Базар житейской суеты.
Часть четвертая.
Глава LXII. Старое знакомство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Базар житейской суеты. Часть четвертая. Глава LXII. Старое знакомство. (старая орфография)

ГЛАВА LXII. 

Старое знакомство.

Галантерейное обхождение лорда Тепъуорма оказало самое благодетельное влияние на джентльменския чувства мистера Джозефа Седли. Воспрянув от глубокого сна, он объявил на другой день за чашкой кофе, что Пумперниккель, безспорно, лучше всех городов, через которые они проезжали до сих пор. Вслед затем он распространился тоном знатока насчет замка лордов Тепъуорм, и пересчитал всех членов этой фамилии, пускаясь в такия интересные подробности, из которых можно было безошибочно угадат, что мистер Джой уже успел заглянуть этим утром в книгу пэров, которую всегда возил с собою. Майор Доббин мигом смекнул, в чем дело, и посмеивался изподтишка над хитростями и побуждениями Джоя.

- Откуда ты все это знаешь, любезный друг? спросил он.

- Как откуда? Я виделся еще с отцом милорда, графом Бадвигом... мы вместе представлялись милорду Бумбумбуму: разве не помнишь?

Когда между-тем Тепъуорм, верный своему обещанию, приехал с визитом в гостинницу Телячьей Головы, Джой принял его с такими почестями, каких едва-ли до сих пор удостоивался посланник маленького городка. Следуя заранее данным предписаниям, Кирш, тотчас же по прибытии его превосходительства, явился в гостинную с огромным подносом, где были в правильном порядке разложены ломтики говядины, желе и другия лакомства, с которыми хозяин тут же приступил к своему гостю.

Залюбовавшись на светлые глазки мистрисс Осборн, Тепъуорм не думал торопиться окончанием своего первого визита в квартиру Седли. Он предложил ему несколько удачных вопросов относительно Индии и тамошних актрис; осведомился у Амелии насчет прекрасного мальчика, бывшого с нею в театре, и поздравил Амелию с изумительным впечатлением, которое произвела она на пумперниккельскую публику. Он попытался даже пленить мистера Доббина, вступив с ним в разговор о последней войне и подвигах пумперниккельской дружины.

Лорд Тепъуорм получил в наследство от своей фамилии значительный запас джентльменского самолюбия, и при каждом случае ласкал себя счастливой уверенностью, что женщина растает от любви к нему, если он благоволит обратить на нее дружелюбный взор. Теперь ему казалось, что Эмми поражена в-конец его остроумными любезностями, и он уехал домой - писать к ней галантерейный billet-doux. Однакожь мистрисс Осборн вовсе не испытывала на себе чарующей силы прелестей дипломата: ей, напротив, становилось очень неловко от его сладеньких улыбок, и она смотрела изумленными глазами на его раздушенный платок и блестящие лакврованные сапоги на высоких каблуках. Почти все его комплименты остались для нея таинственною загадкой, потому-что еще никогда не удавалось встречать ей дамского угодника ex-professo, и она смотрела на милорда, как на редкое явление в своем роде. Такой феномен был, конечно, удивителен в её глазах, но нисколько не очарователен. Джой, напротив, утопал в восторге от милорда.

- Как он любезен, внимателен, вежлив! восклицал ост-индский сановник. Как это мило со стороны его превосходительства, что он обещал прислать к нам своего доктора!

Приехал домашний врач Тепъуорма, доктор медицины и хирургии, herr von Glauber. В одно мгновение ока он доказал мистеру Джою, что пумперниккельския воды, порошки и микстуры, неминуемо возвратят ему здоровье, молодость и приличную степень худощавости.

- Вот, сударь мой, приехал к нам в прошлом году генерал Болькли, сказал фон-Глаубер на исковерканном английском языке, - был он, с позволения сказать, вдвое вас толще и жирнее, сэр, но месяца через три; благодаря моей опытности, он исхудал как юноша, и отлично танцовал вальс с моей женой, баронессой фон-Глаубер.

Джой успокоился как-нельзя больше. Минеральные ключи, отличный доктор, двор, chargé d'affaires... решено: он останется на всю осень в Пумперниккеле. Верный своему обещанию, посланник на другой же день представил всех наших приятелей ко двору герцога.

Когда вслед затем повсюду сделалось известным, что путешественники, обласканные герцогом, намерены пробыть здесь несколько месяцев, дамы высшого круга, одна за другою, навестили мистрисс Осборн и, как все оне были графини или, по краиней мере, баронессы, то можно уже заранее представить душевный восторг мистера Джоя. По первой-же почте он изобразил в письме к приятелю своему Чотни, как высоко ценятся в Германии личные заслуги и таланты, и как он подружился с графом Шлюссельбеком, которому, на этих днях, будет иметь честь объяснить многие индийские обычаи и нравы.

Объяснения этого рода ограничивались только тем, что мистер Джой старался растолковать Шлюссельбеку, каким способом режут свиней и делают ветчину в Калькутте.

Эмми тоже удостоилась представления, вместе с братом, и как при дворе не допускается траур в известные дни, то она явилась в розовом креповом платьице с брильянтами на корсаже, полученными в подарок от мистера Джоя. В этом костюме она была очаровательна, и майор выразился положительно, что на вид было ей никак не больше двадцати-пяти лет!

В этом живописном наряде, мистрисс Осборн прошла польский с майором Доббиноам. Мистер Джой удостоился чести танцовать с графиней Шлюбсельбек.

Пумперниккель стоит среди счастливой долины, орошаемой плодотворною рекою Пумп, которая впадает где-то в Рейн; но где именно - не могу доложить. В некоторых местах на реке Пумпе учреждены паромы; в других - стоят мельницы. В городе одним из предшественников настоящого герцога сооружен великолепный мост, и на мосту воздвигнута великолепная статуя героя, окруженная нимфами, эмблемами победы, спокойствия, мира и богатства. Герой стоит одною ногою на шее янычара, проколотого насквозь, и издыхатощого в страшных корчах, а сам герой бросает благосклонную улыбку на окружающие предметы, и указывает жезлом на площадь, где предполагалось соорудить великолепный паллацо. Работа, однакожь, за недостатком денег, остановилась на половине, и Монплезир, или, как Немцы произносят, Монблизирь, все не окончен до сих пор, хотя парк и сад весьма удобны для общественного гулянья.

Есть тут трофониева пещера, где свинцовые Тритоны не только изрыгают бурные потоки на высоту необозримую, но и ревут страшнейшим образом из своих свинцовых раковин: чудный механизм! Есть тут бассейн для нимф и водопад Ниагара, возбуждающий чудовищное изумление в необозримых толпах народа.

Герцогство занимает около десяти квадратных миль, и главные города в нем: Болькум на западной границе, Грогвиц - на восточной, Потценталь - на северной. Пумперниккель есть столица. Кроме этих четырех городов есть еще, на всем протяжении, десятки сел и деревень, и отсюда-то собственно, к известным дням, стекаются необозримые толпы в красных юбках и бархатных шапочках, или в лощеных шляпах и синих куртках. Все это живет истинно-германскою жизнью: движется, любуется, курит, пьет бир, шнапс, кушает колбасу, сосиски und Kartoffeln. В театр, в эти дни, пускают даром, и воды Монплезира играют неутомимо от ранняго утра до глубокого вечера. В Монплезире встречаются чудеса на каждом шагу, и внимание наблюдателя особенно поражается комнатой, где представлена в лицах история Бахуса и Ариадны. Очень, очень хорошо, так-что, для дополнения этой картины, я смело ставлю точки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . из которых каждая выражает какой-нибудь интереснейший сюжет.

Пумперниккельский театр пользуется во всей Германии, заслуженною славою. Придворные балы великолепны. Случается весьма нередко, что за столом присутствуют около четырехсот особ; каждый кушает на серебре, и за каждыми четырьмя особами стоит оффициант в багряной ливрее с серебряными галунами. Празднества и пиршества продолжаются безпрерывно.

Правление конституционное. Есть парламент, но без заседаний; при мне, по крайней мере, не было ни одного заседания. Армия состоит собственно из великолепного оркестра, обязрнного играть и на сцене, где достойные воины маршируют иной раз в турецких костюмах с раскрашенными лицами и деревянными палашами, или в одеждах римских солдат, вооруженных тромбонами и офиклеидами: зрелище истинно-умилительное для ума и сердца! Впрочем, кроме музыкантов есть полный штат офицеров и даже несколько солдат.

Каждый знал превосходно своего соседа, и принимал хлопотливое участие в его делах. Само-собой разумеется, что мы говорим здесь только о высшем круге. Мадам фон-Бурр принимала однажды в неделю, и одна только суарея была у мадам фон-Шнуррбарт. Театр открывался два раза в неделю; при дворе принимали однажды. Было вообще очень весело, и каждый, резвясь и танцуя, мог жить припеваючи, не замечая, как пролетают дня и часы скоротечной его жизни.

Были, конечно, ссоры, и вражды и без этого, как известно, обойдтись нельзя на рынке житейской суеты. Политическия мнения принимали в Пумперниккеле самый запальчивый характер, и партии душевно ненавидели одна другую. В мое время господствовали там две, из которых одна грудью стояла за мадам Струмпфф; другая, в пику своям противникам, всеми силами отстаивала госпожу Ледерлунг. Представителем первой партии был посланник Великобритании; другую защищал преимущественно французский Chargé d'Affaires, monsieur de Macabeau. Мадам Струмпфф была превосходная, истинно-великая девица, и голос её шел тремя нотами выше против соперницы её, госпожи Ледерлунг, вот почему всею грудью отстаивал ее великобританский министр. И лишь-только начинал он свои панегирик в пользу гениальной певицы, дипломат Франции разражался против него залпами самых сильных сарказмов.

Граждане Пумперниккеля принадлежали к той или другой партии, и естественным образом разделились на струмпффистов и ледерлунгистов. Госпожа Ледерлунг была, конечно, премиленькая фрау, и голосок её был очень нежен. Противники мадам Струмпфф утверждали не без основания, что эта певица отличалась чрезмерной полнотою, и давно уже была не в первой молодости и красоте. Когда Струмпфф, в последней сцене "Сонамбулы" выступила в кофточке, с лампою в руках, и должна была пробраться из окна, движения её были очень деловые, дощечки хрупнули и чуть не переломились под её массивными ногами, но зато в какой очаровательно-волшебной форме вылился из её соловьиного горлышка финал этой оперы! и с каким пленительным порывом страстного чувства ринулась она в объятия Эльвино, готовая почти задушить его своими могучими руками. А эта малютка Ледерлунг... но стоит ли труда пересказывать вам все эти сплетни?.. Дело в том, что эти две женщины были в Пумперниккеле двумя штандартами французской и английской партии, и весь политический мир сгруппировался тогда около представителей этих двух великих наций.

На нашей стороне были: английский посланник, обер-шталмейстер и статс-секретарь; к французской партии принадлежали: генерал-аншеф, служивший при Наполеоне, гоф-маршал и его супруга, которая, пользуясь этим обстоятельством, выписывала из Парижа шляпки и ленты через курьера господина Макабо. Секретарем французского посольства был мосьё де-Гриньяк, юноша очень злой и остроумный, писавший во всех местных альбомах каррикатуры на Тепъуорма.

Главная их квартира и table d'hôte была расположена в другой гостиннице, называемой Pariser Hof, и хотя эти господа, в глазах публики, принуждены были обращаться очень вежливо и деликатно, это, однакожь, не мешало им колоть друг друга эпиграммами, острыми как лезвее бритвы, причем, с обеих сторон, сохранялось невозмутимое спокойствие и удивительная твердость духа; так наши девонширские бойцы тузят друг друга, не обнаруживая перед публикой ни малейишх признаков физического страдания и боли. Отправляя депеши к своим правительствам, Тепъуорм и Макабо давали полный разгул своим взволнованным чувствам. Мы, например, писали в таком тоне: "Интересы Великобритании в Пумперниккеле, и, следовательно, во всей Германии, подвергаются вообще большим опасностям, благодаря постоянным интригам и козням настоящого французского министра в этом месте; личный характер господина Макабо столько жалок, что для достижения своих низких целей, он готов прибегать ко всяким обманам, интригам, клевете, ко всяким преступлениям. Он вооружает весь двор против английского министра, и представляет поведение Великобритании в самом ненавистном свете. К несчастию, этот человек находит для себя опору в здешнем министре, лишенном всякого дипломатического образования, но который, однакожь, как всем известно, пользуется роковым авторитетом."

В депешах французского посланника изображалось: "Господин де-Тепъуорм, неистощимый в своих интригах, продолжает попрежнему свою систему надменности островитянина и до пошлости нелепого хвастовства против величайшей нации в мире... Он бросает во все стороны и золото, и свои угрозы. Он уже успел завербовать на свою сторону несколько злонамеренных лиц, имеющих влияние на Пумперниккель, и должно сказать вообще, что это герцогство, равно как вся Германия, Франция и вся Европа не успокоятся до тех пор, пока нам не удастся сокрушить и раздавить эту ядовитую гидру". И так далее..

Еще прежде наступления зимы, мистрисс Эмми, открыла в своих аппартаментах правильные вечерния собрания раз в неделю, и принимала гостей с большим достоинством и скромностию. Она брала уроки французского языка, и учитель был в восторге от удивительной легкости, с какою она усвоивает тонкости произношения и хитрости грамматики. Дело в том, что она училась давно этому языку, и знала его теоретически в такой степени, что могла объяснить Джорджиньке все хитросплетенные правила этимологии и синтаксиса. Мадам Струмпфф учила ее пению, и мистрисс Осборн выполняла разные арии с таимм удивительным совершенством, что окна майора Доббина, жившого напротив Телячьей Головы, всегда были открыты впродолжение музыкального урока. Многия сантиментальные леди германского происхождения были безъума от нашей героини, и начали говорить ей "ты" после первого знакомства. Мы с удовольствием останавливаемся на этих мелочных подробностях, так-как оне принадлежат к счастливой эпохе в жизни мистрисс Осборн. Воспитанием Джорджиньки занимался сам майор Доббин: он читал с ним Цезаря и решал математические задачи; сверх того был у них общий учитель немецкого языка. По вечерам они ездили верхом, сопровождая коляску мистрисс Эмми. Амелия была очень робка и никак не могла приучиться к верховой езде. В коляске сидела с ней какая-нибудь из её немецких подруг и мистер Джой, который впрочем, всегда спал или дремал.

Мистер Джой с некоторого времени вступил в дружелюбные сношения mit der Gräfоn Fanny von Butterhrodt, молодой, мягкосердой особой, весьма приятной наружности, имевшей, с незапамятных времен, графский титул и фунтиков десяток годового дохода. Фанни объявила, с своей стороны, что желает всем сердцем быть сестрою мистрисс Эмми, что в этом даже состоит единственное счастие её жизни, и Джой был не прочь от приятной мысли присоединить графский щит к гербу своей кареты; но, к несчастию, произошли события, которых никак не могла предвидеть человеческая мудрость.

Начались в Пумперниккеле великолепные пиршества по поводу одного экстравыспренняго бракосочетания. Это, в некотором смысле, было вожделенным событием для всех пумперниккельских граждан, и двор принял в нем самое деятельное участие. Блеск и роскошь были такого рода, каких не запомнят. Со всех сторон съехались принцы и принцессы, бароны и баронессы. Квартиры в гостинницах возвысились до неимоверной цены, и огромные фуры едва поспевали привозить съестные припасы для всех этих гостей...

Столичные увеселения были открыты для всех и каждого, без различия сословий, возраста и пола. Воздвигнуты были триумфальные арки, украшенные гирляндами, на дороге, по которой должно было проезжать молодой чете. Главный фонтан на Монплезпре изрыгал целый день чистое виноградное вино, и подле него стояли огромные бочки с пивом. Для удовольствия крестьян, на главной площади утвердили жерди с привешенными к ним на верхушках серебряными часами, серебряными вилками, ветчинными окороками и сосисками, которыми каждый мог овладевать как достойным призом за свою ловкость. Один из этих призов достался во владение мастеру Джорджу; при общем рукоплескании зрителей, он вскарабкался, с ловкостью белки, на самую вершину жерди и полетел оттуда вниз с быстротою падения воды. Этот подвиг удальства он совершил исключительно ради славы, не имея в виду своекорыстных разсчетов. Он отдал схваченную сосиску крестьянину, который безуспешно подымался за нею раз двадцать сряду, рискуя сломить себе шею.

Вечером была великолепная иллюминация, и мы должны заметить, не ради хвастовства, что двор английского посольства неизмеримо превзошел в этом отношении французскую гостинницу хотя там шкаликов и фонарей было гораздо, больше, чем у нас. Художник, занимавшийся деталями этой иллюминации, изобразил, с неподражаемым искусством, юного купидона, покровителя молодых супругов, и тут же, для контраста, был олицетворен изнемогающий раздор, представлявший удивительное сходство с фигурой французского посланника. У французов шкалики горели очень ярко, но без всякого эффекта.

увеселения продолжались целую неделю, и каждый мог принимать в них участие по своему произволу.

Маленький шалун наш, Джордж Осборн, незнавший счета талерам в своих карманах, тоже появлялся в Ратуше на этих публичных балах, в сопровождении каммердинера своего дяди, мистера Кирша. Еще прежде этого, в Баден-Бадене, он зашел случайно в игорную комнату, под-руку с майором, который, разумеется, не позволил ему играть. В настоящее время, пользуясь отсутствием своих родственников, уехавших во дворец, он с удовольствием прохаживался вокруг игорных столов, и следил за движениями банкометов и понтёров. Между игроками появлялись и женщины, некоторые из них были в масках.

За одним из рулетных столов сидела светлорусая женщина, в поношенном платье и в чернай маске, из-под которой странным блеском сверкали жгучие, зеленые глаза. Перед ней лежала карта, булавка и два флорина. Когда банкомет выкликал цвет и нумер, блондинка с большою живостью начинала колоть свою карту, и тогда только рисковала своими деньгами, когда красные или черные цвета выступали известное число раз. Странно было видеть женщину этого разряда в числе задорны игроков.

Несмотря, однакожь, на принятую предосторожность, она ошиблась в своих разсчетах, и последние два флорина, один за другим, поступили в кассу банкомета, когда он своим неумолимым голосом окончательно прокричал выигрышный цвет и нумер. Блондинка испустила вздох, пожала своими обнаженными плечами, и судорожно принялась барабанить по столу. Затем, озпраясь вокруг, она заметила честное лицо Джорджа, пристально смотревшого на эту сцену. Несчастный! зачем принесло его сюда? Маска впилась в него своими жгучими глазами.

- Monsieur n'est pas joueur? спросила она.

- Non, madame, отвечал Джордж.

Заметив из этих двух слов к какой нации принадлежал хорошенький мальчик, маска сказала ему по-английски с легким оттенком иностранного выговора:

- Вы не играли никогда... Не можете ли вы сделать мне маленькое одолжение?

- Какое? спросил, покрасневши, Джордж.

Должно заметить, что мистер Кирш в эту пору принимал участие в rouge-et-noir, и выпустил из виду своего маленького господина.

- Сыграйте за меня, продолжала маска, выберите нумер... на удачу.... какой-нибудь... на мое счастье.

Говоря это, она вытащила из кармана кошелек, вынула золотую монету, единственную в кошельке, и положила ее Джорджу на ладонь. Мальчик засмеялся и сделал шаг к столу, чтоб исполиить желание маскй.

Нумер вышел удачный, и монета выиграла. Начинающие, говорят, всегда выигрывают, так распоряжается судьба.

- Благодарю вас, сказала маска, укладывая деньги в кошелек, благодарю вас. Как вас зовут?

- Моя фамилия Осборн, отвечал Джордж.

И сказав это, он вынул из кармана свой собственный кошелек, чтоб сделать первый опыт в игре, как вдруг в эту минуту в зале появились майор Доббин в своем мундире, и мистер Джой в блистательном костюме маркиза. Они возвращались с придворного бала, недождавшись его окончания. По всей вероятности, они ужь были в своей гостиннице и отыскивали теперь пропавшого мальчика. майор быстро подошел к мистеру Джорджу, и, взяв его за плечо, отвел немедленно от места искушения Затем, оглядываясь вокруг себя, он увидел мистера Кирша за его интересными занятиями и, подойдя к нему, спросил, как он осмелился завести в такое место своего молодого господина.

- Laissez moi tranquille, сказал мистер Кирш, отуманенный вероятно вином, и подстрекаемый шансами игры, il faut s'amuser, parbleu! Je не suis pas au service de Monsieur.

довольно счастливо. Рулетка, повидимому, начала забавлять сановника Ост-Индии.

- Не лучше ли тебе идти с нами, Джой? сказал майор.

- Нет, я останусь на минуту и подожду этого негодяя, Кирша, сказал набоб.

- Ты играл? спросил майор, когда они вышли на улицу.

- Дай мне честное и благородное слово джентльмена, что ты никогда не станешь играть.

- Отчего же? сказал мальчик, ведь это должно-быть очень весело.

В сильных и красноречивых выражениях, майор Доббин доказал своему питомцу, что здесь нет и не может быть никакого веселья, и что игра в какую-нибудь рулетку может погубить истинного джентльмена. Истину этого рода он мог бы подтвердить и подкрепить разительным примером отца мастера Джорджа, если бы доказательства, почерпнутые из этого источника, не очерняли, в некотором смысле, память покойного капитана. Отведя его домой, майор ушел в свою спальню и видел, как через несколько минут погас огонь в маленькой комнате над амелииным будуаром. Свеча в комнате Амелии погасла через полчаса. Мне неизвестно, отчего майор с такой аккуратностью заметил это обстоятельство.

Оставшись один, Джой продолжал стоять подле игорного стола. Он не был игроком в душе, но повременам не прочь был обращаться к этой забаве, сообщавшей довольно приятное настроение его джентльменским чувствам. В кармане его парадного жилета звенело несколько наполеондоров. Джой вынул один из них и бросил его через плечо замаскироваиной дамы. Монета выиграла. Блондинка посторонилась, чтоб дать ему место подле себя. Джой сел на порожний стул.

Сановник Индии бросил вокруг себя пытливый взор, и удостоверившись, что никто его не наблюдает, придвинул свои стул к замаскированной соседке и сказал:

- Ах, да... право, это легко может статься... немудрено... немудрено. Я очень счастлив, надеюсь, вы тоже будете счастливы.

Затем были произнесены еще какие-то комплименты, без определенного значения и смысла.

- На сколько вы играете, сэр? спросила маска.

- Вы играете, конечно, не с тем, чтоб выиграть?

- Разумеется.

- И я тоже, продолжала маска. Играю для того, чтоб забыться, но не могу... Да, сэр, не могу забыть я старых времен... Ваш маленький племянник живой портрет своего отца... И вы не изменились, monsieur... нет, нет, вы очень изменились. Все изменяются, все забывают; ни у кого нет сердца... да.

- Великий Боже! кто вы? спросил оторопелый Джой.

- Праведное небо! мистрисс Кроли! воскликнул Джой.

- То есть, Ребекка, хотите вы сказать, отвечала она с чувством, пожимая его руку и зорко продолжая следить за всеми движениями банкомёта.

- Я остановилась в гостиннице "Слона", продолжала Ребекка, спросите мадам Родон, Я видела сегодня Амелию... Как она похорошела и, Боже мой! как она счастлива! Счастливы и вы, сэр! Все счастливы, кроме меня, злополучной и погибшей, Джозеф Седли.

- Пойдемте, сказала она, пройдемтесь немного. Мы, ведь, старые друзья: не правда ли, дорогой мой мистер Седли?

Мистер Кирш тоже к этому времени проиграл вне свои денежки, и молча, с понурой головой, последовал за своим господином при ярком свете луны. Иллюминация горела очень слабо, шкалики загасали, и транспаран едва виднелся над домом английского посольства.