Виригинцы.
Часть третья.
Глава XIV. Беллона.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Виригинцы. Часть третья. Глава XIV. Беллона. (старая орфография)

ГЛАВА XIV.
Беллона.

Если Гарри Варрингтон имел страсть к военному искусству, то бушевавшая в Европе война и постоянный разговор во всех обществах, которые он посещал в Лондоне, могли легко возбудить и воспламенить его. Хотя наш всемилостивейший государь из ганноверского дома и потерпел поражение, но протестантский герой, король Пруссии, наполнял свет своей славой и выигрывал те изумительные победы, в которых, к моему особенному счастию, Гарри не принимал участия; я говорю, - к счастию, потому что его правдивый биограф поставлен бы был в необходимость рассказывать о битвах, описание которых предпринято уже другим пером. От души радуюсь, - повторяю я, - что Гарри Варрингтон не находился при Россбахе в памятное 5 ноября 1757 года; не участвовал при Лейтсне в ужасном кровопролитии, произведенном прусским королем месяц спустя, потому что эти удивительные битвы будут в скором времени описаны в других книгах, которые и я, и весь мир с нетерпением желает увидеть. Неужели вы бы захотели, чтоб эта история соперничала с теми книгами? Возможно ли, чтоб мой вертлявый канареечного цвета фаэтон помчался навстречу массивной военной колеснице, метающей громы? Возможно ли, чтобы смирный маленький Пегас принял удар от боевого коня, у которого клубится пена на губах и из ноздрей пышет огонь? Дорогой мой, добрый читатель (с которым я от времени до времени люблю побеседовать, спустясь с подмосток, где герои нашей повести, одетые в костюмы минувших веков, играют свои роли) - мой добрый, терпеливый читатель! К счастию для нас обоих, что Гарри Варрингтон не последовал за прусским королем; нам бы пришлось тогда описывать битвы, которые намерен описывать Карлэйль; и к тому же я не хочу, чтобы вы делали неприятные сравнения между мной и этим знатоком своего дела.

Гарри Варрингтон не только не присоединился к королю Боруссов, но вовсе не имел к тому расположения. Он вел скучную, праздную жизнь, - это факт. Таскался по военным клубам и, кроме газет, ничего не читал. У него не было литературных наклонностей; романы он даже считал дичью; а что касается до прекрасного пола, выплакивающого глаза свои над Ричардсоном, он не мог объяснить себе, почему их трогает такая нелепость. Он имел обыкновение смеяться веселым задушевным смехом, но не в то время, когда смеялись другие, а несколько спустя после общого смеха. Да и скажите пожалуйста, разве джентльмены непременно должны иметь литературные наклонности? Разве мы менее любим наших друзей за то, что они в жизнь свою не написали ни одного куплета? Разоренный, против воли ничем незанятый, зависимый во всем от брата, Гарри, если и читал какую нибудь книгу, засыпая над ней, то потому собственно, что не имел никакой работы для своих сильных рук, - надо еще удивляться, что при таком бездействии он не попал в более затруднительное положение. Когда мать Ахиллеса отправила своего сына ко двору одного царя, с тою целию, чтобы он не избаловался, то ведь что случилось с ним среди нескольких женщин, с которыми он должен был проводить свою жизнь в совершенной праздности? И каким образом явился в свет Пирр? Могучему, отважному Ахиллесу не следовало бы оставаться у женщин на привязи; ему не следовало сидеть за прялками; и если бы он не сражался, то поверьте, он непременно попал бы в большую беду.

Две старшия лэди из семейства Ламберта, эти две мягкосердечные женщины, в кругу которых Гарри преимущественно проводил время, оказывали ему такое неутомимое сожаление и ласки, какие в состоянии оказывать одни только женщины, и притом женщины с нежным, чувствительным сердцем. Если человек находится в горести, то кто пробуждает в нем веселое чувство? Кто утешает его, когда он находится в затруднительном положении; кто заставляет его считать себя вдвойне счастливым, когда он в радости; кто радуется его благополучию; кто отражает от него злословие, когда он находится в позоре; кто прикладывает бальзам и успокоивающия мази к растравленным ранам, нанесенным стрелами и жалом жестокой фортуны? Кто, как не женщины? Вы, которые так страшно страдаете от ударов судьбы, скажите, есть ли у вас хотя один такой нежный врач? Если есть, то благодарите богов, что они предоставили вам так много утешения. Скажите, не всякий ли джентльмен более или менее похож на Прометея? Кто из нас не прикован к скале и у кого внутренность не находится в ужасном состоянии? Но являются морския нимфы - нежные, сочувствующия; оне цалуют наши избитые ноги, смачивают своими слезами наши засохшия губы, употребляют все свои усилия, чтобы утишить титанов; оне не бросают нас во время нашего изнеможения....

Тео и её мать сожалели о бедном Гарри от чистого сердца, между тем как сердце маленькой Гетти оставалось к нему чорствым и повидимому ожесточенным. Она сердилась, что кузен её перестал занимать в обществе блистательное положение, - сердилась на то, что Гарри сделался зависимым человеком и притом совершению праздным. Весь мир был вооружен: неужели же он не в состоянии был поднять и нести оружие? Это было время славы; сотни тысяч жнецов выходили в поле с сверкающими серпами: неужели он не мог взять своего серпа и пожать хоть один или два свопа славы?

-- Как жестоко обращается с ним эта маленькая шалунья! сказал папа после сцены, в которой мисс Гетти, верная своему плану, пускала маленькия стрелы в подвижную мишень, каждый день являвшуюся и ставившую себя в гостиной мистрисс Ламберт.

-- Её поведение решительно невыносимо, вскричала мама: - ее нужно высечь, и потом пусть она отправляется спать.

-- Но, мама, - ведь это, быть может, она делает потому, что любит его, больше чем все мы вместе, сказала Тео: - Гетти сердится, желая ему же добра. Еслиб я любила.... кого нибудь, я старалась бы постоянно восхищаться им и уважать его, считать каждый его поступок справедливым, - считать моего джентельмена лучшим джентльменом в мире.

-- Да, моя милая, твоя правда: если твой отец избаловал вас всех, то это потому, что он лучше всякого джентльмена в мире. Скажи, видела ли ты хоть одного человека, которого бы можно было сравнить с ним?

-- Очень немногих, - сознавалась Тео, покраснев.

-- Очень немногих. Ну, скажи-ка мне, кто добрее его?

-- Я думаю - никто.

-- Кто храбрее его?

-- Мистер Вульф, Гарри, мистер Джорж - очень храбрые люди.

-- Кто ученее и умнее его?

-- Мистер Джорж, мне кажется, очень учен и умен в своем роде, отвечала Тео. - Его манеры очень изящны - вы с этим сами согласитесь. Это говорит и мадам де Бернштэйн; а она видела свет. И в самом деле, мистер Джорж как-то особенно смотрит на все свысока, чего я не замечала в других людях; в книгах, которые он читает, ему правится, сколько я заметила, все прекрасное, все благородное; он любит это наперекор наклонности своей к сатире. Правду надо сказать, у него сатирический характер, но этот характер проявляется только тогда, когда в Джорже поднимется жолчь против низких людей или низких поступков. Я уверена, что ни у одного джентльмена нет такого мягкого сердца. Не дальше, как вчера, после разговора переполненного горечью, как вы говорили, я случайно выглянула из окна, и увидела, что он остановился на углу у прилавка торговки, и угощал яблоками целую толпу ребятишек. А третьяго дня, когда он нес ко мне Мольера, он остановился и подал нищему денег. Как он мило читает по-французки! Я соглашаюсь с ним на счет Тартюфа, - что настоящий негодяй и лицемер, как бы он ни был умен и находчив, не должен быть главным действующим лицом в большой пьесе. Яго, говорил мистер Джорж, почти такой же негодяй; но он не представляет первого лица в трагедии; это преимущество предоставлено Отелло, несмотря на его благородную слабость. Но каких прекрасных лэди и джентльменов представляет Мольер.... Такого мнения мистер Джорж, и.... впрочем, нет, - после него я не смею повторять стихи Мольера.

-- Да, мама,:_-- отвечала Тео: - знаю.... да это все вздор!

Здесь я представляю себе, что мисс Тео с детской доверчивостью с усиленным биением сердца поцаловала мать и потом вышла из комнаты, румяная, как роза. Отчегоже она не кончила начатой фразы? Оттого, что мама так странно на нее посмотрела. А отчего мама посмотрела на нее так странно? И отчего Тео не спускает глаз с мистера Джоржа, когда он уходит, не спускает с него глаз, когда он приходит? - Да, скажите: отчего зарумяниваются щечки и разцветают розы? Старое время отлетает по прежнему. Стареет весна и за ней наступает пора, в которой все разцветает; за летом идет осень - с зрелыми плодами и семенами, а там и зима, когда окоченевшия, скованные морозом деревья бывают или совсем обнажены, или покрыты снегом.

Спустя несколько минут после прибытия Джоржа, Тео спускалась в гостиную с трепещущим сердцем и очаровательным, самым свежим букетом роз на щеках. Должно быть, Тео постоянно сидела у окна, из которого виднелась вся улица и откуда она могла видеть великодушие Джоржа к нищим и его покупку яблоков. Но если в дверь стучался Гарри, Тео оставалась в своей комнате за рукодельем или за книгами и отдавала приказание принять молодого джентльмена или сестре или старшему брату, когда он приезжал из университета, или младшему, когда доктор Крузий давал ему домашний отпуск. И, должно быть, отличное зрение имела мисс Тео, даже по вечерам - если могла заметить разницу между русыми волосами Гарри и черными - Джоржа, или разницу между их осанкой, тогда как другие безпрерывно принимали одного брата за другого. Утвердительно можно сказать, что Тео никогда не ошибалась ни в том, ни в другом, и что Гетти, с своей стороны не волновалась и не сердилась, встречая белокурого джентльмена в гостиной матери.

Наши друзья могли приходить в дом мистера Ламберта во всякое время и оставаться в нем, сколько угодно. Однажды белокурый юноша сидел там на диване, приняв позу человека совершенно безпечного и чрезвычайно унылого; - кто должен был выдти к нему, как не мисс Гетти? Да, удивительная вещь, что когда приходил Гарри, то к нему являлась Гетти; а когда показывался в доме Джорж, то его встречала Тео, - отчего происходило это? - Девицы скорее согласились бы принять пытку, чем признаться. В настоящем случае, по сделанному заблаговременно распределению, мисс Ламберт младшая должна была принятьи занять молодого виргинца.

После обычных приветствий и комплиментов начался следующий разговор.

-- Скажите пожалуйста, отчего вы сегодня кажетесь таким скучным?

-- Ах, Гетти, отвечает Гарри: - мне больше нечего делать, как только скучать. Помню, когда мы были еще мальчиками - и я одним из самых ленивейших, я постоянно просил у нашего учителя праздника и, получив его, обыкновенно где нибудь повесничал, резвился, бросал плоские камешки в пруд, любуясь их прыжками по его поверхности, - и эти дни были для меня скучнейшими днями. Теперь же, что я должен делать с утра и до вечера?

-- Позавтракать и прогуляться, пообедать и снова прогуляться, потом выпить чаю, поужинать и на ночь выкурить трубку вашего виргинского табаку, - говорит мисс Гетти, выразительно покачав головкой.

-- Я вам вот что скажу: однажды вечером, по возвращении с братом вашим Чарли в Шартро, мне так вот и хотелось сказать учителю: "сэр, учите меня". Этот тринадцатилетний мальчик знает полатыни и погречески гораздо больше чем я, десятью годами его старше. С утра и до ночи я решительно не имею никакого занятия, и, право, мог бы снова обратиться к моим книгам и постарался бы воротить потерянное в юности. Чему же вы смеетесь, Гетти?

-- Мне смешно представить себе вас в главе класса, представить себе тот момент, когда вас вызывает учитель! - восклицает Гетти.

-- Мне, Гетти, мне не бывать в главе класса, - смиренно говорит Гарри. Джорж мог бы быть в главе всякого класса; но я, как видите, ничего не знаю: в молодости я не заботился о себе и был страшный лентяй. Мы не позволяли учителям наказывать нас, - а теперь я вижу, что наказание мне же послужило бы в пользу.

-- Да это было бы весьма недурно и в настоящее время, хотела сказать она, но вместо того спросила только: а вам рассказывал Том о школьных наказаниях? Неужели вы и после этого хотите поступить в школу?

-- Разсказ Тома о школе, простодушно отвечал Гарри: - убеждает меня, что я был ленив в то время, когда нужно было учиться, и что я вовсе не имею наклонностей к ученью; после этого к чему же я способен? - Разве только к тому, чтоб мотать наследство по приезде за границу, убивать время в клубах и на конских скачках или гоняться за собаками. Нет, нет! я ни к чему не способен.

-- Такой видный, храбрый, здоровый молодой человек - и ни к чему неспособен? восклицает Гетти. - Еслиб я была вдвое так неспособна, мне бы совестно было признаться в этом какой бы то ни было женщине!

-- Что же стану я делать? Прошу позволения поступать в военную службу, и мадам Эсмонд не отвечает на это ни слова. Это единственное занятие, к которому я годен. - Но, опять, у меня нет денег купить место. Промотав свои собственные деньги и столько же денег, принадлежавших брату, я не могу и не хочу просить более. Если мате позволит мне поступить в армию, поверьте, - я буду прыгать от радости.

-- Гми Джентльмен с энергией и силою воли не должен нуждаться в согласии женщины на право привесить саблю к бедру или вычистить ружейный замок! Слышали ли вы, что говорил нам папа о молодом джентльмене, который вчера являлся ко двору? - Сэр Джон Армитэдж....

-- Сэр Джон Армитэдж? - Посещая клубы, я его знавал: прекрасный, благородный, милый джентльмен, - имеет в северных провинциях огромное поместье.

-- Препятствием - к чему? спрашивает Гарри.

-- К приобретению славы! отвечает мисс Гетти. Я думаю, ни одна женщина не решилась бы сказать своему возлюбленному: "останься!" в то время, когда отечество говорит ему: "иди!" Сэр Джон вызвался участвовать в предпринимаемом походе, и вчера, когда его величество спросил: скоро ли он будет готов к отправлению? "Завтра, ваше величество!" отвечал сэр Джон. Король заметил на это, что такой ответ может дать только настоящий воин. Отец мой гоже с нетерпением ждет похода, не смотря на то, что придется оставить мама и детей. О Боже! - Зачем я не мужчина? Оба мои брата приготовляются в духовное звание, - что касается до меня, то я была бы славным солдатом!

Сказав это, маленькая Гетти выпрямилась, приняла воинственную осанку и, маршируя по комнате, казалась такою храброю, как Иоанна д'Арк.

Гарри смотрел на нее с восхищением.

-- Мне бы не хотелось, сказал он: - видеть ружье на этом маленьком плече, или рану на таком хорошеньком личике.

-- Рану! - Бояться ран? вскричала Гетти. Бояться ружья? - Еслиб я могла носить его, я бы носила. Вы, мужчины, воображаете, что мы ни к чему больше не способны, как только делать пуддинги или шить по канве. О, зачем я не мужчина? Джорж вчера читал нам из Тасса - да вот это здесь, - мне кажется, эти стихи относятся прямо до меня. Посмотрите, - вот и книга; тут замечено, где мы остановились.

-- Замечено? сказал Гарри с некоторым подобострастием.

-- Да, на этом месте говорится о женщине, разочарованной потому.... потому что её брат нейдет на войну, и вот что говорит она о себе.

"О, еслиб небо даровало мне силу и бодрость, тогда бы это шолковое платье...."

-- Шолковое платье? с вопрошающим видом заметил унылый Гарри.

-- Так сказано в книге. Я думаю, вернее было бы сказать - коломянковое платье; подальше:

".... шолковое платье и легкий вуаль заменили бы мне панцырь и шлем. Тогда ни зной, ни холод, ни дождь, ни град, ни бушеванье бури, ни завыванье ветра, ничто не удержало бы меня; я сражалась бы день и ночь, и в правильном бою. и в частных стычках...."

-- Каково! Я бы сама хотела сражаться. Зачем оба мои брата хотят быть пасторами? Одному из детей моего папа непременно следует быть воином!

Гарри засмеялся скромным, добродушным смехом. Он сознавал, что для него было бы убийственно подстрелить такого нежного маленького воина.

-- Знаете ли что, сказал он, приподняв к верху палец: - вот этот палец немного разве меньше вашей руки. Ну, в состоянии ли вы бороться с огромным и сильным мужчиной? Впрочем, и то сказать, хотел бы я еще видеть, какой мужчина осмелится вас обидеть. Маленькое, нежное, слабое создание! Неужели вы полагаете, что вас осмелится кто нибдь обидеть?

И Гарри, возбужденный порывом негодования, начал ходить по комнате, разгорячаясь более и более от одной мысли, что какой нибудь негодяй француз может оскорбить мисс Гесгер Ламберт.

Доверенность к этой безмолвной храбрости молодого человека совершенно подчиняла ему маленькую Гетти; качество, которым, по её мнению, обладал Гарри, заставляло ее особенно восхищаться молодым виргинцем. В сущности мисс Гетти была нисколько не отважнее Эрминии, речи которой она вычитывала из книг и о которой мистер Гарри Варрингтон слышал впервые. Случалось, что он находился в той же комнате, где брат его Джорж читал семейству Лахмберта поэтическия произведения, но его мысли были заняты своими собственными делами, и потому для него все Клотильды, Эрминии, гиганты, волшебники и т. п. представляли какой-то хаос. Да, я говорю с полным убеждением, что мисс Гетти не имела в своей натуре ничего мужественного, ничего геройского; иначе, без всякого сомнения, она скоро почувствовала бы влечение к мягкосердечному молодому человеку, с миролюбивыми наклонностями, например, к какому нибудь талантливому музыканту, потому что это так следует по закону контраста, постановленному самой природой. Кому не известно, что великие и сильные мужчины привязываются всей душой к слабым, нежным, маленьким женщинам, что нежные, маленькия женщины пленяются огромными, сильными мужчинами и что могучие богатыри и герои постоянно бывают у жены своей под башмаком? Если мистер Гарри Варрингтон влюбится в такую женщину, как мисс Ламберт, и если женится на ней, то, не прибегая к предсказателям, мы сами можем сказать, чем это кончится.

Итак, Гетти продолжала бросать в Гарри свои маленькие стрелы сарказма, от которых Гарри не ощущал ни малейшей боли и позволял стрелять, пока ему не трудно было вынимать их и отбрасывать в сторону. Неужели она надеялась возбудить в нем деятельность своими насмешками? Гарри был слишком добродушен, чтобы понять такие пустые намеки.... Неужели она надеялась пристыдить его, сказав, что она, слабая женщина, готова надеть на себя панцырь и шлем? Простодушный молодой человек или обмирал от одной мысли о её опасности, или смеялся, представляя себе ее в рядах сражающихся воинов.

-- Ну, скажите пожалуйста, какая же польза иметь сильную руку и употреблять ее только на то, чтобы помогать моей мамё разматывать шолк? произносит мисс Гестер. - Какая польза быть сильным и постоянно сидеть в гостиной? Ведь вы не понадобитесь здесь, чтобы выбросить кого нибудь в окно! Удивительно сильный человек! На иной ярмарке можно встретить человека еще сильнее. Джемс Вульф не может похвастаться силой. Он кажется таким слабым и больным. Когда он был здесь в последний раз, то все время кашлял и был так бледен, как будто перед ним явился призрак.

-- А вам когда нибудь случалось его видеть? спросила бойкая молоденькая лэди.

-- Нет. Однажды дома, когда мы были еще мальчиками, я подумал, что увидел призрак; по оказалось, что это был Натан в ночной сорочке. Приняв его за призрак, я однакоже не испугался нисколько, - с серьёзным выражением сказал Гарри. Джорж немного испугался; но ведь он....

И Гарри замолчал.

-- Что же такое он? спросила тетка.

-- Джорж совсем не то, что я. Наша мать женщина не боязливая; но, увидев мышонка, - кричит, постоянно кричит. Такова её натура. Поэтому-то, может статься, мой брат и не может хладнокровно видеть привидение. Для меня так все равно.

-- Джорж постоянно говорит, что вы могли бы быть воином лучшим, чем он.

-- Так я думал бы и сам, еслиб мне позволили сделать попытку. За то Джорж может сделать тысячу вещей лучше меня, и лучше всякого в мире. Отчего он не позволил мне отправиться в экспедицию Брэддока в качестве волонтера? Индеец снял бы кожу с моего черепа, и было бы гораздо лучше: я бы не промотался, не заставил бы указывать на себя пальцем и говорить, что я опозорил имя Варрингтонцв. Почему бы мне не идти волонтером и в эту экспедицию, подобно Джону Армитэджу? О Геттии я очень, очень несчастлив. - И несчастный молодой человек начал ходить по комнате вдвое скорее. - Лучше бы мне не приезжать в Европу, произнес он, с тяжелым вздохом.

-- Какой прекрасный комплимент. Благодарю вас, Гарри! сказала Гетти; и, заметив вопрошающий взгляд джентльмена, прибавила: - так вы думаете воротиться домой?

-- Чтобы надо мной смеялась вся Виргиния! Да там нет ни одного джентльмена, который бы не осмеял меня, кроме разве одного, да и его моя мать не жалует. Мне теперь стыдно воротиться домой. Гетти, вы не знаете моей матери. Я боюсь многого, но её больше всего. Что скажу я ей, когда она спросит: Гарри, где твой капитал? Промотал, мама, должен я ответить, - не правда ли? Промотал, и потом отправился в тюрьму. Кто же вывел тебя из тюрьмы? Брат Джорж, мадам; и теперь я приехал домой, не сделав ничего хорошого, без всякой профессии, без всяких видов, без всего; остается только смотреть за неграми, переносить упреки, спать за проповедями, играть в карты, пить и смотреть на бой петухов в окрестных тавернах. Скажите, как я посмотрю в лицо наших провинциальных джентльменов? Нет, нет; мне стыдно воротиться домой. Я непременно должен что нибудь сделать для себя! Но что я сделаю, Гетти? О, научите, что я должен сделать?

-- Что сделать? А что сделал мистер Вульф при Люнебурге? Он был влюблен - мы это знаем наверное - и все-таки не остался у матери, чтоб та его нянчила, не остался говорить нежности предмету своего обожания. Он поступил в королевскую службу и воротился домой, покрытый славой. Если в Америку будет еще компания, то папа говорит, что по всей вероятности он будет назначен главнокомандующим.

-- Как бы я желал, чтобы он взял меня с собой: пуля, попавшая в голову, покончила бы все разсчеты с жизнью, простонал Гарри. - Вы говорите, Гетти, как будто моя вина, что я не в армии, тогда как вам известно, что я отдал бы... отдал бы... что мне отдать? и сам не знаю.... отдал бы жизнь за одну возможность поступить на службу.

-- Отдали бы жизнь! сказала мисс Гетти, пожав плечами.

-- Не думаете ли вы, что она имеет некоторую ценность, печальным тоном заметил Гарри. - Нет! она более никому не дорога. Теперь я ни более, ни менее, как несчастное, безполезное существо. Находясь в зависимости и здесь и дома, я даже не могу распорядиться жизнью, как бы мне хотелось.

Еслиб я была мужчиной, то на двадцать-третьем году сделала бы что нибудь славное - это верно! Я бы то сделала, что о мне заговорил бы весь свет! Я бы не осталась на привязи у женского платка; не стала бы проклинать свое счастье. Клянусь, не стала бы!

Гарри только теперь начал отклонять от себя слова Гетти.

-- Нет, Гетти! сказал он покраснев: - всякий негр в нашем поместьи в тысячу раз свободнее меня; мисс Ламберт, у нас не принято упрекать несчастного за то, что он свободен. Это неблагородно. По крайней мере это неблагородно по моим понятиям о чести. Быть может, у женщин понятие это совсем другое, а может быть - я и сам ошибаюсь, и не имею права сердиться на молодую девицу, высказывающую мне мои недостатки. Может статься и то, что мои недостатки - следствие моего безсчастия. Вы уже давно мне твердите, что такой-то поступил волонтером, такой-то увенчал себя славой, превозносите их храбрость, как будто я её не имею. Этого материала, позвольте сказать, я имею запас не менее всякого джентльмена. Я говорю без хвастовства; мне не страшен ни мистер Вульф, ни сэр Джон Армитэдж, словом - никто. Могу ли я получить место, промотав последний шиллинг; могу ли я просить у брата, который уже отдал мне свою половину? Джентльмен моего происхождения не может поступить в военную службу простым солдатом, в противном случае, клянусь Юпитером, я поступил бы давно! И еслиб пуля решила мою участь, надеюсь, мисс Гетти Ламберт не очень бы опечалилась. Нехорошо, Гетти, я этого не ожидал от вас.

-- Что же нехорошого сказала я? спросила молоденькая лэди. - Я только и сказала, что сэр Джон Армитэдж поступил волонтером, мистер Вульф покрыл себя почестями, и вы начинаете выговаривать мне! Чем я виновата, если мистер Вульф храбр и знаменит? Скажите, есть ли тут повод сердиться на меня?

-- В самом деле! А я думала, что такое маленькое создание, как я, не в состоянии обидеть кого нибудь. Правда, для меня очень лестно, что молоденькая барышня, у которой рука тоньше вашего мизинца, может обидеть такого сильного мужчину, как вы.

-- Этого я не ожидал от вас, повторил молодой человек. - Вы сами знаете, что я не привык к подобным приемам в этом доме.

-- Что у вас такое, мой бедный юноша? спросила добрая мистрисс Ламберт, заглянув в дверь при последних словах Гарри, и увидев на его лице выражение глубокой горести.

-- История, мама, которую мы давно уже слушаем, - торопливо сказала Гетти. - Гарри повторяет свою старинную жалобу, что ему нечего делать, что он очень несчастлив, - и вообще все, что он повторяет каждый день.

а с некоторым волнением. Кстати, Гарри, останьтесь отобедать с нами. Теперь ровно три часа!

Гарри, после немногих слабых уклонений, согласился остаться.

-- Муж мой сегодня не обедает дома, заметила мистрисс Ламберт. За столом будут сидеть три женщины, поэтому обед наш пройдет скучно.

-- А когда между нами будет джентльмен, то он оживит нашу скучную беседу! сказала Гетти и потом бросила на мама тот открытый, невинный взгляд, к которому Гетти прибегала каждый раз, когда бывала преднамеренно и особенно капризна.

о случившемся, пока необыкновенная бойкость и веселость Гетти не возбудили в ней подозрения. Гетти старалась завязать разговор множеством разнообразных предметов: она говорила о прусском короле и последних новостях из Америки, о последнем маскараде, о грабеже близь Барнета, и когда сестра, изумленная такою словоохотливостью, спросила взорами причину её, Гетти отвечала:

-- Пожалуйста, сестра, не кивай мне и не подмигивай. Мама просила Гарри оживить нашу беседу, и я говорю, в ожидании, когда он заговорит; я делаю то, что делают в театрах. Сначала музыка, потом представление. Пожалуйста, Гарри, начинайте!

-- Гестер! вскричала мама.

-- Что же такое? ведь я только прошу Гарри занять нас. Мама, вы же сами сказали, что за обедом мы будем только одне, и без джентльмена было бы очень скучно; а вам, мистер Гарри, как видно; неугодно быть веселым.

-- Отчего же именно в этот день? Для веселья вторник так же идет, как и среда. Единственный день, в который мы должны быть серьёзны, - это воскресенье! Мама, вы это сами знаете! В воскресенье нам нельзя ни петь, ни танцовать, словом - нельзя веселиться.

В этом роде молоденькая женщина вела себя в течение всего вечера, и за то по уходе Гарри получила от матери и сестры похвалу. Гарри был не находчив и не умел отвечать на колкия шутки Гетти такими же шутками. Хотя Гарри и мог бы возражать, но в этом случае предпочитал молчание. Он был слишком великодушен, чтобы вступить в эту малую войну, и решился перенесть все сарказмы со стороны Гетти без всякой попытки отклонить или уклониться от них. Весьма вероятно, что молоденькая лэди, поступая так жестоко с молодым человеком, наблюдала за ним и восхищалась его великодушием. Её родным и друзьям не нужно было упрекать ее после таких припадков своенравия, потому что она, согласно её чистосердечному признанию, страдала сама гораздо более того, чем они желали; совесть наказывала ее сильнее, чем они полагали. Я полагаю, что наступавшую ночь она проводила в безсоннице; подушка Гетти совершенно без её сознания облита была слезами; Гетти не заметила бы своих рыданий, еслиб они не будили сестру; на другой день она была нездорова, к ней приглашали доктора, - все семейство пришло в уныние; за обедом мать задыхалась от душевного волнения и негодования; отец молча ел любимое блюдо; как только отворялась дверь, все на нее поглядывали, в тщетном ожидании, что в нее входит Гарри. Если не является Гарри, думала Тео, то наверно придет Джорж.

Вечером, совершенно неожиданно, приносят записку от Джоржа и при ней большой букет сирени.

"Приятным долгом считаю засвидетельствовать мое неизменное почтение мистрисс Ламберт и её дочерям, писал Джорж: - и вместе с тем покорнейше прошу представить мисс Тео этот букет сирени, которую она так любит при наступлении весны. Благодарите за этот букет не меня, но бедфордского садовника, с которым я недавно познакомился, подарив ему несколько сухих экземпляров виргинских растений, душистее всяких сиреней.

"Я пробыл в саду почти целый день. В нем так отрадно; на каждом шагу проявляется наступление весны; в нем я написал две сцены известной вам трагедии и выправил стихи, которые поет паж в четвертом действии, под окном Сивиллы, в то время, когда она не может слышать, потому что, - бедняжка! - ей только перед этим отрубили голову."

-- Досадно! Мне не нравится, что он постоянно над всем смеется! Стихи вовсе не требовали поправок; они и без того прекрасны! сказала Тео.

-- В самом деле, мой друг? Как это странно! замечает папа.

Маленькая Гетти с легкой усмешкой выглядывает из своего унылого уголка. Тайна Тео уже более не тайна во всем доме. - Догадаются ли молодые люди, в чем она заключается? - Мисс Тео продолжает читать.

"Спенсер пригласил к себе на завтрак знаменитого мистера Джонсона, который согласился выслушать мою пьесу, и вероятно ею останется доволен, потому что судьба моей героини совершенно одинакова с судьбой его Ирены. Я слышал, что он пришел в Лондон с котомкой за плечом, в которой лежала его первая трагедия. Не знаю, попадет ли она на сцену Мая? В состоянии ли вы представить себе свист подле музыкантов и шиканье в партере в той пагубной части четвертого акта, где на сцене является палач с своей огромной секирой, в ту страшную минуту, когда его призывают исполнить казнь? Говорят, что мистер Фильдинг, когда в партере зашикали во время представления одной его пьесы, на счет которой предостерегал его сам мистер Гаррик, сказал, чтобы их повесили! Знали, к чему придраться! - И преспокойно кончил свой пунш. Надо полагать, что его жены не было в ложе. Есть женщины, которых я не хотел бы огорчить, которым я готов отдать все, что у меня есть лучшого."

вместо ответа только вздохнула, положила руку в руку отца и потом отняла ее.

"....которым готов отдать все, что у меня есть лучшого. Сегодня я отдаю только букет сирени. Завтра.... что бы такое отдать? - ну, хоть ветку руты, ветку лавра, или что нибудь в этом роде, и все-таки - мое лучшее.

"Сегодняшний день был для меня одним из самых долгих и лучших дней; я провел его совершенно один. Что вы думаете о Гарри, который разъигрывает роль ленивца? Я полагаю, Карпецан страшно надоел ему. Действительно, в течение последних недель жалко было смотреть на него; для него была бы очень полезна перемена воздуха и места. Сегодня утром, очень рано, он вошел в мою комнату и сказал, что взял место в портсмутском дилижансе с намерением прокатиться на остров Вайт, в военный лагерь."

В лагерь! - Гетти бледнеет при этом известии; мать продолжает:

"Частью тамошняго войска, именно тридцать-вторым полком, командует полковник Ричмонд Вебб, племянник знаменитого старого генерала, под командою которого служил мой дед Эсмонд в великия войны Марльборо. Мистер Вебб встретил вас у дяди, обошелся с нами очень ласково и пригласил навестить его в полковой квартире. Пусть же брат мой съездит и послушает свою любимую музыку - флейту и барабан! Он поручил мне объявить всем лэди, что оне скоро о нем услышат. С своей стороны я цалую их ручки и спешу одеваться к обеду в отеле "Звезда и Подвязка", в улице Поль-Молль. С нами будет обедать мистер Соам Дженинс, мистер Кембридж и, вероятно, мистер Вальполь, если только найдет приличным обедать в отеле, - молодой ирландец, некто мистер Бурк, удивительный оратор и умница. Гумбо! скорее карету и серый французский кафтан! Если джентльмены спросят меня: кто подарил вам ветку сирени, которую вы пришпилили против самого сердца? - вместо ответа я сейчас же предложу тост за здоровье сирени!"

-----

решительное намерение, потому что, оставив дом мистера Ламберта, он долго ходил по улицам и уже поздно вечером явился к мадам де-Бернштэйн. Баронеса в последнее время чувствовала себя нехорошо, так что принуждена была отказываться от любимых раутов, и на этот раз сидела за спокойной игрой в экарте с кастльвудским священником, о котором ничего не было слышно с тех пор, как он находился в долговой тюрьме, рядом с тюрьмой, в которой заточен был Гарри Варрингтон. Джорж, по просьбе Гарри, уплатил небольшой долг, за который мистер Самсон подвергался временному страданию. Джорж дал ему средства жить на его счет в течение года. Быть может, в промежуток, в который мы его не видали, он несколько раз попадал и выходил из тюрьмы. Уже несколько времени, как он воротился в Лондон, по обыкновению полный и здоровый, и готов был по прежнему принять приглашение на бутылку вина или игру в карты. Мадам де-Бернштэйн вовсе не хотела, чтобы игра её была прервана приходом племянника, беседа которого не имела теперь ни малейшого интереса для этой изменчивой старухи. Мне кажется, после очень молодых людей величайшими эгоистами бывают люди очень старые. Сердце начинает черстветь вместе с ослаблением в нем притоков крови. Из головы западает в него холодный снег и: оледеняет чувства. Скажите, кому приятно дожить до глубокой старости, утрачивать одну способность души за другою, быть без зубов, без глаз, без памяти, без надежды, без сочувствия? Что сказали бы древние патриархи, жившие по девяти сот лет, еслиб жили теперь, когда условия жизни изменились до того, что после половины столетия, она становится тяжелым бременем?

Не получая ответа на свои речи, кроме односложных да и нет, Гарри уныло сел на кушетку подле своей тетки, которая пожала, плечами, повернулась к племяннику спиной и продолжала играть. Кастльвудский проповедник заметил однако же, что Гарри находился в чрезвычайно встревоженном состоянии. Его лицо было бледно и носило мрачное выражение.

-- С ним что нибудь случилось, прошептал он баронессе.

-- В самом деле! - сказала она, снова пожала плечами и продолжала сдавать карты.

Гарри встал с места.

-- Я отправляюсь в дорогу и зашел проститься с вами, сказал он весьма трагическим голосом.

-- В дорогу! Ужь не в Америку ли? - Я играю короля, мистер Самсон.

-- Нет, отвечал Гарри: - в настоящее время я еду на остров Вайт.

И вместе с этим она послала своему племяннику летучий поцелуй.

-- Быть может, я возвращусь не скоро, простонал бедный Гарри.

-- В самом деле! Мы будем горевать о тебе. - Если у вас нет пик, то игра моя. Прощай. - мой друг! Теперь не стоит говорить о дороге; ты разскажешь нам, когда воротишься.

Гарри бросил на тетку печальный взгляд и удалился.

-- О! этот мальчик постоянно делает проказы! Я полагаю, он влюбился в одну из тех деревенских девочек - как их зовут, не помню - Ламберты, кажется, - у которых он просиживает целые дни. Он ничего хорошого не сделал здесь. Я обманулась в нем и напрасно принимала в нем живое участие... Я возьму еще две карты... Как вы думаете, что говорят о его кузине, о мисс Варрингтон, которая делала глазки ему, воображая овладеть таким призом; говорят, что король обратил на нее внимание и что лэди Ярмут вне себя от бешенства. Ха, ха! Ужь эти мне методисты Варрингтоны! Они нисколько не непорочнее своих ближних; и если Grand-senior, несмотря на свою старость, бросит носовой платок, оне все кинутся ловить его.

-- Все, мадам; вы удивительно хорошо знаете свет! - вздохнув сказал проповедник. - Мой выход, мадам.

-- Я жила в нем довольно долго, мистер Самсон, и могла узнать его. Самолюбие развито в нем до невероятной степени; в нем все стараются превзойти друг друга! - Нет! больше карт я вам не дам! Короля у вас нет? Игра моя: у меня дама, валет и десятка.... да, свет самолюбив до-нельзя. А! и шоколад готов!

Карты поглощают все внимание этой старухи. Дверь затворяется за её племянником и за всеми его заботами. Под шляпой он выносит их на улицу и несколько времени ходит по темному городу.

Я ему только в тягость; еслиб и хотел я помочь ему, то не знаю, каким образом. Тетушка Ламберт не перестает быть доброй ко мне, и мне наконец становится стыдно пользоваться её добродушием. Даже Гетти не может отвязаться от меня; и если выговаривает мне, что я убиваю время и ничего не делаю, то следует ли мне сердиться на нее? Все другие меня оставили: кузины, дядя и тетка давно уже охладели ко мне. Отправляясь в Норфольк, они даже не захотели пригласить меня, хотя на денек, пострелять куропаток. Ехать в Кастльвуд, после истории с Марией, я не могу; я переломал бы там ребра этому бездельнику Виллю; и хорошо еще, что я держусь подальше от этого места.

Припоминая все свои приключения с минуты приезда в Европу, Гарри заливается диким смехом. Деньги, друзья, удовольствия, - все это исчезло; прошедшее представляется ему сновидением. Он заходит в клуб Вайта, где лакеи не видели его около года. Парламент этот закрыт. Все джентльмены уехали в свои поместья; игра прекратилась; впрочем, если бы она и продолжалась, то ему нельзя было принять в ней участие. В его кармане всего несколько мелких монет; хотя шкатулка Джоржа открыта для него во всякое время, и Гарри имел позволение брать из нея сколько ему угодно, но он очень редко и экономно пользовался неоднократно повторенным приглашением брата. Гарри садится и в мрачном настроении духа выпивает рюмку вина. Из Сентджемского дворца приходит несколько офицеров. В былые дни он их знал; они уже обедали и пили вино на дежурстве, но зашли в клуб еще поесть и попить. Один из батальонов их полка стоит в Винчестере и отправляется в большую экспедицию, о которой все говорят и никто не знает, куда именно. Молодые люди проклинали судьбу свою за то, что не принадлежали к этому батальону и должны оставаться и скучать, занимая караулы в Лондоне и Кенсингтоне! Вебб имел свой полк, а между тем сдал его и поступил в тридцать-второй полк помощником полкового командира. Он тоже идет в экспедицию. Да все почти идут; и молодые люди назвали десятки аристократических фамилий, сыновья которых поступили волонтерами.

-- Теперь не то, что прежде; не ганноверцы под командой громадного принца, сказал один молодой джентльмен (родственники которого лет сорок были ториями): - теперь идут англичане, с гвардией в авангарде и под предводительством Марльборо! - Посмотрим, устоят ли против них французы? Наша армия, клянусь Георгом, непобедима!

Молодые люди потребовали еще пуншевую чашу и провозгласили несколько громогласных тостов за успех экспедиции.

Мистер Варрингтон уходит из клуба в то время, когда молодые люди уже не в состоянии следовать за ним; по дороге домой он размышляет о разговоре молодых людей, ложится спать и всю ночь думает о том же.

-- Мне надобно немного денег, сказал Гарри, глядя на брата. Лондон надоел мне страшным образом.

-- Помилуй, Гарри! Да может ли надоесть Лондон кому бы то ни было? спрашивает Джорж, имевший свои основания считать этот город лучшим местом в мире.

-- Мне первому. Я болен, я чахну в нем.

-- Верно ты поссорился с Гетти.

При этом Гарри объявляет, что намерен посетить мистера Вебба на острове Вайте.

-- Так что же, Гарри, - шкатулка с деньгами перед тобой, говорит Джорж. - Опусти руку и бери из нея, сколько хочешь. Какое чудное утро, и как свежо смотрит Бедфордский сад!

-- Благодарствуй, брат! Да благословит тебя небо!

-- Дай Бог благополучно! - и голова Джоржа снова опускается на подушку; он вынимает из под нея памятную книжку и начинает выправлять стихи, между тем как Гарри, в плаще на плечах и с маленьким чемоданом под мышкой, идет на почтовую станцию в Гольборне, откуда отправляется портсмутский дилижанс.