Базар житейской суеты.
Часть четвертая.
Глава LIII. Воскресенье после битвы.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть четвертая. Глава LIII. Воскресенье после битвы. (старая орфография)

ГЛАВА LIII. 

Воскресенье после битвы.

Великолепный чертог сэра Питта на большой Гигантской улице только-что начинал охорашиваться и принаряжаться к встрече утренняго солнца, когда Родон Кроли в своем вечернем костюме, которого не скидал он впродолжение двоих суток, пробрался мимо испуганной женщины, подметавшей лестницу, и вошел в кабинет своего брата. Леди Дженни, в утреннем капоте, сидела в детской, наблюдая за туалетом своих малюток, и слушая, как они читают утренния молитвы. Эту благочестивую обязанность мать и дети совершали сперва наедине, и потом церемониально, в присутствии сэра Питта, собиравшого на этот обряд всех домашних своих слуг и служанок. Родон сидел в кабинете за столом баронета, украшенным синими книгами, бумагами, письмами и разнокалиберными памфлетами политического содержания. Счетные книги, портфёли, "Quarterly Review" и "Court Gurde", симметрически расположенные, стояли как-будто на параде, ожидая, когда главнокомандующий начнет генеральный смотр.

Фамильная книга нравственного содержания, откуда сэр Питт каждое воскресное утро выбирал по главе для прочтения своим чадам и домочадцам, также лежала на этом ученом столе, и подле нея находилась газета "Observer", опрятно-сложенная и только-что вышедшая из типографских станков. "Observer" назначался для исключительного употребления сэра Питта. Один только каммердинер пользовался случаем заглянуть в эту газету прежде, чем она окончательно поступала в кабинет его господина. Сегодня утром он прочитал в ней между-прочим весьма интересную статейку, под заглавием "Пиршества в Гигантском доме", где подробно писчислены были имена всех присутствовавших на бале знатных особ, со включением полковника Кроли. Кушая чай с маслеными пирожками в обществе ключницы и её племянницы, этот джентльмен сообщил, по поводу вышеозначенной статейки, несколько чрезвычайно остроумных замечаний, недоумевая впрочем, как залетели туда эти шарамыжники, Родоны Кроли. Затем, свернув как следует газету, и помочив ее немножко, он уже окончательно положил ее на определенное место, и "Observer", снова совершенно свежий и невинный, готов был, в приличном виде представиться хозяину джентльменского дома.

Бедный Родон взял газету, и шшробовал читать в ожидании своего брата, но печать как-то странно рябила в его глазах, и он сам не знал, что читает. Оффициальные известия и правительственные назначения (для них-то собственно и выписывался "Observer", в противном случае, воскресная газета, чуждая, как известно, всяких политических толков и парламентских прений, не могла бы найдти места на дипломатическом столе сэра Питта), театральные критики, заклады, подвиги знаменитейших боксеров, летопись увеселений Гигантского дома и подробный отчет о блистательных успехах мистрисм Бекки в шарадном спектакле: все это затуманивалось перед умственным взором мистера Кроли.

Наконец, минута в минуту, когда звонкий колокольчик, на черном мраморном кабинетном хронометре, пробил девять часов, явился сэр Питт, баронет и член парламента, опрятный, свежий, гладко-выбритый, гладко-причесанный и припомаженный, с чистыми вылощеными щеками, окаймленными с обеих сторон рубашечными воротничками, в белом туго-накрахмаленнон галстухе и в сером байковом сюртуке - явился одним словом, как истинный английский джентльмен древней породы, образец изящества, опрятности, совершеннейшого комфорта. Ногти его были подрезаны и подчщены маленьким инструментом, приспособленным для этой цели; операцию подрезания и подчищения сэр Питт совершал аккуратно каждое утро, когда спускался с лестничных ступеней, чтобы войдти в свой кабинет.

Баронет остолбенел и невольно попятился назад при взгляде на бедного Родона в его измятом платье, с глазами, налитыми кровью, с волосами, растрепанными по-лицу. Ему представилось, что брат его пьян, и возвращается, в этом безобразном виде, с какой-нибудь вечерыей оргии.

- Великий Боже! воскликнул озадаченный сэр Питт. Какими судьбами ты очутился здесь в этот утренний час? Отчего ты не дома?

- Донма?! отвечал Родон с буйным смехом. Не бойся, Питт. Я не пьян. Запри дверь, мне надобно поговорить с тобою.

Питт запер дверь и поместился в другом незанятом кресле, где предназначалось сидеть управляющему, агенту и другим особам, заведывающим делами баронета. Склонив голову на грудь, сэр Питт продолжал теперь, с усиленною деятельностью, операцию подчищения ногтей.

- Все кончилось, Питт, сказал полковник после кратковременной паузы. Я погиб.

- А я наперед знал, и давно говорил, что дойдет до этого, запальчиво подхватил баронет, начиная барабанить по столу своими подрезанными и подчищенными ногтями. Я предостерегал тебя тысячу раз, и ужь теперь прошу не пенять на меня. Помочь я решительно не в состоянии. Капитал мой распределен до последняго шиллинга. Даже эти сто фунтов, выданные тебе женою, назначены были завтра поутру одному из моих адвокатов, и отсутствие этой суммы поставляет меня в значительное затруднение. Это ни значит, однакожь, что я вовсе не намерен оказывать тебе ни малеишого пособия, но удовлетворить всех кридиторов, для меня столько же невозможно как уплатить национальный долг Британии. Безумно было бы и думать об этом. Тебе остается уговорить кредиторов на уступки, как несостоятельному должнику. Это, конечно, окомпрометирует некоторым образом всю нашу фамилию, но как тут иначе извернешься? Не мы первые, не мы и последние. Вот, например, Джордж Китли, сын лорда Регланда, попал в тюрьму на прошлой неделе, и был, что называется, выжат весь как губка. Лорд Регланд не хотел платить даже шиллинга, и...

- Не о деньгах пришел я говорить с тобою, любезный брат, возразил полковник. Реч не обо мне. Пусть будет со мной, что будет, но...

- Так в чем же дело? сказал Питт, очевидно обрадованный этим открытием.

- Я пришел просить тебя о моем сыне, продолжал Родон хриплым голосом. Обещай несчастному отцу, что ты возьмешь его под свое покровительство, когда меня не станет. Твоя добрая сострадательная жена всегда ласкова была к моему малютке, и Родя любит ее гораздо больше, чем свою... Проклятие! Послушай, Питт, тебе известно, что я должен был получить наследство после тётки. Меня воспитывали совсем не так, как следует воспитывать младших братьев. Совсем напротив: во мне развивали праздность, поддерживали наклонность к расточительности. При хорошем образовании, из меня вышел бы, конечно, совсем другой человек. При всем том, известно тебе, что в полку служил я недурно, и ничем не запятнал фамильной чести. Ты знаешь, как я потерял наследство, м кто завладел им.

- После пожертвований, мною сделанных в пользу твоего семейетва, я полагаю, Родон, что упрек этот безполезен, сказал сэр Питт. Женитьба была твое дело, не мое.

И слова эти сопровождались таким ужасным стоном, что брат его невольно вздрогнул.

- Ах, Боже мой, не умерла ли она? воскликнул встревоженный сэр Питт; проникнутый на этот раз сердечным соболезнованием.

- Я бы сам желал умереть, отвечал Родон. Еслиб не малютка Родя, я всадил бы себе пулю в лоб, и... и отправил бы наперед этого негодяя.

Сэр Питт мгновенно угадал истину, и понял, что титул негодяя относится на этот раз к милорду Стейну. Затем полковник рассказал, в сильных и кратких выражениях, все обстоятельства дела.

- Между этим мерзавцем и моей женой был, по всей вероятности, строго обдуманный план, говорил мистер Кроли. Шерифские помощники накинулись на меня в ту пору, как я возвращался домой с этого бала. Когда я послал к ней письмо, она отвечала, что лежит в постели, и выручит меня завтра. По возвращении домой, я застал ее в брдльянтах наедине с этим негодяем.

Потом он коротко описал личное столкновение с лордом Стейном. Дела этого рода оканчиваются, разумеется, известным и единственным способом и вот он, посоветовавшись наперед и переговорив с, своим братом, пойдет делать необходимые приготовления к дуэли.

- И если пуля просверлит меня, любезный брат, заключил Родон прерывающимся голосом, малютка останется без отца и... и без матери. Я должен поручить его твоему покровительству и твоей жены, любезный брат. Смерть не испугает меня, если ты не откажешь мне в этой последней просьбе.

Старший брат казался очень растроганным, и пожимая руки мистера Кроли, обнаружил чувствительность, редко замечаемую в нем. Родон провел рукою по своим косматым бровям.

- Благодарю тебя, Питт, сказал он. Я знаю, на твое слово можно положиться.

- Будь уверен, брат, я сделаю все, что от меня зависит, отвечал баронет.

И таким-образом, без дальных околичностей, они обезпечили судьбу маленького Роди.

Но этим еще не окончились переговоры. Полковник вынул из кармана небольшой портфёль, отысканный в шкатулке мистрисс Бекки. В портфёли были ассигнации и банковые билеты.

- Вот здесь шестьсот фунтов... сказал Родон, ты конечно не знал, что я так богат. Потрудись передать эти деньги старухе Бриггс: это у нея взято. Бедняжка так любила Родю, и мне всегда было совестно, что мы вздумали обобрать ее. А вот здесь побольше шестисот... надо выделить и для Бекки небольшую сумму: пусть распоряжается как умеет.

Говоря это, он хотел передать брату и друтие векселя, но руки его задрожали, и он выронил бумажник на пол. При этом падении, выскочил оттуда тысяча фунтовый билет - последнее приобретение мистрисс Бекки.

Питт изумился такому огромному богатству. Он нагнулся и поднял деньги.

- Нет, брат, этот билет останется покаместь у меня, сказал Родон. Я намерен завернуть им пулю, когда стану стрелять в этого негодяя. Его это деньги.

Бедняк думал этим способом усугубить наказание злодею, разрушителю семейного счастия.

После этого разговора, братья еще раз пожали друг другу руми, и разстались.

Леди Дя;енни слышала о прибытии полковника, и дожидалас своего мужа в столовой, смежной с кабинетом. Женский имстинкт её предугадывал беду. Дверь в столовой была немножко приотворена, и супруга баронета случайно выставилась из этой коднаты в ту минуту, как братья выходили из кабинета. Она протянула руку мистеру Кроли, и сказала, что очень рада с ним позавтракать, хотя нетрудно было угадать по его небритому лицу и мрачным взглядам баронета, что они вовсе не думали о завтраках. Родон пробормотал в ответ какое-то извинение, и крепко пожал нежную ручку своей невестки. Умоляющие глаза её видели ясно бедствие, изображавшееся на лще мистера Кроли, но он уипел, не проговорив ни их мать к своей груди, и тем усерднее она молилась с ними, когда глава семейства, окруженный лакеями в праздничных ливреях, читал утреннюю молитву. Эта церемония всегда производилась в столовой, где в то же время на другом конце приготовляли чай с буттербротами и пирожками. Завтрак сегодня начался поздно вследствие непредвиденной задержки, и когда семейство село за стол, колокольный звон в ближайших церквах возвестил о наступлении богослужения. Леди Дженни не поехала к обедне, отговорившись головною болью. Мысли её блуждали теперь далеко за пределами родной семьи.

Родон Кроли между-тем, добравшись до Гигантского дома, поразил молотком бронзовую голову Медузы, сторожившей парадный вход палаццо. На этот стук вышел пурпуровый слуга в красном и серебряном жилете, отправлявший должность привратника в этом чертоге. Растрепанный вид полковника напугал слугу до такой степени, что он поспешил загородить дорогу, как-будто опасаясь насильственного вторжения. Однакожь полковник Кроли ограничился только тем, что передал свою карточку для доставления лорду Стейну, и велел сказать, что он, полковник, сегодня не будет дома, но милорд если ему угодно, может найдти его в Реджедтском клубе на Сен-Джемской улице. Жирный, краснорожий швейцар с изумлением смотрел на мистера Кроли, когда он отошел от дверей. Такое же изумление, при взгляде на него, обнаруживали все пешеходы, отправлявшиеся к обедне мальчишки из приютов, мелочные лавочными и торговцы, запиравшие, при начале церковной службы, ставни своих лавок с солнечной стороны. Извощики тоже подсмеивались над его наружностью, когда он, взяв кабриолет, приказал вести себя к казармам у Рыцарского моста.

Все колокола загудели и зазвонили, когда он приближался к этому месту. Будь он немножко повнимательнее к окружающим предметам, он увидел бы вероятно старинную свою знакомку, мистрисс Эмми, которая шла пешком из своего жилища на Россел-Сквер. Мальчишки из разных школ стройными толпами отправлялись в церковь; блестящие тротуары и империалы омнибусов были наполнены народом, спешившим за город для праздничных удовольствий; но мистер Кроли, занятый своим собственным делом, не обращал, казалось, ни малейшого внимания на все эти феномены. Подъехав к казармам, он побежал в комнату своего старого приятеля и сослуживца, капитана Макмурдо, который, к счастью, был дома.

Капитан Макмурдо, старый служака и герой ватерлооской битвы, любимец всего полка, недостигший высших чинов только по недостатку в деньгах, спокойно наслаждался утренним кейфом в своей постели, при входе неожиданного гостя. Накануне был он на вечере у капитана Сенкбара, в его собственном доме на Бромптонском Сквере. На этом вечере присутствовали молодые люди из того полка, где служил Макмурдо, и молодые люди из Corps-de-ballet. Капитан Макмурдо постоянно приходил в соприкосновение с джентльменами и леди всяких возрастов и сословий: с доезжачими, франтами, танцовщицами, боксёрами ипрочая. Утомленный вчерашней попойкой, и свободный от служебных занятий, он лежал теперь в постели; думая о различных явлениях житейского базара.

Комната капитана Макмурдо обвешана была картинами, представляющими весьма интересные сцены из повседневного быта спортсменов, боксеров, танцовщиц. Все эти картины получил он в подарок от своих приятелей-сослуживцев, которые, выходя в отставку, вступали в брак и обзаводились домашним хозяйством. В настоящее время было ему от роду около пятидесяти лет, и так-как он состоял на службе целую четверть века, то нет ничего мудреного, что комната его превратилась в музей, представлявший зрителю коллекции разнообразных вещей. Он считался одним из лучших стрелков. В этом последнем отношении, единственным для него соперником мог быть только мистер Кроли, когда он еще не выходил в отставку. Наружность мистера Макмурдо не представляла слишком замечательных особенностей: у него были красные щеки, красный нос, нафабренные усы и плешивая голова, прикрытая дома шелковым колпаком. В настоящем случае, капитан Макмурдо лежал в постели, и читал, в одной книге, описание кулачного боя; происходившого недавно между двумя известнейшими боксерами, из которых один назывался Тотбери Пет, другой - Баркин-Ботчер.

Когда Родон сказал, что ему нужен приятель по некоему делу, капитан тотчас же понял и принял к сведению, в чем должна состоять сущность этого дельца. Здесь, как и в других случаях, он славился необыкновенным искусством и предусмотрительностию, и покойный главнокомандующий особенно ценил мистера Макмурдо. Молодые люди, поставленные в затруднительное положение, всегда находили в нем достойного советника, помощника и друга.

- Ну, дружище, с кем там у вас, из-за чего и как? рассказывай, начал старый воин. Опять, что-ли карточная история, как с этим капитаном Маркером, которого мы подстрелили?

- Нет, друг... теперь из-за жены, отвечал Кроли, покраспев, и потупив глаза в землю.

Макмурдо свистнул.

- Вот как! я всегда, признаться, говорил, что оно того... сказал Макмурдо, да и спохватился, когда увидел, что лицо полковника вытянулось необыкновенным образом при начале этой речя.

вероятной судьбы мистера Родона. Макмурдо с своей стороны был убежден, что ему не сдобровать.

- Что? разве ужь слишком далеко зашло? продолжал капитан серьёзным тоном. Нельзя ли как-нибудь уладить это дело потихоньку, без огласки? Может-быть тут одии только подозрения, или ужь оно, того... что бишь я хотел? Письма может-быть - голубиные намеки, что-ли? Лучше бы, право, не шуметь, и похоронить все это втайне...

"И он спохватился только что теперь! подумал про себя капитан Макмурдо. Ему пришли в голову разнообразыые и шумные заседания за общим столом, где репутация мистрисс Кроли давно разбита была в дребезги.

- Нет, друг, однн только конец этой истории, отвечал Родон, - нечего больше делать, как... поннмаешь? Меня арестовали на дороге, засадили в долговую тюрьму, я освободился, и застал их наедине. Я сказал сму, что он негодяй, лжец и трус, повалил и оттузил его. А ужь, после того, известный конец.

- Разумеется, сказал Макмурдо. Кто же он?

- Маркиз? Вот оно куда метнуло!.. Давновпрочем болтали, что он... то-есть, была у нас речь, что ты...

- Что я? проревел Родон. Хочеш ли ты этим сказать, что у вас тут говорили вро мою жену?.. Отчего же ты не известил меня, Мак?

- Ну, да ведь мало-ли что говорится, язык без костей, не всякое слово в строку, отвечал Макмурдо. За каким дьяволом я стал бы извещать тебя обо всех этих пустяках?

- Нет, брат, ты поступил не по-дружески, Макмурдо, сказал озадаченный Родом.

- Hy, полно, полно, старина! сказал он. Будь он чорт или маркиз, милорд или дьявол, мы повалим его, дружище. Ну, а что касается до женщин, то много их на один салтык, - поверь мне.

- Ах, ты не знаешь, как я любил эту женщину! проговорил несчастный Родон. Я следовал за ней повсюду, как лакей, всем ей пожертвовал, нищим сделался из любви к ней. Чорт побери, я не раз продавал и закладывал свои карманные часы, чтобы только угодить её прихотям, а она?.. Она отказалась прислать мне на выручку сотню фунтов, тогда-как в её распоряжении были тысячи, о которых я и не знал.

И терзаемый порывами отчаяния, которых прежде никто и никогда не замечал в нем, полковник рассказал, в безсвязных выражениях, все обстоятельства и подробности этой истории. Маимурдо не проронил тут ни одного слова и, как опытный советник, тотчас же решился обратить некоторые намеки в его пользу.

- А что, брат, ведь пожалуй что она, в самом деле невинная, сказал он. Сама она утверждает это. Из того, что ты видел ее с милордом, еще ровно ничего не следует. Лорд Стейн бывал у ней и прежде тысячу раз.

И он показал капитану тысяча-фунтовый билет, наименный в шкатулке Ребекки.

- Это он ей дал, Макмурдо, продолжал полковник. Я ничего не знал об этом. И с такими деньгами она заставила меня сидеть в тюрьме из-за сотни фунтов!

Капитан принужден был согласиться, что скромность этого рода имест подозрительный характер.

Еще до начала этой конференции, Родон отправил капитанского деньщика на Курцонскую улицу с приказанием к своему каммердимеру, чтобы тот вручил подателю узел с платьем, в котором полковник, щеголявший все еще в бальном костюме, очень нуждался. И в отсутствие этого слуги Родон и его секундант, пользуясь пособием джонсонова словаря, необходимого для справок в правописании, сочинили письмо, которое Макмурдо должен был отправить к лорду Стейну от своего имени. Письмо вышло толковитое и складное. Капитан Макмурдо, свидетельствуя наиглубочайшее почтение маркизу Стейну, имел честь всенижайше известить, что полковник Родон Кроли уполномочил его сделать все необходимые распоряжения касательно известной встречи, неизбежной после событий этого утра, и которой без сомнения милорд будет требовать сам от полковимка Кроли. На этом основании капитан Маимурдо убедительнейше просил лорда Стейна прислать к нему доверенного друга, с которым бы он, капитан, мог переговорить о взаимных условиях с той и другой стороны. Свидетельствуя еще раз наиглубочайшее почтение, Макмурдо учтивейшим образом изъявил желание, чтобы вышеозначеяная встреча устроена была как-можно скорее.

капитан желал, при первой возможности, передать билет его владельцу.

Когда письмо это было сочинепо и переписано, капитанский деньщик, отправившийся на Курцонскую улицу, воротился, но без узла и чемодана, за которыми был послан, и притом лицо его выражало какое-то странное безпокойство и досаду.

- Ну что, любезный? спросил Родон. Принес?

- Никак нет-с, отвечал деньщик.

- Отчего же?

- Как не отдают?

- Да так-с. Подите-ка, сам чорт там голову сломит. Суматоха такая, что видимо-невидимо. Все перепились. Пришел сам хозяин, и занял вашу квартиру. Они там говорят, сударь, что вы унесли с собой серебро, полковник.... да мало ли еще что там они болтают, прибавил добродушный слуга после минутной паузы. Горничная кажись ужь сбежала. Симпсон, ваш каммердинер, пьян как стелька, и буянит пуще всех. Он говорит, что не позволит тряпки вынести из дома, пока не заплатят ему жалованья.

Отчет об этом маленьком волнении на Майской ярмарке изумил приятелей, и сообщил некоторую живость их разговору. Оба они вдоволь посмеялись, когда выслушали забавный рассказ деньщика.

- Я рад, по крайней мере, что мальчугана моего нет дома, сказал Родон, кусая свои ногти. Ты ведь помнишь, Макмурдо, как он ездил в берейторской школе? Он сидел в ту пору настоящим козырем: не правда ли?

Маленький Родон, один из пятидесяти других мальчиков, сидел в это самое время в капелле школы Белого Собратства, думая о том, как он поедет домой в будущую субботу, и как, по всей вероятности, папа возьмет его с собой в театр.

- Да, брат, этот мальчик - настоящий козырь, продолжал отец, все еще думая о своем сыне. Вот что, Макмурдо, если этак что случится... если я буду убит... ужь, пожалуйста, друг, не откажи... сходи ты к этому мальчугану, и скажи, что я очень... очень любил его, и ужь... сам знаешь что. Да еще, не забудь, друг Макмурдо... вот эти золотые пуговки вручи ты ему от меня... на... на память. Больше мне нечего ему оставить.

Он закрыл лицо своими черными руками, и крупные слезы покатились белыми бороздами по его щекам. Мистер Макмурдо воспользовался также случаем снять с головы своей шелковый колпак, и отереть им свои глаза.

- Ступай-ка, любезный, закажи нам завтрак, да получше, громко сказал он своему деньщику веселым тоном. Чего ты хочешь, Кроли? Почек с перцом? Селедку? Ну, и того, и другого. Да вот что, Клей, продолжал он; обращаясь опять к деньщику, - вынь из коммода какое-нибудь платье для полковника; мы с ним бывали встарину одного роста и дородства. Помнишь ли, Родон, как мы разъезжали с тобой на этих полковых рысаках? Ох, старина, старина!

и начал одеваться сам.

Ho, приготовляясь к свиданью с лордом, капитан Макмурдо употребил на этот раз особенную тщательность при своем собственном туалете. Он нафабрил усы до степени блистательного лоска, туго натянул белый галстух, и надел превосходнейший лосинный жилет. Когда он и приятель его вошли в общую залу; где был для них приготовлен завтрак, молодые офицеры встретили с громкими комплиментами мистера Макмурдо, и спросили, ужь не намерен ли он жениться в это воскресенье.