии, когда их вскрыли, оказалось, что в этих сундуках был такой скаредный хлам, что даже совестно и расказывать, что это за хлам.

Но, прежде соединения с своим супругом в бельгийской столице, мистрисс Кроли нанравила свой путь в Англию, оставив за собой малютку сына на европейском континенте, под надзором французской няньки.

похвальному обычаю французских матерей, Ребекка отдала своего ребенка на воспитание в деревеньку под Парижем, где юный Родон провел комфортэбльно первые месяцы своей жизни в многочисленном обществе молочных братьев, щеголявших в башмаках на деревянных подошвах. Здесь повременам, и довольно часто, навещал его отец, причем родительское сердце старшого Родона пылало истинным восторгом, когда он видел, как розовый, чумазый и крикливый шалун его делал из глины пирожки, под надзором садовницы, его няньки.

Но мистрисс Кроли не считала нужным баловать своего сына частыми визитами. Однажды, он испачкал у нея новенькую мантилью небесно-голубого цвета, и с той поры Ребекка уже никогда почти не навещала юного Родона. Сын в свою очередь решительно предпочитал нежности своей няньки ласкам хорошенькой мама, и когда ему нужно было окончательно оставить эту веселую нянюшку, он раскричался немилосердо на несколько часов. Его утешили только обещанием, что на другой день он опять увидит свою няньку. То же самое сказали и няньке, искренно полюбившей своего пптомца, и честная женщина с безпокойством дожидалась его возвращения несколько дней сряду.

Приятели наши, не во гнев будь им сказано, занимали одно из первых мест между многочисленными пройдохами, наводнившими впоследствии европейский континент, и производившими обманы всякого рода во всех столицах Европы. В счастливые дни 1817--1818 года, уважение к богатству и честности Англичам было неизмеримо. В ту пору, как мне говорили, они еще не научились торговаться из-за всякой безделицы с тем отчаянным упорством, которое ныньче составляет в чужих краях отличительную принадлежность характера всякого Британца. Великие города Европы тогда еще не были открыты предприимчивости английских бездельников, расчитывающих на чужие карманы, и вам стоило только путешествовать в собственном экипаже и назваться английским милордом, чтоб пользоваться всюду неограниченным кредитом. Ныньче ужь не то. В редком городе Италии или Франции вы не встретите наших островитян, промышляющих на чужой счет. Они обманывают содержателей гостинниц, переводят фальшивые векселя на легковерных банкиров, надувают без стыда и совести каретников, ювелиров, магазинщиков, обыгрывают в карты простодушных путешественников и даже похищают книги из публичных библиотек. Всего этого еще не было лет за сорок, и первые искатели приключений в этом роде находили для себя привольное раздолье на европейской почве.

Прошло несколько недель после отъезда фамилии Кроли, прежде чем содержатель гостинницы, где Родон и его супруга имели резиденцию в продолжение своего пребывания в Париже, сделал весьма неприятное открытие, что ему прийдется понести из-за них весьма значительные потери. К этому открытию был он приведен разнообразными и совсем неожиданными явлениями после их отъезда. Madame Marabou, содержательница модного магазина, приходила раз двадцать с своим маленьким счетом, приготовленным для мадам Кроли. Monsieur Didelot из Boule d'or в Палеройяле заходил около дюжины раз понаведаться, воротилась ли в свою резиденцию эта charmante Miladi, которая скупила в его магазине значительную коллекцию часов и браслет. Даже бедной жене садовника, няньчившеи юного Родона, никогда не было заплачено ни за её молоко, ни за её материнския ласки... так точно: не было заплачено; при этих дорожных сборах, Кроли совсем забыли о такой безделице... Что жь касается до содержателя отели, он не уставал потом во всю свою жизнь изрыгать проклятия на английскую нацию, и тщательно осведомлялся у всех путешественников, не знают ли они некоего лорда Кроли и его жену, une petite dame, très spirituelle.

é!

Ребекка отправилась в Лондон собетвенно затем, чтобы усовестить и образумить многочисленных кредиторов своего супруга, предложив им дивиденд шести пенсов или одного шиллинга за фунт. Без этой предварительной сделки, Родону Кроли было бы неудобно воротиться в свою отчизну. Не наше дело описывать средства, употребленыые ею при этих затруднительных переговорах. Собрав всех кредиторов, Ребекка объявила коротко и ясно, что сумма, предлагаемая им в настоящую минуту, составляет весь наличный капитал её супруга, и что, вслучае их упрямства, мистер Кроли поставлен будет в неизбежную необходимость предпочесть резиденцию в чужих краях своему возвращению в родной город. Она представила неотразимые доказательства, что нет для них физической возможности получить наибольший дивиденд, и что мистер Кроли, обманутый в своих надеждах на получение тётушкина наследства, пробивается со дня на день, имея весьма скудные средства к существованию. Убежденные такими прочными доводами, кредиторы согласились единодушно принять предложение мистрисс Кроли, и она таким-образом купила за полторы тысячи наличных фунтов долговую сумму, превышавшую более чем в десять раз этот дивиденд.

При этих переговорах, мистрисс Кроли совсем не считала нужным прибегать к посредничеству адвокатов или нотариусов. Её дело, ясное и простое, говорило само за себя, и она предоставила юристам своих кредиторов выполнить по принадлежности все законные формы. Мистер Левис, представлявший фирму Давидса на сквере Красного Льва, и господин Мосс, заступавший место Манассии, главного кредитора мистера Кроли, делали Ребекке блистательные и самые лестные комплименты, и объявили взаключение, что с нею не сравняется ни один адвокат в мире.

Выслушав эти отзывы с приличною скромностью, мистрисс Кроли приказала принести бутылку хереса и сладенький ппрожок в грязную квартиру, где жила она впродолжение этих переговоров. Затем, весело простившись с своими гостями, она полетела опять на европейский континент для соединения с своим сыном и супругом, который выслушал с восторгом радостную весть о возможности безпрепятственного и счастливого возвращения в родимый край. Что касается до юного Родона, мы обязаны заметить, что новая его нянька, Mademoiselle Geneviève, оставила, в отсутствие матери, без всякого внимания своего питомца. Ей представилась перспектива увидеться с давнишним другом сердца, и малютка Родон, совсем забытый и оставленный, чуть не погиб в песках Кале, откуда, к счастию, освободили его добрые и сострадательные особы.

особенно они усовершенствовались в искустве жить на джентльменскую ногу, имея круглый нуль годового дохода.