Базар житейской суеты.
Часть четвертая.
Глава LIX. Новая жизнь и новые лица.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть четвертая. Глава LIX. Новая жизнь и новые лица. (старая орфография)

ГЛАВА LIX. 

Новая жизнь и новые лица.

Фортуна вновь обратилась лицом к мистрисс Эмми и подарила ее ласковой улыбкой. Нам приятно вывести ее из этой низшей сферы, где она, так сказать, пресмыкалась до сих пор, и мы с удовольствием идем за нею в образованный, высший круг, далеко, впрочем, уступающий тем истинно-великим и утонченным обществам, среди которых еще так недавно вращалась другая наша приятельница, мистрисс Бекки. Тем не менее, однакожь, новые лица, окружающия скромную вдову, объявляють решительное притязание на принадлежность к джентльменскому и, во всех отношениях, фешнэбльному кругу, и это, конечно, делает им великую честь. Столичные приятели мистера Джоя были все из трех президентств, и новый его дом находился в комфортэбльном англо-индийском квартале, центром которого служит Мойра-Плес, Минто-Сквер, Большая улица лорда Клайва, Уарренова улица, Гастингсова улица, Ochterlony Place, Flassy Square, Assaye-Terrace: кто не знает всех этих почтенных жилищ уединившейся индийской аристократии, наслаждающейся европейскими благами в квартале, который, совершенно незаслуженно, получил от некоторых остроумцев, в том числе от мистера Венгема, характеристическое название Черной Ямы? Ограниченные средства Джоя и не совсем блистательное значение его на Базаре Житейской Суеты не позволяли ему обзавестись домом на Мойра-Плесе, где могут жить только отставные чины ост-индского Совета и партнеры индийских торговых домов. Эти господа, по обыкновению, переводят на своих жен сотни тысячь фунтов стерлингов кашггала, и затем, объявив себя банкротами, живут очень скромно в философическом уединении, довольствуясь только четырьмя тысячами фунтов ежегодного дбхода. Мистер Джой занял комфортэбльный домик второго или третьяго разряда на Джимиспай-Стрите. Ковры, зеркала и всю драгоценную мёбель новейшого фасона работы Седдонса, Джой скупил от агентов мдстера Скепа, бывшого в последнее время партнером калькуттского торгового дома гг. Фогля, Краккемана и Фека. На этот палаццо средней руки мистер Скеп усадил до семидесяти тысячь фунтов, составлявших все его стяжание продолжительной и честной жизни. Он занял место Фека, удалившагося в Суссекс, где отделали для него великолепнейший палаццо. Фогльсы уже давно выделились из фирмы и не мешает здесь заметить, что глава этой фамилии, сэр Гораций Фогльс скоро надеется быть пэром Англии под именем барона Банданны.

Скеп добился чести быть партнером знаменитой фирмы за два года перед тем, как она обанкротилась на мильйон и пустила по-миру целые сотни индийских торгашей.

Честный Скеп разорился вместе с другими. Убитый горем шестидесяти-пяти-летний старец, он отправился в Калькутту устроивать и поправлять дела знаменитой фирмы. Вальтер Скеп, взятый до окончания курса из итонской коллегии, вступил конторщиком в новый торговый дом. Флоренса Скеп и Фанни Скеп уехали с матерью в Булонь, и больше мы ничего об них не услышим. Коротко и ясно: Джой вступил во владение оставленным домом, скупил ковры прежних жильцов, их буфеты, и с чистою совестию принялся любоваться на себя в огромных зеркалах, отражавших незадолго перед тем прекрасные лица молодых девиц. Продавцы имущества Скепа, получив сполна все деньги, оставили свои карточки мистеру Седли изъявив готовность оказывать услуги, необходимые в его новом хозяйстве. Длинные лакеи, в белых жилетах, прислуживавшие за столом мистера Скепа, зеленьщики, разносчики и молочники оставили свои адресы и подружились, на всякой случай, с буфетчиком нового хозяина. Мистер Чомми, трубочист, переживший три последния фамилии, занимавшия этот дом, старался преимуществепно обратить на себя благосклонное внимание буфетчикова помощника, которого прямою обязанностию было покровительствовать мистрисс Эмми в её прогулках по улицам столицы. Он носил узенькие гультики со штрипками, и фрак его блистал светлейшими пуговицами.

Хозяйственное заведение нового господина имело, впрочем, довольно скромный характер. Буфетчик Джоя был в то же время каммердинером, и к чести его мы обязаны сказать, что он напивался пьян только в редких случаях, когда этого требовало особенное уважение к винам его господина. Для мистрисс Эмми наняли особую служанку, получившую свое первоначальное воспитание в загородном имении альдермена, сэра Вилльяма Доббина. Это была добрая девушка, совершенно обезоружившая мистрисс Эмми, которая сначала испугалась одной мысли иметь при себе горничную, и никак не понимала, зачем ей такая особа. Оказалось, однакожь, что девушка могла принести существенную пользу в новом хозяйстве: она ухаживала за мистером Седли, который теперь оставался почти безвыходно в своей комнате и не принимал никакого участия в домашних развлечениях и увеселениях.

Немедленно после водворения в доме брата, мистрисс Эмми начала принимать безпрестанные и разнообразные визиты. Леди Доббин и дочери её приехали поздравить ее с счастливой переменой в житейских делах, и засвидетельствовать ей свою душевную радость и искреннее уважение. С этою же целью мисс Осборн прискакала из Россель-Сквера в фамильной карете с пламенными гербами. Повсюду разнеслась молва, что мистер Джой богат неизмеримо. Старик Осборн не запрещал Джорджиньке навещать своего дядю.

- Еще бы! Тут ничего нет дурного, если, кроме моего имения, он овладеет наследством после Джозефа Седли, говорил мистер Осборн. Мы сделаем из него джентльмена на славу, и вот увидите, что мистер Джордж будет греметь в парламенте еще до моей смерти. Вы можете, мисс Осборн, навестить его мать, хотя разумеется, она не должна показываться мне на глаза.

И на этом основании, мисс Осборн сделала визит скромной вдове. Эмми, конечно, была очень рада видеть тетку своего Джорджиньки, и этот юный джентльмен мог теперь безпрепятственно навещать свою мать. Два или три раза в неделю ему позволялось обедать на Джиллиспай-Стрите, где тотчас же забрал он под свою команду всех слуг и всех своих родственников, точь в точь как на Россель-Сквере.

его добродушию, простоте, его разнообразной учености, любви к истине и справедливости. Такого человека Джорджинька еще не видел на кратковременном поприще своей жизни. Он полюбил душевно своего крестного отца, с восторгом гулял с ним в парке и жадно вслушивался в каждое его слово. Вилльям говорил Джорджу об его отце, об Индии, Ватерлоо, обо всем говорил только не о себе самом. Как-скоро Джорджимька принимался слишком важничать и мечтать, майор подшучивал над ним очень остроумно, и мистрисс Осборн находила эти шутки чрезвычайно колкими. Однажды они пошли в театр, и мальчик объявил заранее, что он, как порядочный джентльмен, не намерен сидеть в партере. Не делая никаких возражений, майор отвел его в ложу, оставил там одного, и сам поспешил занять место в креслах. Едва прошло несколько минут, как он почувствовал детскую руку на своем плече, и затем лайковая перчатка маленького денди дружелюбно протянулась к его руке. Джордж увидел нелепость своего упрямства, и спустился вниз из верхних областей. Нежная и благосклонная улыбка проглянула на лице майора, когда он встретился с глазами упрямца, обратившагося на истииный путь. Он любил этого мальчжа, как любил все, что могло иметь какое-нибудь отношение к мистрисс Эмми. С каким восторгом услышала она об этом безпримерном благородстве юного Джорджа! В глазах её заискрилась необыкновенная нежность, когда она взглянула на Вилльяма, и ему показалось, будто щеки мистрисс Эмми зарделись в эту минуту самым ярким румяицем.

Джорджинька между-тем неутомимо разсыпался в похвалах майору почти всякой раз, как оставался наедине с своей мама.

- Можно ли не любить его, мама? говорил однажды мастер Джордж. Доббин знает кажется все науки, и при всем том он ничуть не похож на этого старого Виля, который всегда хвастается своей латинью и длинными словами: ты ведь это заметила, мама? Мой товарщи в пансионе зовут его "Длиннохвостым". Я первый дал ему это прозвище: не правда ли, как оно хорошо?.. Доббин читает по-латине с такою же легкостию, как по-английски и по-французски, это ужь я тебе говорю. Когда мы гуляем вместе, он рассказывает мне множество интересных анекдотов о моем папа... o себе только ничего не говорит. А вот, за обедом у дедушки, полковник Бокклер рассказывал нам, что майор Доббин - один из храбрейших офицеров во всей армии, и не раз отличался удивительными подвигами. Дедушка был очень изумлен, и сказал: "Неужьто! А я, дескать, думал, что ему не спугнуть и гуся!" - Нет, мама, спугнет, ужь за это я ручаюсь: не правда ли?

Эмми засмеялась, и подумала, что на этот предмет, вероятно, достанет храбрости у майора.

мастерски выучился надувать свои щеки, и засовывать руки в карманные жилеты, передразнивая старика Джоза с таким совершенством, что никто не мог удержаться от смеха, особенно, когда он произносил на манер своего дядюшки: "Ах, Боже мой, не говорите этого, не говорите!" Слуги невольно фыркали впродолжение обеда, когда мистер Джордж, пришепеливая и картавя, требовал какой-нибудь вещи, не бывшей за столом. Даже мистер Доббин покатывался со смеху, любуясь на подражательное искусство своего крестяика. Если Джордж не осмеливался передразнивать дядю в глаза, то единственно потому, что это строго-настрого запретил ему мистер Доббин. Просьбы испуганной Амелии тоже удорживали в приличных границах этого маленького шалуна. При всем том, достойный сановник Индии был, казалось, проникнут смутным сознанием, что племянник не чувствует к нему достойного уважения. Не желая подавать повода к насмешкам, мистер Джой был до крайности робок, щепетилен, и, следовательно, вдвое смешон в присутствии мистера Джорджа. Как-скоро заранее становилось известным, что в такой-то день юный джентльмен будет обедать у своей матери на Джиллиспай-Стрите, мистер Джой обыкновенно уходил из дома, отговариваясь тем, что ему необходимо переговорить с своими приятелями в клубе. И никто, казалось, не был огорчен отсутствием Джоя. В те дии старик Седли обыкновенно выходил из своего убежища, и в столовой собиралось маленькое общество, в котором неизбежно принимал участие майор Доббин. Он был истинным ami de la maison, другом старика Седли, другом мистрисс Эмми, другом Джорджиньки, советником и правою рукою мистера Джоя.

- Судя потому, что мы видим и слышим, ужь право, было бы ему гораздо лучше оставаться в Мадрасе! замечала мисс Анна Доббин в Кемберъуэлле.

- Ах, мисс Анна! Неужели вам досадно, что майор не женился до сих пор?...

пунктом было сделаться членом Восточного Клуба, где он проводил утренние часы в обществе своих индийских собратий; там он обедал, и оттуда проводил домой гостей.

Амелия должна была принимать и увеселять этих джентльменов с их прекрасными леди. От них между-прочим узнала она, как скоро мистер Смит будет заседать в совете, и сколько тюков мистер Джонс привез в Лондон, как торговый лондонский дом Томсона отказался платить векселя бомбэйской фирмы Томсон, Кибобжи и Компания, и как, по всем соображениям, оказывалось, что то же станется и с калькуттским домом, как скверно вообще, не говоря дурного слова, ведет себя мистрисс Браун, жена господипа Брауна и Компании; - она уже давно делает глазки молодому Суанки, лейб-гвардейцу, она сидела с ним на палубе по целым часам и, вообразите: когда корабль остановился у мыса Доброй Надежды, они ускакали вдвоем, Бог-знает куда, и пропадали чуть-ли не целый день. Прескверный анекдот. Из этого же источника узнала мистрисс Эмми, каким-образом мистрисс Гардиман изгораздилась сбыть с рук тринадцать своих сестер, дочерей сельского пастора, достопочтенного Феликса Риббитса: одиннадцать пристроены очень хорошо, остальные две так-себе, ни то, ни сё. Горнбэй чуть не сошел с ума, когда узнал, что жена его намерена остаться в Европе, и вообразите, будто Троттер назначен сборщиком податей и пошлин в Уммерапуру. В этих и подобных разговорах весьма назидательного свойства проходило время на больших обедах всех этих господ. Везде повторялись одне и те же сентенции, более или менее остроумные, подавались одни и теже блюда из массивного серебра, одна и та же баранина, те же гуси, индейки, рябчики. Политика употреблялась уже собственно после десерта, когда прекрасные леди, уходя к себе наверх, заводили продолжительную беседу относительно кори, оспы, ревматизма и коклюшей.

Mutaiis mutandis, милостивые государи, или, выражаясь на простом языке: повсюду и всегда одна и та же история, только на другой манер. Разве почтенные супруги адвокатов не разсуждают о разных назидательных предметах по судейской части? Разве полковые дамы не заводят сплетни относительно своих полков? И если наилучшия леди из наилучших кругов болтают, так-сказать, без умолку и без устали о великих смертных, принадлежащих к их разряду, то почему же нашим индийским приятелям не создать своей особой, оригинальной беседы, поучительной во всех отношениях для особ, желающих изучить заморские обычаи и нравы? Но если нет в вас этого желания, вы можете молчать, слушать и зевать, сколько душе угодно, не разстроивая общого веселья.

Скоро мистрисс Эмми обзавелась визитной книжкой, и начала свои парадные разъезды. Она сделала визит госпоже Блюдъайэр, супруге генерал-майора, сэра Роджера Блюдъайера, кавалера Бани первой степени; госпоже Гуфф, супруге сэра Джильса Гуффа, из Бонбэя; госпоже Пайс, супруге Пайса, директора ост-индской компании, и прочая, и прочая. Мы ужь так созданы, что каждый и каждая из нас весьма скоро привыкают ко всяким переменам и треволнениям жизни. Привыкла и Амелия. Великолепная колесница на Джимиспай-Стрите покатывалась каждый день, и длинный лакей в блестящей ливрее, спрыгивая с козел, вручал, кому следует, визитные карточки мистрисс Осборн и мистера Джозефа Седли. В назначенный час Эмми заезжала в клуб за своим братом, и они катались вместе. В другой раз мистрисс Эмми сажала в колесницу своего отца, и выезжала в Реджент-Парк. Таким-образом, коляска и горничная, визитная книга и лакей с светлыми пуговицами, вошли в состав повседневной амелииной жизни, и заменили для нея скромную рутину на Аделаидиных Виллах. В две, три недели она совершенно освоилась с привычками и манерами нового круга. Еслиб судьба занесла ее на самую вершину джентльменских обществ, Амелия и там была бы, вероятно, на своем месте. Жеищины в компании Джоя находили ее довольно интересной молодой особой; не слишком умной, но и не глупой.

Мужчинам между-тем чрезвычайно нравилась безъискусственная простота и наивность мистрисс Эмми. Молодые Индийские денди, проживавшие в отпуску, без церемоний объявили себя обожателями Амелии, и наперерыв добивались чести делать ей утренние визиты. Блистая кольцами, цепочками и усами, эти господа, привычные обитатели вест-эндских отелей, разъезжающие не иначе как в одноколках самого хитрого устройства, свидетельствовали каждый раз глубочайшее почтение великолепной коляске мистрисс Осборн, катающейся по парку. Сам господин Суанки, лейб-гвардеец, преопаснейший молодой человек, считавшийся первым франтом на берегах Ганга, ухаживал весьма усердно за мистрисс Эмми, и майор подметил однажды, с каким одушевлением он рассказывал ей про охоту за кабанами; тогда они сидели вдвоем, tête-à-tête, и Амелия, казалось, принимала живейшее участие в этой болтовне. Впоследствии Суанки делал очень невыгодные отзывы о майоре: "этот неуклюжий верзила, что безпрестаино слоняется около дома мистрисс Осборн, самый несносный болван, и я не понимаю, как терпят его в этих обществах", говорил мистер Суанки.

никаких сомнений относительно мистрисс Эмми. Он даже радовался, что молодые люди отдают ей должную справедливость и восхищаются её прелестями. Разве мало бедствий и всяких унижений перенесла она со времени замужества? Майор радовался при виде, как возникают из-под спуда лучшия свойства её души, и как оживляется она с каждым днем в этой новой сфере жизни. Все без исключения особы, имевшия случай сблизиться с мистрисс Эмми, и узнать ее покороче, отдавали справедливость благоразумному выбору майора, если только можно допустить какое-нибудь благоразумие в человеке, обуреваемом пылкими страстями.

* * *

Само-собою разумеется, что мистер Джой, немедленно по прибытии в столицу, счел своей непременной обязанностью представиться милорду Бумбумбуму, и само-собою разумеется, что, обласканный милордом Бумбумбумом, он сделался с той самой минуты самым заклятым тори. Он даже вознамерился, при следующем визите, представить и свою сестрицу. Давая полный разгул своему воображению, мистер Джой уверил себя мало-по-малу, что от него действительно, в некотором смысле, зависит благосостояние Трех Соединенных Королеветв.

Эмми засмеялась.

- В чем же я поеду, Джой? сказала она. Где мой фамильные брильянты?

"Что бы стоило ей приказать мне накупить для нея брильянтов! подумал майор Доббин. "Желал бы я знать, какие брильянты не пристанут к мистрисс Эмми!"