Базар житейской суеты.
Часть третья.
Глава XLIII. Между Лондоном и Гемширом.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть третья. Глава XLIII. Между Лондоном и Гемширом. (старая орфография)

ГЛАВА XLIII. 

Между Лондоном и Гемширом.

Столичный дом господ Кроли, на Большой Гигантской улице, все еще носил на своем фронтоне траурный фамильный герб, выставленный по поводу кончины сэра Питта Кроли. Эта геральдическая эмблема скорби и плача была в высокой степени великолепна, и составляла, в некотором смысле, превосходнейшую мебель. Другия принадлежности прадедовского чертога тоже засияли самым пышным блеском, какого еще никогда не видали здесь впродолжение шестидесятилетняго властительства последняго баронета. Почернелая штукатурка исчезла, и кирпичи с наружной стороны засверкали ослепительною белизной; старые бронзовые львы у подъезда покрылись новой позолотой, перила выкрасились, и прежде чем цветущая зелень в Гемпшире сменила желтизну на деревьях, под которыми старик Питт гулял последний раз в своей жизни, лондонский его дом, унылый и печальный между всеми домами на Большой Гигантской улице, преобразился с кровли до фундамента, и сделался одным из самых веселых зданий в целом квартале.

Маленькая женщина в миньятюрном фаэтончнке безпрестанно вертелась около этого чертога, и сюда же каждый день приходила пешком старая девица, сопровождаемая мальчиком. Это были мисс Бриггс и маленький Родон. "Благородной даме с приятными манерами", поручено было иметь надзор за внутренней отделкой дома, смотреть за женщинами, приготовлявшими занавесы, сторы, гардины, перешарить шкафы и комоды, заваленные разным хламом, оставшимся после двух покойных леди Кроли, и, наконец, составить подробную роспись фарфору, хрусталю и другим статьям, хранившимся в кладовых и чуланах.

Мистрисс Родон Кроли заведывала окончательно всеми этими распоряжениями в качестве уполномоченной от сэра Питта продавать, менять, конфисковать и покупать мебель. Занятия этого рода, многосложные и разнообразные, приходились как-нельзя более по вкусу мистрисс Бекки, и она принялась хозяйничать с живейшим восторгом. Окончательный план относительно возобновления прадедовского чертога был утвержден и определен впродолжение пребывания сэра Питта в Лондоне, куда он приезжал осенью для свидания и переговоров с своими нотариусами и адвокатами. В ноябре сэр Питт прожил около недели на Курцонской улице под гостеприимной кровлей своего брата и сестры.

Сначала баронет остаповился-было в гостиннице, но мистрисс Бекки, услышав о его приезде, немедленно отправилась к нему на поклон, и не дальше как через час, сэр Питт Кроли воротился с нею в коляске на Курцонскую улицу. Невозможно было противиться гостеприимным предложениям этого безъискусственного создапия, наивного и доброго, великого и остроумного. Бекки, с восторгом благодарности, схватила руку сэра Питта, когда он великодушно согласился ехать в её дом.

- Благодарю вас, безпредельно благодарю, сказала она, устремив нежный и проницательный взор на раскрасневшиеся глаза баронета, - ваше присутствие осчастливит и Родона, и меня, и нашего малютку.

Она сама занялась устройством спальни для дорогого гостя, и сама предводительствовала слугами, которые вносили туда его дорожные вещи. Собственными руками принесла она из своей комнаты корзинку с углями, и поставила ее перед камином.

Импровизированная спальня для высокого гостя возникла из комнаты мисс Бриггс, потому-что комнаньйонку, по этому поводу, отослали на чердак в одну каморку с горничной мистрисс Родон. Огонь уже весело горел в камине, когда сэр Питт обозрел приготовленный для него аппартамент.

- Я знала наперед, что привезу вас, сказала мистрисс Бекки, бросая вокруг себя лучезарные взоры.

В самом деле; она была искренно и действительно счастлива, когда удалось ей заманить под свою кровлю такого знаменитого гостя.

Руководимый теперь, как и всегда, внушениями своей судруги, Родон Кроли один или два раза не обедал дома, когда сар Питт гостил под его кровлей. Отсутствие младшого брата доставляло баронету приятный случай оставаться наедине с мистрисс Бекки и мисс Бриггс. Бекки сама хлопотала на кухне. и собственными руками приготовляла для гостя некоторые блюда.

- Нравится ли вам этот паштет? сказала она. Я испекла его для вас, сэр Питт. Есть у меня в запасе блюда получше паштета, которыми я намерена угостить вас, когда вы пожалуете к вам в другой раз.

- Все выйдет хорошо из ваших рук, за что бы вы ни взялись, сказал баронет с джентльменскою любезностью. Паштет превосходный.

- Жена бедного человека, вы знаете, ко всему должна быть приучена, заметила Ребекка веселым и безпечным тоном.

- И все это делает вам честь, отвечал сэр Питт. Искусство и опытность в исправлении домашних обязанностей составляют, без сомнения, одно из самых очаровательных достомиств женщины, кто бы она ни была. Впрочем вы, сестрица, могли бы конечно быть супругой первого лорда в нашем королевстве, и я убежден, что сам богдохан гордился бы такою женою.

При этом сэр Питт, с чувством душевного огорчения, подумал о своей леди Дженни, и об одном прескверном пироге, который она приготовила к его обеду. Пирогь, в самом деле, был прескверный.

Кроме паштета, сделанного из фазанов лорда Стейна, Бекки подала своему братцу бутылку белого вина, привезенного из Франции, где Родон, как она сказала, добыл этот сорт за безделицу. Вино было превосходное, и баронет кушал его с замечательным аппетитом, не подозревая, разумеется, что эта бутылочка, как и многия другия, привезена была на Курцонскую улиду из погребов знаменитого маркиза Стейна.

И когда сэр Питт осушил бутылку этого petit vin blanc, Ребекка подала ему руку и усадила его в гостиной на софе подле камина. Одушевленный благороднейшим напитком, великий дипломат дал полную волю своему ораторскому таланту, и когда он говорил, Ребекка слушала его с почтительным вниманием нежной и любящей сестры. Она сидела подле него и шила рубашку для своего прелестного малютки. Эта крошечная рубашечка выступала на сцену всякий раз, как-скоро мистрисс Родон чувствовала необходимость разыграть роль домовитой хозяйки, скромной и смиренной. Мы должны, впрочем, заметить, что маленький Родя никогда не носил этой рубашки, так-как он слишком вырос, когда заботливая мамаша окончила работу.

Итак, мистрисс Бекки слушала и говорила, шила и пела, лелеяла и ласкала своего драгоценного гостя, так-что сэр Питт Кроли. вполне осчастливленный домашним комфортом, возвращался каждый день, с величайшею радостью, на Курцонскую улицу из грэиннского сквера, где жили его юристы, которым надоедал он своими длинными, предлинными речами. Когда наконец, по окончании юридических переговоров, надлежало снова отправиться на Королевину усадьбу, баронет почувствовал необыкновенно-тоскливое расположение духа при разставаньи с своей возлюбленной сестрой. Как мило и как нежно она посылала ему воздушные поцелуи из своей коляски, когда он садился в дилижанс! и с каким трогательным умилением приставляла она батистовый платочек к своим зеленым глазкам! Когда дилижанс двинулся с места, сэр Питт Кроли нахлабучил на глаза свою клеенчатую фуражку, и забившись в угол кареты, погрузился в размышления о подробностях прощальной сцены.

"Она уважает меня искренно, глубоко, думал баронет, и я конечно заслуживаю уважения всякой женщины, способной понять и оценить истинные таланты даровитого мужчины. Но в том-то и дело: много ли наберется женщин с таким основательным и проницательным умом? Какое, например, можно допустять сравнение между леди Дженни и мистрисс полковницей Родон?... Моя жена и глупа, и скучна невообразимо. Брат Родон ужасно глуп, и ему конечно в голову не приходит, какое сокровище досталось в его руки. Надобно сознаться, что судьба иной раз бывает крайне прихотлива в своих распоряжениях."

Прежде чем они разстались, было решено, что лондонский дом сэра Питта должен быть окончательно отделан к будущему сезону, а между-тем, на святки, семейства обоих братьев еще раз соединятся на Королевиной усадьбе.

- Как это жаль, Бекки, что ты не ухитрилась выманить у него деньжонок! брюзгливо заметил мистер Родон своей супруге, когда они проводили баронета. Не мешало бы дат что-нибудь старику Реггльсу, Посуди сама, хорошо ли будет, если он потеряет из-за нас вес свой капитал. Станется пожалуй и то, что он пустит других жильцов. Право, Бекки, кому другому еще того, а старику Реггльсу следовало бы заплатить хотя сколько-нибудь.

- Скажи ему, чтоб подождал, отвечала Бекки. Скажи им всем, что расплата последует немедленно, как-скоро устроятся дела сэра Питта. Реггльсу можно дать какую-нибудь безделицу. Вот, если хочет, билет, оставленный баронетом для нашего малютки.

С этвми словами она вынула из ридикюля и подала своему супругу банковый бжлет, подаренный великодушным братом маленькому сыну и наследнику младшей отрасли фамилии Кроли.

Но мистрисс Бекки, если сказать правду, уже яредупредила некоторым образом желание своего супруга, и пробовала, деликатно и тонко, подойдти к его брату со стороны финансовых обстоятельств. К несчастию однакожь, с первого раза увидела она, что её попытки в этом роде не могут увенчаться вожделенным успехом. Уже при одном намеке настеснительные обстоятельства, сэр Питт Кроли чувствовал некоторую неловкость и душевное безпокойство. В длинной и многосложной речи объяснил он своей невестке, в каком прескверном положении были его собственные финансовые дела, как фермеры не выплачивали своего годового оброка, как дорого стоили ему похороны старика, какая пропасть долгов на Королевиной усадьбе, и как много до сих пор он принужден был забрать из капитальной суммы у банкиров и своих агентов. В заключение этой речи, сэр Питт вынул из бумажника банковый билет для маленъкого Роди.

Баронет догадывался без всякого сомнения, как беден его брат. Дипломат холодный, опытный и разсчетливый, он видел, конечно, что семейство Родона не имело никакого определенного дохода, и было ему известно, что потребна значительная сумма для содержания в столице комфортэбльного дома и приличного экипажа с лошадьми. Ктому же, сэр Питт Кроли знал очень хорошо, что он завладел, или правильнее, присвоил себе деньги, которые, по всем соображениям и разсчетам житейской философии, должны были перейдти к его младшему брату. Очень вероятно, что внутренний голос увещевал его быть справедливым в отношении к родственникам, обедневшим вследствие его дипломатической стратагемы. Человек честный и правдивый, понимавший свои нравственные обязанности к ближним, счастливый владелец прадедовского поместья и наследник богатой тётки, не мог не догадываться, что он, собственно говоря, был нравственным кредитором брата своего Родона.

На столбцах газеты "Times" случается повременам читать довольно странные объявления, где канцлер государственного казначейства доводит до сведения почтеннейшей публики, что такой-то, примером сказать, А. Б. выплачивает, кому следует, пятьдесят фунтов стерлингов британскою монетою, или, такой-то мистер Н. T, сознавая себя нравственным должником в отношении к такомуто господину, с благодарностию отсылает ему десять фунтов. Легко станется, что объявления этого рода приводят в трогательное умиление профанов, непонимающих настоящого принципа житейской философии, но канцлер, печатающий объявление, и прозорливый читатель превосходно знают, что вышеуноминутый А. Б., или, вышереченный мистер Н. Т. выплачивают собственно ничтожную сумму в сравнении с той, которую они должны на самом деле. Общий и притом вернейший вывод здесь тот, что господин, отсылающий своему нравственному заимодавцу двадцатифунтовый билет, непременно должен ему сотни или тысячи фунтов. Так по крайней мере думаю я всякий раз, когда вижу в печати канцлерския объявления от имени всех этих господ. И нет для меня ни малейшого соинения, что великодушное награждение Питта младшему брату составляло самый ничтожный дивиденд из капитальной суммы, которую, в сущности, он должен был Родону. Чему тут удивляться? Не все конечно способны и к этому великодушию. Разлука с деньгами есть жертва, превышающая силы так-называемых добропорядочных людей, и едва-ли найдется на свете человек, который бы, подавая ближнему пять фунтов, не считал себя удивительно великодушным. Отъявленный мот нередко протягивает свою щедрую руку не из внутренняго самонаслаждения при облегчении нужд ближняго, но единственно потому, что ему приятно промотать лишнюю копейку. Он не отказывает себе ни в каком наслаждении: ни в оперной ложе, ни в блестящем экипаже, ни в роскошном обеде, ни даже в удовольствии бросить зажмуря глаза пятифунтовый билет. Но человек разсчетливый и бережливый, непривыкший иметь на себе долгов, отворачивается от нищого, торгуется с извощиком из-за пенни, и не думает о помощи своей бедной родне; в ком, спрашивается, больше эгоизма из этих двух человек? Оба они чуть-ли не равны между собой, и деньги только имеют различную ценность в их глазах.

Питт Кроли думал великодушно, что на нем лежит обязанность помочь как-нибудь своему младшему брату, а потом, приходила ему в голову и другая мысль, что не мешает об этом подумать когда-нибудь на досуге в другое время.

Мистрисс Бекки не принадлежала к числу женщин, разсчитывающих на большие пожертвования со стороны своих ближних, и она совершенно довольна была тем, что уже сделал для нея Питт Кроли. Представитель джентльменской фамилии торжественно признал ее своей родственницей: чего же больше для урожденной Бекки Шарп? Если Питт не уделил ей частицы земных благ, то еще не следует отчаяваться, он будет для нея полезен рано или поздно. Не получив от него денег, она приобрела по крайней мере то, что, по своей ценности, равносильно деньгам: кредит. Старик Реггльс совершенно успокоился перспективой дружелюбного соединения двух братьев, небольшой уплатой по его счету, и обещанием значительной суммы, которая, в скором вренени, будет для него ассигнована из запасного капитала. Мисс Бриггс исправно получила свой рождественский дивиденд, и Бекки вручила ей эту крошечную сумму с тою лучезарною радостию, как-будто в хозяйственном её казначействе хранились груды золота и серебра. Этого мало. Ребекка, по доверенности, сказала своей компаньйонке, что она советовалась с сэром Питтом, как бы выгоднее поместить куда-нибудь остальной капитал мисс Бриггс. Оказалось по её словам, что сэр Питт, богатый и разсчетливый, как первейший банкир в мире, принял живейшее участие в судьбе мисс Бриггс, соединенной, с незапамятных времен, теснейшими и благороднейшими узами с его семейством. Перед отъездом из Лондона, сар Питт деликатно дал заметить, чтоб Бриггс держала под руками свой капитал, так, чтоб при первом случае, открылась для нея возможность купить выгоднейшия акции, которые баронет имел для нея в виду. Так говарила Ребекка, и бедная мисс Бриггс не знала, чем и как выразить свою благодарность сэру Питту. Его внимание было тем великодушнее, что оно совершилось неожиданно, и хотя до этой поры, простодушной женщине никогда не приходило в голову вынимать своих денег из ломбарда, однакожь теперь она обещалась немедленно послать за своим нотариусом, и принять надежные меры, чтоб капитал, на всякой случай, всегда был под её руками. И преисполненная чувством безпредельной благодарности к доброй Ребекке и великодушному своему благодетелю, Родону Кроли, мисс Бриггс немедленно отправилас ка рынок и потратила большую часть своего полугодичного дивиденда на покупку черного бархатного платьица для малютки Родона, который, скажем мимоходом, уже слишком вырос из этой безхарактерной одежды, назначаемой безразлично для детей обоих полов; мальчик взрослый и высокий, он нуждался теперь в панталонах и мужской куртке.

к нему, любил своего пони и лорда Саутдауна, подарившого ему эту лошадку (он краснел всякий раз, когда приходшиось ему видеть этого великодушного нобльмэна), любил грума, который ухаживал за пони, кухарку Молли, набивавшую на ночь его мозг фантастическими сказаниями о духах, и начинявшую его желудок сладкими лакомствами после обеда, любил компаньйонку Бриггс, над которой иногда подтрунивал изподтишка; но больше всех любил отца, который в свою очередь питал необыкновенную привязанность к малютке Роде. Теперь, когда было ему около восьми лет, сердечные наклонности его выяснились и определились. Прекрасное видение блестящей мама, с некоторого времени, исчезло. Впродолжение последних двух лет Ребекка почти не говорила с сыном. Она не любила его. У него были корь и коклюш. Он надоел ей. Однажды он выбрался потихоньку из своих верхних областей, и остановился на площадке перед лестницей, привлеченный сюда звуками голоса своей матери, распевавшей новейшие романсы лорду Стейну. Вдруг дверь гостиной отворилась, и маленький лазутчик, забывшийся под музыкальную мелодию, был открыт.

Две громкия пощечины служили юному Родону достойным наказанием за нескромное любопытство. Лорд Стейн, свидетель этого безъискуственного обнаружения характера мистрисс Бекки, захохотал. Горемычный Родя, подавляемый душевною тоской, побежал на кухню искать утешения в обществе своих друзей.

- Ведь я не оттого, что больно, всхлипывал маленький Родон, - только... только...

Слезы и рыдания заглушили недоконченную мысль. Было ясно, что сердце малютки обливалось кровью.

- Почему жь я не могу слушать, как она поет? Почему бы ей не спет что-нибудь и для меня? Ведь поет же она этому плешивому джентльмену с большими клыками.

в эту минуту окончательно произнесен над мистрисс Бекки.

После этого события, равнодушие матери превратилось почти в ненависть, и сознание того, что в доме у нея был сын, послужило для мистрисс Бекки каким-то странным и болезненным упреком. Один взгляд на малютку безпокоил ее и тревожил. Страх, сомнения и невольное чувство антипатии заронились мало-по-малу в душу юного Родона. Мать и сын были нравственно разъединены с той минуты, как незаслуженный удар поразил детскую щеку.

Лорд Стейн не любил также юного Родона. При каждой случайной встрече, маркиз саркастически раскланивался с малюткой, делал ему колкия замечания, или смотрел на него какими-то дикими глазами. Родон смело выдерживал этот взгляд, и еще смелее сжимал свои миньятюрные кулаки в догонку лорду Стейну. Он знал своего врага, и этот джентльмен, один из всех посетителей дома, возбуждал решительный гнев в его детском сердце. Однажды. каммердинер подметил, как он сжимал свои кулаки в корридоре над шляпой лорда Стейна. Каммердинер нашел это обстоятельство чрезвычайно забавным, и рассказал о нем кучеру лорда Стейна; кучер передал это вполне лакею лорда Стейна и всей вообще джентлъменской челяди. И вскоре после этого события, когда мистрисс Родон Кроли появилась в доме на Гигантском Сквере, швейцар, отворявший двери у подъезда, ливренные лакеи в корридоре, каммердинеры в белых жилетах, докладывавшие громогласно от порога до порога о прибытии полковника и мистрисс Родон Кроли, все до одного уже знали, какое понятие они должны составить об этой великолепной леди. Человек, стоявший за её стулом впродолжение обеда; охарактеризовал ее в редких чертах долговязому лакею в пестрой ливрее. Bon Dieu! как неумолим и страшен этот инквизиционный суд лакейского и кухонного комитета! Вот перед вами женщина на балу, в блестящем салоне, окруженная десятками верных обожателей, на которых попеременно падают её искрометные взгляды, она разодета по всем правилам последней моды, нарумянена, завита, и на улыбающихся щеках её вы читаете отражение совершеннейшого счастья; но вот тихими шагами подкрадывается к ней Обличительное Открытие под фигурой напудренного лакея в широких шальварах, который обходит почтеннейшую публику с порциями мороженного на серебряном подносе, и вслед за ним выступает Роковая Клевета в форме неуклюжого парня, который на другом подносе, разносит по зале вафельные бисквиты. Смею вас предупредить, сударыня, что эти люди, не дальше как сегодня ночью, разболтают вашу тайну в трактирах и харчевнях. Джемс и Чарльз заведут на ваш счет дружескую беседу за своими трубками и оловянными кружками пива. Я советовал бы некоторым особам, выступающим на Базар Житейской Суеты, окружить себя глухонемою прислугой, которая притом не умеет ни читать, ни писать. Если вы виноваты - трепещите. Этот малый за вашим стулом разыгрывает роль янычара, и в кармане его плисовых панталон припрятан роковой снурок. Если вы не виноваты, старайтесь по крайней мере, соблюдая наружные приличия, избегнуть всяких поводов к гнусной клевете, которая, так или иначе, может погубить вас.

Виновата, или нет, была мистрисс Бекки? Кухонный и лакейский комитет уже составил против нея обвинительный акт.

Вы и я очень хорошо понимаем основной принцип лакейского суда. Старик Реггльс видел собственными глазами, как, среди безмолвия полночных часов, карета лорда Стейна подъезжала к домику на Курцонской улице, и на этом основании доверенность его, Реггльса, к мистрисс Родон возрасла до безграничной степени.

поднималась на верхния ступени подмостков житейского базара.

Не знаю, почему, пришла мне в голову горничная Молли, наблюдавшая однажды по-утру, как паук работал на потолке вокруг своего хитросилетенного гнезда. Трудолюбивое насекомое сначала очень забавляло простодушную Молли; но потом, наскучив наблюдением, она подняла свою щетку и одним взмахом уничтожила и работу, и художника. Странная идея!..

* * *

Дня за два до святок, мистрисс Бекки, Родон и пригласила их всех, и особенно своего маленького племянника, которого она еще ни разу не видала. Ктому же Родон Кроли, скрепя сердце, сделал выговор жене за её совершенное невнимание к сыну.

- Ведь это прекраснейший мальчик во всей Англии, сказал оскорбленный отец тоном упрека, - а ты, Бекки, совершенно равнодушна к нему. Как тебе не стыдно? Не мне бы говорить, и не тебе бы слушать, а право, Бекки, ты больше кажется заботишься о своей болонке, Нет ужь, извини, он поедет с нами. Он не будет надоедать тебе; дома он станет проводить время в детской, а дорогой мы поедем вместе, на империале. Ты можешь сидеть себе спокойно в карете.

- Запах этих сигар когда-то нравился тебе, Бекки, отвечал супруг.

Бекки засмеялась, ей всегда было весело.

- В ту пору, мой друг, я стояла покамест на перепутьи своей жизни: как ты этого не понимаешь? сказала мистрисс Родон, - пусть Родон едет с тобою, и ты можешь, если хочешь, дать ему сигару.

Но мистер Кроли не считал нужным вооружать сигарой своего маленького сына, хотя сигара могла бы служить для него согревательным средством в зимнюю дорогу. Отец и компаньйонка Бриггс окутали мальчика шалями, и в темное утро при свете фонарей гостинницы "Белого Коня", юный Родон бережно и почтительно вознесен был на кровлю дилижанса.

перспективу безпрерывных наслаждений. Отец обстоятельно и подробно отвечал на каждый вопрось сына, рассказывая, кому принадлежал такой-то парк, и кто жил в большом белом доме, что виднелся на правой стороне. Мистрисс Бекки между-тем сидела впутри кареты с своей горничной, окутанняя соболями с головы до ног, и окруженная флакончиками с духами. Можно было подумать, что мистрисс Родон еще ни разу не переносила всех этих трудностей поездки в дилижансе, и ужь конечно никому не приходило в голову, что лет за десять перед этим, она, бедная гувернантка, принуждена была, в дождливую погоду, взобраться на кровлю дилижанса, уступив свое место более счастливому пассажиру.

Было уже опять темно, когда дилижанс остановился в Модбери. Маленького Родона разбудили и пересадили в карету его дяди. С удивлением смотрел он, как отворились большие железные ворота, и как наконец, мимо порубленных деревьев в парке, подъехала карета к господскому дому, где во всех окнах приветливо горели праздннчные огни, возвещавшие приближение святок. Дверь в галлерею была отворена, яркий огонь разведен был в большом старинном камине, огромный ковер покрывал черные шахматные плиты.

- Вот он, знаменитый турецкий ковер, который бывало разстилали в передней миледи, подумала Ребекка.

И через минуту она цаловала леди Дженни. Сэр Питг, с приличною важностью, приветствовал свою невестку братским поцелуем, но мистер Родон Кроли, пропитанный табачным запахом, с почтением отступил от леди Дженни, и ограничился только пожатием её руки. Дети леди Дженни выступили навстречу своему кузену, и между-тем, как Матильда цаловала его в губы, Питт Бинки Саутдаун, сын и наследник, пытливо осматривал его со всех сторон, как маленькая собачка осматривает большую.

Затем ласковая хозяйка отвела своих гостей в чистые и опрятные комнаты, где также во всех каминах разведен был великолепный огонь. Через несколько минут, Роза и Фиалка постучались в двери будуара мистрисс Родон, под предлогом быть для нея полезными при разборе дорожных вещей; им хотелось на самом деле взглянуть на содержание картонок и ящичков, где хранились траурные платья мистрисс Родон, изготовленные по новейшей лондонской моде. Молодые леди рассказали нашей героине, как обновился и повеселел их прадедовский замок, как уехала от них леди Саутдаун, и каким-образом Питт занял приличное место в графстве, как представитель одной из древнейших фамилий. Затем раздался обеденный звонок, и все члены благородного семейства вошли в столовую залу. Родон-младший занял место подле своей тётки, добродушной хозяйки дома. Ребекка села по правую сторону сэра Питта, который был необыкновенно внимателен и ласков к своей невестке.

- Вот этак я люблю обедать, сказал Родя своей тётке, когда обед был кончен, и сэр Питт Кроли прочитал благодарственную молитву.

Юный Питт Бинки Саутдаун теперь представлен всей компании, и посажен на высоком стуле подле баронета, тогда-как маленькая Матильда села подле матери, и завладела приготовленной для нея рюмкой вина.

- Мне нравится у вас обедать, повторил Родон-младший, заглядывая в лицо своей тетки.

- Отчего же? спросила леди Дженни.

Мистрисс Бекки не слыхала этого замечания. Она разсыпалась, на другом конце стола, в комплиментах баронету и любовалась на юного Питта Бинки, который, по её словам, был первейшим чудом в свете, и представлял своей фигурой поразительное сходство с своим отцом. Слова Роди не дошли до её слуха.

Как гостю, проводившему первый вечер между своими родственниками, Родону-младшему позволено было оставаться между членами семейства до окончания чайной церемонии, и он имел удовольствие видеть, как в урочный час положили на стол золотую книгу, и сэр Питт прочитал напутствие на сон грядущий перед собравшимися слугами. Изумленный малютка первый раз в своей жизни сделался внезапным свидетелем такого церемониала.

* * *

Впродолжение кратковременного владычества баронета, прародительский дом значительно изменился к лучшему, и мистрисс Бекки нашла его очаровательным во всех отношениях: так по крайней мере она выразила свое мнение сэру Питту. Что касается до маленького Родона, гулявшого с детьми, ему показалось, что он видит на каждом шагу чудеса волшебного искусства. Были тут длинные галлереи и старинные парадные спальни; картины и старинный фарфор; панцыри и шлемы. Были тут комнаты, где умер дедушка, и проводники юного Родона проходили мимо их с испуганными лицами. "Что это за дедушка?" спросил Родя. И дети рассказали ему, что это был старый, старый человек, любивший кататься по саду в больших креслах, которые стоят теперь вон там, в сарае, без всякого употребления, с той поры, как дедушка укатился вон туда, под мводы церкви, которой шпиц ярко проглядывал через верхушки деревьев парка.

Братья употребили несколько дней сряду на обозрение улучшений, произведенных гением и экономиею сэра Питта. Они гуляли пешком, или ездили верхом, продолжая неутомио беседовать о разных интересных предметах. Питт, при каждом случае, старался внушить и растолковать Родону, каких громадных сумм стоили ему все эти улучшения и поправки.

целом графстве нуждался иногда - и сильно нуждался, в каких-нибудь двадцати фунтах! говорил сэр Питт Кроли, - однакожь это так. Вот, например, эта швейцарская каморка, продолжал сэр Питт, смиренно указывая на нее своею бамбуковою тростью, - я могу заплатить за вя

- Неужьто? спросил изумленный Родон.

- Честное слово, подтвердил баронет.

И они пошли осматривать возобновленную каморку, где был высечен из камня новый фамильный герб. Здесь, с запамятных времен, обитала древняя старуха, мистрисс Локк, имевшая надзор за главными воротами замка. Теперь были в её домике и плотная дверь, и крепкая кровля, и стекла в оконных рамах. Всех этих удобств не видала она несколько десятков лет.