Базар житейской суеты.
Часть третья.
Глава XXXIX. Бекки становится действительным членом фамлии Кроли.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Теккерей У. М., год: 1848
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть третья. Глава XXXIX. Бекки становится действительным членом фамлии Кроли. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXXIX. 

Бекки становится действительным членом фамлии Кроли.

Старший сын и наследник баронета прибыл благовременно после этой катастрофы, и отныне, можно сказать, уже началось его господствование в "Королевиной усадьбе". Старый баронет еще жил несколько месяцов; но умственные способности и дар слова уже никогда более не возвращались к разбитому параличом старику.

Вступив в управление прадедовским поместьем, мистер Питт нашел его в странном положении. Сэр Питт, повидимому, только и делал всю свою жизнь, что продавал, закладывал или покупал. Делами его заведывали человек двадцать, и с каждым из них непремеыно была у него ссора. Он перебранился со всеми своими арендаторами, и завел с ними бесконечные тяжбы. Судился он с управигелями каменоломни, сутяжничал с адвокатами, и ябедничал в суде на всех купцов и торгашей, с которыми имел дела. Победить все эти затруднения и очистить поместье от сутяжнических кляуз: такова была задача, которую предложил себе достойный дипломат, принявшийся за дело с удивительною ревностию. Все его семейство немедленно переселилось на "Королевину усадьбу", куда, само-собою разумеется, перебралась и леди Саутдауп. Продолжая неутомимо все свои прежния сношения с квакерами, кувыркателями, методистами и накатчиками, леди Саутдаун, к величайшему огорчению и гневу мистрисс Бьют, нашла, по тщательном исследовании, что дела в приходе Королевиной усадьбы, с рационально-эстетической точки зрения, находятся в мрачном запустении, вследствие постоянной небрежности и нерадения Бьюта Кроли. Принимая к сердцу благоутробие своих ближимх, достопочтенная леди решилась забрать Пасторат в свои собственные руки, определив, на место Бьюта, юного кувыркателя, которого в ту пору протежировала леди Саутдаун. Мистер Питт, как гениальный дппломат, смотрел до времени сквозь пальцы на все эти затеи своей тещи.

Намерения мистрисс Бьют относительно мисс Бетси Горрокс не были приведены в исполнение, и ей не удалось сделать визит в соутамптонскую тюрьму. По выходе из замка, мисс Бетси и почтенный её родитель удалились к Гербам Кроли, в деревенский трактир, состоявший с некоторого времени на откупу у мистера Горрокса. Отец и дочь поселились здесь окончательно, и продолжали пользоваться доходами, доставившимися отставному буфетчику на местных выборах один голос. Достопочтенный Бьют с своей стороны тоже имел одимн голос. Он, мистер Горрокс, да еще четыре джентльмена составляли таким-образом представительное общество, пользовавшееся правом подавания голосов при выборе от Королевиной усадьбы депутатов в Нижний Парламент.

Молодые леди джентльменского замка и Пасторат были между собою довольно любезны и учтивы, но мистрисс Бьют и леди Саутдаун никогда не могли встретиться без наклонности к сильнейшей ссоре, и взаимные их свидания мало-по-малу совершенно прекратились. Леди Саутдаун уединялась в своей комнате всякий раз, как девицы Пастората делали визиты своим двоюродным сестрицам в замке. Никак нельзя сказать, чтоб мистер Питт слишком огорчался этим довольно частым отсутствием своей тёщи. Фамилия Бенки, нечего и говорит, была интереснейшая и умнейшая фамилия в целом мире, и притом, леди Саутдаун имела долгое время неограниченное влияние на мистера Питта, но это влияние казалось ему иной раз бременем довольно тяжким. Считатъся молодым до сих-пор было без сомнения очень лестно; но подчиняться в сорок шесть лет чужой воле наравне с легкомысленным мальчиком - это ужь, с позволения сказать, из рук вон.

Леди Дженни во всех своих движениях подчинялась безусловно материнской воле. Она обожала своих деток, и то было для нея неизмеримым счастьем, что леди Саутдаун не обращала на них слишком попечительного внимания. Такой недостаток внимательности произошел от столкповения родствеяного долга с другими более серьёзными обязаныостями гуманного свойства. У леди Саутдаун были постоянные и разнообразные сношения с накатчиками, и она вела обширнейшую корреспонденцию с аскетическими философами Африки, Ами, Австралии, Америки, и проч. Все эти занятия поглощали большую часть её времени, так что она почти совсем выпустила из вида свою внучку, маленькую Матильду, и внучка своего, юного Питта Кроли. Малютка Питт родился очень слабым, и только неизмеримые дозы каломели прописанные рукой леди Саутдаун, возвратили его к жизни.

Старик сэр Питт перенесен был в те самые апартаменты, где некогда угасла жнзпь леди Кроли, и здесь оставили его под неусыпным надзором и на попечении мисс Гестер, девушки честной, заступившей место негодной Горрокс. Мы обязаны заметить. что она исполняла свою обязаныость с ревностным рачением, как всякая добросовестная нянька на хорошем жалованьи. А какая любовь, позвольте спросить, какая верность, какое постоянство сравняются с усердием няньки на хорошем жалованьи? Она разглаживает подушки, приготовляет аррорут, не смыкает глаз по ночам, безропотно переносит жалобы пациента и его брюзгливость, видит из дверей одинокой комнаты блестящие лучи утренняго солнца, и не смеет перешагнуть за порог, дремлет по ночам в креслах, и кушает суп в уединении на скорую руку. Длинные, длинные вечера проводит нянька, не делая ничего, наблюдая только за кипением бульйона, и переворачивая уголья в камине. Один и тот же нумер газеты читает она целую неделю, и одна и та же книжонка, в роде "Восторгнутых Классов", или "Утешение в Нищете", составляет её единственную литературную пищу. И мы еще готовы ссориться с такой особой за то, что как-нибудь нечаянно очутилась в её корзинке бутылка с джином! Милостивые государыни, не угодно ли вам указать мне на мужчину, который согласился бы с таким самоотвержением проняньчить около года предмет своей нежнейшей страсти. Няньке между-тем вы платите каких-нибудь десять фунтов за три месяца, да еще жалуетесь, что слишком дорога плата. Мистер Кроли по крайней мере ужасно ворчал, что ему пришлось заплатить половину этой суммы девице Гестер за её неусыпные попечения при болезненном одре старого боронета.

В солнечные дни, старого джентльмена выносили на террасу в тех самых креслах, которые для этой-же цели употребляла в Брайтоне мисс Кроли, и которые теперь перевезеыы были на Королевину усадьбу стараниями тещи мистера Питта. Леди Дженни, по обыкновению, гуляла в таких случаях, подле старика, и старик, повидимому, чрезвычайно полюбил свою невестку. Он обыкновенно кивал ей несколько раз и улыбался, когда она входила в его комнату, но жалобные и болезненные стоны вырывались из его груди, когда леди Дженми уходила, и лишь только дверь затворялась за нею, старик плакал и рыдал. Мисс Гестер, в присутствии молодой барыни, была чрезвычайно ласкова и предупредительна к своему пациенту; но как-скоро они уходила, нянька сжимала кулаки, делала гримасы, и дерзко говорила баронету: "перестанешь ли ты хныкать, глупый старичшика?" Затем она откатывала его кресла от камина, где он любил сидеть... и бедный старик рыдал еще сильнее.

Итак, вот что осталось от семидесяти лет сутяжничества, каверз, мелких хитростей, пронырства, низкого самолюбия и пьянства!.. Думал ли сэр Питт, что он сделается жалким и плаксивым идиотом, которого станут укладывать в постель, умывать, чистить и кормить, как безсмысленного ребенка.

Пришел наконец день, окончивший занятия неутомимой няньки. Рано утром, когда мистер Питт сидел в своем кабинете за счетными книгами главного управителя Королевиной усадьбы, послышался легкий стук в дверь, и вслед затем, делая реверанс, в комнату вошла мисс Гестер.

- Смею доложить, сэр Питт, начала Гестер, безпрестанно кланяясь и приседая, что сэр Питт приказал долго жить сегодня поутру, сэр Питт. Я поджаривала тосты, сэр Питт, для его кашицы, сэр Питт, которую он, сэр Питт, принималь каждое утро, сэр Питт, в шесть часов, сэр Питт... мне послышался тяжолый стон, сэр Питт... и... и... и...

Мисс Гестер сделала самый любезный и красивый ревераис.

Отчего же, при этой вести, бледное лицо Питта покрылось яркой краской? Неужели оттого, что он сам наконец сделался сэром Питтом, то-есть баронетом и членом парламента, со всеми надеждами и блестящими почестями, присвоенными этому титулу? "Именье теперь может быть очищено наличными деньгами," подумал Питт, и в голове его быстро образовались и созрели планы для всех возможных улучшений и поправок. Прежде он не хотел тратить на это теткиных денег, из опасения, что сэр Питт все переделает по своему, и он только по пустому убьет значительную часть своего капитала.

* * *

Печально загудел колокол на башне Королевиной усадьбы, возвещая о кончине баронета; сторы в окнах замка и Пастората опустились, и достопочтенный Бьют отложил свою поездку на скачки в уездный город. Это однакожь не помешало ему пообедать в доме сэра Фуддельстона-Туддельстона, где, за стаканами портвейна, долго беседовали о его покойном брате и о характере молодого сэра Питта Кроли. Мисс Бетси, вышедшая этим временем замуж за модберийского седельника, рыдала долго и громко. Докторское семейство отправилось в замок Королевиной усадьбы, чтобы засвидетельствовать почтение прекрасным леди и наведаться о их здоровьи. Весть о смерти достигла и до трактира Гербов Кроли, которого содержатель стоял уже на приятельской ноге с достопочтенным Бьютом, и всем было известно, что Бьют частенько заходил к мистеру Горроксу, который подчивал его пивом.

- Должна ли я писать к вашему брату, или вы самй известите его? спросила леди Дженни своего супруга, сэра Питта.

- Конечно, я сам должен писать, и вместе пригласить его на похороны, сказал сэр Питт. Этого требует приличие.

- Приглашение будет конечно относиться и... и... и.. к мистрисс Родон? спросила леди Джекни нерешительным и робким тоном.

- Дженни! воскликнула леди Саутдаун. Как ты можешь думать об этой женщпде?

- Мы обязаны, конечно, просить и мистрисс Родон, сказал решительно сэр Питт.

- Прошу вас припомнить, миледи, что я - глава и представитель этой фамилии, отвечал сэр Питт. Леди Дженни, потрудитесь написать письмо к мистрисс Родон Кроли, и попросите ее пожаловать на похороны.

- Дженни! Я запрещаю тебе брать перо в руки! закричала раздраженная миледи.

- Кажется, я имел честь заметить, миледи, что я - глава этой фамилии, повторил сэр Питт. Мне будет очень неприятно, если, по встретившимся обстоятельствам, вы сочтете необходимым оставить Королевину усадьбу, но это, конечно, не снимет с меня обязаныости управлять, как я хочу, замком своих предков.

Леди Саутдаун, величественная как мистрисс Сиддонс в "Леди Макбет", гордо поднялась с места, и приказала заложить лошадей в свою карету. Как же иначе? Если ужь выживают ее из собственного своего дома, леди Саутдаун уйдет, пожалуй, на тот край света, чтобы скрыть в пустыином одиночестве свою тоску.

- Мы и не думаем выживать вас, мама, сказала робкая леди Дженни умоляющим тоном.

- Вы приглашаете таких особ, с которыми не может встречаться женщина моего звания и с моими нравственными свойствами. Завтра поутру я уезжаю.

- Благоволите, прошу вас, писать под мою диктовку, леди Дженни, сказал сэр Питт, вставая с места, и принимая повелительную позу. Пишите.:

.Королевина усадьба. - Сентября 14го 1822. - Любезный брат мой...

Услышав эти решительные и ужасные слова, леди Макбет, ожидавшая до сих пор несомненных признаков слабости и колебания со стороны своего зятя, встала с испуганным видом и оставила библиотеку. Леди Дженни взглянула на своего супруга, как-будто ожидая позволения идти за своей матерью, но сэр Питт запретил ей повелительным жестом двигаться с места.

- Не уедет, сказал он. Она отдала внаймы свои брайтонский дом, и уже успела истратить половину своего годового дохода. Жить в гостиннице значит показать из себя раззорившуюся леди: на это не решится графиня Саутдаун. Я уже давно ожидал случая принять эти реиштельные меры, мой ангел: в одном доме не могут быть две главы - это слишком очевидно. Продолжайте теперь писать под мою диктовку:

"Любезный брат мой, считаю своей обязаныостью известить вас, как члена нашей фамилии, о том печальном происшествии, которое уже"... и проч.

Словом, завладев почти всем имуществом, на которое расчитывали и другие родственники, Питт решился респектэбльным обхождением привлечь к себе всех членов знаменитой фамилии, и сообщить Королевнной усадьбе джентльменский блеск. Ему приятно было думать, что теперь он - единственный представитель дома. Он решился пустить в ход все свои таланты и влияние в свете, чтобы доставить младшему брату приличное место и устроить наилучшим образом всех своих племянников и кузин. Этого требовал некоторым образом самый долт справедливости, потому-что Питт своим дипломатическим искусством отнял у них наследственные деньги. Впродолжение трех или четырех дней после смерти баронета, планы его окончательно образовались и созрели. Он решился властвовать справедливо и честно, отстранив леди Саутдаун от всякого вмешателъства в его.дела, и приблизив к себе окончательно всех своих родных.

На этом основании он продиктовал письмо к своему брату Родону, письмо торжественное и выработанное, преисполненное глубокомысленными замечаниями, высокопарными словами и замысловатыми сентенциями, обличавшими в сочинителе ум обширный и ученость необъятную. Секретарь, писавший это послание под диктовку, остолбенел от удивления.

"Воображаю, какой оратор выйдет из него в Палате Депутатов!" думала леди Дженни, причем не мешает заметить, что по вечерам, в отсутствие леди Саутдаун, Питт довольно часто намекал об этом своей супруге. "Как он добр, умен, гениален! А мне казалось прежде, что у него такая холодная натура!... Нет, муж мой истинный гений!"

Дело в том, однакожь, что Питт Кроли заранее выучил наизуст это импровизированное письмо, и сочинил его втайне, с великим трудом, за несколько дней до этого торжественного случая, когда леди Дженни получила приказание писать под дпктовку.

И это знаменитое письмо с большою чорною бордюрой и чорною печатью, сэр Питт Кроли отправил, по принадлежности, к своему брату, полковнику Родону, в Лондон. Но Родон Кроли не обнаружил особенного удовольствия при чтении торжественной эпистолы.

"Стоит ли ехать в это скучное место? подумал он. "Зачем? Оставаться с Питтом наедине после обеда - смертельная тоска. Ктому же, прогоны взад и вперед обойдутся по крайней мере в двадцать фунтов. Пойтди разве посоветоваться с Бекки."

Как же не идти? Мистер Родон Кроли верил в свою Бекки, как французские солдаты в Наполеона. Он понес письмо наверх, в её спальню, вместе с шоколздом, который он каждое утро приготовлял для нея своими собственными руками.

Бекки сидела перед уборным столиком, разчесывая свою золотистую голову. Верный супруг поставил перед её глазами письмо и шоколад на серебряном подносе.

- Vive la joie! вскричала мистрисс Бекки, пробежав траурное послание, и быстро вскочив с своего места.

- Чему жь ты радуешься, мой ангел? сказал Родон, любуясь на резвую миньятюрную фигурку в утреннем фланелевом капоте и с распущенными волосами. Старик ведь ничего нам не оставил, Бекки. Я получил свою долю, когда вступил в совершеннолетие. Больше мне нечего ждать, Бекки.

- Ты никогда не будешь совершеннолетним, глупый ты старикашка, отвечала Бекки. Беги скорей к мадам Бруно, и закажи ей траур для меня. Привяжи креп к своей шляпе, надень чорный жилет... да, кажется, у тебя нет чорного жилета? Вели сшить к завтрашнему утру и распорядись так, чтобы в четверг нам можно было ехать.

- Неужели ты поедешь? перебил озадаченный Родон.

и все пойдет у нас как нельзя лучше. Через год, ты можешь быть секретарем в Ирландии, губернатором в Вест-Индии, государственным казначеем, консулом, или чем-нибудь в этом роде.

- А вот ты и не думаешь, что одни прогоны могут раззорить нас, Бекки, промычал Родов.

- Какой вздор! Мы поедем в карете лорда Саутдауна, который должен же быть на похоронах, как член фамилии... или нет, всего лучше ехать в дилижансе. Это, знаешь, будет иметь вид интересной скромности...

- Родю тоже возьмем с собой? спросил мистер Кроли.

- Это зачем? Кчему платить еще за лишнее место? Родя слишком велик, чтобы сидеть ему на коленях у меня, или у тебя. Пусть он остается в детской, под надзором компаньйонки. Бриггс сошьет ему чорное платье. Ступай же и делай, что тебе приказано. Не забудь сказать Спарксу, что старик сэр Питт приказал долго жить, и что, следовательно, дела наши заблистают на славу. Спаркс передаст это Реггльсу, который ужь что-то слишком пристает, бедняга. Пусть они утешаются до поры до времени. Ступай.

И Бекки с веселым духом принялась кушать утренний шоколад.

Вечером, когда верный лорд Стейн явился на свои обыкновенный визит, мистрисс Кроли и компаньйонка её - старинная наша приятельница, мисс Бриггс - были в больших хлопотах. Оне кроили и перекраивали, шили и перешивали, резали и меряли креп, чорную тафту и другия шолковые материи такого же цвета. Лорд Стейн сделался свидетелем всей этой суматохи на женской половине.

Мисс Бриггс и я, сказала Ребекка при входе маркиза, погружены в глубокую печаль, милорд. Нет больше нашего папеньки: сэр Питт изволил отправиться на тот свет... Мы все утро рвали на себе волосы и рыдали как малабарския вдовицы, а вечером, как видите, рвем нитки и шьем траур.

- Ах, Ребекка, как это можно?.. Все, что могла произнести сантиментальная мисс Брлггс.

- Ах, Ребекка, как это можно?.. повторил маркиз тоном еще более сантиментальным. Так он решительно умер, этот старый скряга? Скажите, пожалуйста! А ему стоило только захотеть, чтобы сделаться пэром Англии. Мистер Питт мог бы поддержать отца, если бы у него была на то добрая воля. Какой старый Силен!

- Мне стоило только захотеть, чтобы сделаться в свое время женою этого Силена, сказала Ребекка. Помните ли вы, мисс Бриггс, как сэр Питт стоял передо мною на коленях? Вы, кажется, любовались тогда через дверную щель на эту интересную сцену.

Мисс Бриггс раскраснелась как пион, и была очень рада, что лорд Стейн приказал ей идти вниз и приготовлять чай.

* * *

ей средства к независимому существованию. По смерти своей благодетельнницы, она согласилась бы с большой охотой остаться в той же должности при особе доброй и великодушной леди Дженни, но леди Саутдаун признала необходимым отпустить бедную компаньйонку немедленно после похорон мисс Кроли, и это её распоряжение не встретило никакого сопротивления со стороны мистера Питта, которому совсем не нравилась неуместная благосклонность покойной тётки к этой женщине, проживавшей у нея, без всякой надобности, лет двадцать слишком. Баульс и Фиркин тоже получили порядочную долю наследства и должны были удалиться из джентльменского дома. Скоро они обвенчались и завели обширное хозяйство, пуская жильцов и нахлебников в свою квартиру.

Бриггс попытала жить с своими провинцияльными родственниками, но эта попытка скоро оказалась неудобною, вледствие её продолжительной привычки к лучшему обществу и деликатным манерам. Родственники её, небогатые промышленники в небольшом провинцияльном городке, начали между собою ссориться из-за сорока фунтов стерлингов ежегодного дохода мисс Бриггс, с таким же, если еще не с большим, ожесточением, с каким родственники самой мисс Кроли воевали из-за её огромного наследства. Родной брат мисс Бриггс, шляпочник и мелочной лавочник, проименовал свою сестру гордой и заносчивой выскочкой за то, что она не заблагоразсудила вручить ему весь свой капитал для приращения законными процентами. Мисс Бриггс, по всей вероятности, поддалась бы на эту удсгчку, если бы, к счастию, родная сестра не предупредила ее, что хищник брат уже давно стоит на краю банкротства. Дело в том, что эта обязательная сестрица, жена башмачника, принадлежала к обществу Накатчиков, между-тем как брат её, шляпочник, был Кувыркатель, и на этом основании, они терпеть не могли друг друга. Мисс Бриггс переехала к башмачнице, но и тут не ужилась. Оказалось, что башмачница имела крайнюю нужду в деньгах богатой искренними проклятиями со стороны Накатчицы и Кувыркателя, принуждена была отправиться в столицу, чтобы поискать опять тепленького местечка в джентльменском кругу. По приезде в Лондон, она поспешила напечатать в газетах объявление, что "Благородная дама, с приятными манерами, привыкшая издавна к лучшему обществу, желает" и проч. Затем она отправилась в Полумесячную улицу, на квартиру к мистеру Баульсу, и терпеливо принялась ожидать благих последствий этого объявлепия.

Встреча её с Ребеккой совершилась очень естественно и просто. Миньятюрный фаэтончик мистрисс Родон, запряженный в две маленькия лошадки, катился по Полумесячной улице в ту самую пору, когда мисс Бриггс, утомленная продолжительной ходьбой в Сити, только-что достигла до подъезда мистрисс Баульс, после путешествия в контору газеты "Times", где должны были в шестой раз припечатать её объявление. Ребекка мигом угадала "благородную даму с приятными манерами", и чувствуя особое влечение к мисс Бриггс, своротила немедленно с дороги к подъезду, кинула возжи своему груму, и выпрыгнув из фаэтончика, бросилась в объятия своей старинной приятельницы, прежде-чем "Приятные Манеры" успели оправиться от изумления при виде такой прекрасной наездницы, веселой, ловкой и проворной.

Бриггс заплакала, Бекки засмеялась, обе поцаловались раз, два, три, и вошли в темный корридор, откуда путь их лежал в парадную гостиную мистрисс Баульс, украшенную ситцевыми занавесами и круглым большим зеркалом с прикованным наверху орлом, который таращил свои глаза на изнанковую сторону билетика, прибитого к окну, где большими буквами изображено было, что у мистрисс Баульс отдаются "покойчики в наймы".

Бриггс расказала всю свою историю, сопровождая каждое слово непритворными рыданиями и восклицательными знаками, какими обыкновенно женщины её калибра приветствуют друг друга при внезапной встрече на улицах больших тородов. В таких вседневных встречах, конечно, нет ничего удивительного, но есть порода женщин, способных видеть чудеса на каждом шагу, и мне случалось видеть особ этого пола, даже ненавидящих одна другую, которые однакожь, тем не менее, при взаимной встрече обнимаются, цалуются и громко рыдают, припоминая время, когда оне рассорились и разбранились в последний раз. Вот почему мисс Бриггс расказала всю свою историю, и мистрисс Бекки сообщила подробности своей собственной жизни языком простым, откровенным, безъискуственным.

не имела счастья пользоваться благосклонностию этой особы. Когда молодые Баульс устроились в Лондоне своим домком, им приятно было посещать прежних своих друзей в жилище мистера Реггльса, который расказал им все подробности о том, как водворились господа Кроли в его курцонском доме.

- Я на твоем месте, любезный Реггльс, не поверил бы им ни на один шиллинг, сказал мистер Баульс, выслушав расказ Рсггльса о новом хозяйетве наших друзей.

ручку, мистрисс Баульс, делая весьма кислую мину, нехотя подала ей свои четыре пальца, холодные и безжизненные, как сосиски. Затем, мистрисс Бекки покатилась в Пиккадилли, улыбаясь наиочаровательнейшим образом мисс Бриггс, которая между-тем высунулась из окна с прибитым билетиком, и дружески кивала ей головой. Через несколько минут, Бекки была в Парке и экипаж её окружали самые модные денди того времени на кургузых конях.

Приняв в соображение настоящее не весьма завидное положение "благородной дамы с приятными манерами", не гонявшейся за слишком большим жалованьем, Бекки немедленно приступила к приведению в исполнение своего маленького хозяйственного плана. Лучшей компаньйонки, конечно, не наимти ей в целом свете, и она в тот же день пригласила мисс Бриггс к себе на обед. Приглашение принято тем охотнее, что "благородная дама с приятными манерами" не видала еще маленького Роди.

За несколько минут до ухода своей жилицы, мистрисс Баульс сочла своим долгом дать ей приятельский совет.

И мисс Бриггс обещалась вести себя как можно осторожнее. Следствием этого обещания было то, что в следующую неделю мисс Бриггс переехала на всегдашнее жительство к мистрисс Родон, а там, месяцов через шесть, она вручила Родону Кроли шестьсот фунтов стерлингов для приращения выгоднейшим процентом.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница