Базар житейской суеты.
Часть четвертая.
Глава LII. Катастрофа.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть четвертая. Глава LII. Катастрофа. (старая орфография)

ГЛАВА LII. 

Катастрофа.

Друг наш, Родон, окруженный внезапно после бала, подъехал к дому мистера Мосса на Курситор-Стрите, и был как следует, представлен в это гостеприимное жилище. Уже светало, когда извощичий кабриолет остановился у ворот арестантского замка, где путешественников встретил какой-то рыжеватый с красными глазами. Родона ввели в покой нижняго этажа. Мистер Мосс, его дорожный товарищ и хозяин, предложил своему гостю радушный вопрос: не желает ли он чего-нибудь выпить с дороги.

Полковник не принадлежал к числу тех слабых смертных, которые способны предаваться глубокому отчаянию, как-скоро заставляют их променять великолепный палаццо на тесные комнаты в долговой тюрьме. Впрочем, если сказать всю правду, он уже не раз гостил в заведении мистера Мосса. До сих пор мы не считали нужным упоминать в нашей истории об этих слишком мелочных событиях повседневной жизни; но читатель, вероятно, догадался и сам, что этих маленьких неудобств трудно избежать джентльмену, получающему круглый нуль годового дохода.

При первом визите к мистеру Моссу, полковник, тогда еще холостяк, был освобожден великодушием своей тётки, Матильды Кроли, но когда это несчастие повстречалось с женатым человеком, мистрисс Бекки, воодушевленная необыкновенною отвагой, заняла незначительную сумму у лорда Саутдауна, и заплатив кредитору своего мужа (этот джентльмен был поставщиком шалей, бархатных материй, носовых платков, перчаток и кружевных изделий для мистрисс Родон) частицу долга, уговорила его взять росписку на остальную сумму. В обоих случаях таким-образом арест и освобождение сопровождались дружескою любезностию со всех сторон, и Родон Кроли был в лучших отношениях к мистеру Моссу.

- Вы найдете здесь старую вашу постель, полковник, и увидите, что все содержится в исправном порядке, смею вас заверить честным словом, сказал мистер Мосс. Постелька ваша бывала занята все джентльменами. Еще прошлую ночь спал на ней кептен Фемиш из пятого драгунского полка. Засадили молодца недели на две, но он тут заказывал только мое шампанское, да еще как! весело было смотреть. Каждый вечер приходили к нему джентльмены, один красивее другого, все из Вест-Энда. Вы найдете здесь очень приятное общество, мистер Кроли, имежду прочим капитана Рагга, с которым, вероятно, вы знакомы. Наверху живет у меня один доктор философии, человек очень милый и любезный. Мистрисс Мосс содержит общий стол, и мы обедаем в половине шестого. Вина вдоволь, какого угодно. После обеда поигрываем в карты, и занимаемся музыкой. Очень, очень весело. Не прикажете ли теперь чего-нибудь?

- Я позвоню, если что нужно будет, сказал Родон, и спокойно отправился в свою спальню.

Мы уже сказали, что был он старый служака, привыкший встречать мужественно непредвиденные удары судьбы. Другой на его месте тотчас-же распорядидся бы отправить письмо к своей жене с плачевным известием о приключившемся несчастьи, но мистер Кроли не думал торопиться этой мерой.

"Зачем тревожить ее в эту же ночь? разсуждал нежный супруг. Она и не узнает, дома я, или нет. Написать успею завтра, когда она выспится, да и я вздремну немножко. Сто-семьдесят фунтов, не велика беда; расквитаемся."

И затем, подумав о малютке Родоне (который никак не должен был знать этого неприятного приключения с отцом), полковник лег на постель, где почивал недавно кептен Фемиш, и уснул довольно спокойно. Было десять часов, когда он проснулся. Рыжеватый юноша принес ему серебряный бритвенный прибор отличной доброты. Дом мистера Мосса был довольно грязен, но блистателен и роскошен в тоже время. На буфете стояли грязные подносы, и початые бутылки с вином; вызолоченные грязные карнизы обрамляли комнаты во всех этажах, и грязные желтые шелковые занавесы картинно рисовались над окнами, выходившими на Курситор-Стрит. На стенах всюду виднелись грязные вызолоченные рамки, и в них картины известнейших живописцев, переходившия тысячу раз из рук в руки, пока, наконец, не суждено им было украсить собою жилище одного из главных помощников лондонского шерифа. Полковнику принесли завтрак на грязном и великолепном серебряном подносе. Мисс Мосс, черноглазая девица в папильйотках, явилась с чайником, и улыбаясь спросила, как полковник провел ночь. Она также принесла ему Morning Post, где, на этот раз, был весьма подробно описан вчерашний бал у лорда Стейна с исчислением особ, удостоивших своим присутствием шарадный спектакль. Мистрисс Родон Кроли была изображена в самом великолепном свете, как олицетворенное совершенство во всех видах и родах.

Подав завтрак новому гостю, мисс Мосс присела на противоположном конце стола, живописно выставив напоказ свою ножку, обутую в грязный шелковый чулок и атласный башмачок, который был когда-то белого цвета. После некоторых любезностей с этой леди, полковник потребовал себе бумаги, пера, чернил, и мисс Мосс немедленно исполнила его желание, снабдив его в избытке писчим материалом. Много в своей жизни эта черноокая девица передавала листов бумаги своим гостям, и много бедняков чертили отсюда на скорую руку послания к своим родственникам и знакомым, которые должны были их выручить из этой западни. В ожидании ответа они обыкновенно расхаживали по комнате взад и вперед. Послания этого рода, невверяемые городской почте, отправляются всегда с разсыльными. Кому не приходилось получать этих интересных записочек с предварительным докладом, что человек внизу дожидается ответа?

Вот что писал Родон Кроли:

"Любезнейшая Бекки!

"Надеюсь, ты севодни почивала хорошо, а обо мне ни беспокойся, ежели не принесу тебе шикаладу. Вчерась вечером когда я возвращался домой и курил цыгару случилась неприятность. Подцепил меня Мосс из Курситор-Стрита, и я в гостях у нево в той раззолоченой и демонски роскошьной комнате, где ты была у меня за два года перед этим. Мисс Мосс принесла мне чаю, она растолстела, и как водится, чулки у нее сползли до пяток.

"Это по делу жида Натана, сто пятьдесят фунтов, а с процентами и тюремными издержками, пожалуй што наберется до сту семидесяти. Пришли мне мою шкатулку и какое-нибудь платье, я вить здесь в бальных чулках и башмаках, как этак какая-нибуть мисс Мосс, а там; в шкатулке-то моей, наберется авось до семидесяти. Отопри и поезжай с ними к Натану, и предложи ему семьдесять-пять, и попроси, чтобы на остальное взял мою росписку, подождал бы. А за обедом мы станем пить херес, а не шампанское - тут оно демонски дорого.

"А есть ли паче чаяния жид не согласится, возми мой золотые часы и какие-нибуть из своих вещей, без них можешь обойдтись, и отошли их продать на толкучий, авось квечеру и все деньги. Хорошо, если Родя не приехал вчерась из училища домой. Не хочется просидеть больше нынешняго дня, так как завтра воскресенье. Постели здесь ужасть как неопрятны, и я ужь знаю, спокойно не как не уснешь. Но авось кзавтраму будит опять в твоих объятиях

"Твой верный

P. S: Пожалуста паторопись и приезжай сама.

Он был довольло спокоен, несмотря на железные решотки, возвышавшияся над его головой. Двор был огражден ими, как клетка, из опасения, чтобы гуляющим джентльменам не пришла фантазия бежать из этого гостеприимного жилшца.

Трех часов, по его разсчетам, было слишком довольно, чтобы Бекки могла привести к окончанию это дело, и отворить двери его тюрьмы. Все это время мистер Кроли был почти так же спокоен, как у себя дома. Он курил сигару, почитывал газету, и встретив в общей зале приятеля своего, капитана Уокера, сыграл с ним в пикет, по маленькой, чтоб время не пропадало даром.

Но день склонялся н вечеру, а разсыльный не возвращался. Неприезжала и мистрисс Бекки. Табльдот мистера Мосса начался, как объявил он, в половине шестого, и джентльмены, бывшие в состоянии заплатить за этот банкет, приглашены были к столу. Сюда явилась и мисс Мосс, без папильйоток и в праздничном костюме. Маменька её, тоже принаряженная, села за столом на первое место, и разделила на порции баранину с репным соусом по числу гостей. Полковник, против обыкновения, кушал без большого аппетита. На вопрос: не угодно ли ему поставить для компании бутылочку шампанского? мистер Кроли отвечал утвердительно, и дамы выкушали по бокалу за его здоровье. Мистер Мосс сделался необыкновенно разговорчивым и любезным.

Среди самого банкета раздался звонок у подъезда. Рыжеватый юноша, сынок мистера Мосса, выскочил из-за стола с ключами в руках, и воротившись через минуту в столовую, объявил, что воротился разсыльный с шкатулкой и письмом для полковника Кроли.

- Не церемоньтесь, полковник, прошу вас, читайте, сколько вам угодно, сказала мистрисс Мосс, махнув рукою.

Родон, несколько взволнованный, взял поданный ему конверт. То было премиленькое письмецо, раздушенное, на розовой бумаге, запечатанное светлозеленым сургучом. Полковник сломал печать, и прочел следующее:

"Mon pauvre cher petit, я не сомкнула глаз во всю ночь; и безпрестанно думала о своем ненавистном старом монстре. Поутру я принуждена была послать за доктором (у меня лихорадка), и мистер Бленч предписал мне успокоительную микстуру. Финете приказано не принимать и не пускать ко мне никого, и твой посланный - бедняга! должен был часа четыре простоять в передней, пока мне сделалось легче. Вообразяи мое огорчение, когда я прочитала твое безграмотное письмецо!

"Несмотря на свою болезнь, я тотчас же приказала заложить лошадей, и даже позабыла свои утренний шоколад; да и странно было бы пить его не из твоих рук, mon pauvre petit chat. Одевшись на скорую руку, я поскакала ventre à terre к жиду Нафану. Я плакала, умоляла, стояла на коленях - напрасно: жид остался неумолим, непреклонен. Он непременно требует всех своих денег, или, говорит он, ты сгниешь в тюрьме, mon adorable monstre!

"По возвращении домой, я хотела захватить все вещи, какими только могу располагать, и сделать triste visite chez mon oncle. Но этот дядюшка и без того владеет многими нашими вещицами; за все мои теперешния безделки он никак не дал бы больше сотни фунтов. Дома я нашла милорда, и этого противного Испанца, Питерварадина; они, voyez-vous, пришли меня поздравить с блистательным успехом на вчерашнем балу. Затем, минут через десять, прикатили этот чопорный заика, Паддингтон, и несносный Шампиньяк; они просто замучили меня своими глупыми конфектными любезностями - меня, которая, не зная как отвязаться от всех этих господ, думала буквально каждую секунду о своем pauvre prisonnier.

"Лишь-только они вышли из дверей, я бросилась на колени перед милордом, объявила, что намерена заложить все свои вещи, что мне дозареза нужно двести фунтов. Милорд пришел в неописанную ярость и, после энергической брани, обещался прислать мне завтра требуемую сумму. Закладыват вещи, по его словам, было бы непростительным безумием. Как-скоро деньги будут в моих руках, я не замедлю привезти их моему старому чудовищу вместе с горячим поцелуем.

P. S. "Пишу в постели: голова у меня болит страшно, и сердце не на месте."

Прочитав это письмо, Родон раскраснелся, побагровел, и глаза его приняли такое дикое выражение, что присутствовавшие за столом немедленно догадались, что полковник получил дурные вести. Все прежния подозрения, начинавшия мало-по-малу угасать в последнее время, снова вспыхнули в его разгоряченном мозгу. Ребекка не хотела даже продать какие-нибудь две, три безделки для выручки своего мужа. Она сместся и рассказывает о своих гостях, в ту пору, как муж в тюремном заключении. Да и кто посадил его в тюрьму? Позвольте: Венгем вызвался проводить его после бала... неужели?!.. Ужасное, невыносимое подозрение промелькнуло в голове бедного Родона. Он опрометью бросился из столовой, вошел в свою комнату, отпер шкатулку, написал на скорую руку записочку, с адресом, на пмя сэра Питта, или, леди Дженни, впихнул ее в руки разсыльного, приказал ему скакать в Гигантскую улицу, и обещал подарить ему гинею, если он через час привезет ответ.

В этой записке, именем Бога и фамильной чести, он умолял милого брата или сестру приехать к нему немедленно и выручить его из затруднительного положения. Он был в тюрьме: сотню фунтов - только сотню! - ему нужно, чтоб вырваться на свободу. Любовью к сыну заклинал несчастный отец, чтобы выручили его.

Сделав эти распоряжения, полковник опять воротился в столовую, и потребовал вина. Он смеялся и говорил с каким-то буйным одушевлением, как показалось, по крайней мере, гостям мистера Мосса. Рюмку выпивал он за рюмкой, бокал за бокалом, и судорожно прислушивался к стуку экппажей, проезжавших мимо дома.

Лишь-только коичился обед, перед воротами долговой тюрьмы остановилась карета. Рыжеватый юноша вышел опять с ключами. В карете приехала какая-то леди.

- Здесь полковник Кроли? спросила она дрожащим голосом.

Ответ был утвердительный. Рыжеватый юноша запер за нею наружную дверь, и затем, пройдя длинный корридор, отпер и отворил внутреннгою дверь, сказав:

- Полковник, вас спрашивают.

Дама вошла в комнату, отведенную для этого арестанта. Она была, повидимому, в сильном волнении.

- Это я, Родон, сказала она робким голосом, стараясь, однакожь, сообщить ему веселую имтонацию. Это я, сестра ваша, Дженни.

Присутствие этой леди и нежный её голос произвели сильнейшее впечатление на мистера Кроли. Он подбежал к ней, обнял ее, пролепетал несколько невнятных слов, и почти зарыдал, склонив свое лицо на её плечо. Леди Дженяи не понимала причины этого волнения.

Счеты мистера Мосса немедленно были уплачены, к очевидному огорчению этого джентльмена, надеявшагося, что полковник останется у него в гостях, по крацней мере до понедельника. Счастливая и вполне довольная своим поступком, Дженни вывела Родона из долговой тюрьмы, и они отправились домой, в извощичьей карете, в которой она приехала сюда.

И она крепко пожала ему руку. Может-быть это и к лучшему, что Питта не было дома. Родон сотню раз принимался благодарить милую сестрицу, обнаруживая при этом какую-то странную пылкость, изумившую и отчасти обезпокоившую супругу баронета.

- Ах, ох... ей-Богу, говорил восторженный мистер Кроли, - вы еще не знаете, как я переменнлся с той поры, как узнал вас и... и... маленького Родю. Я бы хотел совсем переродиться. Вы видите, что я хочу... следует мне быть... ох!..

о счастии своего брата.

* * *

Оставив невестку в Гигантской улице, полковник пошел домой пешком. Было девять часов вечера. Скорым шагом прошел он освещенные улицы, и пробежал блистательные скверы перед Курцон-Стритом. Остановившись перед фасадом своего дома, бедняк остолбенел, облокатился на железные перила, и почувствовал, что голова его идет кругом. Яркий блеск свечей пробивался через розовые драпри в первом этаже, и он услышал мелодические звуки фортепьяно. Как это? Бекки писала, что она лежит в постели!.. лицо несчастного мужа покрылось смертельною бледностью при соединенном отражении на нем газовых фонарей и этого необыкновенного освещения в его собственном салоне.

Вынув из кармана ключ, полковник тнхонько отворил наружную дверь, и при входе в первые комнаты, встречен был громким хохотом, раздавшимся в будуаре его супруги. Он был в том же бальном костюме, в котором арестовали его накануне. Никто в целом доме не пошевелился при его входе, потому-что слуги все были разосланы. Ясным и звучным soprano, Ребекка пела ту самую идиллическую песенку, которая накануне доставила ей такой блестящий успех в джентльменском кругу. Хриплый и сардонический голос безпрестанно повторял: "Браво! браво!" То был голос лорда Стейна. Родон зашатался, и дыхание сперлось в его груди.

Простояв несколько минут, он с трудом перевел дух, и наконец решился отворить. Maленький стол накрыт был для двоих: вино и кушанья были поданы. Во второй комнате, Ребекка в бальном костюме, осыпанная брильянтами, жемчугом, цветами, сидела на софе и протягивала свою руку лорду Стейну, стоявшему перед ней в самой поэтической позе. Бледная фигура Родока, отворившого дверь, обрисовалась прежде всего в глазах его жены. Ребекка пспустила легкий крик, потом одумалась и попыталась улыбнуться, но её улыбка на этот раз получила вид самой отвратительной гримасы. Лорд Стейн обернулся; в его глазах обозначались вместе изумление и гнев; потом он тоже захотел улыбнуться, и принять, как следует, ошеломленного мужа.

- Я невинна, Родон! вскричала Ребекка; бросаясь к мужу и обвив его шею своими голыми руками, украшенными браслетами, золотыми змейками и драгоценностями всякого рода. Милорд, милорд! скажите ему, что я невинна!

Лорд Стейн в свою очередь вообразил, что его поймали в разставленную западню. Жена и муж уже давно потеряли всякое уважение в его глазах, и теперь он был убежден столько же в коварстве Ребекки, сколько и в трусости Родона Кроли. Заранее подготовленный обман обрисовался в его воображении со всеми небывалыми подробностями.

- Невинна! И ты смеешь уверять в этом меня, воплощенный дьявол? закричал громовым голосом лорд Стейн. Кому же, как не мне, принадлежат все эта брильянты и камни? И при всем этом, она невинна, чорт побери! Ты грабила меня вместе с этим господином, который проедал и пропивал мой деньги! Невинна так же, как мать твоя, актриса, и твой презренный муж! Я не боюсь вас, милостивый государь, слышите ли вы это?.. Прочь с дороги?

И лорд Стейн взял свою шляпу. Гордо, с пылающим взором смотрел он прямо в лицо своему врагу, нисколько не сомневаясь в своем триумфе, но Родон Кроли был не трус. если жизнь его никогда не отличалась строгой нравственностью, если он позволял себе дурачить игроков в карты и героев билльярда, зато на личной его храбрости не было до сих пор ни малейшого пятна. В эту минуту взволновалась вся ето натура, пылкая, раздражительная, буйная. Он схватил за галстух лорда Стейна и начал его душить с таким неистовством, что тот закряхтел и зашатался.

И с этими словами он оттолкнул его на несколько шагов. Лорд зашатался и упал.

Ребекка трепетала всеми членами; не смея с своей стороны принять ни малейшого участия в этой развязке. В первый раз она удивлялась своему мужу, страшному, храброму и сильному в своей победе. Родон Кроли вырос в её глазах до степени гиганта.

- Поди сюда, сказал он ей. Она подошла. Долой все эти вещи!

И дрожащею рукою она принялась снимать браслеты, кольца, ожерелья, не спуская глаз с грозного супруга.

Ребекка повиновалась. Затем он сорвал аграф с её груди и бросил его в лицо лорда Стейна; шрам на лбу от этого удара не заживал во всю его жизнь.

- Пойдем наверх, сказал он жене.

- Не убивай меня! О, не убивай меня, Родон! воскликнула Ребекка.

Полковник дико захохотал.

- Нет, проговорила Ребекка, - это...

- Дай мне ключи!

И они вместе пошли наверх.

Ребекка отдала все ключи, кроме одного крошечного ключика от заветной шкатулки, хранившейся в секретном месте, и которая, как знает читатель, принадлежала мисс Амелии Седли. Бедняжка надеялась спасти свои сокровища. Родон отворил замки, перерыл пюпитры, коммоды, ящики и наконец добрался до заветной шкатулки. Ребекка принуждена была отпереть, там хранились бумаги, старые любовные записки, драгоценные безделки женского туалета - и, наконец, туго-набитый портфель с банковыми билетами. Некоторые были уже получены давно, лет за десять, но однн, в тысячу фунтов, был еще новый: его прислал лорд Стейн.

- Он.

- Я отошлю его назад сегодня, сказал полковник (эти розыски продолжались несколько часов, и разсвет нового дня уже проглядывал в окна). Надо заплатить некоторые долги, и разсчитаться с честною Бриггс: она так любила моего Родю. Ты мне скажешь; куда послать остальные билеты. Ах, Бекки! тебе бы ничего не стоило уделить для меня из всех этих денег одну сотню фунтов: я всегда делился с тобою.

Родон оставил ее, не проговорив больше ни одного слова.

Она осталась неподвижною на месте страшной сцены. Разсветало. Часы быстро проходили один за другим, и солнце уже бросило яркий лучь в печальную комнату, но Ребекка все еще сидела на краю своей постели. Шкафы были отворены; драгоценные безделки разбросаны по всем углам, шарфы и письма валялись по ковру; можно было подумать, что ночью происходил грабеж. В ту пору, как Родон спустился с лестницы, наружная дверь затворилась, Ребекка мало по малу вышла из своего усыпления и угадала, что ему не воротиться. "Убьет ли он себя? спрашивала она сама себя. Нет, наперед он отправит лорда Стейна." Она оглянулась на свою длинную пршедшую жизнь, блистательную и мрачную вместе, деятельную и безплодную, шумную снаружи, грустную и пустынную впутри; бедная, бедная женщина! Не принять ли ей Laudanum и разом покончить о всеми этими надеждами, хитростями, мечтами, интригами, долгами?

- Mon Dieu, Madame, что такое случилось? спросила она.

Что же случилось в самом деле? Преступна или нет, была мистрисс Бекки? "Нет", говорила она сама: "но как тут разберешь? чему верить и чему не верить в устах этой странной героини? Очень могло статься, что в этом последнем случае развращенное её сердце было довольно чисто. Для нас это - дело закрытое. Как бы то ни было, все хлтрости и пронырства мистрисс Бекки, её эгоизм и гений - все её воздушные замки разбились в дребезги в одну минуту. Мамзель Фифина задернула занавесы, и обнаруживая все признаки истинного или мнимого участия, упросила свою добрую миледи лечь в постель. Затем она сошла вниз, и тщательно подобрала драгоценные безделки, валявшияся на полу с той поры, как Ребекка, при уходе лорда Стейна, сбросила их по повелению своего мужа.