Базар житейской суеты.
Часть четвертая.
Глава LI. Лорд Стейн выставляется в самом привлекательном свъте.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть четвертая. Глава LI. Лорд Стейн выставляется в самом привлекательном свъте. (старая орфография)

ГЛАВА LI. 

Лорд Стейн выставляется в самом привлекательном свъте.

Лорд Стейн ничего не делал в-половину; и если он решался благодетельствовать какому-нибудь смертному, то ужь благодетельствовал вполне, без числа и меры. Это между-прочим, к великой чести милорда, испытало на себе джентльменское семейство, проживавшее на Курцонской улице.

Прежде всего благодеяния лорда Стейна обратились на малютку Родона. Он указал его родителям на необходимость отправить мальчика в какое-нибудь общественное заведение, где бы он мог получить образование, соответствующее его будущему назначению в свете. Родя уже в таком возрасте, говорил лорд Стейн, когда первые основания латинского языка, детское соревнование, гимнастическия упражнения и общество школьных товарищей, могут принести ему величайшую пользу. Отец возразил на это, что скудные средства не позволяют ему отправить мальчика в хорошую общественную школу, между-тем как маменька заметила весьма основательно, что мисс Бриггс - превосходная наставница и руководительница для её малютки. Она учила его английскому языку, первоначалиям латинской этимологии, и вообще всем наукам, доступным возрасту юного Родона. Но все эти возражения исчезли перед великодушною настойчивостью маркиза Стейна. Милорд был один из попечителей старинного учебного заведения, известного под именем "Белого Собратства". Встарину был здесь цистерцианский монаетырь, и подле него находилось обширное поле для турниров, называемое Смитфильд, где, как известно, сожигали закоснелых и упрямых еретиков. Генрих VIII, покровитель и защитник веры, удалял отсюда сварливых доминиканцев, оказавших сопротивление его реформе. Наконец какой-то богатый негоциант купил этот дом с принадлежащею к нему землею, и при помощи значительных пожертвований от других лиц деньгами и вещами, учредил в обширнейших размерах богоугодное заведение для стариков, старух и детей. Основание училищу положено почти подле древних монастырских стен, и эта школа существует до настоящого времени со всеми средневековыми обычаями, постановлениями и средневековым костюмом.

и притом могли поступать прямо в Оксфордский университет, откуда, по окончании курса, приискивались для них хорошия места по духовной части, то многие джентльмены средней руки были очень рады помещать туда своих сыновей, и богатые люди охотно продолжали делать вклады на поддержку этого, истинно-филантропического института. Первоначально институт был исключительно назначен для бедных мальчиков из духовного и светского сословия, но впоследствии великодушные попечители заведения разсудили весьма основательно, что благодеяния должны изливаться на всех подданных Трех Соединенных Королевств. Богатые люди с своей стороны разсчитали с удовлетворительною прозорливостью, что было бы безразсудно, кому бы то ни было, презирать заведение, где можно было даром получить отличное образование и благонадежные средства к существованию. На этом основании, многие великие люди начали отправлять туда не только сыновей своих родственников, но и собственных своих детей, предоставляя себе, на всякий случай, полное право покровительствовать детей своих усердных слуг. Таким-образом, молодой человек, при вступлении в заведение, находил для себя сверстников из всех сословий.

Родон Кроли в жизнь свою не читал ничего кроме "Календаря лошадиных скачек", его воспоминания ограничились главнейшим образом розгами, которые получал он в Итонском Коллегиуме. При всем том, честный полковник, как и все английские джентльмены, питал благоговейное уважение к классическому образованию, и радовался душевно, что сын его, обезпеченный в средствах к существованию, сделается современем быть-может ученым человеком. И хотя юный Родон, единственный его друг и собеседник, был с ним соединен тысячью нежнейших уз, неизвестных для мистрисс Бекки, совершенно равнодушной к сыну, однакожь, тем не менее, полковник тотчас же согласился на разлуку с мальчиком, имея в виду его будущее счастье. Но прежде, чем разлука наступила, Родон еще не знал и сам, как сильно он был привязан к этому малютке. Грусть и тоска овладели бедным отцом, и с отъездом сына он почувствовал себя гораздо печальнее, чем сам юный Родон, который с радостью вступал на новую каррьеру, надеясь найдти для себя веселое развлечение между многочисленными сверстниками. Два или три раза Бекки принималась хохотать, когда полковник простодушно и безсвязно выражал свою грусть при отъезде сына. Осиротелый отец глубоко почувствовал, что теперь отняли у него единственное сокровище в мире. Часто и тоскливо смотрел он на маленькую постель в уборной, где спал друг его, Родя. Отсутствие его становилось особенно заметным по утрам, когда полковник выходил гулять без него по парку. Он не подозревал своего совершенного одиночества на белом свете, прежде чем не отправили в школу его сына. Полковник искренно привязался к тем особам, которые любили и ласкали его Родю. Часто ходил он к леди Дженни, и сидел с нею по целым часам, разговаривая о нравственности, уме, живости характера и о множестве других превосходных свойств, замечаемых в юном Родоне.

Леди Дженни и маленькая дочь её, в самом деле, чрезвычайно любили маленького Родю, и проливали искренния слезы при отправлении его в школу. Родон-старший сердечно благодарил и мать, и дочь, за это нежное внимание. Лучшия и благороднейшия чувства мужчины свободно исходили из его отцовской груди, встречая симпатию женщин. Леди Дженни начала душевно уважать своего доброго родственника за все эти чувства, которых он не смел обнаружить перед собственной женой. Невестки между-тем старались встречаться как-можно реже. Бекки почти открыто смеялась над добродушием леди Дженни, которая в свою очередь не могла равнодушно смотреть на заносчивые выходки супруги доброго полковника.

Таким-образом, Родон Кроли уже начинал чуждаться своей жены, даже более, чем сколько сам мог заметить сначала. Это, однакожь, нисколько не тревожило мистрисс Бекки. Ей нечего было терять в своем муже, потому-что он, как смиренный и безответный невольник, был ей только нужен для посылок. Пусть он грустит, ворчит, хмурится или смеется: Ребекка ничего не замечала, и не хотела замечать. Да и до того ли ей было? надлежало ей подумать о своем положении, о перспективе блистательных удовольствий, потому-что, как всякий видит, мистрисс Кроли должна занять высокое место в джентльменском кругу.

Честная Бриггс куптла для Роди маленькую скрипку, перед его отправлением в школу. Горничная Молли расплакалась в сенях, когда провожала малютку; ей было жаль его, несмотря на то, что господа уже давным-давно не платили жалованья этой доброй и верной служанке. Мистрисс Бекки не позволила мужу взять свою коляску для отправления Роди. "Кчему это брать лошадей в Сити? сказала она, - слыханое ли дело. Пусть наймут извощика." Она и не поцаловала сына перед отъездом. Малютка тоже не обнаружил особенного желания броситься в материнския объятия, но он охотно поцаловал старушку Бриггс, робкую в излиянии сердечных ощущений, и утешил ее обещанием приезжать домой каждую субботу. Когда извощичий кабриолет потащился в Сити, великолепная коляска мистрисс Бекки помчалась к Парку. И когда отец и сын входили в старинные ворота благотворительного имститута, мистрисс Родон весело разговаривала и смеялась, окруженная десятками молодых львов и денди. После окончательной разлуки с сыном, Родон-старший вышел из школы с разтерзанной душой и убитым сердцем - чего еще никогда не случалось с ним с той поры, как он сам оставил детскую колыбель.

малютке. Совесть немножко упрекала его, что он воспользовался с женою её деньгами, взяв их взаймы без отдачи. Долго они говорили о маленьком Роде, и о тех надеждах, которые подавал этот прелестный мальчик. Бекки не мешала им: она завернула домой только переодеться, и потом уехала обедать в гости. Вечером Родон Кроли отправился на Гигантскую улицу пить чай к леди Дженни. Он рассказал ей обо всем, что случилось. Родя влетел козырем в свой нумер, где надели на него длинный сюртук и коротенькие панталоны. Молодой Бляккболль, сын Джека Болля, старого сослуживца, взял его под свое покровительство, и обещался обходится с ним ласково.

В течение одной недели Бляккболль вышколил из малютки Родона отличного парня: он заставлял его чистить сапоги, поджаривать к чаю пирожки, и учить латинския склонения наравне с английской этимологией. Три или четыре раза он поколотил неопытного новичка, но не слишком больно: патрону понравилось добродушное и откровенное лицо маленького Родона. Если его били и заставляли чистить сапоги, так это собственно говоря, Бляккболль делал для его же пользы; кто не знает, что все эти обязанности составляют существенную и необходимую часть при воспитании молодого английского джентльмена.

Мы, однакожь, не намерены следить здесь за возрастанием этого второго поколения, и отдавать читателю подробный отчет в успехах юного Родона, иначе история наша, в таком случае, может дойдти до бесконечного размера. Через несколько дней полковник навестил своего сына, и нашел, что он, слава Богу, здоров и счастлив. Родя щеголял в длиннополом сюртуке и коротеньких панталонах.

Родон-старший старался приласкать и задобрить на свою сторону Бляккболля, и тот обещался по чистой совести, оказывать всевозможное благоволение к его сыну. Думать надобно, что и училищное начальство тоже расположено было снисходительно смотреть на юного питомца, как на protégé великого лорда Стейна. Ктому же он был племянником знаменитого представителя Гемпшира и сыном полковника, кавалера Бани, которого имя довольно часто появлялось в "Morning Post" среди наилучших фамилий. Имея весьма порядочный запас карманных денег, Родя щедро угощал своих товарищей малиновыми тортами, и вскоре поставил себя с ними на самую дружескую ногу. Каждую субботу аккуратно отпускали его в родительской дом, на Курцонскую улицу, и этот день становился для его отца настоящим юбилеем. Свободный от своих собственных занятий, Родон-старший ходил с ним в театр, или отправлял его туда с лакеем. По воскресеньям Родя ездил в церковь с мисс Бриггс и леди Дженни. Он подробно рассказывал отцу о своей новой жизни в школе, и тот, в короткое время не хуже самого Роди, узнал всех его товарищей и учителей. Однажды он пригласил к себе из училища одного из приятелей маленького Родона, и сводив обоих мальчиков в театр, нашпиговал их разными лакомствами до того, что они чуть не слегли в постель. Он старался показать, что ему знаком латинский язык, когда юный Родон указывал, как далеко зашел он в грамматике латинской.

- Учись, мой друг, учись! говорил отец с глубокою важностью. Ничего не может быть лучше хорошого классического образования, ничего!

- Делайте, что вам угодно, обедайте, где хотите, курите табак и пейте водку в своем клубе, или, распевайте гимны с леди Дженни, для меня все-равно; только не требуйте от меня, чтобы я занималась вашим сыном. Ваши же интересы у меня в виду, так-как вы не можете заботиться о себе сами, милостивый государь. Желала бы я знать, где бы - в каком обществе и в каком положении вы очутвлись теперь, еслиб я не заботилась о вас?

Тут была значительная частица правды. В тех собраниях и обществах, куда обыкновенно ездила мистрисс Бекки, никто, повидимому, не интересовался знать, существует ли на свете горемычный Родон Кроли. Его перестали и приглашать. Часто Ребекка выезжала одна, без мужа. Она говорила о наилучших людях, как-будто жила среди них от колыбели, и когда при дворе носили траур, мистрисс Бекки тоже облеклась в черное нлатье. Когда таким-образом устроена была на прочном основании судьба маленького Родона, лорд Стейн; принимавший истинно-отеческое участие в делах этого милого семейства, разсчитал, что хозяйственные расходы господ Кроли значительно будут сокращены, если удалить от них компаньйонку Бриггс. В этой особе не оказывалось теперь ни малейшей надобности, так-как умная и расторонная Бекки сама могла заведывать всеми частями маленького хозяйства. Уже сказано было в своем месте, с каким великодушием этот благородный патрон выдал Ребекке деньги, назначенные в уплату долга для мисс Бриггс. После такого распоряжедия милорд имел право надеяться, что мистрисс Родон отпустит свою компаньйонку, которая, однакожь, как видит читатель, продолжала до сих пор жить у своей Отсюда нетрудно было прийдти к заключению, что мистрисс Бекки, сверх ожидания, сделала вероятно какое-нибудь другое употребление из маленькой суммы. Однакожь лорд Стейн не сообщил ей своих подозрений касательно этого предмета. Как знать? бедная женщина могла иметь тысячу неприятных побуждений, заставивших ее употребить эту маленькую сумму против назначения, сделанного великодушным милордом. Надлежало тем не менее удостовериться в настоящем положении этого дела, и маркиз решился приступить к необходимым разспросам деликатно и осторожно.

Нужно было прежде всего повыпытать самоё мисс Бриггс. Это была весьма нетрудная операция. Два, три ласковых слова со стороны такой высокой особы, как милорд, и достойная женщина могла поведать ему все свои задушевные тайны. Однажды, когда мистрисс Родом выехала покататься (мистер Фич, доверенное лицо маркиза, знал очень хорошо, когда она выезжала, сведения об этом предмете доставлялись ему из наемной конюшни, где содержались экипаж и лошади господ Кроли), лорд Стейн завернул в известный домик на Курцонской улице, и потребовав себе чашку кофе, сказал мисс Бриггс, что он принес для нея хорошия вести о маленьком Родоне Эти слова тотчас же развязали язык доброй старушки, и менее чем в пять минут лорд Стейн узнал, что мистрисс Родон не заплатила ей ни одного пенни, и что она подарила ей недавно черное шелковое платье, за которое мисс Бриггс была ей безпредельно благодарна.

Милорд внутренно усмехнулся при этом безъискуственном рассказе. Изобретательная мистрисс Бекки еще так недавно извещала его, с каким восторгом старуха Бриггс получила от нея свои деньги: тысячу сто двадцать-пять фунтов - положенные теперь в безопасное место для приращения выгоднейшими процентами. Ребекка не забыла намекнуть с восхитительной откровенностию, как самой ей трудно было разстаться с такими заманчивыми денежками. "Почему знать?" думала наша героиня, сочиняя эту фантастическую повесть; "может-быть он даст мне еще сколько-нибудь." Однакожь такое ожидание не оправдалось, потому вероятно, что милорд и без того считал себя довольно великодушным.

значительную часть наследства после своей незабвенной благодетельницы, Матильды Кроли; мисс Бригс разделила между своими родственниками, а остальными деньгами, положенными сначала в финансовое заведение, распорядились теперь мистер и мистрисс Кроли, общавшиеся доставлять ей выгоднейшие проценты. В ней, по их просьбе, принял участие даже сам сэр Питт, с которым они недавно держали совещание, как бы скорее и надежнее обогатить мисс Бриггс; почему баронет и воспользуется первым случаем, чтоб удвадцатерить её капитал.

- А сколько всего они взяли у вас денег? спросил лорд Стейн.

- Шестьсот фунтов, милорд, отвечала Бриггс, с небольшим шестьсот.

Но тут же она спохватилась, что уже черезчур откровенна с этим человеком. Чего доброго, он еще пожалуй повредит ей как-нибудь.

- Вы ужь сделайте милость, не пересказывайте им этого нашего разговора, сказала мисс Бриггс, полковник так добр, милорд, мистрисс Кроли так великодушна!... Если мистер Кроли узнает, что я рассказываю о его намерениях, он конечно отдаст мне назад этот капитал, и тогда, посудите, что я стану делать?

"Какой изворотливый бесёнок эта женщина! думал маркиз, садясь в свою карету. Какая чудная, блистательная актриса! Она чуть не выманила у меня и еще такую же сумму... Да, Бекки в грязь затопчет всех этих женщин, каких мне удавалось видеть на своем веку. Оне, безсмысленные младенцы в сравнении с ней. Я сам оглупел в её руках на старости лет. Безпримерная, неподражаемая лгунья, надо отдать ей справедливость."

Удивление милорда к обширным надувательным способностям Ребекки увеличилось неизмеримо. Выманить денег у кого бы то ни было, еще не составляет большой трудности; но выманить ровно вдвое против необходимой суммы и не заплатить никому - вот это, что называется, великолепная штука, требующая необыкновенного искусства и глубочайших соображений.

"Да и Родон Кроли вовсе не такой глупец, каким прикидывается, думал маркиз, Онь обделал эту историю с большим уменьем. Кто бы, смотря на его лицо, мог вообразить, что ему известны эти финансовые проделки? А между-тем, нет никакого сомнения, что он сам подговорил жену, и протранжирил эти денежки. Да, видно и он мастер своеего дела."

Мы знаем, однакожь, что в последнем случае, догадка проницательного милорда была не совсем основательна, но тем не менее, с этой поры он значительно изменил свои отношения к полковнику Родону. При встрече с ним милорд не соблюдал уже и той наружной вежливости, какая до сих пор отличала поведение его с этга дженгльменом. Великодушный друг и покровитель мистрисс Кроли никогда не подозревал, что эта изобретательная леди, с некогорого времени, смастерила для себя особый секретный кошелек, и, если сказать всю правду, милорд судил о полковнике Кроли по своим разнообразным и многосложным отношениям к другим. супругам, с которыми судьба сталкивала его впродолжение многоопытной жизни, ознакомившей его с различными слабостями человеческого рода. Лорд Стейн знавал на своем веку многих легкомысленных мужей, и читатель вероятно охотно простит ему дерзкое предполажение относительно РодонаКроли.

не в натуре этого прекрасного создания, и она прибегала к этому средству только в крайних обстоятельствах, но ужь как скоро представлялись такия обстоятельства, Ребекка пускалась на выдумки с отчаянною смелостию. На этот раз, к удовольствию своего патропа, она, не более как в одну минуту, сочинила чрезвычайно интересную историйку, обставленную самыми поэтическими подробностями. Прежнее показание, представленное ею лорду Стейну, было ложно, совершенно ложно, и Ребекка призналась в этом с повинной головой, но кто, позвольте спросить, заставил ее лгать?

- Ах, милорд, сказала она, вы не знаете, вы не можете и постигнуть, что я терплю и переношу молча, наедине с своим бедным сердцем. Обыкновенно вы видите меня веселой и счастливой, когда я с вами, но вам конечно не приходит и в голову, какие страдания терзают мою душу, когда нет покровителя подле меня. Угрозами Родон заставил меня выпросить у вас безстыдным образом эту несчастную сумму. Он предвидел с вашей стороны вопрос относительно употребления этих денег, и я принуждена была сочинить безсовестнуго сказку. Родон взял эти деньги, и сказал, что расплатился с мисс Бриггс. Я не посмела усомниться в этом. Простите несчастного, доведенного крайними обстоятельствами до необходимости обманывать честных людей, и пожалейте бедную, бедную женщину.

И она зарыдала горько. Еще никогда угнетенная невинность не представлялась в таком жалком виде.

Затем последовало длинное, предлинное объяснение, впродолжение которого экипаж мистрисс Кроли совершил несколько объездов вокруг Реджент-парка. Нам нет особенной надобности входить в подробности этой бсседы, но следствием её было то, что, по возвращении домой, Бскки вбежала в комнату компаньйонки с оживленным и веселым лицом, и объявила, что она принесла приятные вести для мисс Бриггс. Дорд Стейн поступил как бладороднейший и великодушнейший джентльмен. У него только и дела, чтоб помогать и покровительствовать ближним. Теперь, когда в доме не стало больше маленького Родона, компаньйонка уже не составляет особенной необходимости для Ребекки. Она крайне соболезнует и скорбит, что принуждена разлучиться с безценной Бриггс, но, к несчастью, ограниченные средства заставляют ее придумывать всякия сбережения по хозяйственной части, и при этой разлуке, утешает ее только то единственное обстоятельство, что, благодаря великодушию лорда Стейна, мисс Бриггс будет пристроена гораздо удобнее, чем здесь, в её скромном домике. Дело вот в чем: мистрисс Пилькнигтод, ключница на гемпширской мызе лорда Стейна, сделалась чрезвычайно стара и слаба. Такой дряхлой старухе, разумеется, нельзя усмотреть за огромным хозяйством, и обстоятельства требуют приискать для нея хорошую преемницу. Место безподобное. Стейны приезжают туда очень редко, не более одного раза в продолжение двух лет. Во всякое другое время ключница - полная хозяйка в господском доме. За столом всегда у нея четыре блюда, и гости - особы очень почтенные, навещают ее чуть-ли не каждый день. Словом сказать, ключница на этой мызе живет как настоящая леди. Так на нее и смотрят во всем Гемпшире. Две последния предшественницы мистрисс Пилькингтон вышли за пасторов этой усадьбы, да и Пилькингтон могла бы выйдти, еслиб теперешний пастор не приходился ей племянником. Это место еще не утверждено за мисс Бриггс, но она может, если ей угодно, съездить на этих днях к мистрисс Пилькингтон, и посмотреть, удобно ли будет занять её должность.

Никакими словами нельзя изобразить восторженной благодарности мисс Бриггс. Она выговорила для себя единственное условие, чтоб маленькому Родону позволяли повременам приезжать к ней на мызу. Бекки охотно согласилась на все. Когда муж её воротился домой, она сообщила ему эту веселую новость. Родон был рад, с его совести некоторым образом сваливалось тяжелое бремя пря мысли о деньгах бедыой мисс Бриггс. Тем не менее он чувствовал, что голова была у него как-будто не на своем месте. Когда он рассказал Саутдауну об этом поступке лорда Стейна, молодой человек взгляауа на него каким-то странным и двусмысленным видом. Это в некоторой степени, озадачило Родона Кроли.

- Она слишком умна и... и может-быть слишком любит светския развлечения, чтоб ей можно было позволить разъезжать одной, без комнаньйонки, сказали сэр Питт и леди Дженни. Вы, Родон, непременно должны сопровождать ее всюду, и постарайтесь распорядиться так, чтоб дома она не оставалась одна. Не худо бы пригласить которую-нибудь из девиц Королевиной усадьбы, да только им кажется не усмотреть за вашей женой.

Решено, что при Бекки кто-нибудь должен быть. А покамест оказывалось очевидным, что доброй Бриггс необходимо было воспользоваться таким неожиданным счастьем. К назначенному дню она уложила свои чемоданчики, и благополучно отправилась в дорогу, напутствуемая благословениями своих великодушцых друзей. Таким-образом, стражи, охранявшие до сих пор благополучие Родона, были теперь в руках его врагов.

Спустя несколько времени, сэр Питт имел серьёзное совещание с мистрисс Бекки относительно разных фамильных, деликатных обстоятельств. Напрасно она, призвав на помощь все свое остроумие, старалась доказать своему родственнику, как необходима протекция лорда Стейна для её мужа, и как было бы жестоко с их стороны удерживать при себе бедную мисс Бриггс, когда счастье, можно сказать, само напрашивалось к ней: сэр Питт оставался непреклонен и неумолим. Ласки, увещания, слезы, рыдания, доказательства, просьбы - ничто не могло образумить и успокоить баронета, и крупный ето разговор с мистрисс Бекки был весьма недалек от серьёзной ссоры. Сэр Питт говорил с большим одушевлением о фамильной чести, о незазорной репутации Кроли, и выразился с великим негодованием относительно легкомыслия, с каким его, некогда обожаемая, невестка принимала разнохарактерные толпы гостей.

- Зачем, скажите, допускаются на ваши вечера эти буйные молодые люди, которые, как всем известно, никогда не дорожат семейным счастьем? говорил сэр Питт. Да, и сам лорд Стейн: с какой стати карета его почти вссгда стоит у вашего подъезда? Это ужь все, к стыду нашему, начинают замечать, мистрисс Кроли. Как глава и представитель фамилии, я умоляю вас быть как-можно осторожнее. В обществе уже и без того распространяются о вас слишком обидные слухи. Лорд Стейн, конечно, человек с большими талантами и с весом в нашем быту, но короткое с ним знакомство компрометирует всякую женщину. Рекомендую вам, невестка, не забывать своего положения, и быть осторожнее в сношениях с этим нобльменом.

Гнев сэра Питта возрастал постепенно. Интересно было бы знать: сердилась или рада была леди Дженни, когда наконец супруг её начал отыскивать недостатки в этой, еще так недавно идеальной, Ребекке. С продолжением визитов лорда Стейна, его собственные посещения в домик на Курцонской улице прекратились, и леди Дженни с своей стороны, хотела было отказаться от всяких сношений с этим нобльменом, и даже уклонилась от чести присутствовать на шарадном вечнре, когда маркиза прислала к ней пригласительный билет, но сэр Питт вриказал ей однакожь принять это приглашение, разсчитывая весьма основательно, что шарадный спектакль удостоят своим присутствием самые знаменитые особы, не исключая родственников милорда Бумбумбума.

При всем том, сэр Питт и его супруга, прибывшие на этот вечер, поспешили, прежде всех других гостей, выбраться из Гигантского дома, не дождавшись даже окончания бала. Бекки не обратила тут ни малейшого внимания на свою невестку, и едва перебросила несколько слов с баронетом. Питт Кроли объявил, что поведение его невестки чудовищно в полном смысле слова, и отозвался напрямик, что обычай играть в шарады в высшей степени предосудителен для британской леди. По окончании спектакля, он отозвал Родона в сторону, и сделал ему самый строгий выговор за то, что он имел глупость позволить своей жене наряжаться в фантастические костюмы.

Родон сказал, что Ребекка ужь никогда больше не будет принимать участия в этих предосудительных забавах. Действуя вероятно по указаниям брата и сестры, он держал теперь ухо востро, и сделался примерным семьянином. Мало-по-малу он оставил свои клубы, бильярды, и старался всегда быть дома. Он стал выезжать с женою на гулянья, и всюду сопровождал ее в гости. Куда бы ни появился милорд Стейн, можно было угадать заранее, что он встретится с Родоном. Как-скоро приглашали Бекки выехать куда-нибудь без мужа, или просили ее одну на какой-нибудь вечер, полковник однажды навсегда приказал жене отказываться от таких приглашений, и строгий тон, с каким было сделано это приказание, принуждал Ребекку к безусловному повиновению. Такая впрочем любезностьсо стороны мужа, повидимому, нравилась нашей героине и приводила ее в восторг. Нет нужды, что Родон был повременам пасмурен и угрюм: Бекки была одинаково внимательна к супругу. Были у них гости или нет, она всегда смотрела на него с нежною улыбкой, и предупреждала исполнение его желаний. Счастливые дни медового месяца возвратились к ним опять. То же добродушие, веселость, prévenances, безъискуственная доверчивость и взаимное уважение.

и счастлвы, еслиб всегда водились у нас деньги!

Родон, после обеда, засыпал в своих креслах, и никогда не удавалось ему подметить, каким озлобленным негодованием покрывалось в эту пору лицо его супруги, но когда он просыпался, свежая улыбка вновь появлялась на розовых щечках мистрисс Бекки, и она цаловала с восторгом милого друга. Родон не понимал, отчего приходили ему в голову разные подозрительные мысли. Да нет, он никогда не подозревал; все эти немые созниения и мрачные предчувствия были плодом его разстроенного воображения Теперь он опомнился опять и исцелился от своих странных фантасмагорий. Ребекка всегда любила только его одного, это ясно как день. Что за беда, если она чувствует некоторую наклонность к удовольствиям света? она создана, она призвана быть в свете. Какая жеищина может еще так превосходно говорить, петь, танцовать и быть, в полном смысле, душою всех этих аристократических обществ? Нет, ужь на этот счет никто не сравняется с Ребеккой. Жаль только, что она не любит малютки, думал Родон. Мать и сын почти никогда не сходились вместе.

И когда все эти мысли, безсвязные, противоречащия одна другой, начали бродить в голове доверчивого мужа, приключилось то внезапное событие, о котором было упомянуто в конце предшествующей главы. Несчастный полковник был задержан, и очутился арестантом вдали от своего дома.